 |
Ай, не шум шумит, не гром гремит
|
|
|
|
Ай, не шум шумит, не гром гремит
Ай, не шум шумит, не гром гремит ‑
Молодой турцяк свой дел делит.
Ай досталасе теща зятю.
Он взял тещу за руценьку,
За руценьку за правую,
Повел тещу во Турецию.
Сказал теще три дел делать:
Перьво дело – гусей пасти,
Второ дело – постелю слать,
Третье дело – дитя кацять.
«Бай‑ бай, бай‑ бай, бай, турець молодой,
По имени не знаю как звать,
По батюшке тотарьской сын,
По матенке бояринок:
Твоя‑ то матенка мне доць родна,
Семи годов во плен взята,
Двадцатый год в плену живё».
Услышала турцяноцька,
Услышала молодая:
«Скиновай, мати, шубу сыромятную,
Надевай, мати, шубу соболиную,
Отправляйсе‑ тко, мати, на святую Русь,
На святую Русь да к царю белому,
К царю белому да к Петру Перьвому».
Щелкан
А и деялося в Орде,
Передеялось в большой.
На стуле золоте,
На рытом бархате,
На чер[в]чатой камке
Сидит тут царь Азвяк,
Азвяк Таврулович;
Суды рассуживает
И ряды разряживает,
Костылем размахивает
По бритым тем усам,
По тотарским тем головам,
По синим плешам.
Шурьев царь дарил
Азвяк Таврулович
Городами стольными:
Василья на Плесу,
Гордея к Вологде,
Ахрамея к Костроме.
Одного не пожаловал –
Любимого шурина
Щелкана Дюдентевича.
За что не пожаловал?
И за то он не пожаловал, ‑
Его дома не случилося.
Уезжал‑ то млад Щелкан
В дальную землю Литовскую
За моря синея;
Брал он, млад Щелкан,
Дани‑ невыходы,
Царски невыплаты:
С князей брал по сту рублев,
С бояр по пятидесят,
С крестьян по пяти рублев.
У которого денег нет,
У того дитя возьмет;
У которого дитя нет,
У того жену возьмет;
У которого жены‑ то нет,
|
|
|
Того самого головой возьмет.
Вывез млад Щелкан
Дани‑ выходы,
Царские невыплаты:
Вывел млад Щелкан
Коня во сто рублев,
Седло во тысячу,
Узде цены ей нет:
Не тем узда дорога,
Что вся узда золота,
Она тем, узда, дорога, ‑
Царская жалованье,
Государево величество;
А нельзя, дескать, тое узды
Ни продать, ни променять,
И друга дарить
Щелкана Дюдентевича.
Проговорит млад Щелкан,
Млад Дюдентевич:
«Гой еси, царь Азвяк,
Азвяк Таврулович!
Пожаловал ты молодцов,
Любимых шуринов,
Двух удалых Борисовичев:
Василья на Плесу,
Гордея к Вологде,
Ахрамея к Костроме;
Пожалуй ты, царь Азвяк,
Пожалуй ты меня
Тверью старою,
Тверью богатою,
Двомя братцами родимыми,
Дву удалыми Борисовичи».
Проговорит царь Азвяк,
Азвяк Таврулович:
«Гой еси, шурин мой Щелкан Дюдентевич!
Заколи‑ тко ты сына своего,
Сына любимого,
Крови ты чашу нацади;
Выпей ты крови тоя,
Крови горячия,
И тогда я тебя пожалую
Тверью старою,
Тверью богатою,
Двомя братцами родимыми,
Дву удалыми Борисовичи».
Втапоры млад Щелкан
Сына своего заколол,
Чашу крови нацадил,
Крови горячия,
Выпил чашу тоя крови горячия.
А втапоры царь Азвяк
За то его пожаловал
Тверью старою,
Тверью богатою,
Двомя братцы родимыми,
Два удалыми Борисовичи.
И втепоры млад Щелкан
Он судьею насел
В Тверь ту старую,
В Тверь ту богатую.
А немного он судьею сидел
И вдовы‑ то бесчестити,
Красны девицы позорити,
Надо всеми наругатися,
Над домами насмехатися.
Мужики‑ то старыя,
Мужики‑ то богатыя,
Мужики посадския,
Они жалобу приносили
Двум братцам родимыем,
Двум удалым Борисовичам.
От народа они с поклонами пошли,
С честными подарками;
И понесли они честныя подарки ‑
Злата‑ серебра и скатного земчуга.
Изошли его в доме у себя,
Щелкана Дюдентевича.
Подарки принял от них,
Чести не воздал им:
|
|
|
Втапоры млад Щелкан
Зачванелся он, загорденелся.
И они с ним раздорили:
Один ухватил за волосы,
А другой за ноги,
И тут его разорвали.
Тут смерть ему случилася,
Ни на ком не сыскалося.
Взятие Казани
Вы послушайте, ребята, что мы станем говорить,
А мы, старые старушки, станем сказывати
Про Грозна царя Ивана про Васильевича.
Как царь‑ государь под Казань подступал,
Он под речку под Казанку подкоп подкопал,
Что подкоп подкопал, сорок бочек закопал
Что с тем ли ярым зельем, черным порохом,
А на бочки становили воску ярого свечи.
Злы татарове по городу похаживают,
Похваляются да выхваляются,
Что не быть (дескать) Казанюшке под белым под царем.
А наш царь‑ государь распаляется,
Распаляется, прогневляется,
А на завтра пушкарей он велит всех казнить,
Всех пушкарщиков‑ зажигальщиков.
Как один пушкарь посмелей всех был:
«А за первое, царь, слово мне нет казни!
А в тиши‑ то свечи оне тише горят,
На ветру‑ то свечи оне шибче горят».
Не успел пушкарь слово вымолвить,
Как и взорвало стену белокаменную,
Поломало все башенки узорчатые.
Вдруг наш царь‑ государь очень весел стал,
А на утро пушкарей велит жаловати.
И всем пушкарям по пятидесят рублей,
Еще той ли славной улицей Стретенскою.
Молодец не хочет идти в поход на Казань
Как никто‑ то про то не знает, да никто не ведает,
Далеко ли наш православный царь собирается,
Во которую сторонушку да он хорошохонько снаряжается:
Во Казань‑ город, или Астрахань,
Или во матушку во дикую степь;
Сам‑ то идет и меня с собой берет.
Ах, как мне‑ то, молодцу, с ним в степь идти не хотелося,
Хотелось мне, добру молодцу,
Во Москве побыть, при дворце служить,
При дворце служить перед самим царем.
Мне не жалко было бросить свою сторону,
Разжальчее мне всего батюшкин зеленый сад.
Во саду стоят три деревца и все три разные:
Первое деревцо кипарисное,
Кипарисное деревцо – вроде батюшки родного;
Второе деревцо яблонька кудрявая,
Кудрявое деревцо – вроде мамоньки родимой;
Третье деревцо грушица зеленая,
Эта грушица – вроде моей душечки молодой жены.
|
|
|
