 |
Михаил Никитич Муравьев (1757–1807)
|
|
|
|
Михаил Никитич Муравьев (1757–1807)
«Товарищи, наставники, друзья…»
Товарищи, наставники, друзья,
О книги! к вам украдываюсь я
Мгновенье скрыть оставшейся прохлады,
Вкушая в вас полезные отрады.
Я наслаждатися меж вами прихожу
И время течь скоряе обяжу.
Ах! несмотря, что время скоро мчится,
Мгновенья есть, когда оно влачится,
Коль числит их душа, в бездейство впад.
Единый труд отъемлет скуки хлад.
Утро
Тревожится кипяща младость,
И рушится мой сладкий сон.
Опять земле приносит радость
Из волн спешащий Аполлон,
Предвозвещаемый денницей,
С своей горящей колесницей
Поверх является валов.
В востоке злато разлиянно,
И вещество благоуханно
Лиется в воздух со цветов.
Ночь
К приятной тишине склонилась мысль моя,
Медлительней текут мгновенья бытия.
Умолкли голоса, и свет, покрытый тьмою,
Зовет живущих всех ко сладкому покою.
Прохлада, что из недр пространныя земли
Восходит вверх, стелясь, и видима в дали
Туманов у ручьев и близ кудрявой рощи
Виется в воздухе за колесницей нощи,
Касается до жил и освежает кровь!
Уединение, молчанье и любовь
Владычеством своим объемлют тихи сени,
И помавают им согласны с ними тени.
Воображение, полет свой отложив,
Мечтает тихость сцен, со зноем опочив.
Так солнце, утомясь, пред западом блистает,
Пускает кроткий луч и блеск свой отметает.
Ах! чтоб вечерних зреть пришествие теней,
Что может лучше быть обширности полей?
Приятно мне уйти из кровов позлащенных
В пространство тихое лесов невозмущенных,
Оставив пышный град, где честолюбье бдит,
Где скользкий счастья путь, где ров цветами скрыт.
|
|
|
Здесь буду странствовать в кустарниках цветущих
И слушать соловьев, в полночный час поющих;
Или облокочусь на мшистый камень сей,
Что частью в землю врос и частию над ней.
Мне сей цветущий дерн свое представит ложе.
Журчанье ручейка, бесперестанно то же,
Однообразием своим приманит сон.
Стопами тихими ко мне приидет он
И распрострет свои над утомленным крилы,
Живитель естества, лиющий в чувства силы.
Не сходят ли уже с сих тонких облаков
Обманчивы мечты и между резвых снов
Надежды и любви, невинности подруги?
Уже смыкаются зениц усталых круги.
Носися с плавностью, стыдливая луна:
Я преселяюся во темну область сна.
Уже язык тяжел и косен становится.
Еще кидаю взор – и все бежит и тмится.
1776, 1785 (? )
«Мои стихи, мой друг, – осенние листы…»
Мои стихи, мой друг, – осенние листы:
Родятся блеклые, без живости и цвету,
И, восхищаемы дыханий злых усты,
Пренебрегаемы разносятся по свету,
Не чтомые никем. Но дух во мне кипит
И слезы зависти катятся по ланитам,
Что, указуемый гражданами пиит,
Не достигаю я в сообщество к пиитам,
Биющим верные удары во сердца,
Со воздыханьями влекущим слезы сладки.
Богине Невы
Протекай спокойно, плавно,
Горделивая Нева,
Государей зданье славно
И тенисты острова!
Ты с морями сочетаешь
Бурны росски озера
И с почтеньем обтекаешь
Прах Великого Петра.
В недре моря Средиземна
Нимфы славятся твои:
До Пароса и до Лемна
Их промчалися струи.
Реки гречески стыдятся,
Вспоминая жребий свой,
Что теперь в их ток глядятся
Бостанжи с кизляр-агой;
Между тем как резвых граций
Повторяешь образ ты,
Повергая дани наций
Пред стопами Красоты.
От Тамизы и от Тага
Стая мчится кораблей,
И твоя им сродна влага
Расстилается под ней.
|
|
|
Я люблю твои купальни,
Где на Хлоиных красах
Одеянье скромной спальни
И амуры на часах.
Полон вечер твой прохлады —
Берег движется толпой,
Как волшебной серенады
Глас приносится волной.
Ты велишь сойти туманам —
Зыби кроет тонка тьма,
И любовничьим обманам
Благосклонствуешь сама.
В час, как смертных препроводишь,
Утомленных счастьем их,
Тонким паром ты восходишь
На поверхность вод своих.
Быстрой бегом колесницы
Ты не давишь гладких вод,
И сирены вкруг царицы
Поспешают в хоровод.
Въявь богиню благосклонну
Зрит восторженный пиит,
Что проводит ночь бессонну,
Опершися на гранит.
К музе
На крыльях времени мои прекрасны дни
С собой похитили и смехи, и забавы,
И нежные мечты, и обещанья славы:
Ты, Муза скромная, урон их замени.
Вернее их в своих щедротах
Отдай мне суеты ребячества; доставь
Еще мне счастье зреть старинны басни въявь
И воздыхать еще о нимфах и эротах.
Кому ты в юности сопутницей была,
Того и в охлажденны леты,
Когда суровый ум дает свои советы,
Ты манием зовешь волшебного жезла
В страны роскошны и прелестны,
Страны, одной тебе известны,
Послушные тебе где льются ручейки,
Где сладостной твоей улыбкой
Яснеют небеса, вздыхают ветерки
И вьется виноград с своей лозою гибкой.
Но где равно, когда нахмуришь бровь,
Во основаниях колеблется природа,
И меркнет свет, и стынет кровь,
И потрясаются столпы небесна свода.
Игры мечтания, которых суета
Имеет более цены и наслажденья,
Чем радости скупых, честолюбивых бденья
И света шумного весь блеск и пустота!
Любимцам, Муза, ты Елизий сотворяешь
И щедро сыплешь вкруг сокровища весны!
Где ты присутствуешь, там счастье водворяешь
И украшаешь все страны.
От греков уклонясь Ионии роскошной,
От сени тайныя, где твой Гораций пел,
Ты посещаешь днесь край западный, полнощный
И зиждешь граций там удел,
Где дики племена вели кровавы ссоры.
Приступна всем равно и смертным и странам,
Не уважаешь ты народов перекоры
И благосклонствуешь враждебным берегам.
Делясь меж Галлии и между Альбиона,
Внушаешь Валлеру и Лафонтену ты
Неподражаемы черты,
Которым нет ни правил, ни закона.
|
|
|
Влагаешь чувство красоты
И в резвое дитя мечты
На берегах Авона
И в гордого певца,
Который убежал из хижины отца
От влажных берегов архангельского града,
Чтоб всюду следовать, дщерь неба, за тобой
И лиру смешивать с военною трубой.
Тобою внушена бессмертна «Россияда»,
Тобою «Душенька». Ты с бардом у Невы
Священны истины вливаешь смертным в уши
Иль водишь сладостно в окрестностях Москвы
За бедной Лизою чувствительные души.
И мне с младенчества ты феею была.
Но благосклоннее сначала,
Ты утро дней моих прилежней посещала.
Или рассеялась густая мгла
И ясный полдень мой своей покрыла тенью?
Иль лавров по следам твоим не соберу
И в песнях не прейду к другому поколенью?
Или я весь умру?
1790-е
|
|
|
