Трансцендентная физика

Как уже отмечалось в прошлом месяце, всемирно известная книга профессора Цёльнера[69] об экспериментальных исследованиях в области теории четвертого измерения, проводившихся при помощи американского медиума д-ра Генри Слейда[70], является самой ценной из всех, когда-либо написанных о медиумических феноменах. Современный спиритуализм наплодил книг чуть ли не столько же, сколько сельдь – икры; изо всей этой массы некоторые могли бы не появляться и вовсе. Но время от времени исследования данной области производят на свет такую работу, которая вносит в прогресс науки несомненный вклад. Книга профессора Цёльнера именно такого рода. Это отчет о нескольких сеансах с одним из необычайно одаренных " медиумов" нашего времени.

Кажется, что Слейд окружен аурой, или магнетической атмосферой, способной насыщать соседние предметы до такой степени, что они могут дезинтегрироваться и реинтегрироваться по капризу некой разумной силы, которая слышит, соглашается, желает и исполняет. Он воображает, что это парящая душа его покойной жены, которая, однако, тут же уступает место другим " духам", дабы они писали свои собственные послания своим собственным (живущим) друзьям на их родных языках – языках, которых ни Слейд, ни его жена никогда не знали. Большинство медиумов производят один или два вида феноменов, присущих только им. Так, Вильям Эдди вызывает движущиеся, а иногда и говорящие образы почивших людей; мадам Тэйер[71] из Америки и мадам Гаппи-Волкманн из Англии создают ливень цветов; Дэвенпорты демонстрируют из окна своего шкафа отделенные от туловища руки, а также летающие по воздуху музыкальные инструменты; Фостер пишет имена кровью, сочащейся из-под кожи его руки, и выбирает те же самые имена из множества списков, разбросанных по столу, и так далее.

Главный конек Слейда – автоматическое письмо на грифельной доске, при соблюдении идеальных контрольных условий эксперимента; иногда он может быть духовидцем, вызывать появление парообразных фигур в комнате; под наблюдением профессора Цёльнера он произвел серию ранее неизвестных, удивительнейших феноменов, демонстрирующих прохождение материи сквозь материю. Этот лейпцигский savant, следует заметить – один из самых выдающихся астрономов и физиков. Он также и серьезный метафизик, друг и сотоварищ ярчайших современных умов Германии. Давно уже он предположил, что помимо длины, ширины и высоты, может существовать четвертое измерение пространства, а если это так, то, значит, существует другой мир бытия, отличный от нашего трехмерного мира, со своими собственными обитателями, приспособленными к четырехмерным законам и условиям так же, как мы – к нашим трехмерным. Он был не первым, кто выдвинул эту теорию; Кант, а позднее Гаусс[72] – геометр-метафизик – высказывали вероятность его существования. Но поскольку экспериментальные доказательства отсутствовали, эта теория оставалась чисто интеллектуальным умозрением, пока Цёльнер не разрешил эту проблему и не убедил своих величайших коллег – Вебера, Фехнера и Шайбнера[73].

Публикация сих экспериментов вызвала огромный интерес в мире науки, и дискуссии между партиями прогрессивных и консервативных мыслителей проходят очень активно и даже яростно. Рамки данной статьи не позволяют нам рассмотреть книгу профессора Цёльнера подробно, и поскольку она должна иметься в библиотеке каждого, кто претендует на разумный подход к вопросам Силы, Материи и Духа, читателю предоставляется возможность самому отыскать на ее страницах то, что составляет суть ее прекрасного содержания.

Итак, факты вкратце таковы. Цёльнер начал со следующего предположения: если допустить, в рамках гипотезы, существование четырехмерного пространства с его четырехмерными обитателями, то эти последние, вероятно, могли бы проделать простой эксперимент – завязать тугие узлы на веревочном кольце. Ибо четвертым измерением пространства – или, лучше сказать, четвертым свойством материи – должна быть всепроницаемость. Итак, когда он узнал, что медиум Слейд приезжает в Лейпциг, он взял веревку, соединил ее концы, запечатал их воском и поставил на нем собственную печать. Когда пришел Слейд, профессор, при ярком дневном освещении, сел вместе с ним за стол; их четыре руки лежали на столе, ноги Слейда были видны; большими пальцами профессор придерживал веревку с запечатанными концами, а петля ее свисала вниз, покоясь на его коленях. Медиум Слейд впервые слышал о такого рода эксперименте – никто еще не проводил его ни с одним медиумом. Через несколько секунд профессор почувствовал слабое движение веревки – до которой никто не дотрагивался – и, взглянув на нее, к своему удивлению и радости, обнаружил, что его желание исполнено. Только вместо одного узла, на его веревке было завязано целых четыре.

Для ученого подобного ему данный результат, хотя и менее сенсационный, нежели сотни медиумических феноменов, был столь же убедительным и важным доказательством теории четырехмерного пространства, как падение яблока для Ньютона – подтверждением его бессмертной теории тяготения.

Это был наглядный пример прохождения материи сквозь материю, короче говоря, краеугольный камень всей системы космической философии. Он часто повторял этот эксперимент в присутствии нескольких свидетелей. Для следующего своего опыта он вырезал два кольца из цельных кусков дерева различных пород – одно из дуба, другое из черной ольхи – и подвесил их к веревке из кетгута[74]. Он также повесил на нее кольцо, вырезанное из мочевого пузыря. Затем он запечатал оба конца веревки, как в предыдущем эксперименте, и так же, как и тогда, придерживал печать двумя большими пальцами на столе, а петля с двумя деревянными кольцами и кольцом из мочевого пузыря свисала к его коленям. Слейд и профессор сидели по обе стороны стола – опять при ярком дневном свете – их руки были на виду, профессору также были видны ноги медиума. Неподалеку от другого конца стола стоял небольшой круглый столик (индийский чайный столик), от центральной массивной опоры которого, плотно прикрепленной к верху стола, разветвлялись три ножки. По прошествии нескольких минут у круглого столика послышался глухой звук, будто дерево стучало о дерево, и звук этот повторился трижды. Они встали со своих мест и оглянулись вокруг; деревянные кольца с веревки из кетгута исчезли, а сама веревка была завязана в два слабых узла, сквозь которые свисало, абсолютно неповрежденное, кольцо из мочевого пузыря. Но где же были два деревянных кольца? Они обвивали массивную опору круглого столика, ничуть не нарушая ни целостности своих волокон, ни волокон опоры! Это было самое убедительное, неоспоримое доказательство того, что материя могла проходить сквозь материю – короче говоря, того, что для профанов было " чудом".

Во время тридцати сеансов профессора Цёльнера со Слейдом было получено множество подобных феноменов. Среди них – извлечение монет из герметично закрытой коробки и их проникновение сквозь стол на грифельную доску, прикрепленную к внутренней стороне стола; два обломка грифельного карандаша, в начале эксперимента положенные на грифельную доску, по окончании оного были найдены в закрытой коробке. Опять-таки, два кольца из мягкой кожи, лежавшие на столе под руками профессора Цёльнера, отдельно друг от друга, вдруг тесно переплелись между собою прямо под его руками, не повредив ни печати, ни волокон кожи. Книга, снятая с библиотечной полки и положенная на грифельную доску, часть которой Слейд держал под кромкой стола, исчезла, но после того, как экспериментаторы минут пять тщетно искали ее по всей комнате и затем вновь уселись за стол, она с грохотом свалилась на стол прямо с потолка. В комнате было светло, сеанс проводился в восемь часов утра, и книга упала со стороны, прямо противоположной той, где сидел Слейд, так что ни одна человеческая рука не могла ее бросить. Упомянутый нами ранее круглый столик, до которого никто не дотрагивался, начал медленно раскачиваться. О том, что случилось в дальнейшем, предоставим д-ру Цёльнеру рассказать самому:

" Вскоре его раскачивания усилились, и столик, приблизившись к карточному столу, улегся под ним, обратив ко мне свои три ножки. Ни я, ни, казалось, мистер Слейд, не знали, что случится дальше[75], поскольку в течение целой минуты ничего не происходило. Слейд уже собирался взять грифельную доску и карандаш, чтобы спросить своих " духов", стоит ли нам ожидать чего-то еще, как мне захотелось поближе взглянуть на круглый столик, лежавший, как я полагал, под карточным столом. К своему величайшему изумлению, мы обнаружили, что под карточным столом ничего не было, и нигде в комнате мы не могли найти этого столика, который еще минуту назад был вполне осязаем для нас. В предвкушении его появления мы вновь уселись за карточный стол, Слейд сел рядом со мною, на углу, противоположном тому, где прежде стоял круглый столик. Мы, должно быть, сидели минут пять или шесть в напряженном ожидании дальнейших событий, как вдруг Слейд опять заявил, что видит в воздухе огоньки. Хотя я, как обычно, ничего подобного разглядеть не мог, все же я непроизвольно повернулся в ту сторону, куда смотрел Слейд; все это время наши руки, одна поверх другой (uber-einander liegend), лежали на столе, а под столом моя левая нога почти все время касалась правой ноги Слейда во всю ее длину, что было вовсе не умыслом, а следствием тесного соседства за одним столом. Глядя вверх взволнованно и удивленно и озираясь по сторонам, Слейд спросил меня, не вижу ли я больших огоньков. Я ответил, что абсолютно ничего не вижу; но когда я повернул голову, следя за взглядом Слейда, направленным на потолок за моею спиной, то вдруг заметил, примерно на высоте пяти футов от пола, доселе невидимый столик, с перевернутыми кверху ножками, который быстро падал на карточный стол. Хотя мы непроизвольно увернулись, Слейд налево, я направо, во избежание удара от падающего стола, тем не менее, прежде чем круглый столик приземлился поверх карточного стола, нас обоих так сильно ударило по голове, что я чувствовал боль еще спустя четыре часа после того, как это случилось, а произошло это в половине двенадцатого" [76].

Англо-говорящая публика в долгу перед м-ром Мэсси за то, что он сделал перевод и комментарий немецкого издания книги д-ра Цёльнера. Задача, возложенная им на себя, всецело бескорыстная (он не извлек никакой денежной выгоды), была тем труднее, что немецкий язык он изучил самостоятельно, и его удачное изложение данного труда тем паче достойно восхищения. В предисловии, занимающим около сорока страниц, м-р Мэсси представляет нам несколько лиц, принимавших участие в достопамятных лейпцигских экспериментах, и показывает их добросовестность и правдивость; а в приложении, занимающем двадцатью страницами больше, он очень ясно излагает проблему обеих сторон утверждения, а именно: доказательство, дабы быть принятым, должно быть пропорционально вероятности или невероятности того факта, который требуется доказать.

Может быть, нашим читателям и публике в целом будет интересно узнать об обстоятельствах, сделавших возможным приезд мистера Слейда в Европу в 1877 году, давший такие поразительные результаты. Зимою 1876/77 года профессора Императорского Университета в Санкт-Петербурге решили – под давлением августейшей особы – организовать комиссию по проведению научных исследований медиумических феноменов. Оказать в этом помощь попросили достопочтенного Александра Аксакова[77] – русского императорского советника, ныне члена Теософского Общества, давно уже изучавшего сей предмет. Вот почему он обратился к полковнику Олькотту и редактору данного журнала, находившимся в это время в Америке, с просьбой отобрать из лучших американских медиумов того, кого они могли бы порекомендовать Комиссии. В результате тщательного поиска выбор пал на мистера Слейда – по следующим причинам: (1) все его феномены происходили при ярком дневном свете; (2) они были такого свойства, что могли бы убедить ученых мужей в реальном присутствии некой силы, а также в отсутствии шарлатанства и ловкости рук; (3) Слейд охотно соглашался на любые разумные контрольные условия опытов и предлагал помощь в проведении научных экспериментов – он был достаточно умен, чтобы оценить их важность. Итак, после того, как в течение трех месяцев он был объектом исследований Специального Комитета, состоящего из наших членов, специально отобранных президентом Олькоттом среди скептиков нашего Общества, Комитет дал положительные отзывы, и господину Аксакову было рекомендовано пригласить Слейда. Через некоторое время наш выбор был утвержден, деньги, необходимые для оплаты проезда Слейда, высланы и медиум смог отплыть из Нью-Йорка в Россию, через Англию. Его последующие приключения, включая арест и суд по злостному обвинению в мошенничестве в Лондоне, освобождение и триумфальная реабилитация его психических способностей в Лейпциге и других европейских столицах – всем хорошо известны. Не будет преувеличением сказать, что в данном конкретном случае содействие Теософского Общества оказало на взаимосвязь точной науки с психологическим исследованием такое влияние, которое не утратит своего значения еще многие годы. Слейд не только был первоначально избран теософами для участия в европейском эксперименте и отправлен за границу, но на суде в Лондоне его также защищал теософ-адвокат – мистер Мэсси; в Санкт-Петербурге господин Аксаков, другой теософ, взял его под свою опеку; и сейчас мистер Мэсси оставляет будущим поколениям английских читателей подробнейший рассказ о замечательных психических способностях Генри Слейда.