 |
Сказкотерапия как направление современной практической психологии 4 глава
|
|
|
|
Все выше и выше летели они, держась за руки. Наконец, она тихо высвободила свою руку.
— Тебе пора возвращаться, а мне лететь еще долго.
Он хотел последовать за ней, но силы его подходили к концу. Он не мог подниматься выше. Леди Астор стала удаляться, пока не превратилась в точку, которая растворилась в солнечных лучах.
Он потерял сознание…
С удивлением Ирроль вновь обнаружил себя у замка. Высокий рыцарь с седыми волосами и бородой тряс его за плечо.
— Наконец-то ты вернулся. Где ты так долго пропадал? Видит небо, я не перестану раскаиваться в том, что посвятил тебя в оруженосцы. Дела призывают меня ко двору государя, и тебе надлежит остаться при моей дочери. Служи ей, пока меня не будет, и помни — от тебя зависит, чтобы ты стал рыцарем!
Вне себя от удивления, двинулся Ирроль к воротам знакомого замка. Была весна, и бесчисленные россыпи цветов струили нежнейшие ароматы. Навстречу ему, танцуя, выскользнула девушка с лицом цветка и глазами оленя. И снова ему пришлось пережить кусок короткой, но яркой жизни, скорее похожей на сновидение.
Девушку звали Элейн, и она была единственной дочерью старого крестоносца. К великому огорчению отца и окружающих людей, девушка с детских лет проявляла странности, которые заставляли предполагать в ней безумие. Она постоянно искала какого-то принца, который то ли пригрезился ей во сне, то ли однажды случайно повстречался на пути. Природа одарила Элейн удивительной способностью к танцам. Чуть ли не круглый день звучала в замке музыка, и девушка, меняя наряды, танцевала. Во всех комнатах были расставлены многочисленные зеркала, отражавшие ее, и всегда казалось, что замок наполнен танцующими людьми. Прихоти хозяйки разделяли интерьеры: стены замка украшали рисунки и гобелены с изображениями праздников и танцев.
|
|
|
— Не ты ли мой принц? — первое, что спросила Элейн у Ирроля, встретив его. Он молчал, и она улыбнулась ему.
— Благодарю, что не говоришь мне «нет», как делают обычно все, кто меня окружает. Нельзя отбирать чужую надежду, если ты ее не знаешь.
Через несколько дней в замке ожидался праздник, который решили отметить маскарадом. Съезжались музыканты, артисты, гости.
Элейн не знала ни минуты покоя, и Ирроль с тревогой замечал, что волнение, которое было для девушки опасно, нарастает с каждым часом. Она уже не спала по ночам, а лишь бродила по залам, играя со своей тенью. Как странно, Элейн ни разу не предложила Ирролю станцевать с ней, а обычно любой человек, появляющийся в замке, должен был пройти через это испытание. И оруженосец с канделябром в руке безмолвно сопровождал свою госпожу в ее ночных бдениях.
Наконец наступил праздник. Бесчисленные маски и костюмы заполонили замок, и Элейн затерялась среди них. Веселье разгоралось от обилия роскошных столов с угощениями, крепких вин и забав десятка приглашенных шутов, которые кривлялись, ходили на руках и смешили гостей.
Ирроль не мог разделить это праздничное настроение толпы. Тайный страх за Элейн мучил его, и он все пытался найти ее среди десятка других танцующих масок. Внезапно двое шутов позволили себе самую дерзкую выходку. Один изображал хозяйку замка, другой — кавалера.
— Где мой принц? — возопил первый, заламывая руки.
— Я — здесь! Я — здесь! Я жду тебя. Я твой принц! — отвечал второй, ползая по полу и изображая собаку.
Столпившиеся гости хохотали, когда Ирроль ворвался в круг и несколькими ударами расшвырял нечестивцев. Один из рыцарей, переодетый турком, схватил оруженосца за руку.
|
|
|
— Это мои рабы, и ты не смел трогать их!
— Да, пока они не задели честь хозяйки.
— Шут имеет право на все, что вызывает смех! — заявил рыцарь,— И ты завтра же ответишь мне за свою поспешность.
Толпа внезапно расступилась. Элейн, сняв плащ, растерянно вошла в круг.
— Где мой принц? — обратилась она к людям. — Где? Я слышала, что кто-то нашел его.
Гости отворачивались и молчали.
— Не ты ли мой принц? — опять, как в первый раз, обратилась она к оруженосцу.
Не в силах выдержать ее страдающий взгляд, он кивнул.
— Музыку! — крикнула Элейн, и они закружились в каком-то фантастическом танце. И лишь рассвет остановил их. Элейн поцеловала Ирроля.
— Ты танцуешь почти так же, как он, — сказала она.
— Кто он? — спросил Ирроль.
— Мой принц, — отвечала Элейн с блуждающей улыбкой.
А утром его ждал поединок. С тяжелым чувством он ехал к месту ристалища, где рыцари обычно копьем и мечом решали свои споры. Он еще не имел опыта боя, и противник его не имел права вызывать его. Но поскольку он молчал, схватка должна была состояться. Если бы он заговорил первый, его сочли бы трусом. Каково же было изумление Ирроля, когда он увидел слуг своего противника, которые несли ему навстречу своего бездыханного господина.
— Ты еще раз хочешь насладиться своей победой? — промолвил угрюмо один из сопровождавших.
Осторожно расспросив людей, Ирроль понял, что кто-то в доспехах, назвавшись его именем, опередил его и, явившись на поединок раньше, сразил врага.
Это было маленьким чудом, но рядом с Элейн это происходило часто. Одно ее присутствие приносило людям удачу и счастье. Ирроль с удивлением узнал, что многие крестьяне из окрестных сел специально привозили больных, чтобы леди Элейн коснулась их, и они выздоровели. Иные всячески завлекали ее в свои жилища, чтобы ее приход повлиял на немилосердную судьбу. Верно, не зря боялся за дочь старый крестоносец, поручая Ирролю хранить ее. За ней охотились колдуны и цыгане, веря в то, что ее присутствие поможет открыть сокровища. Однажды Элейн все-таки похитили, и Ирроль с трудом отбил ее у шайки разбойников. Опять были маскарады, и по-прежнему она искала принца и снова и снова страдала, что не может найти его. Много раз порывался Ирроль разубедить ее, но лишь встретив ее взгляд, умолкал. «Нет, она не безумна, — думал он. — С такой уверенностью она ищет его и ждет. И раз в жизни она танцевала с ним. Ведь именно в танце она почувствовала его присутствие и в танце пытается снова найти его».
|
|
|
Но не только танцами ограничивалась Элейн. В ненастье, в бурную непогоду, велела она седлать коня и носилась по бездорожью, взывая к неведомому принцу. И однажды безумие ее передалось Ирролю. В невиданную дотоле грозу, когда разъяренные молнии полосовали небо, оруженосец гнал коня, разыскивая Элейн. Наконец, среди раскатов грома, он услышал ее зов.
— Принц! Принц! Где ты?
— Я здесь! — закричал Ирроль, бросаясь ей навстречу. Они встретились и, взявшись за руки, поскакали рядом.
— Наконец-то ты признался. Я так боялась, что никогда не найду тебя. Теперь пора покинуть этот край. Мы едем в твои владения, — торопливо говорила она.
Еще мгновение, и их кони застыли над краем обрыва. Элейн повернула к нему лицо, озаренное счастьем.
— Вперед, мой принц. Да светит нам надежда!
Она стегнула коня, и он с диким ржанием рванулся в бездну. Ирроль не смог последовать за ней. В последний момент ему показалось, что рядом с Элейн, с другого бока, оказался всадник в золотых доспехах и, схватив под уздцы коня девушки, взмыл к разверзшимся тучам.
Страшный удар грома сопроводил их порыв. Не помня себя, не веря своим глазам, оруженосец спустился с обрыва, ожидая найти у подножья тело безумной. Ни коня, ни Элейн он не нашел и повернул к замку. Мучительное чувство переполняло его. Элейн нашла Принца, но кто он был? Неужели я, или любой, кто признал себя в этом образе?
На склоне холма, у дороги, он встретил старого крестоносца. Ни слова не спросил о дочери владелец замка, но велел Ирролю спешиться. Тяжелый меч
сверкнул в его руках. Опустившись на колени, оруженосец приготовился принять смерть. Но меч лишь ударил его по плечу и затем пал на землю к его ногам.
— Ты посвящен в рыцари! — раздался голос крестоносца. Когда Ирроль поднял голову, светило солнце. Вокруг было пусто. Он вздохнул, взял меч и, сев на коня, стал спускаться к замку.
|
|
|
Что-то неуловимо изменилось в нем. Был первый день июня, — и начало лета. Нежный голос, то обрываясь, то вновь возникая, несся навстречу Ирролю. Он вспомнил, что и сам не чужд этому искусству и, подхватив мелодию, запел ответную песнь. И опять, как прежде, ему навстречу вышла юная женщина. Мнимое спокойствие моря стояло в ее изумрудных глазах. Золотистая копна волос, как корона, венчала голову, высокий лоб перехватывал тонкий золотой обруч. Мягкие нежные черты лица словно растворялись в воздухе, являя собой гармонию, присущую царству изысканных южных растений.
— Ты пел мне, рыцарь? — спросила она.
— Я, — ответил Ирроль.
— Входи в замок и прими его гостеприимство, — вежливо пригласила его леди. Ее звали Найла, и она обладала волшебным голосом. Среди ночи, запев
песнь, она могла разбудить птиц, и те начинали вторить ей, словно наступило утро. Изменив тон, она могла собрать или разогнать волков, повелевать табунами лошадей, управлять другими животными. Никто не осмеливался петь в ее присутствии, зная ее талант. Лишь незнание Ирроля нарушило этот неписаный запрет. Но странно, Найла не рассердилась на него, а скорее обрадовалась.
Много раз она просила петь рыцаря с ней вдвоем, и когда он, как эхо, подхватывал ее мелодии, она улыбалась и посылала ему благодарные взгляды. Кроме того, ей нравилось, как он аккомпанирует ей на лютне. В иную же пору он будил ее фантазию, приводя к ручью и прося спеть под его простую мелодию. В непогожие дни леди Найла подражала голосу ветра и плеску волн.
Рядом с леди Найлой Ирроль чувствовал свои возможности, которые удваивались от ее присутствия, и были исполнены полноты и гармонии.
Красота звука вела их за собой, и они не замечали, как сгущаются тучи. Меж тем многие знатные рыцари искали руки леди Найлы, и появление Ирроля вызвало целую волну гнева среди его соперников.
Найти предлог для поединка не составляло особого труда, и вот сразу несколько вызовов принесли Ирролю чопорные герольды. Веря в свою судьбу, он уже не боялся, и смело выходил на бой. Песни ли Найлы, его удача или твердость руки помогали ему побеждать, только вокруг него стала возникать слава самого сильного рыцаря. К его помощи прибегали все, кто терпел унижения, обиду или несправедливость. И однажды случилось так, что сама королева прибегла к его защите. Ирроль покинул замок и отправился ко двору.
Мужество и благородство его пленяли женские сердца, и они мечтали оставить его при себе. Верный леди Найле, он, однако, каждый раз, выполнив свой долг, спешил обратно в замок. Тогда злая молва попыталась нанести удар по самой леди. Увы, это удалось. Стоном можно было назвать теперь ее песни. Дикая страсть и ревность терзали ее. И хотя она ничего не говорила рыцарю, но изливала их с такой силой, что сама природа не выдерживала и разражалась непогодой и бурями. Трудно рассказать, как любовь Найлы вдруг переходила в ненависть, как она не раз пыталась отравить его или направить на него стаю волков. Но в последнюю минуту она сама выбивала из его рук кубок с ядом и спасала от разъяренных хищников. И однажды она сказала, что больше не любит его, и он должен покинуть замок. Ни слова не возразил он леди, и на следующий день ее голос провожал его, пока Ирроль поднимался на холмы. Внезапно голос оборвался на такой высокой ноте, что рыцарь испугался и повернул коня. Он едва успел принять последний вздох Найлы и ее слова.
|
|
|
— Ты разбудил во мне любовь, и я не смогла вместить ее и справиться с ней. Сердце мое разорвалось, и я умираю, но ты рядом, и я счастлива. Мы вместе пропели самую лучшую песнь на свете.
Как ребенок, рыдал Ирроль над могилой леди и не мог отойти от нее. Наступил вечер, и первые желтые листья закружились в воздухе.
Близилась осень. В задумчивости он подошел к озеру, чтобы омыть лицо. Он наклонился над водой и увидел, что на дне что-то сверкает, озаренное лучами заходящего солнца. Ирроль протянул руку и вытащил золотую корону. Сам не понимая, что делает, он надел ее на голову, и она пришлась ему впору.
— Мой король! Соблаговолите ли Вы войти в замок, чтобы осчастливить его своим присутствием? — раздался тихий женский голос.
Он повернулся. Нет, не было насмешки у прелестной женщины, стоявшей за его спиной. Она не могла ослепить его своей юностью, но в ней была та гармония и спокойствие, которыми владеет лишь мудрость. Темные, с золотым отливом волосы вились по ее плечам,
Удивительная нежность и мягкость, хрупкость и совершенство воплощались в ее грациозной фигуре и бледном, одухотворенном лице.
От нее струилось благоухание цветов, радость окружала ее незримым ореолом, и голос звучал как музыка.
Лишь феи могли принимать подобный облик, и Ирроль склонил перед ней колени.
— Как твое имя, прекрасная леди? — спросил он.
— Меня зовут Глорэль, и хоть я люблю тебя, я не стану вести тебя в свою игру. Ты устал от всего, что пережил, будучи пажом, оруженосцем и рыцарем. Если хочешь, я научу тебя молчанию и покою. Войдем в замок!
И он снова вошел в старый замок и поразился переменам. Все вокруг цвело и благоухало. Зрелые плоды яблонь, груш, персиков, лимонов свисали с ветвей деревьев. Трели сверчков, пение птиц дополняли эту картину. В круглых водоемах с распустившимися водяными лилиями журчали прозрачные фонтаны.
— Ты видишь, видишь? — молчаливо указывала ему Глорэль, любуясь вместе с ним окружающей их красотой. И всю ночь бродили они, взявшись за руки, по замку. А на рассвете они поднялись на холмы.
— Кто ты? — еще раз спросил Ирроль. — Я не хочу знать твоего имени, ибо ты назвалась, но я чувствую твою связь с этим замком и со всем, что здесь произошло.
— Ты еще не догадался, путник? Я — душа этого замка. Некогда любовь воздвигла его как символ вечной жизни. Строитель задумал передать в нем свои чувства к утраченной возлюбленной. Весь свой талант вложил он в эти камни, и они обрели жизнь. Все, кто проходил через этот замок, переживали утраты, но также обретали понимание вечности. Ты еще не забыл свои чувства и тех, кто их вызвал?
— Но как это все могло произойти со мной? Ведь я встречал людей из разных времен, — снова спрашивал Ирроль.
— Ты встречал лишь отражения, которые хранит это волшебное озеро, — отвечала она.
— Но кто их оживлял? — все не унимался юноша.
— Конечно же, ты сам, твое сердце и мечты!
На его глазах она стала расплываться в воздухе. Вот мгновение, и он увидел перед собой леди Найлу, вслед за тем она превратилась в Элейн, и, наконец, леди Астор. Ветер подул, и Ирроль остался один. Внизу, вокруг замка, шли две фигуры. Он увидел, что одна из них опирается на костыли. В другой он узнал себя самого.
Его отражение осталось в замке. Сам же Ирроль вновь побрел по дороге, и в душе его царили покой и радость.
В содержание
КОРОЛЕВСКИЙ ФАРФОР
Кто бы сказал, какая музыка живет в душе человека? Концерты Юлии не вызывали особого внимания не потому, что игра её была не интересна или не выделялась среди череды других пианистов. Просто было лето, жара, публика предпочитала прогулки по берегу моря и другие курортные радости. Тем не менее, последнее выступление всколыхнуло чувства. Три чудесных букета с розами, лилиями и орхидеями поднесли ей улыбающиеся капельдинеры под шум аплодисментов. Один из букетов был перехвачен тонким золотым браслетом, второй опоясывало изысканное фарфоровое ожерелье, расписанное нежными красками, на третьем — каждый из стебельков был вдет в резные серебряные колечки. Подарки оказались более чем щедрыми. Листок бумаги, приколотый к розам, содержал всего несколько строк, написанных каллиграфическим почерком: «Ваш талант могут оценить немногие. Если наши скромные дары разбудят Ваш интерес, то мы будем счастливы встретиться с Вами и представиться. Немногие». Юлия еще раз взглянула на подарки. Безусловный вкус и редкое мастерство сделали эти драгоценности и сочетали их с живыми цветами. Она подумала о ценности вещей и решила, что должна их вернуть. Так или иначе, но встреча с незнакомыми почитателями становилась необходимой. Их оказалось трое. Художник, ювелир и коллекционер. Достаточно немолодые, приятные и остроумные люди, они сразу вовлекли Юлию в круг своих интересов, где царил культ красоты. Всевозможные сочетания живой природы с искусством лежали в основе их увлечений. Они создавали живые натюрморты в оправе редких предметов старины, подобно голландским художникам, изображающим фрукты, цветы и прочее в роскошных перламутровых чашах или драгоценных вазах. Добившись нужного эффекта, нынешние эстеты озвучивали свое творение, любуясь им при звуках специально подобранной музыки.
Со смутным чувством интереса и в то же время тревоги Юлия приняла участие в составлении этих живых картин. Ее глазам являлось фантастическое богатство новых знакомых, и это смущало ее. Она не могла быть с ними на равных, хотя они всячески пытались подчеркнуть значимость ее музыки в их занятиях.
— Если бы мы не считали вас другом, то плата за ваши камерные концерты для нашей компании была бы не ниже стоимости этих редкостей, что так смущают вас.
В самом деле, порой Юлии приходилось жертвовать своим сном и глубокой ночью играть на рояле, клавесинах где-нибудь в глубине запущенного сада, в то время как ее приятели ждали восхода луны, чтобы в ее лучах найти гармонию белых водяных лилий с коваными блюдами из серебра и нитями драгоценного жемчуга, развешанного над прудом. В другой раз они обыгрывали мраморные греческие статуи, помещая их за струями водопада, в отблесках солнечных вспышек. Золотые венецианские зеркала, убранные гирляндами цветущих глициний и вьющихся роз, располагались в глубине зеленых гротов и повторяли изображение статуи, наделяя ее живым трепетом падающей воды. Много еще было других мистерий, как называли их новые знакомые Юлии. Меж тем еще трое молодых людей оказались такими же «немногими», что составляли эту компанию. Они также относились к ней с должным уважением и галантностью, хотя какая-то недоговоренность и отчужденность стояла между ними и Юлией. Незримыми нитями эта компания все больше и больше связывала ее. Они предугадывали ее желания, осыпали подарками, не принимая отказов, и вели себя так, словно вся цель их жизни стала в том, чтобы угождать ей и сделать ее счастливой. Полушутя-полусерьезно они величали ее своей королевой и однажды разыграли одну из своих мистерий, посадив ее на трон и явившись к ней облаченными в настоящие рыцарские доспехи. Она сидела во главе длинного стола, украшенного серебряной и золотой посудой. Интерьеры пиршественного зала, найденного в одном из сохранившихся дворцов, были украшены росписями на сюжеты старинных баллад. Пламя канделябров отражалось в цветных витражах готических окон, и тени плясали на высоком сводчатом потолке. В глубоком торжественном молчании сидела компания. Шесть рыцарей, по трое с каждой стороны, но на противоположном конце стола стояло пустое кресло. Юлия смотрела на него со страхом и удивлением. Кому оно могло предназначаться? Где-то на башне замковой капеллы стал бить колокол. С последним ударом в зал вошел высокий стройный человек, одетый в королевское одеяние с пурпурной мантией на плечах и шпагой, украшенной зелеными смарагдами. Нет образцов для мужской красоты, но воистину этот вновь вошедший был совершенен. Большие серо-голубые глаза его на удлиненном лице выдавали какой-то печальный ум и смотрели глубоко и выразительно. Черты лица являли странный сплав, где гармония ребенка переходила в юношескую порывистость и разом в отрешенность человека, прожившего невероятно долгую жизнь. Похоже было на то, что этот король соединил в себе прошлое, настоящее и будущее, и жил сразу в трех измерениях. Коллекционер поднялся с места и протянул большой золотой ключ севшему в кресло.
— Ваше Величество, король Август, благоволите разрешить представить Вам королеву Юлию. Орден рыцарей Золотого Ключа свидетельствует в ней свою преданность и верность Заветам.
Король взглянул на Юлию и медленно кивнул. Шестеро рыцарей встали и, вытащив шпаги, отсалютовали королю, а затем вышли.
Король долго сидел молча, опустив голову на сцепленные пальцы. Наконец, вздохнув, встал.
—Здесь мало света. Я хочу видеть Вас, Ваше Величество. Она, подчиняясь власти его голоса, который звучал так глухо и так красиво, что, пожалуй, назвать его старинным было бы вполне уместно, взяла стоявшие на подоконниках канделябры и зажгла их. В следующий момент Юлия хотела подойти к королю ближе, но он испуганно поднял руку.
— Нет, достаточно! Не приближайтесь ко мне.
Тихими шагами он подошел к органу, стоявшему в конце зала, и сел за него. Глубокие, чистые звуки наполнили пространство, и Юлия чувствовала, что взгляд музыканта устремлен на нее с такой силой и сосредоточенностью, словно он считывает ноты с ее собственной души. И впрямь это было так. В долгие ночные часы ей снилось, что в ней звучит какая-то прекрасная величественная музыка. Утром она просыпалась и с тоской осознавала, что все те мелодии, которые она рождала во сне, увы, исчезали из ее памяти, и она не могла их вспомнить. А сейчас этот царственный музыкант в своей игре возрождает мир ее сновидений. Потрясенная, она уже не замечала, что зала наполнилась людьми. Роскошно одетые кавалеры и дамы входили и начинали танцевать. Лишь рассвет остановил этот волшебный ночной бал. Шестеро молодых людей тихо вошли в пустой зал и предложили Юлии покинуть его:
— Праздник кончился. Ваше Величество!
Она последовала за ними прочь из замка.
— Соблаговолите оставить корону здесь до следующего раза, королева, — промолвил коллекционер.
Она, не понимая, подняла руки к голове. Сверкая сапфирами, изумрудами и бриллиантами, ее венчала тонкая, как нимб, золотая корона. Склонив колени, трое приятелей ее приняли корону на бархатную подушку и унесли вглубь замка. Прошло несколько дней, прежде чем Юлия пришла в себя.
— Что это было? — спросила она у художника, который казался ей более искренним, чем остальные.
— Это была мистерия посвящения! — ответил он. — Вы должны хранить ее в тайне, ибо от этого зависят жизнь и счастье не только ваши, но и всех, кто в ней участвовал. Отныне вы связаны с нами и с тайным королевством, трон которого вы будете занимать!
Больше ничего она не могла добиться от него. Опять потекли странные дни, когда компания Юлии устраивала свои живые картины, а она аккомпанировала им. Миновал месяц. В ночь полнолуния опять они собрались в замке и оставили ее наедине с королем Августом. И опять он играл музыку, звучавшую в ее душе, а призрачная толпа придворных танцевала. И в третий, и в четвертый, и в седьмой раз повторилась эта таинственная мистерия. Юлия чувствовала, что от нее чего-то ждут, но не понимала, чего именно. Меж тем, случай приоткрыл ей завесу тайны, которая ее окружала. Как-то, слушая импровизации короля, она услышала какую-то новую тему.
— Позвольте, я сыграю сама, Ваше Величество! — обратилась она к королю.
— Вы? Сыграете? — повторил он удивленно. — Разве я не озвучиваю все, что появляется в вашей душе?
— Да. Это так, но я почувствовала, что слышу музыку вашей души! — ответила она.
Лицо его внезапно нахмурилось.
— Этого не может быть! Фарфор не выдает тайны. Фарфор? Так это фарфоровый король? И весь его двор с роскошными нарядами вельмож и красавиц тоже из фарфора? Так вот почему к нему нельзя приближаться. И все-таки Август уступил Юлии, и руки ее коснулись клавишей органа. Они поменялись ролями. Теперь она играла, глядя на него, а он, стоя в стороне, плакал без слез и каждую секунду мог рассыпаться от жизни, которая пробуждалась в его заснувшей душе.
А за пределами замка шестеро рыцарей Ордена Золотого Ключа в нетерпении ждали Юлию.
— Вы не хотите ничего сказать нам, Ваше Величество? — обратился к ней коллекционер.
— А что я должна сказать? — спросила она.
— Ну, например, не появилось ли у вас желания остаться в королевстве вместе с королем Августом, чтобы навечно сохранить свои молодость, красоту и жизнь?
— Нет! — ответила Юлия. — И более того, я собираюсь проститься с вами и вернуться к своей жизни!
— Это невозможно! — чуть ли не в один голос закричала вся компания. — Подумайте, вы становитесь обладательницей сказочных сокровищ!
— Подумайте, вы освобождаетесь от власти времени!
— Подумайте, вечная красота с вами!
— Вечное счастье!
— Отчего же вы сами не войдете в это королевство, чтобы получить все эти блага? — спросила Юлия.
— Мы — хранители! — ответил за всех коллекционер. — Но вы уже не принадлежите себе, так как приобщились к нашей тайне. Будет ли на то ваша воля или нет, но вы останетесь с нами, и каждое полнолуние вас будут отводить в замок короля Августа!
— Так я ваша пленница?
— Вы — королева, но пленница Тайны, которая должна остаться в замке.
Снова Юлия встретилась с королем. Последнее их свидание, когда она играла на органе, что-то изменило в нем. Впервые за все время он подошел к ней близко.
— Вы несете мне смерть, королева Юлия, но и освобождение! Я хочу, чтобы вы снова играли мне. Я буду слушать вас.
И снова она играла, а он плакал. Затем как ребенок бросился к ней, припал к рукам и начал сбивчиво рассказывать о своей жизни.
Да, он родился в королевской семье, обычным человеком и, так же, как его предшественники, в свое время взошел на престол и должен был править страной. Однако творения искусства привлекали его больше, нежели власть, а мысли о бренности мира и человеческого бытия отравляли его честолюбие. Ни слава полководца, ни государственное устройство, ни мудрость политического деятеля не могли дать ему счастья. Великое безжалостное Время превращало все усилия в пустые забавы. Лишь творения человеческого духа, воплощенные в искусстве, переживали века, если не сами по себе, то в преданиях народов. Царственный мечтатель, лишенный обычного честолюбия, не искал в своей жизни великих свершений и потому казался непонятным и странным окружающим. Жена предала его и стала готовить заговор, чтобы убрать короля и самой прийти к власти. В это время судьба послала ему встречу с алхимиком, бежавшим от инквизиции. От него король узнал тайну изготовления фарфора. Более того, благодарный маг открыл своему покровителю способ, как можно перенести человеческую жизнь в фарфоровую оболочку. Король знал о готовящемся перевороте. Бороться с врагами и королевой претило его характеру. Жизнь двора казалась ему ничтожной, и он решил уйти в мир фарфоровых творений, тем самым продлив свои дни за пределы возможного. Сотни шедевров пластического искусства он перевел в фарфор, создав фантастический мир своих грез, но теперь, путем магии, он сам мог перенести себя в свои творенья, став одним из фарфоровых существ.
Конечно, теперь его плоть становилась почти неподвластной тлению, но в то же время он терял возможность непосредственно соприкасаться с живыми людьми. И не только потому, что грубость и неосторожность человеческих рук грозила его хрупкому телу, но и его собственная душа, заключенная в фарфоровую оболочку, должна была находиться в состоянии полусна— полугрезы. Пробудившись к сильному чувству, она могла разорвать его тело, ибо чувства понуждают душу к росту, и это было бы подобно тому, как посадить росток дерева в вазу для цветка. Тем не менее, захватив с собой наиболее близких и преданных людей, посвященных в его планы, король имитировал свою гибель от рук заговорщиков, а сам ушел в свое игрушечное королевство. В подземелье одного из своих замков Август устроил целый город с вечноцветущими садами, озерами, реками и незаходящим золотым солнцем. И эта Фарфоровая страна ждала его, ибо лишь он один мог оживлять ее, когда садился играть на волшебном органе. Однако нужно было сохранить связь с миром и оградить от поисков королевские сокровища, о которых ходили фантастические домыслы. И король перед уходом учредил тайный Орден Хранителей Золотого Ключа. Он выделил им часть своих богатств, и они приносили ему известия о том, что творится на белом свете. Понимая, что для долгих лет жизни в фарфоровом мире нужны хоть небольшие, но новые впечатления, король просил находить среди людей тех, кто хотел бы сохранить свою жизнь, красоту и молодость в чертогах его подземной страны. Немало красавиц прельщалось этой возможностью. Рыцари Ордена Золотого Ключа приводили их в замок к Августу, он же, обладая необычным музыкальным даром и особой обостренной чуткостью, мог слышать музыку человеческой души, представшей перед ним. В каждом человеке живет мелодия, которую он воплощает в своей жизни: в творениях рук, мысли, души, а ее шаги всегда сплетены с музыкой. Король сам находился посреди двух миров, в стране сновидений, и потому как по нотам мог считывать мелодии души. Волшебный орган помогал ему воплотить эту мелодию, и она звучала в королевских покоях, вливая жизнь в фарфоровую страну и ее властителя. Увы, нельзя безвозмездно делать тайное явным. Вместе с потерей своей мелодии души красавиц теряли связь с жизнью и переходили в мир сновидений. Тела же их превращались в волшебный, движущийся Фарфор. Время воистину теряло власть над их формой, и они становились подданными короля Августа. Так продолжалось много лет. Все новые и новые королевы всходили на престол Фарфорового королевства, отдавая свою смертную жизнь взамен хрупкой вечности сновидений. И вот судьба привела к Августу Юлию. Как ни играл король, он не мог исчерпать души настоящего музыканта. Слишком богатой оказалась она, и на смену проигранным мелодиям возникали новые. Как птица Феникс, душа Юлии возрождалась из пепла. Она умела щедро отдавать себя, и на месте раскрытой тайны являлась следующая, и числу их не было конца. И когда покоренный король в изумлении остановился, она вдруг сама услышала робкий голос его души.
|
|
|
