Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Учение об обществе и государстве 6 глава




не-человеком в собственном смысле или в не-бытии человеком в собственном смысле, тогда бытие это будет [уже] представлять [у него нечто] другое [по сравнению с сущностью человека]. А потому людям, стоящим на такой точке зрения, необходимо ут­верждать, что ни для одной вещи не будет существо­вать понятия, которое обозначало бы ее как сущ­ность, но что все существует [только] случайным об­разом. Ведь именно этим определяется различие между сущностью и случайным свойством; так, на­пример, белое есть случайное свойство человека, потому что он бел, а не представляет собою белое в собственном смысле. Но если обо всем говорится как о случайном бытии в другом, то не будет сущест­вовать никакой первоосновы, раз случайное свой­ство всегда обозначает собою определение, выска­зываемое о некотором подлежащем. Приходится, значит, идти в бесконечность. Между тем это невоз­можно, так как более двух случайных определений не вступают в соединение друг с другом. В самом де­ле, случайно данное не есть случайно данное в [дру­гом] случайно данном, разве только в том смысле, что и то и другое [из них] случайно даны в одном и том же; так, например, белое является образован­ным, а:-лч> последнее — белым потому, что оба этих аюйстна случайно оказываются в человеке. Но [ес­ли говорят] «Сократ образован» — это имеет не тот смысл, что оба этих определения (и Сократ, и обра­зованный) случайно даны в чем-нибудь другом. Так как поэтому одно обозначается как случайно дан­ное установленным сейчас образом, а другое так, как об этом было сказано перед тем, то в тех случаях, где о случайно данном говорится по образцу того, как белое случайно дано в Сократе, [такие случай­ные определения] не могут даваться без конца в вос­ходящем направлении (epi to апб), как, например, у Сократа, поскольку он белый, не может быть како­го-нибудь дальнейшего случайного определения; ибо из всей совокупности случайных определений не получается чего-либо единого. С другой стороны, конечно, по отношению к белому что-нибудь другое

не будет случайно присущим ему свойством, напри­мер образованное. Это последнее являет собою слу­чайную принадлежность по отношению к белому отнюдь не более, чем белое по отношению к нему; и вместе с тем установлено, что в одних случаях мы имеем случайные принадлежности в этом смысле, в других — по образцу того, как образованное слу­чайно принадлежит Сократу; причем там, где име­ются отношения этого последнего типа, случайная принадлежность является таковою не по отноше­нию к [другой] случайной принадлежности, но так обстоит дело только в случаях первого рода, а сле­довательно, не про все можно будет говорить, как про случайное бытие. Таким образом, и в этом слу­чае будет сущестиопать нечто, означающее сущ­ность Л coin так, то доказано, что противоречивые утверждении не могут высказываться в одно и то же время.

Далее, если но отношению к одному и тому же предмету вместе правильны все противоречащие [друг другу] утверждения, то ясно, что в таком случае псе будет одним [и тем же]. Действительно, одно и то же будет и триерой, и стеной, и человеком, раз обо всяком предмете можно и утверждать, и отрицать что-нибудь, как это необходимо признать тем, кото­рые принимают учение Протагора. И в самом деле, если кому-нибудь кажется, что человек не есть трие­ра, то очевидно, что он не-триера. А следовательно, он имеете с тем и есть триера, раз противоречащие [ДРУ'Дру'У! утверждения истинны. И п та ком случае нолуч.ктся, как у Анаксагора: «Нее вещи вместе», и, следок:) тел mi о, ничего не существует истинным об­разом. 11оэтому слона таких людей относятся к тому, что неопределенно [само но себе], и, думая говорить о существующем, они говорят о несуществующем; ибо неопределенное — это то, что существует [толь­ко] в возможности и не существует в действительно­сти. Но подобным людям необходимо по поводу вся­кого предмета высказывать всякое утверждение или отрицание. Действительно, нелепо, если в отноше­нии каждого предмета отрицание его самого будет

иметь место, а отрицание [чего-нибудь] другого — того, чего в этом предмете нет, — происходить не будет. Так, например, если про человека правильно сказать, что он rfe-человек, то он, очевидно, также или триера, или не-триера. Если [в отношении к не­му] [правильно] утверждение, то необходимо [долж­но быть правильно] также и отрицание; а если [дан­ное] утверждение здесь не имеет места, то во всяком случае (ge) [соотнетствеинос] отрицание будет ско­рее допустимо, нежели отрицание самого предмета. Если поэтому [принимается) даже это последнее, то [должно допускаться] также и отрицание триеры, а если [ее] отрицание, то и утверждение. Вот какие результаты получаются для тех, которые выставляют это положение, а также [им приходится принимать], что нет необходимости [в каждом случае] высказы­вать или утверждение, или отрицание. В самом деле, если истинно, что это вот и человек, и не-человек, то ясно, что оно же не будет вместе с тем ни челове­ком, ни не-человеком: двум утверждениям противо­стоят два отрицания, а если оба утверждения сво­дятся там в одно, то и здесь получается одно [отри­цание], противолежащее [этому объединенному угверждепию].

-«. «АНАЛИТИКА ВТОРАЯ» Книга первая

глава вторая

Про каждую вещь мы думаем, что ее знаем безус­ловно, а не софистически, по случайным [призна­кам], когда мы думаем, что знаем причину, в силу ко­торой [данная] вещь есть, [следовательно], что она причина ее и что это не может обстоять иначе. Итак, ясно, что знание есть нечто в этом роде, ибо что ка­сается незнающих и знающих, то первые думают, что [именно] так обстоит дело [со знанием], а знающие и имеют [знание]. Поэтому невозможно, чтобы с тем,

о чем есть безусловное знание, дело обстояло иначе... Знаем [предмет] также и посредством доказательства. Доказательством же я называю силлогизм, который дает знание. А [силлогизмом], который дает знание, я называю такой, посредством которого мы [вещь] знаем потому, что мы его имеем. Поэтому, если зна­ние понять так, как мы приняли, то необходимо, чтобы доказывающая наука основывалась на [поло­жениях] истинных, первичных, неопосредствован­ных, более известных и предшествующих [доказыва­емому] и на причинах, [в силу которых выводится] заключение. Ибо такими будут и начала, свойствен­ные тому, что доказывается. В самом деле, силлогизм можно получить и без этих (положений и причин], дока;ител1>спю же нельзя, так как [без них] не приоб­ретается знание, Следовательно, [эти положения] должны быть истинными, ибо нельзя иметь знание о том, чет нет, как, например, о том, что диаметр со­измерим |со стороною). H:i пс'риичпых же недоказуе­мых [положений] (доказательство должно нестись] потому, что нет знания [доказуемого], если пет дока­зательства этого. Ибо знать то, для чего имеется дока­зательство, и не случайным образом, — это и значит иметь доказательство. [Для доказательства] должны быть причины и [положения] более известные и предшествующие [доказываемому]: причины — по­тому, что мы тогда познаем [предмет], когда знаем [его] причину; предшествующие [положения] — по­тому, что [они] причины, а ранее известные [положе­ния] — не только в том смысле, что понимают, но и в том, что знают, [что данный предмет] есть. Предше­ствующее и более известное надо понимать двояко, ибо не одно и то же предшествующее по [своей] при­роде и предшествующее для нас, а также более изве­стное безусловно и более известное нам. Предшест­вующим и более известным для нас я называю то, что ближе к чувственному восприятию; предшествую­щим и более известным безусловно — то, что нахо­дится дальше [от него]. Всего же дальше [от чувствен­ного восприятия] — наиболее общее, всего ближе [к нему] — отдельное и [оба] они противоположны

 

друг другу. «Из первичных» же означает: из свойст­венных [данному предмету] начал, ибо первичное и начало я считаю за одно и то же. Началом же дока­зательства является неопосредствованная посылка, а неопосредствованной является такая, которой не предшествует никакая другая. Посылка же есть одна из частей высказывания, в котором нечто одно при­писывается другому. Диалектическая [посылка] есть та, которая одинаково берет одну из двух [частей противоречия); доказывающая — которая одну [из них] определенно берет за истинную. Высказывание же есть та или другая часть противоречия, а противо­речие — такое противоположение, которое само по себе не имеет ничего среднего. Та из частей противо­речия, которая что-то приписывает чему-то, есть ут­верждение, та же [часть], которая что-то устраняет [от чего-то], — отрицание. Из неопосредствованных силлогистических начал тезисом, или положением, я называю то, которое нельзя доказать и которое тому, кто будет что-нибудь изучать, не необходимо иметь. То [положение], которое необходимо иметь тому, кто будет что-нибудь изучать, я называю аксиомой; неко­торые такие [положения], конечно, имеются, и к ним главным образом мы обыкновенно и применяем это обозначение. Положение, которое содержит ту или /ФУТ10 ||'1("|'|> высказывания, [когда] говорю, напри­мер, «нечто есть» или «нечто не есть», есть предполо­жение, без этого же — определение. Определение есть именно положение; в самом деле, занимающий­ся арифметикой выдвигает положение, что единица в количественном отношении неделима, но это не есть предположение. Ибо [определение], что есть единица, и [суждение], что единица есть, — не тожде­ственны.

Книга вторая

ГЛАВАДЕВЯТНАДЦЛТАЯ

Таким образом, относительно силлогизма и дока­зательства ясно, чтб представляет собою каждое из

них и каким образом они строятся вместе с тем и от­носительно доказывающей науки, ибо она то же са­мое, [что доказательство]...

Однако можно сомневаться... появляются ли спо­собности [познавания], не будучи врожденными, или, будучи врожденными, остаются [сначала] скры­тыми [для нас]? Если бы мы их уже имели, то это бы­ло бы нелепо, ибо [тогда] оказалось бы, что для тех, которые имеют более точные [знания], чем доказа­тельство, эти знания остались бы скрытыми. Если же мы приобретаем эти способности, не имея их рань­ше, то как мы можем познавать и научаться [чему-нибудь], не имея предшествующего познания? Это ведь невозможно, как мы уже сказали по поводу до-ка.'Ш'сльстна. Очевидно поэтому, что нельзя иметь [эти пюс'обжкти:iupuncc| и невозможно, чтобы они возникли у незнающих и пс наделенных никакой способностью. 11о:>тому необходимо обладать неко­торой возможностью, од| iaw.) i ie такой, которая пре­восходила бы эти [способности] и отношении точ­ности. Но такая возможность, очевидно, присуща всем живым существам. В самом деле, они обладают прирожденной способностью разбираться, которая называется чувственным восприятием. Если же чув­ственное восприятие [присуще], то у одних живых существ что-то остается от чувственно воспринято­го, а у других не остается. Одни живые существа, у которых [ничего] не остается [от чувственно вос­принятого], вне чувственного восприятия или вооб­ще не имеют познания, или не имеют [познания] того, что не остается [в чувственном восприятии]. Другие же, когда они чувственно воспринимают, удержива­ют что-то в душе. Если же таких [восприятий] много, то получается уже некоторое различие, так что из того, что остается от воспринятого, у одних возни­кает [некоторое] понимание, а у других нет. Таким образом, из чувственного восприятия возникает, как мы говорим, [некоторая] способность помнить. Из часто повторяющегося воспоминания об одном и том же возникает опыт, ибо большое число воспо­минаний составляет вместе некоторый опыт. Из

опыта же или из всего общего, сохраняющегося в душе, [то есть] из чего-то помимо многого, что со­держится как тождественное во всех [вещах], берут свое начало навыки и наука. Навыки — если дело ка­сается создания [вещей], наука — если дело касается существующего. Таким образом, эти способности [познания] не обособлены и не возникают из дру­гих способностей, более известных, а из чувствен­ного восприятия. Подобно тому [как это бывает] и сражении, после того как [строй] обращен в бегст-1U): когда один останавливается, останавливается другой, а затем и третий, пока (все) не придет в пер­воначальный порядок. А душа такова, что может ис­пытать нечто подобное. То, что уже раньше было сказано, но не ясно, мы объясним еще раз. В самом деле, если что-то из не отличающихся [между собой вещей] удерживается [в воспоминании], то появля­ется впервые в душе общее (ибо воспринимается что-то отдельное, но [восприятие] есть восприятие общего, например человека, а не [отдельного] чело­века — Каллия). Затем останавливаются на этом, по­ка не удерживается [нечто] неделимое и общее, на­пример, [останавливаются на] таком-то живом суще­стве, пока [не удерживается образ] живого существа (вообще) И ii.i этом также останавливаются. Таким оОрамом, ясно, что первичное нам необходимо по­знавать посредством индукции, ибо таким [именно] образом восприятие порождает общее. Так как из способностей мыслить, обладая которыми мы по­знаем истину, одними всегда постигается истина, а другие ведут также к ошибкам (например, мнение и рассуждение), истину же всегда дают наука и ум, то и никакой другой род [познания], кроме ума, не является более точным, чем наука. Начала же дока­зательств более известны, [чем сами доказательст­ва], а всякая наука обосновывается. [Таким образом], наука не может иметь [своим предметом] начала. Но так как ничто, кроме ума, не может быть истин­нее, чем наука, то ум может иметь [своим предме­том] начала. Из рассматриваемого [здесь видно] так­же, что начало доказательства не есть доказательст-

во, а поэтому и наука не есть [начало] науки. Таким образом, если помимо науки не имеем никакого дру­гого рода истинного [познания], то ум может быть началом науки. И начало может иметь [своим пред­метом] начала, а всякая [наука] точно так же отно­сится ко всякому предмету.

«ФИЗИКА» I книга (А)

1.

Так как научное знание возникает при всех ис­следованиях, которые простираются на начала, при­чины или элементы путем их познавания (ведь мы тогда уверены в познании всякой вещи, когда узнаем ее первые причины, первые начала и разлагаем ее вплоть до элементов), то ясно, что и в науке о приро­де надо определить прежде всего то, что относится к началам. Естественный путь к этому идет от более известного и явного для нас к более явному и извест­ному с точки зрения природы вещей: ведь не одно и то же то, что известно для нас и прямо, само по себе. Поэтому необходимо дело вести именно таким об­разом: от менее явного по природе, а для нас более явного к более явномул известному по природе. Для нас же в первую очередь ясно и явно более слитное, затем уже отсюда путем разграничения становятся известными начала и элементы. Поэтому надо идти от общего к частному. Именно вещь, взятая в целом, более знакома для чувства, а общее есть нечто целое, так как оно охватывает многое наподобие частей. То же известным образом происходит с именем и его определением: имя, например круг, обозначает нечто целое, и притом неопределенным образом, а определение разделяет его на частности, и дети пер­вое время называют всех мужчин отцами, а женщин матерями, потом уже различают каждого в отдель­ности.

>.**£

•< 2.. • * •

Необходимо признать, что существует или еди­ное начало, или многие, и если единое, то или непо­движное, как говорят Парменид и Мелисс, или по­движное, как говорят натурфилософы, считая пер­вым началом одни воздух, другие воду; если же начал много, то они должны быть или в ограниченном ко­личестве, или безграничном, и если в ограничен­ном, по большем одного, то их или два, или три, или четыре, или какое-нибудь иное число, а если в безгра­ничном, то они или таконы, как говорит Демокрит, т. е. все одного рода, но различной формы, или раз­личных видов, или даже противоположных. Сходным путем идут и те, которые исследуют все существую­щее в количественном отношении: они прежде все­го рассматривают, является ли то, из чего состоит существующее, единым или многим, и, если это мно­гое, ограниченно оно или безгранично; следователь­но, и они ищут определенное начало и элемент, еди­ное оно или многое. Однако рассмотрение вопроса, является ли сущее единым и неподвижным, не отно­сится к исследованию природы: как геометр не дол­жен возражать тому, кто отрицает его начала, — это дело другой науки или общей всем, — также и тот, кто:iaimмнется исследованием природных начал: медь одно •единое», и притом единое в таком виде, еще не будет началом. Начало есть начало чего-ни­будь или каких-нибудь вещей.

5.

До этих приблизительно пор идет с нами и боль­шинство прочих натурфилософов, как мы сказали раньше: все они, устанавливая элементы и так назы­ваемые ими начала, хотя и без логических обоснова­ний, все-таки говорят о противоположностях, как бы вынуждаемые самой истиной. Различаются же они друг от друга тем, что одни берут начала более первые, другие — производные, одни — более изве­стные по понятию, другие — по чувству, именно: од-

ни считают причиной возникновения теплое и хо­лодное, другие — влажное и сухое, иные — нечет и чет, некоторые — вражду и дружбу, а это все отлича­ется друг от друга указанным способом. Таким обра­зом, они говорят в некотором отношении одно и то же и в то же время различное: различное, поскольку оно и кажется таким для большинства, одно и то же — по аналогии; именно: они берут начала из од­ного и того же ряда, так как одни из противополож­ностей заключают в себе другие, а другие заключают­ся в них. В этом именно отношении они говорят и одинаково, и по-разному, то хуже, то лучше: одни — о более знакомом на основе понятия (как было сказа­но раньше), другие — на основе чувства. Ведь общее известно нам по понятию, частое — по чувству, так как понятие относится к общему, чувственное вос­приятие — к частностям, например, большое и ма­лое известно по понятию, плотное и редкое — по чувству. Итак, что начала должны быть противопо­ложными, это ясно.

Так как слово «возникать» употребляется в раз­личных значениях и одни предметы не возникают просто, а возникают как нечто определенное, про­сто же возникают только одни сущности, то, очевид­но, в основе всего прочего должно лежать нечто ста­новящееся; именно и количество, и качество, и от­ношение к другому, и когда, и где возникают на основе какого-нибудь субстрата, так как одна только сущность не высказывается но отношению к како­му-либо подлежащему, а все прочие категории по отношению к ней. А что и сущности, и все остальное, просто существующее, возникают из какого-нибудь субстрата, это очевидно из наблюдений. Всегда ведь лежит в основе что-нибудь, из чего происходит воз­никающее, например растения и животные из семе­ни. Возникают же просто возникающие предметы или путем переоформления, как статуя, или путем прибавления, как растущие тела, или путем отнятия,

как Герм ия камня, другие путем составления, как дом, н путем качественного изменения, как изменя-ющмггн и отношении материи. Очевидно, что все во:пшкающие.таким путем предметы возникают из лежащего в основе субстрата. Из сказанного, таким образом, ясно, что все возникающее бывает всегда сложным: есть нечто возникшее, и есть то, что ста­новится таким, и это последнее двоякого рода: или лежащее н основе, т. с. подлежащее, или противоле-ЯШЩСС, Я разумею здесь следующее: противолежит — ИроОраэованность, лежит в основе — человек; и бес­форменность, безобразие, беспорядок я называю противолежащим, а медь, камень, золото — подлежа­щим. Очевидно, таким образом, если существуют причины и начала для вещей, существующих по природе, из которых, как первых, они возникли не но совпадению, но каждое по той сущности, по ко­торой именуется, то все возникает из подлежащего и формы; именно: образованный человек слагается известным образом из человека и из образованного, так как ты сможешь разложить предложения на эти термины. Ясно, таким образом, как возникающее бу­дет возникать и:» указанных составных частей... Итак, сколько начал принимает участие в возникновении природных тел и каковы они, об этом сказано; ясно также, что дол ж? к> что нибудь лежать в основе про­тивоположностей и что противоположных начал должно быть два. Но в другом отношении это не яв­ляется необходимым: достаточно, если одна из двух противоположностей будет производить изменение своим отсутствием или присутствием. Лежащая в ос­нове природа познаваема по аналогии: как относит­ся медь к статуе, дерево к ложу или материал и нео-с|юрмленное вещество, до принятия формы, ко все­му обладающему формой, так и природный субстрат этот относится к сущности, определенному и суще­ствующему предмету. Итак, одним началом является этот субстрат (не в том смысле одним и сущим как црсделенный предмет), другим началом то, чему угветствует понятие (форма), кроме того, проти-юложное ей — «лишенность».

S70

W':

«О ДУШЕ» Книга вторая

глава!

1) Мы сказали все, что нужно, относительно до­шедших до нас мнений прежних мыслителей о ду­ше. Теперь возвратимся к тому, с чего начали, и сде­лаем попытку определить, что такое душа и какое можно дать самое общее понятие о ней?

2) Один из родов существующего составляют субстанции. Каждая субстанция заключает в себе: ма­терию, которая сама по себе не есть что-либо опре­деленное, во-вторых, форму и вид, в силу которого она становится определенным предметом, и, в-тре­тьих, нечто состоящее из этих двух частей. Материя при этом есть только потенция, форма же — энтеле­хия, и притом энтелехия в двух значениях, различие между которыми такое же, как между 31 шшем и при­ложением его.

3) По-видимому, тела, и притом тела естествен­ные, суть по преимуществу субстанции, потому что они лежат в основе всех других. Из тел естественных одни одарены жизнью, другие нет. Жизнью мы назы­ваем питание, возрастание и увядание тела, имеющие основание в нем самом. Таким образом, каждое есте­ственное тело, имеющее в себе жизнь, есть субстан­ция и, как такая, есть нечто составное.

4) Так как тело, как одаренное жизнью, имеет самостоятельное бытие, то само оно не есть душа, потому что оно не есть какое-нибудь свойство предмета, а, наоборот, само есть предмет и материя. Вследствие этого душа необходимо есть субстанция в смысле формы естественного тела, заключающего в себе способность жизни, а субстанция есть энте­лехия.

5) С тем вместе душа есть энтелехия определен­ного тела, и притом энтелехия в двух значениях, ко­торые относятся между собою так же, как знание и его приложение. Очевидно, что в этом случае она

есть энтелехия в смысле знания, потому что, как скоро существует душа, является сон и бодрствова­ние: бодрственное состояние имеет аналогию с прилагаемыми телу знанием, сон — с знанием, при­сущим душе, но не обнаруживающимся в действии. Знание по своему происхождению предшествует приложению, потому душа есть первая энтелехия естественного тела, способного к жизни и органи­зованного,

(>) Растения тоже Обладают органами, только п пыс inert степени простыми. Так, лист есть покров дли скорлупы, я скорлупа есть покрой плода; корни имеют сходспю со ртом, потому что ими, как и ртом, вбирается пища. Таким образом, общее определение души будет следующее: душа есть энтелехия естест-ис! п к)го oprai шческого тела.

7) Иииду этого определения не может быть и во­проса о том, суть ли душа и тело нечто единое, как не может быть этого вопроса относительно воска и его формы или относительно единства материи с тем, чему она служит матернею. Хотя понятие единого и бытие имеют много значений, но преимуществен­но оно приложимо к энтелехии.

8) Теперь выяснилось, что такое душа вообще. Она есть отвлеченная сущность. Отвлеченная сущ­ность есть не что иное, как существенное свойство определенного тела. Так, положим, что естествен­ное тело есть какое-нибудь орудие, например секи­ра. Сущность секиры есть то, что она есть секира, и это свойство составляет ее душу: с уничтожением его секира перестает быть секирою в собственном смысле и становится предметом, имеющим одина-ковое с нею название, при существовании же ука­занного свойства предмет этот есть действительно секира. Конечно, душа не есть отвлеченная сущ­ность такого рода тела, как секира: она есть отвле­ченная сущность естественного определенного те­ла, которое в самом себе имеет источник движения и покоя.

9) Все сказанное относительно секиры нужно приложит!) к органам тела. Если бы глаз был живым

существом, то способность видеть была бы его ду­шою, потому что эта способность есть отвлеченная сущность глаза, а самый глаз только материя зрения, с уничтожением которого он перестает быть глазом в собственном смысле, а остается им только по име­ни, как, например, глаз каменный или нарисованный. Сказанное относительно частей тела нужно прило­жить к целому живому телу, потому что отношение частного ощущения к части тела сходно с отношени­ем всей совокупности ощущений ко всему ощущаю­щему телу, как такому.

10) Само собою понятно, что способностью жиз­ни обладает не то, что теряет душу, а то, что ее имеет, так что семя и плод суть в возможности уже опреде­ленного рода тело.

/ 1) Таким образом, как свойство секиры — сече­ние и свойство глаиа — видение есть энтелехия, так и бодрствование, и душа имеют сходство со способ­ностью зрения и силою орудии, тело же есть нечто существующее только в возможности; и, как зрачок и зрение составляют глаз, так душа и тело составля­ют живое существо.

12) Итак, душа неотделима от тела; очевидно так­же, что неотделимы и части ее, если она состоит из частей, потому что каждая из этих частей будет энте-лехиею какой-либо части тела. Но при этом нет ни­какого препятствия к тому, чтобы некоторые части души, как не составляющие энтелехии тела, были от­делимыми от него.

13) Кроме того, остается неясным, относится ли душа, как энтелехия тела, к нему так же, как пловец относится к судну, на котором плывет.

Так в общих чертах можно определять и пред­ставлять душу.

ГтвлУ!

1) Теперь нужно говорить прежде всего о пред­метах, возбуждающих ощущения каждого из внеш­них чувств. Предметы ощущаемые трех родов: в двух из них ощущается нечто непосредственно, само по

себе, в третьем ощущаемое есть нечто случайное. При этом в первых двух родах есть нечто исключи­тельно свойственное каждому чувству и нечто об­щее им всемГ

2) Свойственным известному чувству я называю то, что не может быть воспринимаемо другим чувст­вом и относительно чего чувство не может ошибать­ся, таковы: для зрения — цвет, для слуха — звук, для органа вкуса — вкус. В области осязания таких ему одному ошйотнсиных восприятий несколько. Каж-д< >с чупстио in iciiii icc безошибочно различает то, что ему свойственно, — цвет, звук, но не различает того, какой предмет имеет цвет и где он находится, что звучит и где находится. Восприятия, принадлежащие исключительно одному которому-либо из чувств, на­зываются специальными; общие же суть движение, покой, число, фигура, величина, потому что они не воспринимаются исключительно одним чувством, а общи всем им. Так, движение воспринимается как осязанием, так и зрением.

3) Ощущаемое есть нечто случайное тогда, когда, например, вместе с ощущением белизны восприни­мается, что белый предмет есть сын Диара. Это по­следнее в ощущении есть нечто случайное, так как оно случайно hiudictoi при ощущении белизны. Потому чуттно само но себе непосредственно не подвергается действию этого рода ощущаемых пред­метов. Из предметов, воспринимаемых чувствами внешними непосредственно, их специальные пред­меты суть по преимуществу объекты ощущения, и к ним направляется каждое чувство по своей при­роде.

Книга третья

глава Г/

1) Рассматривая ту часть души, которою она познает и приобретает мудрость, — отделима ли она или неотделима в действительности, а только н отвлечении, — нужно определить ее отличитель-

ные черты и то, каким образом происходит мыш-' ление. ;

2) Если мышление находится в тех же условиях, как и ощущение, то оно есть или страдательное состо­яние под влиянием мыслимого, или что-либо в этом роде.

3) Но оно должно быть неподверженным страда-' нию, носителем форм и в возможности таким, каков предмет мыслимый, а не самим этим предметом, и,» как ощущающая способность относится к ощущае­мому, так ум должен относиться к мыслимому. Посе­му он, как мыслящий все, необходимо не заключает в себе посторонней примеси, дабы, как говорит Ана­ксагор, властвовать над всем, т. е. дабы познавать; ибо»-чуждое, являясь рядом, препятствует и поставляет ему преграду, так что по природе ум не может быть ничем иным, как только акх'обностью (dynaton). Та­ким образом, так iшывасмый ум п душе, т. е. ум, кото­рым душа рассуждает и понимает, прежде мышления не бывает в действительности ничем из существую­щего.

4) С этой точки зрения разумно почитать его не­причастным телу. В противном случае он был бы теп­лым или холодным, у него был бы какой-нибудь ор­ган, как у способности ощущения; но ничего такого нет. И справедливо утверждают, что душа есть место (topos) форм; только не вся душа, а мыслящая и не в действительности (entelecheia), а в возможности состоит из форм.

5) Что непричастность страданию способности ощущения и способности мышления неодинакова, это ясно видно на органах чувств и на самом ощуще­нии: способность ощущения не может ощущать, ког­да существующее возбуждение слишком сильно, на­пример не может ощущать слабый звук в присутст­вии очень сильного: также в присутствии ярких красок и сильных запахов нельзя ни видеть, ни обо­нять слабейших; ум же, наоборот, когда мыслит что-либо слишком отвлеченное, не только не хуже в то же время мыслит менее отвлеченное, а еще лучше. Дело в том, что способность ощущения не может су-

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...