Глава II. Русская белая военная эмиграция во Второй мировой войне 3 страница

 

«Выступив защитницею Сербии и связав свою судьбу с судьбою славянства, Россия пошла навстречу германским планам и смело приняла брошенный ей вызов на смертный бой. Манифест Русского Царя, Его призыв русского народа на защиту родины, его обещание не слагать оружие до тех пор, пока хоть один неприятельский солдат останется на Русской Земле, – вызвали во всей стране высокий подъем патриотического энтузиазма. Ясная и родная каждому русскому гражданину идея войны – защита России и славянства – сразу сделала ее необычайно популярной во всех общественных кругах. Горячо отозвавшиеся на Монарший призыв к национальной самозащите, запасные идут в армию с бодрыми песнями и радостными криками «Ура! »». ¹²³ Для Петра Николаевича Краснова начавшееся мировая война была отличной возможностью наконец-то принять участие в настоящих боях и продемонстрировать свою храбрость. Уже в первые дни войны он отличился в боях как превосходный солдат и офицер. 4 августа 1914 года казаки под командованием Краснова отличились в бою с венгерскими гусарами у железнодорожной станции Любеч на территории Украины. «Подпустив гусар на 900 шагов, казаки ударили густыми винтовочными залпами, рассекли пулеметными очередями… Через несколько минут колонны противника растаяли, скошенные фронтальным и фланговым огнем. Лишь на правом фланге два эскадрона гусар сомкнулись со встречной казачьей лавой. И тут бой был короток: венгры потеряли только убитыми более 500 кавалеристов, в том числе обоих командиров эскадронов – Кеменя и Микеша. Общие потери казаков – 60 станичников». ¹²⁴ За победу в этом бою Краснов был удостоен Георгиевского золотого оружия. Далее Краснов делает успешную военную карьеру на фронте. Уже осенью 1914 года он получает чин генерал-майора.

 

 

Русская общественность с восторгом встречала начало Первой мировой войны, ожидая больших успехов, всемирной славы для России и легких побед над врагом. Фото из российского журнала «Нива». 1 августа 1914 года. Толпа столпилась на Дворцовой площади Санкт-Петербурга, восторженно приветствуя императора Николая II.

Февральскую революцию в России Петр Краснов встретил командующим 2-й казачьей сводной дивизией. Краснов, оставаясь представителем консервативной русской военной аристократии, без энтузиазма встретил это событие. В своих воспоминаниях он позже писал по поводу Временного правительства в России после буржуазно-демократической революции в начале 1917 года: «…Я не был поклонником Керенского… и я иду к нему…Не к Керенскому иду, иду к Родине, к Великой России, от которой отречься не могу… Родина его избрала, она пошла за ним; она не сумела найти вождя способнее, пойду помогать ему, если он за Россию…». ¹²⁵

Отношения с новой революционной армией и властью у Петра Николаевича не складывались. «4 мая 1917 года на железнодорожной станции Видибор генерал Краснов попытался восстановить дисциплину среди расположившегося рядом армейского пехотного полка. Его, на глазах казаков 16-го и 17-го донских полков, арестовала толпа пехотинцев и повела в полковой комитет. Там боевого военачальника обвинили в контрреволюции, причем обвинителем выступал казак 17-го полка Воронков, и постановили: под солдатским конвоем отправить в Минск для предания суду революционного трибунала… в Минске его конвоиры растерялись, что дало ему возможность связаться с военным комендантом вокзала, а тот уже позвонил в штаб командующего Западным фронтом генерала Гурко. По личному распоряжению последнего Краснова освободили. Но после этого случая, когда донские казаки равнодушно смотрели на арест своего командира, Краснов стал своих станичников опасаться больше, чем немцев». ¹²⁶

 

Краснов с ужасом наблюдал за разложением русской армии. Казачьи части изначально, после победы Февральской революции и издания Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов 14 марта «Приказа №1», фактически лишавшего русских офицеров власти над подчиненными им солдатами, не сильно прониклись духом анархии и вседозволенности. Однако вскоре и казаки, уставшие от продолжительной войны и тягот фронтового быта, начали пренебрегать своей военной службой. «Сначала начались митинги с вынесением самых диких резолюций, с немедленным претворением их в жизнь, потом казаки нарядились в красные банты и ленты и перестали выполнять приказы офицеров, заниматься боевой подготовкой. В итоге станичники предали самое святое дело для каждого кубанца. Они перестали чистить и регулярно кормить своих боевых коней, выращенных в родных станицах, на которых покинули отчий дом, на которых воевали три года». ¹²⁷

 

В такой ситуации Петру Краснову пришлось признать, наверное, один из самых страшных фактов в своей жизни: «Смерть казалась желанной… ведь рухнуло все, чему я молился, во что верил, что любил в течение пятидесяти лет – погибла армия! ». ¹²⁸

 

В ходе Корниловского путча в августе-сентябре 1917 года генерал Краснов был арестован в Пскове. Туда он прибыл для того, чтобы возглавить по приказу генерала Лавра Георгиевича Корнилова 3-й конный корпус. Этот корпус Краснов, по договоренности с Корниловым, должен был использовать для занятия Петрограда. ¹²⁹ Однако выполнить возложенную на него миссию Краснов так и не смог. На два дня он был заточен в городской тюрьме. К тому времени Корниловский путч был подавлен.

 

После столь короткого тюремного заключения, Краснов возненавидел Временное правительство в революционной России еще больше. «Освобождение принесло новое открытие – в России теперь республика! Керенский, который теперь стал и Верховным Главнокомандующим (не служив в армии и дня), взял и объявил, что с 1 сентября в России вводится республиканский строй. То, что никто всерьез и громко не возмутился таким самоуправством, не указал, что подобное решение может принять только Учредительное Собрание, выборы которого никто не отменял – доказывало только то, что всем уже было наплевать на Керенского, и на Учредительное Собрание, и на форму государственного устройства. Объяви Керенский себя хоть султаном, а страну «Великим Каганатом» – никто бы не чихнул». ¹³⁰

 

После освобождения из тюрьмы, Краснов все же получил в командование 3-й конный корпус. До сентября 1917 года кавалерийский корпус Краснова продолжал оставаться в Пскове. Однако политическая обстановка в революционной России в то время начала снова стремительно меняться. Председатель Временного Правительства России и верховный главнокомандующий Александр Керенский начал опасаться военного мятежа в столице со стороны левых сил, а, именно, большевиков. Чтобы обезопасить себя, а также и без того хрупкий республиканский строй, установившийся в то время в России, Керенский приказал генералу Краснову и его казачьему корпусу занять оборонительные позиции возле Петрограда (Санкт-Петербурга революционных лет). Однако Керенский не просто позвал Краснова на помощь, но сделал это под предлогом защиты столицы России от наступающей немецкой армии. «3 сентября 1917 года Военный министр Временного Правительства генерал Верховский срочно вызвал его в Петроград и огорошил сообщением. Немцы готовят наступление на столицу «республики», а посему требуется срочно сосредоточить части конного корпуса в районе Павловск – Редкое-Кузьмино – Пулково – Гатчина – Ораниенбаум – Старый Петергоф». ¹³¹ Таким образом, глава республиканского правительства России вверял безопасность столицы государства в руки тому самому генералу, который совсем недавно принимал участие в заговоре против этого самого правительства. Генерал Краснов позже сам упоминал об этом интересном факте в своих воспоминаниях: «почуял [Александр Керенский, прим. автора] более сильную опасность с лева – со стороны большевиков… Как странно это было, но за первою помощью Керенский обратился к тому самому… корпусу, который шел арестовать его». ¹³²

 

Петр Николаевич выполнил распоряжение главы Временного Правительства, расположив свой конный корпус возле Петрограда. Предлогом для столь сложного приказа со стороны правительства было то, что Керенский и его министры опасались не только мятежа со стороны левых сил, но также и со стороны консервативных военных. Возможно, у Краснова и были мысли о насильственном свержении демократического правительства в Петрограде с помощью своих казаков и столичных юнкеров, однако этот генерал оставался преданным своему военному долгу перед воюющей страной, нежели сиюминутным политическим выгодам. «Поднять корпус по тревоге и двинуть на Петроград! К вечеру, с помощью юнкеров военных училищ, он будет хозяином положения в столице…

 

Ну, а потом что? Получается, что он, постоянно убеждая казаков исполнять распоряжения Военного министерства Временного правительства, сам поднял их на мятеж? Это во-первых. А во-вторых, Краснов, окончив «политическую начальную школу» в камере псковской тюрьмы, понял, что армия – это лишь инструмент политики, но не цель… Нет, роль Лжедмитрия не для него. Воинский долг и присяга превыше всего! ». ¹³³ Правительство в Петрограде довольно быстро осознало всю ту опасность, которую представляло воинство Петра Краснова, стоявшее у ворот столицы России. Поэтому тамошние политики приняли разумное, по их мнению, решение: рассредоточить корпус Краснова между городами Ревель (Таллин) и Псковом. Данное решение вывело Петра Николаевича из себя. Его мысли в тот момент неплохо воспроизвел биограф великого генерала: «Штабные теоретики! Привыкли двигать корпуса и дивизии на картах, как фишки в детской настольной игре! Что вам люди?! Легко представить, что, как только части корпуса рассыплются порознь, рассеются на территории северо-запада, они мгновенно потеряют свою боевую силу. Он с такой беспощадностью гнал всех революционных агитаторов из расположения корпуса, с таким трудом восстановил и поддерживал дисциплину! Пока корпус «сжат» в один ударный «кулак» – он непреступен для революционной пропаганды, как свернувшийся еж для атакующей гадюки. А «разожмешь» его – полки и эскадроны станут легкой добычей демагогов Совета «рачьих и собачьих» (пардон! ) рабочих и солдатских депутатов». ¹³⁴Приказ рассредоточить корпус, расположенный близ Петрограда Краснов получил 3 октября, а 15-го октября непосредственно при нем оставалось всего несколько полков: «… Приморский и Драгунский кавалерийские полки, 1-й Амурский, 9-й и 10-й Донские казачьи полки и три конные казачьи четырехорудийные батареи». ¹³⁵ С этими соединениями Краснов отбыл в город Остров под Псковом, ожидать дальнейшего развития событий в столице и в стране. Там же его и настигла новость о свершившемся в Петрограде вооруженном восстании под руководством большевиков. Для генерала это событие не стало таким уж неожиданным фактом. Он ожидал чего-то подобного от бандитов-большевиков уже давно. Ранее, «Стремясь противодействовать подготовке большевиков к вооруженному выступлению, П. Н. Краснов через командующего войсками Петроградского военного округа подал председателю Временного правительства А. Ф. Керенскому рапорт с предложением создать сильную конную группировку из надежных, не затронутых революционной пропагандой казачьих и кавалерийских частей, с бронеавтомобилями и сильной артиллерией». ¹³⁶ Однако демократическое правительство Керенского в свое время шутливо проигнорировало предостережение Петра Николаевича: «Указанный рапорт П. Н. Краснова был передан А. Ф. Керенскому, а от него… к лидерам большевиков и в газеты! ». ¹³⁷Вероятно, русские демократы начала XX века совершенно забыли про тот факт, что демократический политический строй, как и любой другой, нуждается в сильной военной и полицейской защите от посягательств на него со стороны всевозможных радикалов.

 

Петр Николаевич Краснов стал первым русским офицером, который в те страшные ноябрьские дни 1917 года выступил против большевистской хунты в Петрограде. 9 ноября 1917 года он, по приказу действующего главы правительства России А. Ф. Керенского, направил на столицу свои кавалерийские казачьи части, чтобы восстановить в стране законный государственный строй. 9 ноября казаки Краснова захватывают Гатчину, а 10 ноября, на следующий день, берут Царское Село. При этом в подчинении генерала при штурме ближайших подступов к столице было менее 700 человек. ¹³⁸ Однако успешное наступление корпуса генерала Краснова на Петроград было остановлено «красными» возле Пулковских высот. Причиной тому было отсутствие подкреплений и недостаточное количество вооружения у казаков. Да и сами, пока еще остававшиеся верными присяге, казаки воевали с большой неохотой. «Наступательный дух упал окончательно. Глядя на казаков, угрюмо бинтовавших раны и молчаливо оправляющих своих коней, Краснов понял: ни о каком наступлении больше не может быть и речи». ¹³⁹ После поражения при Пулковских высотах, Краснов и его казаки были вынуждены оставить Царское Село и отступить к Гатчине. Здесь, в гатчинском дворце, генерал был вынужден запросить перемирия у своих врагов. Ожидая своей дальнейшей участи, он взял под свою охрану Александра Керенского, выдачи которого активно добивались большевики. Вскоре в Гатчине появились и агитаторы от большевиков, которые стали брататься с казаками и уговаривать их выдать Керенского и своих генералов. Для генерала Краснова этот период стал одним из самых неприятных воспоминаний в его жизни. «Что-то гнусное творилось кругом. Пахло гадким предательством. Большевистская зараза только тронула казаков, как уже были утеряны ими все понятия права и чести». ¹⁴⁰

 

Александру Федоровичу Керенскому, последнему правителю демократической революционной России, генерал Краснов помог покинуть гатчинский дворец и уйти из города. Оставаться здесь для бывшего главы Временного Правительства было небезопасно. Его в любой момент могли захватить большевистские посланцы, или выдать большевикам сами казаки, вышедшие из-под контроля генерала Краснова. Сам генерал был взят в плен «красными», прибывшими из Петрограда в Гатчину, 15 ноября 1917 года. Его арест происходил без лишних эмоций и почти тайно, так как представители большевиков опасались ярости казаков, когда те узнают о том, что их командующий арестован: «Спор о моем аресте был исчерпан, но множество вопросов было еще не решено и ко мне в комнату пришел Дыбенко и подпоручик одного из гвардейских полков Тарасов-Родионов, человек лет тридцати с университетским значком.

 

– Генерал, – сказал Тарасов, мы просим вас завтра поехать со мной в Смольный для переговоров. Надо решить, что делать с казаками.

 

– Это скрытый арест? – спросил я [Краснов. прим. автора].

 

– Даю вам честное слово, что нет, – сказал Тарасов.

 

– Я ручаюсь вам, генерал, – сказал Дыбенко, что вас никто не тронет. В 10 часов вы будете в Смольном, а в 11 мы вернем вас обратно». ¹⁴¹

 

Почему генерала Петра Краснова в штабе большевиков в Петрограде не расстреляли, а отпустили под домашний арест, для многих историков остается тайной. Есть даже довольно запутанные версии по поводу этого чудесного спасения. Например, исследователь Александр Смирнов считает, что генерала Краснова большевики обманным путем заставили спасти от расправы Керенского, который состоял с ними в сговоре с целью развала российской государственности, а затем, в благодарность за выполненную работу, отпустили генерала из своей ставки живым: «Разгадка может быть проста. Краснов, фактически, не ведая того сам, выполнил тайную часть плана спасения Керенского, что было задачей новых хозяев Смольного. Минимум сутки тот был во власти генерала, а он не допустил над ним расправы ни казачьей, ни матросской. За что и был также помилован и препровожден под нежный домашний арест – на квартиру, что находилась в доме № 23 по Офицерской улице, угол Спасского переулка». ¹⁴²

Однако эта версия выглядит слишком громоздко и запутанно. Гораздо более простое и понятное объяснение своему «освобождению» дал сам генерал Краснов. По словам генерала, большевики во время его присутствия в Смольном были не уверены в своих силах, опасались ярости казаков и их оружия, потому они и решили отпустить своего недавнего противника с миром.

 

«– Скажите, ваше превосходительство, – обратился ко мне Крыленко, – вы не имеете сведений о Каледине? Правда, он под Москвой?

 

А вот оно что! – подумал я. – Вы еще не сильны. Мы еще не побеждены. Поборемся.

 

– Не знаю, – сказал я с многозначительным видом. – Каледин мой большой друг… Но я не думаю, чтобы у него были причины спешить сюда. Особенно, если вы не тронете и хорошо обойдетесь с казаками.

 

Я знал, что на Дону Каледин едва держался и по личному опыту знал, что поднять казаков невозможно.

 

– Имейте в виду, прапорщик, – сказал я, – что вы обещали меня отпустить через час, а держите целые сутки. Это может возмутить казаков.

 

– Отпустить вас мы не можем, – как бы про себя, сказал Крыленко, – но и держать вас здесь негде. У вас здесь есть кто-либо, у кого вы могли бы поселиться, пока выяснится ваше дело.

 

– У меня здесь есть квартира на Офицерской улице, – сказал я.

 

– Хорошо. Мы вас отправим на вашу квартиру, но раньше я поговорю с вашим начальником штаба». ¹⁴³

 

Таким образом, Петр Николаевич был отпущен на свою квартиру под домашний арест. Большевики в 1917 году не смогли, не решились, расправиться с ним. Но свою трусость и нерешительность тогда большевики несколько позже превратили в акт милосердия, публично заявив, что генерал Краснов был отпущен из Смольного под «честное слово» – больше никогда против них не воевать. «… Ленин лично руководил разгромом антисоветского мятежа. Его непреклонная твердость и спокойная уверенность в победе вдохновляли и сплачивали массы. Враг был разбит. Краснов был взят в плен и дал «честное слово», что прекратит борьбу против Советской власти. Под это «честное слово» он был отпущен…». ¹⁴⁴

 

Домашний арест Петра Краснова, как уже упоминалось выше, был довольно мягок. Вместе с Красновым в его квартире на Офицерской улице (ныне Улица Декабристов в Санкт-Петербурге) жили его ближайшие военные компаньоны: начальник штаба его казачьего корпуса, полковник Александр Прокофьевич Попов и есаул Коршунов. Вскоре в квартиру прибыла и жена генерала – Лидия Федоровна. Несмотря на сносные условия содержания под арестом в своей квартире, Краснов все же, и не безосновательно, опасался за свою жизнь, и за судьбу тех людей, которые остались у него в подчинении.

 

 

 

Дом № 23 по Офицерской улице (ныне улица Декабристов), где в 1917 году располагалась квартира Петра Николаевича Краснова. Именно в этом доме находилась «тюрьма» генерала, она же его квартира.

Несмотря на установленный «мир» с большевиками, Краснов не доверял «красным» вождям. Он знал, что рано или поздно они придут убить его. Именно это и попытались сделать большевистские правители в Петрограде. 20 ноября в квартиру Краснова прибыли «красные» моряки, которые люто ненавидели всех «царских» генералов. Этим людям было доверено охранять генерала Краснова, но вместо этого моряки намеревались попросту разделаться с ним. Однако генерал был заранее предупрежден о готовящемся убийстве, и поэтому успел покинуть свое жилище, а также и Петроград, до прихода карателей:

 

«В дверь робко постучали. Вошел рослый унтер Гвардейского флотского экипажа, начальник караула несшего охрану квартиры арестантов. Революция революцией, а в струнку тянется старый служака перед начальством, ладонь у виска.

– Виноват, Ваше Превосходительство! Но только счас нарочный из Смольного прибыл. Сменяют нас на матросов 18-го флотского экипажа.

– И что с того? – спокойно спросил Коршунов.

– А то, что дюже злы морячки из восемнадцатого на генерала. Говорят, либо стрельнем ночью, либо заколем.

– Что ж, значит, ночью уйду, – согласился Петр Николаевич». ¹⁴⁵

Из объятого пламенем красного террора Петрограда генерал Краснов вместе со своей супругой и адъютантами выехал в Новгород. Там автомобиль, в котором следовал бывший царский генерал со своей свитой, был заправлен топливом и направился дальше. Конечной целью Краснова был город Великие Луки. Здесь расположились полки 10-го Донского полка. Именно под защиту своих любимых казаков и рассчитывал попасть Петр Николаевич.

 

Однако его ждал очередной страшный удар от горькой судьбы. Казаки встретили своего бывшего военачальника весьма холодно, а также отказались взять генерала и сопровождавших его людей под свою охрану, мотивируя свой отказ опасениями за свои собственные жизни. Для Краснова это стало очень сильной обидой, оставившей в нем душевную рану на всю жизнь. «Казаки этого полка были мною воспитаны, они со мною вместе были в боях, мы жили тесною, дружескую жизнью. Кому-то из моих адъютантов пришло в голову, что самое безопасное будет, если я поеду с ними на Дон и он пошел в полк переговорить об этом.

Казаки отказались взять меня, потому что это было для них опасно.

Не то огорчило меня, что они не взяли меня. Я бы все равно не поехал, потому что долг мой перед корпусом не был выполнен, мне надо было его собрать и отправить к Каледину, а огорчил мотив отказа – трусость.

Яд большевизма вошел в сердца людей моего полка, который я считал лучшим, наиболее мне верным, чего же я мог ждать от остальных? ». ¹⁴⁶

В Великих Луках Петр Краснов пробыл до конца января 1918 года. Здесь он занимался переброской полков его казачьего корпуса на Дон, под руководство Войскового Атамана Каледина. Но казаки, подчиненные Краснову, стремились попасть на Дон не ради создания там новой, вместо полностью уничтоженной Императорской армии, вооруженной силы для борьбы с нелегальным большевистским режимом. Они просто ехали домой. Воевать никто больше не хотел. Россия полностью потеряла свои вооруженные силы, а заодно и свою государственность. Это прекрасно понимал Петр Краснов. «Все неудержимо хлынуло на Дон. Не к Каледину, чтобы сражаться против большевиков, отстаивая свободу Дона, а домой в свои станицы, чтобы ничего не делать и отдыхать не чувствуя и не понимая страшного позора нации.

…Это было тоже дезертирство с фронта, которое охватило пехоту, но пехота бежала беспорядочно, толпами, а это было организованное дезертирство, где люди ехали сотнями, со своими офицерами в полном порядке, но не все ли равно – они ехали домой, ехали с фронта, покидая позиции, они были дезертирами». ¹⁴⁷

 

После завершения всех дел, связанных с переброской своего корпуса на Дон, Петр Николаевич также решил отправиться на юг России, подальше от ненавистного ему нового политического режима. В то время на территории Области Войска Донского действовало независимое Донское правительство под руководством Войскового Атамана Алексея Максимовича Каледина (1861—1918). Каледин объявил независимость Дона от правительства в Петрограде, а также призвал местное население к борьбе против большевиков и созданию нового, законного всероссийского правительства. ¹⁴⁸ Добраться до Дона Петру Николаевичу стоило больших усилий. Едва он прибыл вместе со своей супругой в Царицын (ныне Волгоград), как тут же получил информацию о том, что по всему городу его разыскивают большевистские банды, чтобы подвергнуть аресту, а, может быть, и скорейшей расправе: «Я приговорен к смертной казне, мои портреты, найденные в вещах моей жены, посланы по всем станциям от Царицына до Пятигорска, чтобы искать меня. По всему городу ходят солдаты и красногвардейцы, разыскивая меня, так как есть сведения, что я в Царицыне». ¹⁴⁹

 

Используя поддельные документы, которые ему предоставили соратники, Краснов все же сумел обойти все большевистские патрули и избежать неминуемой гибели. Когда Краснов достиг территории Войска Донского, его постигла очередная страшная новость. 11 февраля 1918 года застрелился Войсковой Атаман Каледин, не сумевший пережить массовую поддержку донским казачеством власти большевиков. Генералу Краснову было нелегко пережить гибель столь достойного офицера. О его гибели он вспоминал с большой горечью:

«А вчера, слышно, Каледин застрелился!..

– Как застрелился? – говорю я.

 

 

Офицер русской императорской армии Петр Николаевич Краснов.

 

 

 

На параде.

 

– Так точно. Сегодня похоронили…

Я не могу больше говорить. Первый раз нервы изменяют мне. Я выхожу на улицу и долго мы ходим вдвоем с женой по узкой тропинке по берегу Дона». ¹⁵⁰

 

Новым Войсковым Атаманом стал Анатолий Михайлович Назаров (1876 – 1918). Именно в партнерстве с ним и пришлось генералу Краснову продолжать свою борьбу против большевиков. После короткой беседы с новым атаманом, Краснов принял решение начать агитацию среди донских казаков для того, чтобы они вступали в «народную армию» для борьбы против большевиков. Вскоре после встречи с Войсковым Атаманом, Краснов отправился выполнять свою миссию. Его отъезд из штаба Назарова в Новочеркасске оказался весьма своевременным. На следующий день донская Красная Гвардия заняла город и учинила расправу над Назаровым и его приближенными. «Ее командир, бывший войсковой старшина, не стал церемониться с ультиматумами. Прорвался в атаманский дворец и сорвал генеральские погоны с Назарова. Через несколько минут во дворе раздался винтовочный залп. Назаров атаманствовал пять дней и был расстрелян без суда и следствия». ¹⁵¹ На территории Дона была образована «Донская Советская Республика» (ДСР) во главе с очень неприятным субъектом, председателем Совнаркома ДСР Федором Подтелковым (1886 – 1918).

 

Что же касается Петра Николаевича Краснова, то его опять ждало бегство от «красных» и игра «в прядки» со смертью. После того, как на Дону установилась власть большевиков, Краснов срочно вернулся обратно в Царицын. Здесь он скрывался под вымышленным именем в доме офицерской жены – Марии Тимофеевны Чумаковой. В период своего изгнания Краснов регулярно получал от своих сторонников большевистскую и антибольшевистскую прессу, знакомился с последними новостями, поступавшими из разных уголков разваливающейся империи. К этому времени, от бывшей Российской империи откололись Финляндия, Эстония, Украина, Латвия, Литва, Беларусь. Для бывшего генерала Императорской армии, Петра Краснова, развал некогда могущественной империи, которой он преданно служил на протяжении многих лет, был большой трагедией. Еще больше генерала огорчало то, что в развале этой империи принимали участие бывшие царские генералы: генерал-лейтенант Карл Маннергейм в Финляндии, генерал-майор Людиан Желиговский в Литве, генерал-лейтенант Довбор-Мусницкий в Беларуси и т. д. Свои царьки появлялись и на территории еще сохранявшейся России. «В Закавказье, по всей Сибири и Приморье, на Севере, в Средней Азии – всюду бывших царских генералов и подполковников охватила эпидемия «главкомов», «военных министров», и даже «президентов». ¹⁵²

 

Тем временем, ситуация на территории Донской области кардинально меняется. Армия кайзеровской Германии начала наступление на южные территории бывшей Российской империи. Ею были заняты крупнейшие железнодорожные узлы Украины, а, вскоре, немецкая кавалерия вошла в Таганрог и Ростов. Это наступление немцев «удачно» совпало с началом массовых народных восстаний в «Донской Советской Республике». Причиной народного бунта стала ужасающая политика большевистских властей. Они не только развязали в этом регионе бессмысленный и кровожадный террор, но и своими продовольственными реквизициями, ради «нужд фронта», довели местное население до фактического голода.

 

В 1923 году в Германии вышла в свет книга русского историка Сергея Петровича Мельгунова (1879 – 1956) – «Красный террор в России». В ней известный ученый-историк, на основе весомых источников, описал весь тот ужас бесконечных убийств и издевательств, который творился большевиками в России в самом начале их правления. Волна «красного террора», прокатившаяся по России, особенно сильно задела юг страны. Мельгунов в своем исследовательском труде дает вполне развернутое описание террористической деятельности большевиков на Дону и Кубани в годы Гражданской войны. Здесь можно привести небольшие отрывки из книги Мельгунова, рассказывающие о том, что происходило в южных городах России, с приходом в них большевиков:

 

«В ночь на 18 января 1918 года в городе Таганроге началось выступление большевиков, состоявших из проникших в город частей красной армии Сиверса…

 

…Офицеров, юнкеров и вообще всех, выступавших с ними и сочувствовавших им, большевики ловили по городу и или тут же на улицах расстреливали, или отправляли на один из заводов, где их ожидала та же участь.

 

…Не были пощажены раненые и больные. Большевики врывались в лазареты и, найдя там раненого офицера или юнкера, выволакивали его на улицу и зачастую тут же расстреливали его. Но смерти противника им было мало. Над умирающими и трупами еще всячески глумились…

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: