Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава восьмая




 

— Я не убила Лукаса? С ним все в порядке? — всхлипывала я и не могла успокоиться. Мама обнимала меня за плечи; я покорно позволила ей увести себя из беседки. Папа бежал впереди и нес на руках лишенного сознания Лукаса. Остальные учителя маячили неподалеку, чтобы не подпустить других учеников и не дать им догадаться о случившемся. — Мама, что я наделала?

— Лукас жив. — Ее голос никогда еще не звучал так нежно. — Он поправится.

— Ты уверена?

— Совершенно уверена. — Мы поднялись по каменным ступеням. Я споткнулась о каждую. Меня так трясло, что я едва шагала. Мама погладила меня по голове. Волосы мои растрепались, косички расплелись. — Милая, иди наверх, в нашу квартиру, хорошо? Умойся. Успокойся.

Я замотала головой:

— Я хочу остаться с Лукасом!

— Он даже не поймет, что ты рядом.

— Мама. Пожалуйста!

Она хотела отказать мне, но поняла, что спорить бесполезно.

— Пойдем.

Папа отнес Лукаса в каретный сарай. Войдя туда, я не сразу сообразила, зачем в каретном сарае нужна квартира, стены которой обшиты черными деревянными панелями, и на них висят коричневатые фотографии в старинных рамках. Потом вспомнила, что именно здесь живет миссис Бетани, но была слишком потрясена, чтобы бояться ее. Я попыталась войти в спальню, чтобы увидеть Лукаса, но мама покачала головой.

— Умой лицо холодной водой. Сделай несколько глубоких вдохов. Возьми себя в руки, милая, тогда и поговорим. — Криво улыбнувшись, она добавила: — Все будет в порядке. Вот увидишь.

Я долго не могла повернуть липкими дрожащими руками ручку на двери в ванную, а взглянув в зеркало, поняла, почему мама так настаивала, чтобы я умылась. Губы были испачканы кровью Лукаса, несколько капель размазалось по щекам. Я открыла краны, отчаянно стремясь смыть с себя свидетельство того, что натворила, но едва прохладная вода потекла на пальцы, я пристальнее всмотрелась в кровавые пятна. У меня такие красные губы... и все еще припухшие от поцелуев.

Я медленно провела по губам кончиком языка. На них все еще ощущался вкус крови Лукаса, и мне казалось, что в этот миг он даже ближе ко мне, чем когда я его обнимала.

«Стало быть, вот что это значит», — думала я. Родители всю жизнь твердили мне, что однажды кровь станет чем-то большим, нежели просто кровь; большим, нежели нечто, принесенное ими из лавки мясника и предложенное мне за обедом. Я никогда не могла понять, что они имеют в виду. А теперь поняла. В некотором смысле это и вправду было похоже на первый поцелуй с Лукасом: мое тело знало, что мне требуется, и хотело этого задолго до того, как догадалось сознание.

Потом я подумала о Лукасе, откинувшемся назад, когда я его целовала, и полностью мне доверившемся. Снова нахлынуло чувство вины, и я опять заплакала и начала плескать водой в лицо и на шею. Потребовалось несколько минут и много глубоких вдохов, прежде чем я смогла выйти из ванной.

Кровать миссис Бетани представляла собой черное резное уродство с витыми столбиками, поддерживающими балдахин. Явно сделана много столетий назад. В самом центре лежал Лукас, без сознания, такой же бледный, как бинты у него на горле. Но он дышал.

— Он жив, — прошептала я.

— Ты выпила не так много крови, чтобы сильно навредить ему. — Отец глянул на меня в первый раз с того момента, как вбежал в беседку. Я боялась увидеть в его взгляде осуждение или же, учитывая, что я наделала, — замешательство, но папа был спокоен и вполне доброжелателен. — Тебе нужно научиться выпивать за один раз около пинты, не больше.

— Тогда почему Лукас потерял сознание?

— Так на них действует укус, — ответила мама. Под «ними» она подразумевала людей. Обычно она старалась не проводить различий и любила говорить, что люди — они и есть люди, не важно какие, но сейчас разграничительная линия между нами была отчетливой, как никогда. — Они находятся... вроде как под гипнозом или под чарами. Сначала сильно сопротивляются, а потом впадают в такой транс.

— Кстати, это хорошо, потому что завтра он ничего не вспомнит. — Папа держал Лукаса за запястье, считая пульс. — Нужно что-нибудь придумать, чтобы объяснить ему эту рану. Что-нибудь попроще, про несчастный случай. В той старой беседке есть парочка ненадежных перекладин — одна из них могла свалиться и ударить его по голове.

— Я не хочу врать Лукасу!

Мама покачала головой:

— Милая, ты всегда понимала, что есть вещи, которые окружающим лучше не знать.

— Лукас не окружающие!

В отличие от них, мне было известно, что Лукас и так относился к академии «Вечная ночь» с подозрением. Конечно, правды об этом месте он не знал, иначе просто никогда не вошел бы в ее парадную дверь, но понимал, что здесь что-то происходит, что «Вечная ночь» больше чем просто школа. Я гордилась хорошей интуицией Лукаса, но при этом понимала, что она только все усложняет.

Но как можно вообще подумать о том, чтобы рассказать ему правду? «Прости, что я едва не убила тебя вчера ночью»? Я медленно кивнула, соглашаясь с родителями. Лукас не должен знать, как сильно я его подвела. Он меня никогда не простит — если вообще поверит, когда я заведу речь о вампирах. Просто решит, что я сошла с ума.

— Хорошо, — уступила я. — Нам придется врать. Я понимаю.

— Хотела бы и я понять! — решительно сказала миссис Бетани. Она вошла в спальню, скрестив руки на груди. Вместо обычной кружевной блузки и темной юбки на ней было темно-фиолетовое бальное платье и черные атласные перчатки до локтей. Она покачала головой, и в ушах засверкали серьги черного жемчуга. — Когда мы приглашали в «Вечную ночь» учащихся-людей, то знали, что могут возникнуть проблемы с безопасностью. Мы делали выговоры своим прежним ученикам, проверяли коридоры, как могли, разделяли группы, и мне казалось, добились очень неплохих результатов. Уж от кого, от кого, но от вас, мисс Оливьер, я подобной выходки не ожидала!

Мои родители вскочили на ноги. Я подумала, что они просто оказывают уважение миссис Бетани как своей начальнице, — они всегда подчинялись ей и учили этому и меня, но тут папа шагнул вперед.

— Вы знаете, что Бьянка не такая, как мы все. Она впервые в жизни попробовала живую кровь и понятия не имела, как это на нее подействует!

Губы миссис Бетани растянулись в недовольную неприятную улыбочку.

— Бьянка, разумеется, особый случай. Вампиров рождается так мало, куда меньше, чем превращается из людей. Вы знаете, что вы всего лишь третья рожденная, кого я встретила с тысяча восемьсот двенадцатого года?

Мама и папа говорили мне, что каждое столетие рождается всего лишь несколько детей-вампиров; они прожили вместе почти триста пятьдесят лет, когда мама потрясла их обоих, забеременев мной. Мне всегда казалось, что они слегка преувеличивают, чтобы дать мне почувствовать себя уникальной, но теперь я поняла, что они говорили чистую правду.

Миссис Бетани не закончила.

— Вообще мне казалось, что воспитываться вампирами, зная при этом о нашей природе и наших потребностях, — это преимущество, которое обеспечивает дополнительный самоконтроль, а не наоборот.

— Простите меня. — Я не могла допустить, чтобы за это винили моих родителей, ведь ошибку допустила только я. — Мама с папой говорили, что однажды это случится. Что я почувствую потребность укусить. Но я не понимала, во всяком случае по-настоящему, до тех пор, пока это не произошло.

Она кивнула, обдумывая сказанное мною. Ее темные глаза лишь однажды глянули на Лукаса, будто он был кучкой мусора, оставленной в ее комнате.

— Он выживет? Значит, особого вреда это ему не нанесло. О наказании Бьянке мы подумаем завтра.

Мама виновато посмотрела на меня:

— Бьянка поклялась, что больше никогда ничего подобного не сделает.

— Если в школе станет известно, что одного из новых учеников укусили, но не понесли за это никакого наказания, это случится снова. Крайне важно, чтобы ни одного из человеческих учащихся никто даже пальцем не тронул, поэтому мы не можем допустить и тени подозрения. Подобный проступок не может остаться безнаказанным.

Впервые в жизни я целиком и полностью согласилась с миссис Бетани. Я чувствовала себя ужасно из-за того, что укусила Лукаса, и несколько вечеров уборки коридоров — это самое меньшее, чего я заслуживала. Но мне тут же бросилась в глаза одна сложность.

— Я не могу оставаться после уроков. Или заниматься уборкой и все в таком роде.

Миссис Бетани иронически выгнула бровь.

— Вы считаете себя выше столь низменных занятий?

— Если мое наказание будет таким заметным, Лукас обязательно спросит, за что. Но мы же не хотим, чтобы он задавал лишние вопросы, так?

Я попала в точку. Миссис Бетани кивнула, но я видела, что она очень недовольна тем, что я взяла над ней верх.

— В таком случае напишете работу на десяти страницах о, скажем, использовании эпистолярной формы в романах восемнадцатого и девятнадцатого столетий. Срок — две недели.

Даже такое задание не могло заставить меня чувствовать себя хуже, чем сейчас.

Миссис Бетани подошла ко мне ближе. Широкие юбки ее платья зашуршали, как крылья птицы. Аромат лаванды окутал меня, словно дымом. Я не могла посмотреть ей в глаза, чувствуя себя пристыженной и абсолютно беззащитной.

— Более двух столетий академия «Вечная ночь» служила убежищем для нашего рода. Те из нас, кто выглядит достаточно молодым для того, чтобы считаться учеником, приезжают сюда, чтобы узнать, как изменился мир, а потом снова возвращаются в общество, не вызывая подозрений. Это место обучения. Безопасное место. И остаться таковым оно может только в том случае, если люди вне этих стен — а теперь и в этих стенах — тоже будут в безопасности. Если наши ученики перестанут держать себя в руках и начнут лишать людей жизни, «Вечная ночь» навлечет на себя подозрение и наше убежище погибнет. Двухсотлетняя традиция оборвется. Я оберегаю школу почти все это время, мисс Оливьер, и не намерена видеть, как вы или кто-то другой нарушает равновесие. Я ясно выразилась?

— Да, мэм, — прошептала я. — Простите меня. Это больше не повторится.

— Это вы сейчас так говорите. — Она с холодным любопытством посмотрела на Лукаса. — Посмотрим, что будет, когда мистер Росс очнется. — Она повернулась и пошла назад, на бал.

Было странно сознавать, что в каких-то нескольких сотнях футов от нас люди по-прежнему вальсируют.

— Я останусь с Лукасом, — сказал папа. — Селия, отведи Бьянку в школу.

— Я не могу сейчас вернуться в свою спальню! Я хочу быть здесь, когда Лукас очнется! — взмолилась я.

Мама покачала головой:

— Для вас обоих будет лучше, если ты уйдешь. Твое присутствие может напомнить ему о том, что произошло на самом деле, а Лукас должен забыть. Знаешь что, иди-ка ты в свою прежнюю комнатку. Только на эту ночь. Никто не станет возражать.

Никогда моя уютная комната в башне не казалась мне такой желанной. Даже горгулью я увижу с радостью.

— Это здорово. Спасибо вам большое за все, за все. — На глаза снова навернулись слезы. — Вы спасли сегодня и меня, и Лукаса.

— Только давай без мелодрам. — Улыбка смягчила папины слова. — Лукас все равно выжил бы, как бы оно ни повернулось. А ты бы все равно кого-нибудь укусила. Конечно, мне бы хотелось, чтобы ты подождала еще немного, но подозреваю, что моя маленькая девочка когда-то должна была вырасти.

— Адриан? — Мама взяла папу за руку и потянула его из комнаты. — Мы должны поговорить о той штуке.

— О штуке? О какой штуке?

— Ну, о той, что в коридоре.

— А! — Папа догадался одновременно со мной.

Мама придумала предлог, чтобы на минутку оставить меня наедине с Лукасом.

Как только они ушли, я села на краешек кровати рядом с Лукасом. Несмотря на бледную кожу и темные круги под глазами, он был все таким же красивым. Его бронзовые волосы выглядели почти коричневыми, а лоб, на который я положила руку, оказался прохладным.

— Прости, что я сделала тебе больно.

По моей щеке поползла горячая слеза. Бедный Лукас, он всегда стремился уберечь меня от опасности и не догадывался, что главной опасностью была я.

 

Позже этой же ночью я смотрела на свое красивое платье, теперь запачканное кровью. Мама повесила его на крючок на двери спальни.

— Я надеялась, что этот бал будет таким чудесным, — прошептала я.

— И я этого хотела, милая. — Она села рядом со мной на кровать и погладила меня по голове, как делала, когда я была маленькой. — Но утром все будет казаться лучше, чем сейчас, вот увидишь.

— Ты уверена, что Лукас не станет вампиром, когда очнется?

— Уверена. Он потерял совсем немного крови, даже его жизнь вне опасности. А укусила ты его в первый раз, так?

— Да. — Я шмыгнула носом.

— Вампирами становятся только те люди, кого кусают много раз, да и то лишь в том случае, если последний укус оказался смертельным. Как мы тебе уже говорили, убить кого-нибудь, выпив его кровь, на самом деле очень и очень сложно. В любом случае, чтобы стать вампиром, нужно умереть, а Лукас не умрет.

— Но я же вампир, а я не умирала.

— Ты совсем другое дело, милая, и знаешь это. Ты родилась особенной. — Мама взяла меня за подбородок и повернула мою голову так, чтобы мы смотрели друг на друга. У нее за спиной я видела ухмыляющуюся горгулью — она словно подслушивала. — Ты не станешь настоящим вампиром, пока не убьешь кого-нибудь. А когда сделаешь это, тоже умрешь — но совсем ненадолго. Все равно что вздремнешь.

Конечно, родители говорили мне все это не меньше тысячи раз, так же, как велели чистить зубы перед сном или записывать имя и номер телефона, если кто-нибудь звонит им, когда их нет дома. Большинство вампиров никогда никого не убивают, говорили они, и хотя я даже представить себе не могла, как причиню кому-то страдания, мама с папой утверждали, что существуют способы сделать это не больно. Мы снова и снова обсуждали мою будущую трансформацию: я могу пойти в больницу или в дом престарелых, найти там кого-нибудь по-настоящему старого или при смерти и сделать это. Они всегда говорили мне, что это будет очень просто — положить конец чьим-либо страданиям, может быть, даже дать человеку шанс жить вечно, став вампиром, если мы все спланируем заранее и у меня будет возможность пить его кровь несколько раз. Объяснение было милым и чистым — в точности таким, как должна была выглядеть моя комната.

Но случившееся между мной и Лукасом доказало, что действительность далеко не так красива, как объяснения моих родителей.

— Я не хочу становиться вампиром, пока не буду готова.

Это они тоже говорили мне бессчетное количество раз, и я думала, что мама согласится со мной машинально.

Но она вдруг на какое-то время замолчала.

— Посмотрим, Бьянка. Посмотрим.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты уже попробовала кровь живого человека. Собственно, этим ты перевернула песочные часы — теперь твое тело иногда будет вести себя как тело вампира. — Должно быть, я выглядела перепуганной насмерть, потому что она ласково сжала мою руку. — Не бойся. Это не значит, что ты изменишься на этой неделе; может быть, даже не в этом году. Но твоя потребность делать то же самое, что делаем все мы, станет сильнее и будет возрастать с каждым днем. Помимо всего этого, тебе нравится Лукас. Вас двоих теперь будет сильно... в общем, тянуть друг к другу. Когда тело меняется так же быстро, как сердце, это очень мощное сочетание. — Мама прижалась головой к стене, и я подумала, что она, наверное, вспоминает 1600-е годы, когда она была жива, а папа был красивым таинственным незнакомцем. — Только постарайся не слишком этим увлекаться.

— Я буду сильной, — пообещала я.

— Я знаю, что ты постараешься, милая. И это все, о чем мы можем тебя просить.

Что она имела в виду? Не знаю, и мне, конечно, следовало спросить. Но я не смогла. Будущее слишком стремительно надвигалось на меня, и я чувствовала себя такой уставшей, словно не спала несколько дней подряд. Крепко закрыв глаза, я уткнулась лицом в подушку, мечтая о забытьи.

Но еще до того, как открыть глаза следующим утром, я поняла, что все изменилось.

Все чувства обострились. Я кожей ощущала буквально каждую нитку в простыне и слышала не только разговор мамы с папой в гостиной, но даже звуки, раздающиеся на несколько этажей ниже. Профессор Айвербон кричит на какого-то ученика, пытающегося прошмыгнуть в школу после ночной вечеринки; шаги по каменному полу; где-то подтекает неисправный кран. Если постараться, то можно сосчитать, сколько листьев шелестит на дереве возле окна. Я открыла глаза: рассвет едва брезжил.

Сначала я решила, что родители ошиблись. За прошедшую ночь я стала вампиром, а это значит, что Лукас...

Нет. Сердце мое все еще билось. Пока жива я, жив и Лукас. Я не могу умереть и завершить перерождение в вампира, пока не лишу кого-то жизни.

Но в таком случае что со мной происходит?

Пока мы завтракали, папа объяснил:

— Это только намеки на то, какой ты будешь, когда переродишься. Ты выпила кровь человеческого существа. Теперь ты знаешь, как это на тебя действует. А со временем ощущения станут еще острее.

— Это отвратительно!

Я щурилась от света, заливавшего кухню. Даже в овсянке, сваренной мамой, я различала вкус корней, колосков и земли, на которой вырос этот овес. Зато утренний стакан крови никогда не был более безвкусным. Она всегда мне нравилась, но теперь я понимала, что это всего лишь слабое подобие того, что я должна пить.

— Как вы все это выдерживаете?

— Ощущения не всегда будут такими яркими, как поначалу. Думаю, через час-другой они слегка ослабнут. — Мама потрепала меня по плечу. В другой руке она держала стакан с кровью и, кажется, пила ее с удовольствием. — А потом... что ж, ты постепенно привыкнешь. И это хорошо, иначе никто из нас вообще не смог бы спать.

Сердце мое уже колотилось от перевозбуждения. За свою жизнь я никогда не пила больше, чем полстакана пива, но мне казалось, что ощущения здорово похожи на похмелье.

— Что-то мне не хочется к этому привыкать, спасибо большое.

— Бьянка! — Папин голос звучал резко от едва сдерживаемого гнева, даже вчера ночью он не был так сердит. Мама тоже посмотрела на него удивленно. — Чтобы я больше не слышал от тебя таких слов!

— Папа... я просто хотела сказать...

— Это твоя судьба, Бьянка. Ты родилась, чтобы стать вампиром. Никогда раньше ты в этом не сомневалась, и я не желаю, чтобы начала сомневаться сейчас. Я понятно выразился? — Он схватил свой стакан и вышел из комнаты.

— Понятно, — слабым голоском проблеяла я в пустоту.

К тому времени, как я в джинсах и бледно-желтой толстовке с капюшоном спустилась вниз, мои ощущения почти пришли в норму. В некотором смысле я испытывала облегчение — по крайней мере больше не приходилось слушать, как Кортни жалуется на свои волосы. Но при этом у меня возникло чувство утраты. То, что до сих пор было моим обычным миром, теперь стало странно тихим и каким-то далеким местом.

Впрочем, значение имело только одно — я чувствовала себя лучше и могла навестить Лукаса. Понятно, что после всего случившегося он еще был не в силах встать на ноги и прийти на уроки, но я могла сходить к нему на квартиру к миссис Бетани. Конечно, очнувшись там, он будет в ужасе, и кто знает, что ему рассказала миссис Бетани?

Стоило об этом подумать, и тело мое напряглось, будто в ожидании удара. Мама клялась, что Лукас ничего не вспомнит, но как это может быть правдой? Вчера я об этом не думала, но сейчас понимала, что место укуса должно чертовски сильно болеть. Наверняка он потрясен и зол, а может быть, еще и напуган. Конечно, мне следовало надеяться, что он обо всем забыл, но ведь тогда он забыл и о наших поцелуях?

Как бы там ни было, настало время честно взглянуть на то, что я наделала.

Я вышла на улицу, не обращая внимания на учеников, игравших в регби на дальнем краю лужайки, хотя заметила, что некоторые смотрят в мою сторону, и услышала грязные смешки. Кто бы сомневался, Кортни разболтала; наверное, каждый вампир в школе знает, что я натворила. Злая, пристыженная, я торопливо помчалась в сторону каретного сарая — и остановилась, потому что увидела идущего мне навстречу Лукаса. Он заметил меня и поднял руку — почти робко. Мне захотелось убежать. Но Лукас заслуживал лучшего отношения, поэтому придется преодолевать стыд. Заставив себя пойти к нему навстречу, я окликнула его:

— Лукас? Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. — Под его ногами шуршали листья. Мы подошли друг к другу. — Господи, что случилось?

У меня пересохло во рту.

— Тебе не рассказали?

— Рассказали, но... получить по голове перекладиной? Серьезно? — Щеки его пылали от смущения. Кажется, он злился — то ли на беседку, то ли на земное притяжение, то ли на что-то еще. Мне и раньше доводилось присутствовать при том, как он теряет самообладание, но таким я его еще не видела. — Распороть себе шею о чугунные перила? Это самое неудачное... Я просто опошлил все во время первого же поцелуя с тобой!

Более храбрая девушка тут же поцеловала бы Лукаса еще раз, но я только смотрела на него во все глаза. В общем-то он выглядел прекрасно. Бледный, конечно, и на шее толстая белая повязка, но в целом такой же, как обычно. Я почувствовала на себе любопытные взгляды и старалась не обращать внимания на зрителей.

— Я думала... в смысле... мне показалось... — Чтобы больше не лопотать бессвязную чушь, я выпалила: — Сначала я подумала, что ты просто упал в обморок. Иногда я действую так на парней. Чувства слишком обострены, и они не выдерживают.

Лукас рассмеялся. Прозвучало это немного фальшиво, но все-таки он смеялся. Все действительно было хорошо, и он в самом деле ничего не помнил. Я облегченно распахнула объятия и крепко прижала его к себе. Лукас тоже обнял меня, и мы несколько минут постояли, обнявшись, и я могла делать вид, что ничего плохого не случилось.

Волосы его под солнцем сверкали, как бронза, и я с наслаждением вдыхала его аромат, так похожий на аромат окружавшего нас леса. Осознание того, что он мой, было чудесным — я могла обнимать его вот так, открыто, потому что мы принадлежали друг другу. И с каждой секундой воспоминания становились все сильнее: вот я его целую, вот ощущаю его руки у себя на спине, вот его солоноватая мягкая кожа у меня между зубов, вот горячая кровь хлынула в мой рот...

«Мой».

Теперь я знала, что имела в виду мама. Укусить человека так же просто, как сделать глоток из стакана. Когда я выпила кровь Лукаса, он стал частью меня, а я — частью его. Теперь мы с ним были связаны, но я не могла контролировать эти узы, а Лукас просто не мог их понять.

— Бьянка? — пробормотал он мне в волосы.

— Да?

— Вчера ночью... я просто взял и упал на перила? Миссис Бетани сказала, что они обломились, но мне кажется... Черт, я не помню. А ты? Ты помнишь?

Должно быть, снова пробудились все его прежние подозрения относительно «Вечной ночи». Правильнее всего было бы сказать «да», но я не могла себя заставить — уж слишком много вранья.

— Кое-что. В смысле все это было так неожиданно и беспорядочно, и я... думаю, я запаниковала. Все как-то сразу смешалось и перепуталось.

Я не могла придумать ничего глупее, но, к моему удивлению, Лукас, кажется, поверил. Он расслабился в моих объятиях и кивнул, будто теперь все понял.

— Я никогда больше тебя не подведу. Обещаю.

— Ты меня и не подвел, Лукас. Это просто невозможно. — Меня захлестнуло чувство вины, и я еще крепче прижалась к нему. — И я тебя тоже не подведу.

«Я уберегу тебя от любой опасности, — поклялась я себе. — Даже от самой себя».

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...