Ранняя история современных кельтских королевств 8 глава

Древний исхоженный путь в Рим через Альпы, древняя римская дорога, позднее известная как «варварский путь» (via barbaresca), стала главной дорогой пилигримов в «Век Святых»; а на ее обочине распола­гались специальные странноприимные дома для пилигримов⁹⁵. Аббат­ство Санкт-Галлен находилось вблизи этого пути, и «Житие св. Галла» и другие документы сохранили детали характерных обычаев и поведе­ния пилигримов. Как во всех караванных поездках, древних и совре­менных, путешественники двигались большими группами, и Валафрид Страбон, писавший в начале IX века, говорит, что привычка путеше­ствовать стала второй натурой скоттов (то есть ирландцев). Хотя они, по-видимому, не могли нести с собой хоть какое-то количество книг, но представляется важным, что таблички для письма назывались в Гер­мании «таблички скоттов» (pugilares Scotorum).

Преданность ирландских монахов учености уже хорошо была изве­стна за пределами Ирландии в VIII веке. В одном из самых примеча­тельных своих отрывков Беда говорит (Н. Е., III 27) о ревности ирланд­ских монастырей к преумножению знаний и об их щедрости по отно­шению к английским ученикам, «знатным и простым», приходившим к ним либо для религиозных штудий, либо для жизни по более строгому уставу. Некоторые из них избирали монашескую жизнь, в то время как другие предпочитали продолжать свое обучение, посещая кельи раз­ных учителей. Ирландцы приветствовали их, проявляя чрезвычайное гостеприимство, бесплатно снабжая их книгами и наставлениями. Даже на континенте от Ноткера Заики (около 840-912)⁹⁶ мы узнаем, что [235] в Галлию прибыли два ирландца, сведущие в сакральной и профанной учености, которой они предлагали поделиться столь же громогласно, как иные предлагают свои товары. Они были с честью приняты Кар­лом Великим, от которого они не спросили никакой платы за свое пре­подавание, кроме жилья, одежды и пропитания. Для одного из них Карл устроил в Галлии школу для знатных и бедных, а другой стал учителем в Павии на столь же великодушных условиях⁹⁷.

Одним из первых ирландских ученых, часто посещавших каролинг­ский двор, был Дикуйл, ставший учителем в дворцовой школе⁹⁸. Его научные и литературные труды представляют большой интерес и заме­чательны для своего времени. Вероятно, он был монахом на Ионе и, может быть, учеником Суибне, аббата, умершего в 772 г. По крайней мере, он находился в Ионе во время посещения монастыря одним па­ломником, возвратившимся из Святой Земли до 767 г., и он знал ирланд­ских отшельников на северных островах, очевидно, рараr (ирландские отшельники) на Тhile (Исландия) и на Фарерских островах, вынужден­ных покинуть свои обители из-за викингов (см. выше с. 151). Представ­ляется вероятным, что он сам посещал Фареры, выдвигались также предположения, что его переселение на континент произошло в резуль­тате разграбления Ионы в 806 г. Его основные литературные произве­дения посвящены астрономии и статистике, написаны вперемешку про­зой и ритмическим стихом. Им же написано сочинение «Об измерении земли» (Dе Мепsura Orbis), являющееся первым географическим обзо­ром подобного рода во Франкской империи. И хотя автор в основном опирается на римскую географию, особенно на труды Плиния, он обла­дает слишком живым умом, чтобы удержаться от вставки собственных реминисценций — упоминаний о слоне, посланном Харуном аль-Рашидом Карлу Великому в 804 г.; рассказа, который он слышал, о па­ломничестве монаха Фиделиса в Святую Землю; а также рассказа об Исландии и Фарерах. Его географический труд в части привлечения современного материала предвосхищает перевод Орозия, сделанный королем Альфредом, что свидетельствует о растущем интересе к гео­графии на Западе в IX веке.

К середине IX века, когда варварские нашествия угрожали тради­ционной классической учености на континенте, новую жизнь как в нау­ку, так и в схоластическую мысль Западной Европы вдохнули ученые с Британских островов, англосаксы и кельты, в частности ирландские ученые. Ирландцы в особенности оказали глубокое и неизгладимое влияние на европейскую культуру IX и последующих веков. Особенно интересны кружки ученых ирландцев в Лаоне, на северо-восток от Па­рижа, и в Льеже, к востоку от Брюсселя, обосновавшиеся в этих городских [236] центрах примерно в середине IX века и существовавшие там по меньшей мере десятилетие. Приблизительно в это время появляются сообщения о нескольких ирландцах, прибывших с миссией ко двору короля Карла Лысого в Льеже от Маэла Сехлайнна, ирландского ко­роля, с известием о победе над норвежцами и просящих свободного проезда для паломничества в Рим. Примерно в то же время, и, может быть, в качестве члена той же миссии, мы обнаруживаем в Льеже Седулия Скотта или Скоттигену, поэта, ученого, писца, теолога и при­дворного, одного из ученейших людей своего времени. Он был тесно связан с небольшой группой ученых, которые, как и он сам, вероятно, по пути в Льеж на некоторое время задержались при дворе Мервина Вриха, короля Северного Уэльса, который, по всей видимости, был достаточно культурным человеком (см. выше с. 143). Наши данные на самом деле подразумевают, что двор Мервина в Северном Уэльсе был в то время общепризнанным перевалочным пунктом и культурным центром на привычном пути паломников из Ирландии ко двору Кар­ла Лысого в Льеже и что ирландские, а, может быть, также и валлий­ские ученые почитались в Льеже за свою образованность и придвор­ный лоск.

Среди ирландских ученых, объединившихся вокруг льежского дво­ра, центральной фигурой, несомненно, был Седулий Скотт⁹⁹. Точные места его рождения и его обучения неизвестны, хотя определенные ука­зания в его сочинениях предполагают, что по крайней мере часть его литературных источников была ирландского происхождения. По сло­вам Лейстнера, «как неизвестная доселе комета, ирландец Седулий по­явился в Льеже в середине IX века (845-858 гг.), чтобы исчезнуть столь же таинственно, как и появился»¹⁰⁰. Его труды в равной мере примеча­тельны как своей разнонаправленностью, так и точностью, и утончен­ной латинской ученостью; особенное внимание привлекает его безуп­речное владение широким спектром латинских метров. Его хороший вкус в латинской стилистике явствует из высокой оценки, которую он давал Цицерону. Среди отрывков из латинских авторов, которые Се­дулий включил в Collectaneum ¹⁰¹, он использует не менее семи произве­дений Цицерона, в то время как его современники ограничивались од­ним или двумя. Общепризнанно и то, что он обладал какими-то позна­ниями в греческом, хотя и не слишком глубокими. Колофон греческими буквами на рукописи греческого Псалтыря, хранящейся ныне в Пари­же, гласит: «Я, Седулий Скотт, написал» (Sidulos Scottos ego egrapsa) ¹⁰².

Сочинения Седулия сами собой свидетельствуют о его владении всеми литературными жанрами того времени. В Collectaneum он собрал извлечения из самых известных произведений античных авторов, а в то [237] время, когда книги и библиотеки были сравнительно редки, такие сбор­ники имели практическое значение. Эта форма достигла своего класси­ческого развития в Аdages Эразма. «Книга о христианских правителях» (Liber de Rectoribus Christians) ¹⁰³, написанная прозой со стихотворными вкраплениями, которые в основном подытоживают предшествующие прозаические отрывки, представляет собой ранний пример исследова­ния в области политической теории и главным образом посвящена обязанностям правителей. Эта книга получила признание во всей Евро­пе от России до Исландии и известна под названием «Зерцало Князей». Важно отметить, что в этой работе Седулий, очевидно, испытал влия­ние главы о «Неправедном царе» из анонимного ирландского трактата De Duodecim abusivis saeculi, написанного в начале VIII в. Он разделял живой интерес своего времени к грамматическим изысканиям и напи­сал комментарии к Евтихию, Присциану и Донату, а также внес свой вклад в современную литературу по библейской экзегезе своим «Со­бранием комментариев к Евангелию от Матфея» (Collectaneum in Matthaeum) и «Собранием комментариев ко всем Посланиям апостола Павла» (Collectaneum in omnes beati Pauli Epistolas). Последнее произ­ведение представляет для нас особый интерес, поскольку оно принад­лежит к числу комментариев на послания апостола Павла, которые почти все напрямую происходят из Ирландии. На этом основании, как отмечает Кении¹⁰⁴, можно предположить, что Седулий либо написал свой Collectaneum в Ирландии, либо использовал книги, привезенные оттуда.

Сегодня с наибольшим удовольствием мы вспоминаем Седулия за его стихотворения¹⁰⁵, всего их дошло 83; ибо при всей своей учености он сохранил живость ума и богатство воображения, свойственные его землякам, и хотя для своего времени Седулий был уникальным челове­ком по разнообразию и правильности своих лирических метров, он обладал легкостью пера, что доказывает его талант. Именно с этой яркостью написаны стихотворения, обращенные к Хартгару, епископу Льежа (840-854 гг.), с просьбой о принятии в его школу и с просьбой, одновременно серьезной и шутливой, о помощи себе и своим товари­щам-ученым — о предоставлении вина, мяса, меда и лучшего жилища. Та же легкость и такт, с которыми он обращается к Хартгару, не на­неся ему обиды, позволили Седулию обратиться с приветствием к пре­емнику Хартгара, епископу Франко. Подобно современному поэту-лауреату, Седулий был мастером торжественного стихосложения, зна­чительная часть его поэм, написанных в величавом стиле, посвящена общественным событиям современной ему эпохи, будь то смерть епис­копа Хартгара (nо. XVII) или вступление на кафедру его преемника [238] Франко (XVIII, XIX, LХVI). Многие поэмы адресованы членам ко­ролевской семьи — самому королю Карлу Лысому, императору Лотарю, его супруге Эрменгарде и их сыновьям Людовику и Карлу (XII-XXVII et alia). Три стихотворения на современные ему события, по всей вероятности, опять связывают его с двором Северного Уэльса. Одно из них, носящее название «О поражении норманнов» (De Strage Normannorum) (ХLV), на самом деле представляет собой благодарствен­ный гимн в честь победы над норвежцами — этим «враждебным ро­дом» (gens inimica), этими «презренными людьми» (homines viles) — и, вероятно, было вдохновлено битвой, в которой был убит предводитель викингов Горм (см. выше с. 146). Другое стихотворение (ХLУП), по всей видимости, посвящено «алтарю», воздвигнутому королем Рориком, несомненно, Родри Великим, королем Северного Уэльса. Вполне возможно, что эти три стихотворения были сочинены до прибытия Седулия на континент; впрочем, в это время Карл был так напуган набегами норвежцев, что смерть их предводителя, конечно, могла стать поводом для веселья в Льеже, и для Седулия было бы вполне естествен­но запечатлеть это великое событие.

Может быть, именно юмор Седулия в шуточных стихотворениях выделяет его среди современников, отличавшихся более мрачным взгля­дом на мир, столь свойственным для Средневековья. Так, он обраща­ется к своему другу Роберту, склоняя по падежам его имя (LУШ).

 

Славный муж Роберт,

Возрастают хвалы Роберта.

Христос, будь милостив к Роберту,

Продли годы жизни Роберта...

 

Его дар утонченного юмора наиболее полно проявился в пародий­ной героической поэме из 140 строк на смерть барана, разорванного на куски собакой (ХLI). Эта поэма завершается эпитафией. Баран, на­ходясь в безвыходном положении, устрашает собак — всех, кроме одной,— героической речью в десять строк, составленной в традици­онно высоком ключе, а после героической смерти барана Седулий с дерзким легкомыслием произносит хвалебную речь в возвышенном сти­ле античного эпоса:

 

«Был он лишен недостатков и не говорил пустых слов, Баа и Бее были таинственные звуки, которые он произносил. Когда агнец воца­рился высоко, чтобы спасти грешников, Сын самого Господа испытал горькую смерть. Идя по пути смерти, разорван жестокими псами, так, славный баран, ты погиб за непокаявшегося вора. Как овен был прине­сен в жертву вместо Исаака, так и ты — жертва вместо бедняги»¹⁰⁶. [239]

Поэтический талант Седулия более всего виден в его произведени­ях, посвященных религиозным праздникам, национальным бедствиям, красоте природы, символизируемой весной. В отрывке из «Книги о правителях» (Liber de Rectoribus) он плавно переходит от ужасов войны к впечатляющему описанию шторма:

«Когда неистово бушует буря и порывистый восточный ветер низ­вергается с высоких гор, белый град падает из облаков и качаются леса, и вздымается морская волна, и ветер бросает угрозы звездам, когда свер­кает молния, тогда страх сжимает сердце дрожащего смертного, не по­губит ли гнев небесный род человеческий»¹⁰⁷.

По контрасту с яростью стихии он со смирением вспоминает мяг­кость природы весной в стихотворении на Пасху, когда «земля позво­ляет расцвести луковицам, таящим в себе цветы, и радуется, одетая в разноцветное платье цветов. Теперь яркоперые птицы смягчают воздух песней, из своих молодых клювов они изливают торжественную песню. Небеса ликуют, земля рада и стократно возглашает аллилуйю. Теперь церковный хор, поющий песнь Сиона, поднимает свою осанну ввысь к небесам»¹⁰⁸.

Среди самых очаровательных поэм Седулия, посвященных менее серьезным темам,— небольшая эклога «О состязании розы и лилии» (De Rosae Lilique Certamine) (LХХХI), идиллический диалог, в котором лилия и роза оспаривают друг у друга превосходство — роза хвалится своим ярким цветом и называет себя сестрой зари, любимой Фебом; лилия за свою бледность считает себя символом девственности, люби­мой Аполлоном. Спор разрешается Весной, предстающей в виде юно­ши, раскинувшегося на траве, который напоминает им, что обе они сестры-близнецы, дочери земли, их матери.

Одновременно с узким кругом ученых и поэтов, собравшихся во­круг Седулия в Льеже, свои произведения создавал самый выдающийся ирландец на континенте в IX веке, Иоанн Скотт Эриугена, Иоанн Ирландец¹⁰⁹, о котором справедливо говорится, что он был ярчайшей индивидуальностью, которую Ирландия дала континенту в Средние века, не считая Колумбана ¹¹⁰. Тем не менее эти два человека были чрез­вычайно далеки друг от друга. Колумбан в сущности был практиком, активнейшим участником борьбы за сохранение особенностей ирланд­ской церкви, защитником ее идеалов и фактическим руководителем. Иоанн был прежде всего ученым и мыслителем, одновременно теоло­гом и философом; впрочем, его независимость и оригинальность мыш­ления не дают возможности однозначно отнести его к какой-то определенной [240] категории. Мы ничего не знаем о его происхождении и жизни до 850 г.; но около 850 г. Иоанн появляется в среде ирландских ученых, трудившейся под покровительством Карла Лысого в Лаоне и Реймсе, сразу же проявив себя как выдающаяся личность. По-видимому, он был членом дворцовой школы, по крайней мере с 845 по 870 г., и хотя его знания как латыни, так и греческого поразительны, у нас нет осно­ваний полагать, что он был клириком; нет у нас сведений и о его лич­ной жизни.

Оценивая уровень ирландской учености, можно сказать, что на­стоящим критерием для ирландских ученых в этих центрах к западу от Рейна было знание греческого языка. В самом деле, создается впечатле­ние, будто греческий при франках того периода стал ирландской мо­нополией. Естественно, ирландцы владели этим языком в различной степени, среди знатоков можно назвать Мартина Лаонского и самого Седулия. Мы располагаем греческим Псалтырем, в конце которого на­ходится греческий колофон: «Я, Седулий Скотт, написал». Однако по­знания в греческом у Иоанна были уникальны для его ученых совре­менников и достигали такого уровня, что позволяли ему правильно интерпретировать даже сложные греческие тексты, что по справедли­вости было оценено Карлом Лысым, который поручил ему переводить Псевдо-Дионисия, особенно трудного для перевода автора, и Аmbigua Максима Исповедника (ум. 662 г.). Он также переводил и другие тек­сты греческих отцов церкви. Тем не менее его главным трудом стал в высшей степени оригинальный трактат, заключавший в себе его фило­софские и теологические взгляды на Создателя и Вселенную, написан­ный на латыни между 862 и 866 гг. с греческим названием и латинским подзаголовком, «О Разделении Природы». Иоанн на столетия опере­дил свое время, и его оригинальное произведение уносит нас за преде­лы кельтского мира в средневековую Европу.

Ученость ирландского духовенства в этот период достигла порази­тельных высот. Впрочем, в этом не было чего-то нового. Мы уже встре­чали в текстах Беды искреннее признание достижений Ирландии в де­лах ученых, что в эту эпоху вовсе не было новостью. Тем не менее едва ли даже сегодня мы в полной мере можем осознать то, насколько не­связан был этот интеллектуальный подъем с развитием письменности. Письменность играла лишь второстепенную роль в долгой истории ирландской, как, впрочем, и всей кельтской, учености. История кельт­ской литературы — литературы, которая дошла до нас со времен язы­ческой Ирландии и лишь в сравнительно поздний период была вклю­чена в фонд письменных текстов,— не оставляет никаких сомнений в том, что христианская литература и латинские научные трактаты, принадлежащие [241] перу ирландских ученых, были обязаны своим появлени­ем на свет веками культивирующейся устной традиции, появившейся первоначально в Галлии, а затем в других западных кельских странах. Это стало возможным благодаря высокому и почетному статусу фили-дов, класса образованных людей, ответственных за ее сохранение и вер­ную передачу.

Идеализм и аскетизм, присущий «Веку Святых», получил наиболее полное выражение в практике странствий так называемых peregrini. искавших уединенной жизни на островах в океане. Эти сюжеты стали основой для целой группы ирландских повестей, известных под назва­нием Immrama (ед. ч. immran), о которых подробнее мы поговорим в десятой главе (см. ниже с. 289). Они имеют вполне реальную подопле­ку. Частью они являются отголосками реальных путешествий, таких как плавание Кормака уа Лиатана, о котором рассказывает Адамнан (см. выше с. 215), и странствие трех ирландцев, посетивших короля Альфреда в 891 г., как говорится в Англо-Саксонской Хронике. Однако мы видели (см. выше с. 166 и ел.; с. 185), что истории о подобных путе­шествиях уже достигли своего полного развития в ирландской литера­турной традиции языческого периода и тесно связаны с жанром «при­ключений» (echtrai). Два рассказа о путешествиях св. Брендана, кото­рые будут рассмотрены позже, в действительности представляют собой непосредственное описание peregrinatio, добровольного изгнания, ко­торое было одним из характерных аскетических испытаний «Века Свя­тых». Может быть, главное различие между «приключениями» и «пла­ваниями» заключается в том, что в «приключениях» на передний план выходят сцены Потустороннего Мира, а описания путешествий, со­вершаемых под землей или в лодке по морю, выполняют подчинен­ную функцию. В immrama Потусторонний Мир помещается на остро­вах в Западном море, а история представляет собой повествование о путешествии и приключениях, выпавших на долю путешественников в их поисках Земли Обетованной со времени их отправления до их возвращения.

Из христианских штгата древнейшее — «Плавание лодки Майль-Дуйна» (Immram Curaig Maile Duin), которое в дошедшей до нас фор­ме датируется X веком, но, вероятно, основывается на оригинале VIII века ¹¹¹. Мы подробнее остановимся на этой саге (см. ниже с. 317). Здесь кратко можно сказать, что в истории о Майль-Дуйне и его мо­лочных братьях рассказывается о их путешествии по безбрежному океану, посещении фантастических островов и о чудовищах, будто со­шедших со страниц средневековых бестиариев и поздних античных романов. Два других христианских Immrama, перечисленных в Лейнстерской [242] Книге, также сохранились. Одно из них — это «Путешествие Снедгуса и Мак Риаглы» (Immram Snedgosa ocus Maic Riagla), сага IX или X века, оригинальной версией которой является поэма в 76 станцах¹¹². Интересное упоминание в поэме норвежских набегов, введенное как предупреждающий элемент, подразумевает в качестве наиболее вероят­ного времени написания X век. Это рассказ о двух регедпш с Ионы, совершающих плавание на запад. Во время своего плавания они посе­щают восемь островов. Некоторые эпизоды позаимствованы из «Пла­вания Майль-Дуйна» (Immram Мае1е Duin) и из визионерской литерату­ры, обсуждаемой ниже. Можно отметить и многочисленные библейские реминисценции. Третье «Плавание», упоминаемое в списке Лейнстерской Книги,— «Плавание лодки О'Хорра» (Immram Curaig Ua Corra), сохранившееся в поздних рукописях. Текст в дошедшем до нас виде тоже поздний, но содержит более древний материал, обнаруживаемый уже в «Плавании Майль-Дуйна» и в «Плавании Брендана» (см. ниже), так что эта сага, скорее всего, основывается на раннем оригинале, воз­можно даже VIII века¹¹³.

Рассказы о паломничествах ирландских святых через море имели хождение в ирландских монашеских кругах уже примерно к 800 г. Из них самой большой популярностью пользовались повести о путеше­ствиях св. Брендана из Клонферта"⁴,— как повествование, содержаще­еся в «Житии Брендана» (Vita Brendani), которое дошло до нас в двух версиях и многочисленных вариантах, так и более знаменитый рассказ, представленный в «Плавании Брендана» (Navigatio Brendani). Наши данные говорят о том, что морское плавание, занимающее столь важ­ное место в «Житии», не было составной частью его прототипа, кото­рый включал, возможно, лишь путешествие святого в Британию. С дру­гой стороны, плавание по океану составляет сюжет гораздо более зна­менитой повести о Брендане, «Плавание Брендана» (Navigatio Brendani), которая, по всей видимости, представляет собой сочинение X века, весьма вероятно, первой его половины¹¹⁵. Аллюзии на эту повесть в первых версиях «Жития св. Мало» предполагают, что если они были частью оригинальных текстов, легенда о Брендане может датироваться началом IX века¹¹⁶.

Взаимосвязи различных легенд о Брендане в действительности пред­ставляются чрезвычайно запутанными, и у нас есть все основания по­лагать, что большое плавание Брендана из Клонферта первоначально приписывалось его старшему современнику, св. Брендану из Берра. Мартиролог Таллахта, вероятно, IX века, 22 марта поминает «отъезд семьи Брендана»¹¹⁷, где упоминается именно Брендан из Берра. «Пла­вание Майль-Дуйна», которое считается древнее легенды о плавании [243] Брендана, говорит о единственном выжившем из пятнадцати учени­ков Брендана из Берра, нашедшем прибежище на острове в западной части Океана¹¹⁸, а в Мартирологе Эпгуса (29 ноября), который счита­ется написанным ранее 800 г., в связи с его именем появляется туман­ная аллюзия на море. Литания святых пилигримов¹¹⁹, содержащаяся в Лейнстерской Книге, говорит о паломничестве Брендана, не раскрывая этой темы.

Повесть «Плавание Брендана» была составлена в конце IX или на­чале X века по образцу таких сочинений, как «Плавание Майль-Дуйна». Это прозаическое латинское произведение, дошедшее до нас практи­чески в своем первоначальном виде, а данные рукописей показывают, что оно не может датироваться временем позднее первой половины X века и списано с ранней копии. Герой его — св. Брендан Морепла­ватель, о котором в Анналах Улъстера s. а. 557 (recte 558) или 563 (recte 564) говорится, что он основал монастырь Клонферт в графстве Го­луэй и умер в 564 г. (recte 565). Однако первое упоминание об этом святом содержится в «Житии св. Колумбы», написанном Адамнаном (I, 26; III, 19), а слова Адамнана и само «Житие» предполагают, что он был родом из Керри. «Плавание», как явствует из самого его названия, рассказывает не о жизни святого, но только о его плавании, сюжет которого представляет собой завуалированную картину идеальной монашеской жизни, заключенную в рамки чудесной саги. Большое внимание уделяется наставлениям Брендана и соблюдению монаше­ского уклада, это свидетельствует о том, что автор был, несомненно, монахом.

«Плавание»¹²⁰ открывается приходом к Брендану однажды вечером некоего отца Баринта, который только что вернулся после посещения Мернока. Мернок когда-то был членом его общины, но бежал, избрав жизнь отшельника, и теперь возглавляет большую монашескую общи­ну на Острове Радости. Община Мернока очень напоминает общины египетских пустынь, где каждый монах живет в отдельной келье, а все они встречаются в церкви на богослужениях и питаются только ово­щами и плодами. Баринт рассказывает, что он и Мернок вместе сели в маленькую лодку и поплыли на запад к острову, который они на­зывали «Обетованной Землей Святых», где и провели 15 дней, на­слаждаясь цветами и плодами этого чудесного острова, после чего они вернулись к общине Мернока на Острове Радости. Через 40 дней Ба­ринт уехал. На обратном пути он провел ночь со св. Бренданом и его братьями.

После 40-дневного поста Брендан и 14 монахов отправились в лодке на запад в поисках «Обетованной Земли Святых», о которой говорил [244] Баринт. Повествование с живописными подробностями рассказывает об их посещениях многочисленных островов и их чудесных приключе­ниях. Сначала они посетили монастырь св. Энды на Аранморе, после чего рассказывается об их чудесных приключениях на западных остро­вах. На одном острове были стада овец величиной больше быков; на другом был «Птичий Рай». Описание острова св. Айльбе представляет подробную картину повседневной жизни общины христианских мона­хов, давших обет молчания, а затем в «Плавании» описываются чудеса, сходные с теми, которые мы находим в Liber monastrorum. Брендана и его братьев чудесным образом кормит, защищает и наставляет юноша, говорящий, куда им плыть, и в качестве духовного наставника следя­щий за тем, чтобы они исправно выполняли свои религиозные обязан­ности. Монахи празднуют каждую Пасху, высаживаясь на землю, ко­торую они принимают за большой остров, но которая оказывается на самом деле китом Иасконием (ирл. iasc, «рыба»). Они питаются чудес­ными рыбами и плодами и избегают опасности на острове-вулкане. Они посещают Иуду Искариота, сидящего на скале во время короткой передышки между адскими мучениями. Они также посещают пещеру, в которой обитает отшельник Павел; и наконец, они прибывают на «Обе­тованную Землю Святых». Они не допускаются внутрь острова и, по­лучив благословение от своего ангела-хранителя, отправляются на Остров Радости, а через три дня возвращаются в монастырь Брендана.

«Плавание Брендана» является образцом произведений этого жан­ра, и даже сегодня эта повесть не потеряла своей привлекательности, отчасти благодаря простоте стиля, а еще больше благодаря описанию добросердечных отношений между Бренданом и его монахами. Струк­тура повести также интересна и необычна, так как перед нами в дей­ствительности три «плавания» в одном — краткий вводный рассказ о плавании Баринта для посещения монастыря его бывшего монаха Мернока на Острове Радости; более подробный, но все же схематичный рассказ о совместном последующем плавании Баринта и Мернока на «Обетованную Землю Святых», и заключительное плавание св. Брен­дана и его спутников к «Земле Обетованной», и их окончательное воз­вращение в монастырь Брендана, рассказанное со всеми подробностя­ми. Два предыдущих путешествия служат введением к нему, представ­ляя собой в определенном смысле remsela, «предварительные саги». Это прекрасное литературное произведение; оно заслуженно приобре­ло большую популярность в средневековой Европе и было переведено на многие языки¹²¹.

На протяжении всего повествования большое внимание уделяется наставлениям Брендана, которые он произносит перед своими монахами, [245] и тщательному соблюдению ими монашеского устава. Несмотря на это, повесть написана не с точки зрения общины Брендана и даже не с точки зрения ирландской церкви. «Ее тон более космополитичен, чем тон любого другого ирландского агиографического памятника»¹²². Целью плавания Брендана в «Плавании» является не уединенный ост­ров, на котором он мог бы жить отшельником, а Tir Tairngiri, «Земля Обетованная» в христианском понимании слова, духовная «обетован­ная земля» святых, отражающая ранние представления о рае — мир­ном, радушном, беззаботном, изобильном, которого можно достичь после множества опасностей и соблазнов. Отсутствуют упоминания о чистилище и ужасные картины ада, типичные для средневековой лите­ратуры. «Плавание» справедливо называли эпосом, «Одиссеей ранней ирландской церкви»¹²³.

«Житие Брендана», возможно, испытало на себе влияние Navigatio. В «Житие» включен краткий рассказ о плавании Брендана, неизвестно, из какого источника, и таким образом мы располагаем двумя независи­мыми рассказами о плавании святого. Впрочем, в отличие от «Плава­ния» «Житие» дошло до нас в искаженном виде, и у нас есть лишь ряд разрозненных версий. Существуют два латинских «Жития», оба опуб­ликованы Пламмером¹²⁴, в множестве латинских вариантов. Первое житие — Vita Sanctis Abbatis de Cluainferta I, а второе— Vita Brendani Secunda, сохранившееся в единственной рукописи, датируемой концом XII века. Это «Житие» II описывается Пламмером как отдельная редак­ция «Плавания» и не должна привлекать наше внимание. Существуют также три ирландские версии¹²⁵ «Жития», из которых одна содержится в Книге из Лисмора ¹²⁶, рукописи второй половины XV века¹²⁷, и, вероят­но, основывается на какой-то латинской версии, хотя некоторые содер­жащиеся в нем элементы не обнаруживаются ни в одном из дошедших до нас латинских текстов. Таким образом, эта ирландская версия не происходит напрямую ни от одного латинского жития и не объединя­ется с «Плаванием», хотя и не избежала его влияния¹²⁸. Как в латин­ских, так и в ирландских версиях «Жития» Брендану приписываются два плавания, первое неудачное, второе удачное. Говорится, что он родился в Мунстере во времена Энгуса мак Надфройха и был сыном некоего Финнлуга, а затем был отвезен епископом Эйрком к св. Ите. которая воспитывала его пять лет. Наконец, после того как он принял духовный сан от епископа Эйрка, он получил повеление небесного ан­гела: «Восстань, о Брендан, ибо Господь дал тебе то, что ты ищешь. Землю Обетованную».

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: