 |
Два легата
|
|
|
|
Два молодых легата, соревнуясь неслись на колесницах по длинной дороге.
- Гей! – Август подгонял коней, - Тулий! Мне пришло письмо из Британии! Помнишь Высшую Военную Школу?!
- Ты так говоришь, как будто прошло лет десять! – перекрикивая грохот колёс, отозвался Тулий Краск.
- Арториос Кастос, из Британии!
- Конечно помню! Мы тогда замучили старика Понтия!
- Не лучший поступок! Старик и так много лет проработал в Иудее! Тяжёлое место! Много неадекватных людей! Сложно защитить тех, кто прав! Старик надеялся отдохнуть, преподавая молодым студентам!
- Отдохнуть – с нами?! – хохотнул Тулий, - Между прочим, Понтий написал заметку для будущий курсантов, о том, что нельзя вести себя так, как Краск, Валлерий и Кастус!
- Я бы на его месте сделал также! – рассмеялся Август.
- Сейчас бы сделал! А тогда дулся! Когда тебе от отца влетело! Что пишет Кастус?!
- Обучает сорматов! Конница – блеск! Как будто родились в седле!
- Лучше бы на корабле!
- Смотря гда! Иногди седло сподручнее! Меня пригласили на молодёжную вечеринку!
- Дурацкое сборище! С полуграмотным оратором!
- Я так и сказал! Правда меня не поняли! Пришлось разок врезать! Сын цезаря на меня набычился! Я его дружку зарядил!
- Октавиану бы самому делом заняться! На музыку бы пошёл, что-ли! Раз он такой, весь из себя, не военный!
Колесницы с рокотом преодолели крутой поворот.
- А ты слышал, что готы казнили сара Руссколани?! – спросил Тулий.
- Что?! – Август резко осадил коней и чуть не вылетел из колесницы.
Два молодых человека стояли во дворце цезаря перед Гаем Юлием. Август Валлерий сжимал потёртый огнестойкий тубус.
- Предоставленные вами доказательства меняют дело, - нахмурился цезарь, сворачивая пергамент летописи, - Но я не могу, вот так, просто взять и объявить войну.
|
|
|
- Но, дядя Гай! – возмутился Август, - Мы не можем этого просто так оставить!
- На меня оказывают давление. Эта новомодная храстианская секта. У них есть поддержка в сенате.
Август закусил губу, вспоминая предательство дяди.
- Великий цезарь боится давления? – вспылил тулий Краск.
- Где мой потёртый доспех?! – попытался отшутиться Гай Юлий.
- Но, мы можем что-то сделать? – с нажимом проговорил Август.
- Я не могу приказать солдатам идти воевать в чужую землю.
- А раньше мог, - проговорил тулий Краск.
Цезарь нахмурился.
- Погоди, Тулий, - одёрнул его Август.
- Но. Кое-что, мы действительно можем сделать, - продолжил Гай Юлий цезарь, - Сенат может запретить развязывание войны. Но, сенаторы не смогут запретить отправку добровольцев. Я даю вам месяц. Вы должны собрать пять легионов добровольцев. И ни одним воином меньше. Только тогда, я дам вам официальное письмо к Амалу Винитару. Об открытии второго фронта готам. Всё ясно?
- Пять легионов, дядя Гай, - чеканным голосом проговорил Август Валлерий.
- Пять легионов, - кивнул цезарь.
- Мы соберём пять легионов, - добавил тулий Краск.
- А мальчишка – молодец! – рассмеялся цезарь, когда два молодых легата покинули дворец, - Я сам был таким же! Когда крутил бурный роман с Клеопатрой!
- С моей Клеопатрой? – суровый легат обернулся.
- Тогда она была моей Клеопатрой, Антоний.
- Но, ты же сам благословил наш брак.
- Конечно, - подтвердил цезарь, - Меня бы не поняли в Риме.
- Мы слишком зависим от этих ораторов, - на лице Антония проступила гримасса отвращения, - Раньше, могли говорить только учёные, жрецы и барды. Теперь, оратрствует каждый, кому не лень. Большинству из них вообще не стоило бы раскрывать рот. Несут всякую чушь, противоречат сами себе. Им бы самим послушать, кого поумнее. Выступает человек, а сразу за ним – вот такое. Умничает – а сам только мозги людям пудрит. Академики перестали выступать, чтобы их не путали с этим, - Антоний вздохнул, - Кое-кому из них явно не повредила бы армейская служба.
|
|
|
Цезарь развёл руками:
- Люди скажут, что я душу свободу республики. Между свободой и демагогией тонкая грань. Многие люди не хотят её видеть. Старею, Антоний.
- Да, хорош прибедняться, Гай! – возмутился легат, - разве не ты всего несколько лет назад заманил флот Галльской Империи в узкий пролив и снёс его галлерами?! Подумать только! Галльские лайнеры – галерами!
- Но, мальчишка – хорош, - улыбнулся цезарь, - Чистый, сильный, горячий. Чувствует Закон и Правду. Вот таким и должен быть настоящий цезарь. Марк Аврелий был Валлерием. Мой Октавиан – разгильдяй и бездельник. Хоть и старше Августа на пару лет. Не учится. Ничего не делает. Только бы ему по дурацким посиделкам шляться. Приходит, говорит: «Вот, нам оратор такое сказал... », начинает объяснять. Я говорю: «Да? Вообще-то, это Аристотель сказал. А твой оратор, только переврал и урезал». Говорю ему – учись! Твои ораторы ничего нового ещё не сказали – только старое перевирают. А он – опять к своему оратору. В последнее время и вовсе старается со мной не встречаться. Какую ему страну?! Ему семью-то заводить рано!
- А ты не упустишь его, Гай? Второй Иуда Валлерий...
- Не стоит, Антоний, - оборвал его цезарь, - Наверное, это моя плата. Я ведь так и не признал моего сына от Клеопатры. Пообещай мне вот что, Антоний. Если со мной, да не допустят того родные Боги, что-нибудь случится, ты позаботишься, чтобы следующим цезарем стал именно Август Валлерий. И, ни в коем случае, не Октавиан.
Уже через три недели Гая Юлия цезаря отвлёк от работы шум на дворцовой площади. Около него лежала большая стопка текущих документов. Цезарь быстро дочитал тот, который держал в руках – это было очередное требование христиан – разрешить им разрушить храм Юпитера в Риме. В этот раз, под документом стоял добрый десяток одобрений сенаторов. Цезарь взял перо, машинально чиркнул: «Не разрешаю», и вышел на балкон дворца.
Площадь была переполнена людьми. На площади выстроились, нет, не пять – восемь легионов добровольцев. Одного только имени Валлерия и Краска оказалось достаточно, чтобы под их штандарты собрались все патриоты, все ветераны, все, кто не служил в даный момент на границе и успевал прибыть в Рим, все, до кого успела докатиться весть.
|
|
|
Воины приветствовали цезаря. Август Валлерий и Тулий Краск салютовали ему. Гай Юлий рассмечлся, как мальчишка:
- Как в старые добрые времена! – вскричал он. Дружный приветственный крик восьми легионов был ему ответом. Два молодых легата чеканным армейским шагом поднимались по ступеням дворца.
Цезарь обнял их. Цезарь взял гербовый лист из настоящего pergamos ернила для особо важных документов.
- С вами сердце Рима, - проговорил он, отдавая документ, - Да хранят вас родные Боги и да сопутствует вам удача!
Два молодых легата спускались по ступеням дворца, неся в руках резной ларчик с письмом об открытии второго фронта готам.
В этот миг. Гай Юлий цезарь был по-настоящему счастлив. Он ещё не знал, что этот, подписанный им документ станет последним в его жизни. Цезарь смеялся. Но, кое-кто ещё тоже смеялся, тихонечко выглядывая из-за штор в прилегающих к дворцовой площади зданиях. Весь цвет Рима сегодня покинет Рим. И этот, кое-кто, не применёт воспользоваться ситуацией.
Октавиан Юлий отвернулся от окна и оглядел собравшихся в комнате сенаторов-христиан.
- думаю, ваши надежды на меня слегка преждевременны, - Октавиан ещё раз взглянул в окно, на выстроившихся на дворцовой площади легионы, и на его лице появилась лёгкая тень отвращения, - Армия приветствует Гая Юлия. Они не станут также приветствовать Октавиана Юлия. Отец не позволит, чтобы я правил.
Сенаторы-христиане задумчиво смотрели на него.
- Всё будет в порядке. Октавиан, - усмехнулся стоявший в дверях двадцатилетний легат Базилий. На его скуле всё ещё красовался здоровенный синяк от Валлерия.
«Соловьиный» лес
- Об этом мы узнали позже, - проговорил Соловей, - Мы теснили готов. Готы отступали. Князь Словен выигрывал битву за битвой. Перед каждым боем, мы погружались в молу. После боя, каждый воин срезал родовые вышивки с рубах убитых им. Каждый хранил на груди, под самым сердцем связку таких вышивок. Иногда, готы успевали пробудиться в последний миг перед смертью. Иногда не успевали – и тогда мы видели пустые глаза, похожие на мёртвые глазницы выбеленных временем черепов. Чтобы спасти такого гота, убивший его воин съедал его сердце. После каждой битвы, мы устраивали погребальные костры. Поляницы клали на грудь каждого погибшего расшитый знак Мораны. Ни один погибший не должен был достаться Чернбогу. Наше войско пересекло границу Готского Каганата.
|
|
|
Возле широкой реки, на широкой безлесой равнине, готы дали нам последний бой. Выстраивалась армия готов. Выстраивалась наша армия. Армии начали сходиться. И тут, сорвался Фриц. Он взял себе имя Готлиф – «Жизнь готов». Он спешил спасти как можно больше жизней своих братьев – жизней своего народа. Фриц вошёл в темп. Вой не обладает искусством темпа. Вой – не берсерк. Вой сгорает, входя в темп. Фрицу было всё равно. Его народ должен был жить – и это единственное, о чём он хотел помнить. Фриц вломился в ряды готов, ломая строй. Фриц вихрем нёсся сквозь армию готов, оставляя за собой широкую просеку.
Старый витязь, Герман, стоял по правую руку от Амала Винитара. Оба вглядывались вдаль.
- Это Фриц, - сказал Герман.
- Предатель! – сплюнул Амал Винитар.
- Боюсь, что нет, - медленно проговорил Герман.
- Сможешь взять его? – конунг обернулся к витязю.
- Смогу, - кивнул Герман и начал продвигаться через войско. Вой – не берсерк. Витязь мог предугадать его продвижение. Витязь мог перехватить его. Старый витязь, Герман безошибочно шёл на перехват Готлифу. Герман обнажил меч. Вот, Фриц раскрылся, после очередного удара. Меч Германа взлетел. Но, в последний миг, старый витязь развернул меч себе за спину, обнажая грудь:
- Верни меня домой! Фриц!
В следующий миг, клинок Фрица вонзился в сердце германа. Старый витязь медленно оседал. А на его губах застыла улыбка.
- Родные Боги! Я – возвращаюсь к вам! – И Герман рухнул.
Готы выволокли плоты. Готы спасали своего конунга. Амал Винитар в окружении витязей взошёл на плот. Над плотом развевалось готское знамя – волк, изготовившийся к прыжку. Но тут, далеко за рекой, у самого виднокрая, солнечный луч блестнул о металл. Показались шеломы римлян. Казачья Вольница, сомкнув строевые щиты и чеканя шаг двигалась вперёд. Земля легонько подрагивала от слитного шага. Готы на том берегу срочно строили оборону.
Перед строем римлян, на гнедом жеребце пронёсся обнажив гладиус тит четвёртой когорты легиона Валлериев, могучий богатырь Пуло. Голова богатыря переходила в бугристую шею, которая тонула в ремнях нагрудника.
|
|
|
- Когорта! К бою! – разнёсся его крик над берегом. Развевался штандарт Валлериев. Развевался штандарт Красков. В бой шли морские пехотинцы. Те самые, что на галерах Гая Юлия штурмовали океанские лайнеры галлов. Те самые, что хранили Средиземное Море. Бой продлился недолго. Сомкнув щиты и ощетинившись мечами, жались к реке последние готские воины, и по нашу, и по римскую сторону. На той стороне, над готами возвышалась могучая фигура Амала Винитара и знамя с волком. Мы увидели Фрица. Никто так и не сумел даже ранить его. Фриц лежал на земле, а из его рта хлопьями вырывалась кровь. Фриц сгорел, возвращая жизн своему народу – он взял себе имя Готлиф.
Сомкнувшие щиты римляне, раздвигались, давая круг. Вперёд вышел молодой легат. Он опустился на одно колено, снял шлем и поставил по правую руку от себя. Поднял голову и встретился глазами с Амалом Винитаром.
- Легат Август Валлерий, Тюрк из ветви Ариев, из народа Ромулов, из рода Валлериев. Из нашего рода происходили римские императоры – имею Право!
Амал Винитар окинул взглядом своих оставшихся воинов. Впервые, его взгляд вновь стал осмысленным. Он видел кровь на своих руках. Кровь тех, кого он не имел права убивать. Впервые, ему захотелось всё вернуть назад. Но он понимал, что ничего уже не вернуть. Вспоминались слова Гамаюна: «Любуюсь прекрасным народом, которого скоро не станет». Убитого Гамаюна. Амал Винитар посмотрел на свои руки – казалось, на них проступили пятна крови убитого кощуна. Теперь – ничего не вернуть. Теперь – всё было кончено. Амал Винитар подошёл к реке. Напился. Умыл лицо. Потом повернулся. Опустился на одно колено и снял шлем.
- Конунг, Амал Винитар. Тюрк из ветви Вульфов, из народа Готов, из рода Германореха, - и с улыбкой добавил, - имею Право.
|
|
|
