Недовольство культурой

 

Утром следующего дня я старался поменьше дви­гаться и все время напоминал себе, что уже пятница. Когда прозвенел звонок на мой урок по Остин, я осто­рожно встал с кресла и, еле волоча ноги, побрел в класс. Маркус представлял собой жалкое зрелище. Его очки были склеены скотчем, а на щеке красовался небольшой синяк.

— Маркус, ты сегодня выглядишь красочнее, чем обычно, — объявила Кейтлин.

Джейкоб только того и ждал.

— Выглядит так, как будто ему еще надо въе­хать! — со злорадством сказал он. Класс засмеялся. Я повернулся и пристально посмотрел на Джейкоба. Все

замолчали.

— А что? Я просто пошутил. Верно, Маркус? — сказал Джейкоб, изобразив невинность всем своим видом.

Конечно, — тихо ответил Маркус. Я подошел к столу Джейкоба и с грозным видом наклонился к нему:

Ты думаешь, это забавно, Джейкоб? Это такой способ развлечения для тебя? Джейкоб опустил голову. Нет, — пробормотал он.

— Довольно весело наблюдать, когда другим лю­дям больно. Ведь так? Жестокость по отношению к другим — это просто умора, ведь так?

— Нет.

— Что ж, я рад, что ты это понимаешь. А теперь убирайся из класса и не возвращайся до тех пор, пока не научишься относиться к людям с уважением и по­рядочностью, как должно!

Все ученики ошеломленно молчали, пока Джейкоб тихо выходил из комнаты. Теперь он хотя бы на время был мной запуган, но я вполне мог ожидать в тот же день звонка от его матери. Я лишь надеялся, что она не заставит меня вновь выслушивать длинные отрывки из книги «Воспитание вашего активного ребенка» и убеждать меня в том, что задиристость Джейкоба на самом деле служит оболочкой его чуткой, артистиче­ской души. Последнюю встречу с ней я до сих пор не мог вспоминать без содрогания. Из-за бесконечных подтяжек кожа на ее лице была настолько гладкая, что чуть ли не расходилась по швам, когда мать Джейкоба улыбалась. На протяжении всей встречи она постоян­но поводила плечами — годом ранее она увеличила "грудь с помощью имплантантов, и теперь, казалось, все время проверяла, на месте ли ее новоприобретенные формы. Но что хуже всего, все свои слова эта женщина повторяла по крайней мере по шесть раз. Должно быть, эта привычка появилась у нее после дол­гого опыта общения с Джейкобом, который был вни­мателен, как дрозофила.

— Кейтлин, — резко сказал я, — тебе должно быть стыдно за свой поступок.

Она выглядела такой изумленной, как будто ей не делали выговора с тех пор, как приучали пользоваться горшком. Я был так разозлен из-за поведения Джейко­ба и Кейтлин. что не мог сосредоточиться в течение всего урока. Рано отпустив учеников, я попытался по­грузиться в похмельное оцепенение.

—Мистер Спенсер!

Повернувшись, я обнаружил стоявшего позади меня Маркуса.

— Да, Маркус.

— Я лишь хотел поблагодарить вас, — сказал он тихо. — Знаю, это нелегко... ну, вы понимаете, иметь в классе такого, как я.

— Это неправда, Маркус. Хотелось бы, чтобы ты никогда так не думал о себе, — возразил я, хотя сам часто думал именно так. Он благодарно посмотрел на меня, из-за чего на душе стало еще отвратнее.

Я с трудом добрался до своего кабинета и увидел поджидавшую меня Кейтлин.

— Я просто думала, что это будет всего лишь безо­бидная шутка. Вот и все, — заявила она.

— Когда ты дразнишь такого, как Маркус, шутка никогда не бывает безобидной. Особенно если с тобой заодно кто-нибудь наподобие Джейкоба.

— Это несправедливо! Я не была заодно с Джейко­бом! Мне нравится Маркус — в некоторой мере. Я пы­таюсь найти ему пару на бал!

— Несправедливо?! — гневно воскликнул я. — А разве справедливо, когда одна из самых успешных девушек в школе дразнит одного из самых закомплек­сованных юношей?

— Нет, — ответила она, хлюпая носом.

— Ты помнишь сцену из романа, где Эмма подшу­чивает над мисс Бейтс? — спросил я уже мягче.

— Да, но там совсем другое. Это всего лишь книга, мистер Спенсер, а не пособие, как нужно жить.

— Люди уважают тебя. Они следуют твоему при­меру. хы не можешь это игнорировать.

— Я знаю, — тихо ответила Кейтлин.

— Хорошо. Постарайся помнить об этом и больше ни­когда не подшучивай над Маркусом, — предупредил я.

Она прикусила губу и подняла на меня глаза.

— Мистер Спенсер, — проговорила она нереши­тельно. — Мне просто хотелось узнать. Вы ведь не со­бираетесь, ну, вы понимаете, менять свое решение. Я имею в виду письмо.

— Нет, Кейтлин, письмо я уже отослал. И я не из­менил свое мнение о тебе. Только пытаюсь сделать так, чтобы ты сама немного изменилась.

По дороге в столовую меня мучали сомнения: дей­ствительно ли Кейтлин раскаялась или она извинялась только из-за письма. Себя я тоже ругал на чем свет стоит и во искупление грехов решил съесть обед. Когда же за­кончил свою беззвучную молитву ко всем тем святым, которые должны были покровительствовать старше­классникам в очках, увлекающимся игрой «Темницы и драконы», Кейт со стуком опустила свой поднос на стол.

— Все, больше не могу, — выдохнула Кейт.

— Не волнуйся. Уже почти лето, — успокоил Рон.

— О, да! А ты скажи это трехфутовому члену, кото­рый появился в моем классе, — не унималась она.

Мы с Роном обменялись недоуменными взглядами.

— Неужели в старших классах школы есть кар­лик? — спросил Рон.

— А имеем ли мы право так их называть? — усом­нился я. — Разве в школе предъявляют требования к росту? Для разных возрастных категорий, я имею в виду. Я думал, они бы предпочли, чтобы их называли маленькими людьми.

— Мне кажется, ты прав, — рассудил Рон. — Кар­лик — это...

— Я не об ученике говорю. Я говорю о половом чле­не! О фаллосе из глины! Плодовитом царе Приаме! Называйте его как угодно.

— Фу ты, черт! Больше я в твой класс ни ногой. Мое мужское достоинство и так достаточно уязвимо, чтобы еще лицезреть такое, — фыркнул Рон.

Я уже готов был рассмеяться, но передумал, взгля­нув на Кейт.

— Я не шучу, — строго сказала она.

— Ну, три фута — это действительно не шутка... — осторожно заметил я.

— Почему мужчины всегда так реагируют на все, что связано с пенисом? — возмутилась Кейт. — Вся­кий раз, когда разговор заходит о члене, взрослые му­жики начинают вести себя как смешливые двенадца­тилетние подростки.

Мы с Роном крепились изо всех сил, чтобы удер­жаться от смеха.

— Ну ладно, Кейт, не сердись, — сказал я при­мирительным тоном. — Лучше расскажи нам, что случилось.

— В последний раз я разрешила своим ученикам вылепить все, что они пожелают. Один из моих стар­шеклассников решил, что он хочет вылепить пенис. И заявил еще, что это искусство!

 

— Интересный философский вопрос, — подметил я.

— Да, — согласился Рон.

Мне захотелось пофилософствовать:

— Если искусством могут быть экскременты сло­на, размазанные по картине с изображением Христа, тогда кто вообще может сказать, что такое искусство?

-- Почему экскременты слона? — недоумевал Рон. Разве есть какая-то разница в том, какие брать экскременты? Я хочу сказать, почему не экскременты собаки, или кота, или лошади? Их намного легче дос­тать, чем экскременты слона.

-- Может быть, из-за скидки на количество? -- Кейт вздохнула:

— Но что всего обиднее, он был одним из моих луч­ших учеников. Я написала для него рекомендательное письмо. Потом его приняли в хороший колледж, и он будто стал другим человеком.

— Не ругай себя, — сказал я. — Ты тут мало что можешь сделать, так что делай вид, что тебе все равно. Пусть себе развлекается. В конце концов ему надоест, и он переключится на что-нибудь другое.

— Быть может, на влагалище, — предположил Рон.

— Я уже пробовала, но стало только хуже, — по­жаловалась Кейт. — Несколько дней назад он при­нес с собой порножурналы. Он заявил, что хочет сделать свою скульптуру как можно более реалис­тичной, поэтому ему нужны фотографии. Как будто юноши-подростки недостаточно развлекаются со своим «дружком», чтобы его образ навек не запечат­лелся в их мозгу. Сегодня он обходил класс и просил каждого сохранить свои лобковые волосы. Якобы для того, чтобы добавить их к скульптуре, когда она будет закончена.

— Лобковые волосы? — брезгливо переспросил Рон. — Это отвратительно.

— Ты должна ценить то, что он придерживается - реалистической эстетики в своей работе, — сказал я.

— Но он действительно способный. Я хочу сказать, что эта скульптура как живая. Она чуть ли не вибрирует.

— По крайней мере это говорит о том, как хорошо ты их учила, — нашелся я.

— Ты знаешь, как это тяжело — каждый день ви­деть член трех футов длиной, когда твой молодой чело­век не удосуживается даже дотрагиваться до тебя и ты не занимаешься сексом уже несколько месяцев? — с яростью прошептала Кейт. — Что во мне не так? Я страшная, да? Мне нужно дать обет безбрачия и всю себя посвящать искусству.

Мы обменялись с Роном беспокойными взглядами. В последний раз, когда затрагивалась эта тема, мы предположили, что ее парень — гей, после чего она не разговаривала с нами несколько недель. Наши слова она передала своему молодому человеку, в результате, при встрече, Дэн постоянно глазел на нас, а Кейт даже не смотрела в нашу сторону.

—С тобой все в порядке. Ты привлекательная, ум­ная. Любой мужчина был бы счастлив рядом с тобой, — сказал я ей в утешение.

—Я уверен, что Дэн просто очень занят на работе, — добавил Рон.

—Да, в последнее время он очень много работа­ет, — тихо сказала Кейт.

—Вот видишь! В этом все дело, — с облегчением заключил я.

— Ты действительно так думаешь?

Мы с Роном согласно кивнули и уставились на наш венгерский гуляш. Несомненно, его назвали в честь одной из тех венгерских кляч, на которых, прежде чем они попали к нам на тарелки, по необъятным степям скакали казаки.

Некоторое время спустя, когда я сидел у себя в ка­бинете, ко мне, пошатываясь, ввалился О'Брайен. Он уже явно «пообедал», и его лицо было даже более румяным, чем обычно.

— Ну, Джонни, как писал бессмертный бард, — сказал он, имея в виду Йейтса с его независимым ир­ландским духом, а не Шекспира, которого считал на­емным писакой империализма, — «поруганы обряды благочестья».

Что правда, то правда.

«Ив нерешительности лучшие из нас томятся. Худшие страстям губительным дают собою пра­вить», — продолжил он цитировать.

— Хм-м-м... — я пытался делать вид, что понимаю его. Когда мы только познакомились с О'Брайеном, его

поэтическое мастерство оказало на меня очень боль­шое впечатление. У него всегда была наготове одна или две стихотворные строчки. Однако через несколько месяцев я понял, что на самом деле у него в запасе было всего десять строк, которые он без конца цитировал.

— Усерден в работе, — польстил он мне. — Прият­но смотреть. Хорошее отношение к работе очень важ­но. Как Дилан Томас, поешь в своих цепях, словно море. Это поможет нам защитить твою невинность.

Коллега многозначительно посмотрел на меня и, на­клонившись, таинственно подмигнул. Но он был в та­ком состоянии, что этот жест показался скорее угрожа­ющим, чем дружеским. И хотя моя невинность еще не была поругана, но ее уже определенно запятнали.

— Как заведующий ты будешь работать еще усерднее.

О'Брайен уже знал о моем повышении? Так скоро? Я думал, уже одно его беспробудное пьянство гаранти­ровало, что он не узнает эту новость среди первых.

А, да, — небрежно обронил я, — но это еще не­официально. Подождем, увидим.

Правильно мыслишь. Да, Джонни, дружище.

- Я вздрогнул. Всякий раз, как он называл меня «Джонни, дружище», ему что-то от меня было нужно. Недавно, например, он так обращался ко мне, когда разбудил в два часа ночи и просил позвонить его жене, чтобы сообщить, что ее муженек ночевал у меня в квартире.

— Очень правильно мыслишь, что говорит о твоей мудрости. Именно так! В самом деле, Джонни, дружище.

Уже во второй раз... Да, это не сулило ничего хорошего.

— Мне это напомнило о моих школьных деньках в Дублине...

Тут, очевидно, должна была последовать нескончаемая история с упоминанием о выпивке и мясных консервах.

— Что я могу сделать для тебя? — прервал его я.

— Э, нет. Вопрос в том, — сказал ирландец, — что я могу для тебя сделать?

От него несло таким перегаром, что, даже находясь на расстоянии, я чуть не задыхался.

— Тебе нужна моя помощь, — старательно выгово­рил он. — Дело в том, — он с заговорщическим видом обвел глазами кабинет, — что против тебя замышля­ются подлые делишки. Подлые делишки!

— Я уверен, что все не так мрачно, как тебе кажется. Я немного испугался, когда О'Брайен посмотрел на

меня безумным взглядом и покраснел еще сильнее.

— Тебе нужен кто-нибудь для защиты, — настаивал он. — Они все против тебя. Джонс. Струд, Эндрюз. Они перережут тебе горло, как только увидят. Можешь быть уверен, я пытаюсь переубедить их. Я говорю им, что ты будешь чудесным заведующим. Что никто лучше тебя не подойдет и все такое. Но они ничего и слышать не хотят. Так давай последуем примеру Йейтса и про­возгласим, что смелый тот, кто ходит голышом.

К несчастью, я не верил, что от ходьбы голышом все мои проблемы разрешатся.

— А-а! Я вижу, ты, кажется, понимаешь, о чем я го­ворю! — он обрадовался, решив, что заинтригоал меня. — Ну, не надо бояться, дружище, не надо боять­ся. В свое время мне попадались хулиганы и посерьез­нее этой шайки.

Он наклонился еще ближе. Я ощутил всю мощь ^восьмидесятиградусного дыхания.

-- Я позабочусь о тебе, — прошептал О'Брайен, — и когда придет пора, ты позаботишься обо мне.

Многозначительно подмигнув, он, пошатываясь, вышел из кабинета.

РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА

 

Места в первом ряду! С Эми! Намечался просто от­личный вечер. Я позвонил Кейт, чтобы посоветовать­ся, как мне одеться. Она, как и всегда, с готовностью пришла мне на помощь.

— Джон, я тебя умоляю, ты ведь взрослый человек! Одевайся сам, — кокетничала она поначалу.

— Я думал, женщины любят давать подобные советы. Кейт фыркнула:

— Не понимаю, какие советы тебе нужны. Мне ка­жется, у тебя не очень обширный гардероб, — сказала она, смягчившись.— Но если ты такой уж беспомощ­ный и даже не можешь подобрать себе одежду, я бы посоветовала джинсы и какую-нибудь подходящую футболку.

— А это не слишком буднично? Я ведь хочу произ­вести на нее впечатление.

— Вы же идете на баскетбол!

Выслушав еще несколько подобных замечаний, я повесил трубку и начал готовиться к свиданию.

С Эми мы встретились у входа в Мэдисон-Сквер-Гарден. На ней был блестящий, почти совершенно прозрачный топик черного цвета, при виде которого у меня перехватило дыхание. Мы сели на свои места, и она в первый раз улыбнулась мне. Нет, не в первый раз за тот вечер, а вообще впервые за все время нашего знакомства! Я даже почти забыл, чего стоили мне эти билеты. Пока в нас на всей скорости не врезался мощ­ный нападающий весом в добрую сотню киллограммов, вечер казался многообещающим. Однако через несколько часов, к тому времени, как я брал для Эми такси, фортуна мне уже совсем не улыбалась.

Сначала все было прекрасно. Она знала о моем по­вышении и постоянно шутливо намекала, что с удо­вольствием работала бы на меня и что я обязательно должен взять ее к себе на кафедру. Иногда Эми даже касалась моего бедра. Но после пары кружек пива я поймал кураж и стал шутить, дескать, никогда не возьму ее на работу, потому что у меня насчет нее со­всем другие планы. Не успел я и оглянуться, как уви­дел, что она флиртует с каким-то инвестиционным банкиром, который сидел рядом с нами. Вскоре ее рука уже лежала на его бедре.

Чтобы успокоиться, я выпил еще пару кружек пива, после чего сумел убедить себя, что Эми делает это лишь для того, чтобы заставить меня ревновать. Как сказал бы Рон, совершенно естественное жела­ние с биологической точки зрения. Я решил сохранять невозмутимость и делать вид, что внимательно слежу за игрой. Когда Эми наконец вновь обратила на меня внимание, я смотрел — безо всякой задней мысли, хочу заметить! — на девушек из группы поддержки, танцующих в перерыве. Она пробормотала что-то на­счет плотоядных взглядов, что абсолютно не соответ­ствовало истине. На самом деле в тот момент я благо­родно думал о том, как безжалостно эксплуатируют Женщин на спортивных мероприятиях и даже твердо пообещал себе сходить этим летом на игру женской баскетбольной лиги, чтобы оказать поддержку спортс­менам женского пола.

Я хотел предложить ей помириться, подарив плю­шевого мишку с символикой «Нике», но пролил на него свое пиво. К тому времени как игра закончилась, наше общение совершенно сошло на нет, поэтому из здания мы выходили в полном молчании. Я чувствовал себя немного нехорошо. Некоторые читатели, вероят­но, придут к неверному заключению, что я слишком много выпил, но на самом деле в моем недомогании была виновата копченая сосиска, которую я необду­манно съел во время третьего периода матча. Поймав такси, я наклонился к Эми, чтобы поцеловать в щеку, но она села в машину, прежде чем я успел прикоснуть­ся к ней, оставив меня одного посреди улицы.

Я позвонил Кейт, чтобы та помогла мне понять, ка­кие ошибки я совершил, но она лишь повторяла, что я пьян и мне надо ложиться спать. Что происходило по­том, помню не очень отчетливо, только наутро, открыв глаза, я обнаружил, что лежу в ванне полностью оде­тый. Лишь потому, что у меня жутко болела голова, я не стал писать суровое письмо в адрес Мэдисон-Сквер-Гарден с жалобой на эту треклятую сосиску.

К утру воскресенья я уже достаточно оклемался, чтобы мужественно приняться за стопку непрочитанных сочинений, которая возвышалась на моем столе. Чтобы наказать самого себя, я начал с работы Джейко­ба. Об «Эмме» в ней не говорилось ни слова, зато в изобилии встречались нецензурные выражения. С улыбкой вытащил из стопки сочинение Кейтлин. Затем я всегда мог рассчитывать на то, что ее работа будет интересной и даже забавной.

Задание. Представьте, что вы персонаж из «Эммы», и сочините новую историю для этого романа. Действие может происходить во времена Остин или же в современную эпоху.

Кейтлин Бри

Пробуждение Эммы

Я чувствовала ночную прохладу, стоя у открытого окна. Ве­тер прижимал шелковую ночную сорочку к моему телу. В блед­ном лунном свете моя кожа будто светилась. Скоро войдет Найт-_лИ| и мы насладимся нашей первой ночью как муж и жена.

Дверь открылась, и он предстал передо мной в одном халате, затем подошел и обнял меня. Прежде чем он успел заговорить, я коснулась пальцами его губ и поцеловала их. Его руки нежно заскользили вниз по моему телу. Дрожь экс­таза охватила меня. Я прильнула к нему, раскрыв полы его халата. Я чувствовала...

Тут я прервал чтение. Я был потрясен. Хорошо — признаюсь, я даже немного возбудился, хотя это ниче­го не доказывает. Я помню, что говорил о своем жела­нии стать для нее Найтли, но совсем не в этом смысле! Я не знал, что мне делать: дочитать сочинение до конца или немедленно сжечь его.

 

РАЗУМ И ЧУВСТВА

 

В понедельник мне даже хотелось сказаться боль­ным, чтобы не пришлось встречаться с Кейтлин, после того как я прочитал несколько абзацев из ее работы. Ну, по правде говоря, может быть, я прочитал и целую страницу. Ладно, если уж вам так нужно знать, я про­читал все сочинение, но исключительно потому, что мне нужно было решить, как поступать дальше.

Я размышлял об этом в своем кабинете и, чтобы не вспоминать эротические эпизоды из сочинения Кейт­лин, пытался думать о чем-нибудь серьезном и возвы­шенном: о минах, разрывающихся в бывших респуб­ликах Югославии, о голоде в Африке или о наводне­нии в Бангладеш. Но мне все равно не удавалось подавить свои сексуальные фантазии, и Бангладеш в моем воображении вдруг превращалась в земной рай, где полногрудые девушки в мокрых футболках с визгом проносились по затопленным улицам, как будто съезжали с какой-то гигантской водной горки.

Тихо постучав в дверь, ко мне вошел Гюнтер. Он сочувственно похлопал меня по плечу:

— Как дела, Кандид?

— Могли бы быть и лучше.

— Я знаю. Послушайте, не стоит так беспокоиться. На вашем месте я просто не обращал бы на это внимания. Она ведь провоцирует вас, хочет посмотреть, как вы отреагируете.

— О чем ты говоришь?

— О сочинении Кейтлин, — пояснил он.

— Как ты узнал о нем?

— Вы постоянно спрашиваете меня о таких вещах и всегда не к месту. Вопрос в другом — что вы собира­етесь делать?

— Уверен, что ты узнаешь об этом прежде, чем я что-нибудь сделаю, — съязвил я.

— Вы не возражаете, если я взгляну на ее сочине­ние? Я просто хочу...

— Понтер!

— Ну, это не значит, что мы с ней...

— Я не хочу знать о том, чем вы с ней занимались! Об этом должны заботиться ваши родители, разве не так? — спросил я раздраженно.

— Вы не можете винить наших родителей. Они ра­ботают на износ. Просто им удобнее закрывать глаза на некоторые вещи.

— Но могут они хотя бы следить за тем, как одева­ются их дети?

Гюнтер засмеялся.

— Вы должны получать от этого удовольствие. Другие мужчины вашего возраста так и поступают, — наставительным тоном сказал он. — В нашей школе есть девицы, которые встречаются с двадцатилетними и даже с тридцатилетними.

Он, конечно, был. прав. В прошлом году одна де­вушка из старшего класса начала встречаться с муж­чиной за пятьдесят. Он был французским художни­ком и к тому же известным, так что ему вполне можно было простить лет эдак тридцать.

Гюнтер, ради бога! Можем мы поговорить о чем-нибудь другом? И можем мы хотя бы притвориться, что у нас нормальные деловые отношения, какие и долж­ны быть между преподавателем и учеником?

— Если вы настаиваете, — он встал и, пожав плеча­ми, направился к двери. — Вы уверены, что я не могу?..

— Гюнтер!

Я вошел в класс и посмотрел на Кейтлин:

— Кейтлин, нам нужно поговорить после урока.

— О-о-о, у любимицы нашего учителя пробле­мы, — протянула Ребекка.

— У меня проблемы? — Кейтлин невинно улыб­нулась.

— Не совсем, — сказал я нервно.

— Это связано с моим сочинением?

Что же она делает? Я не хотел бы говорить об этом при всем классе.

— Давай поговорим после урока, — почти по­просил я.

— Твое сочинение? Что такого ты могла написать в сочинении, чтобы у тебя из-за него были пробле­мы? — спросила Элли.

— Я написала о первой брачной ночи Эммы, — спокойно ответила Кейтлин. Класс посмотрел на нее непонимающе. — Ну, о сексе.

— О, боже! — закричала Элли. — Ты написала о сексе. Вот это да! Просто потрясающе!

Лора недоверчиво покачала головой.

— Может быть, мы должны прочитать его на уро­ке? — поинтересовался Джейкоб.

— Нет, — отрезал я.

— Могу я его прочитать? — спросил он у Кейтлин.

— Конечно, нет, — ответила она, — ты еще слиш­ком маленький, чтобы читать что-либо подобное. Я думала, мистер Спенсер не такой, но, видимо, ошиблась. Она бросила на меня разочарованный взгляд.

— Хорошо, хватит об этом. Давайте поговорим о книге, — я быстро сменил тему. — Ас Кейтлин я по­беседую после урока.

— Просто не понимаю, почему нельзя писать о сексе, — упрямо продолжила Кейтлин. — Во всех ро­манах Остин говорится о том, как мужчины и женщи­ны строят свои отношения, но в них никогда не упоми­нается ни о чем физическом. Но ведь и в девятнадца­том веке люди занимались сексом. Конечно, они жили в те времена, когда о нем нельзя было говорить. Но мы же живем в другое время, поэтому я просто вставила недостающий элемент в литературу того периода.

— Вставила элемент! — захихикал Джейкоб. Все девушки посмотрели на него с отвращением.

—Она права, мистер Спенсер, — поддержала од­ноклассницу Элли. — Остин не хочет признавать оче­видное.

—Не в этом дело. Таковы были правила приличия, — объяснил я.

—Но вы можете прочитать о сексе даже в «Нью-Йорк тайме», — заметила Кейтлин. — Помните ту ста­тью об ученицах седьмого класса, в которой говори­лось о том, что они делают мальчикам минет, чтобы не терять девственность?

Я пытался стереть эту статью из памяти, потому что мне было страшно даже подумать о том, что мог­ли делать ученицы старших классов, если их млад­шие подруги уже вытворяли такое. Мне ни разу не делали минет, когда я учился в средней школе. Если честно признаться, мне вообще никогда в жизни не делали минет.

Меня не утешало и то, что на дворе стояла весна, во время которой ученики вели себя, точно молодые зверьки в брачный период. Сексом веяло отовсюду, ели вам не хотелось застать учеников за этим делом и отвести их к декану, вы должны были обходить сто­роной все темные лестницы, по которым редко кто хо­дил, особенно поздно вечером. По школьной столовой нужно было проходить с высоко поднятой головой, чтобы не видеть под столами сплетенные в позах Камасутры ноги.

— Даже родители говорят с нами о сексе, — сооб­щила Ребекка таким тоном, что, казалось, она больше шокирована родительским вмешательством в ее жизнь, а не тем, что разговоры касались секса. — Моя мама все время пытается поговорить со мной о пре­имуществах разных способов контрацепции, как буд­то я хочу это от нее слышать!

— Можем мы поговорить о чем-нибудь другом? — настаивал я.

— Мистер Спенсер, вы не должны подавлять свою сексуальность, — не успокаивалась Кейтлин. — Знае­те, мы ведь все сексуальны от природы.

Она так пристально посмотрела на меня, что мне пришлось обратиться к моему спасительному сред­ству — фотографии Фрейда над ее головой.

— Что же произошло с невинностью детства? — спросил я отчаянно, хотя и знал, что мои слова пока­жутся им такими же нелепыми, как если бы я сказал о традиции вышивать крестиком по вечерам.

Все ученики посмотрели на меня равнодушно.

— Ну, когда вы еще не беспокоились о том, чтобы поступить в колледж, и не думали о... о... сексе. От вас ничего не требовалось, только играть и быть просто детьми, — постарался растолковать я.

— Ничего не требовалось? — не поняла Ребекка.

— Только играть? — округлила глаза Элли.

— Да! Ну, например, запускать воздушных змеев, прыгать через скакалочку, да что угодно, — я пустился в фантазии, вспомнив свое детство.

—Моя мама тестировала меня каждый год, начи­ная с трехлетнего возраста, — поделилась Ребекка. — Если ребенок будет просто играть на улице, он вряд ли сможет попасть в такую школу, как наша.

—В каком смысле «тестировала»? — спросил я не­доверчиво.

—Ну, вы понимаете, когда ты начинаешь ходить, говорить, раскрашивать картинки, приучаешься к гор­шку и все в таком духе, — сказала Ребекка.

—Но разве это не происходит само собой? — Я был потрясен тем, что детство превратилось в поли­гон для испытаний.

—Конечно, происходит, — признала Элли. — Но все равно нужно быть начеку и следить, чтобы ре­бенок не отставал от своих сверстников. Ведь никто не хочет говорить в приемной комиссии школы, что их сын, например, не умел говорить до двух лет. Куда луч­ше, если можно сказать, что он начал говорить на две­надцатом месяце.

Неужели теперь и младенцы должны беспокоить­ся о том, чтобы «быть не хуже людей»?

—Это нельзя контролировать! — запротестовал я.

—Да что вы, конечно, можно! — заверила Ребекка, смотря на меня так, будто мне самому не мешало под-учиться в классе для отстающих. — В пять лет у меня были плохие результаты по нескольким тестам, прове­ряющим координацию движений, поэтому меня води­ли на специальные занятия для ее тренировки.

О! А мне приходилось ходить на курсы йоги для детей, — вспомнила Элли. — Моя мама уверяла меня, что потом я буду благодарить ее за это.

А моя тетя кормила своих близнецов по специальной диете, потому что они были немного полноватые. И еще эта диета способствовала росту мозга, — Добавила Ребекка.

Рост мозга?! Это звучало, как напоминание о ка­ком-то опасном научном эксперименте, наподобие тех, которые часто проводились в пятидесятые годы.

— Но дети должны быть пухленькими, — настаи­вал я.

— Да, может быть, когда им один год, — заметила Элли, — но не старше. Я знаю много семей, в которых детей специально ограничивают в еде.

«Что бы на это сказал Вордсворт?» — подумал я, вспомнив его «Оду о бессмертии, подтверждаемом воспоминаниями раннего детства». Какие уж тут «об­лака славы»!

После урока Кейтлин пошла со мной в кабинет. Некоторое время мы сидели молча. Я не мог понять, как отругать ее, не упоминая при этом самые непри­стойные отрывки из сочинения.

— Кейтлин, ты должна понимать, что твоя работа просто непозволительна.

— Я не согласна. Задание я выполнила. Разве сочи­нение плохо написано?

— Нет, конечно, написано оно хорошо. Но я не об этом...

— И разве вы не говорили нам, что мы можем пи­сать на любую тему?

— Если я прямо не запретил писать о сексе, это не значит, что я разрешил писать о нем. Вам же не нужно напоминать, что нельзя грабить банк?

— Забавно, что вы сравниваете секс с ограблением банка, — фыркнула она.

— Не пытайся сменить тему разговора на психо­анализ моей личности.

— Но ведь это не я повесила фотографию Фрейда на стену.

— Я не о Фрейде говорю! Я говорю о твоем порно­графическом сочинении!

— Оно не порнографическое! Это художествен­ное произведение!

В тот момент я понял, каково было Кейт каждый день лицезреть глиняный фаллос, и от души посочув­ствовал ей. Если бы передо мной в ту минуту стояла эта «скульптура», я бы разбил ее вдребезги.

— Я не собираюсь спорить с тобой об этом.

— Знаете, мужчины всегда боялись женской сек­суальности, еще с давних времен.

— Я знаю, — вздохнул я. — Я же сам рассказывал вам об этом.

— Как же это у Фрейда? — Она задумалась на се­кунду, и вдруг ее лицо осветилось радостью. — Вагина дентата! Вот как это называется!

— Пожалуйста, не произноси это слово.

— Какое слово? Дентата?

Она засмеялась. Я весьма зримо представил себе хищный оскал женского полового органа.

— Кейтлин, это не смешно!

— Не думайте, что я не знаю о вашем стремлении «оставаться в неведении». Гюнтер мне все рассказал.

Черт бы побрал этого Гюнтера с его длинным языком!

— Я не хочу больше говорить об этом. Ты должна переписать сочинение безо всяких сексуальных по­дробностей. Тебе понятно?

Да, — сказала она. — Но это не значит, что я со­гласна с вами.

После того как Кейтлин ушла, я решил больше не вспоминать о ее сочинении, а, напротив — серьезно по­думать над тем, что она сказала. Да, все мы сексуальны от природы, поэтому нужно было срочно налаживать свою личную жизнь, тем более что я все больше убеж­дался в правоте директрисы: средняя школа — не место холостого преподавателя. Я пошел в библиотеку. Эми сидела за столом и с удивительным изяществом ставила печати на книги. Я не смог противостоять со­блазну и несколько секунд любовался ею. Вдруг в моем воображении она предстала в образе девушки из группы поддержки команды «Нике», и я почувство­вал, что краснею.

— Джон, с тобой все в порядке? Ты выглядишь рас­строенным, — насторожилась Эми.

— О, да! — засмеялся я. — Все хорошо. Вот, хотел вернуть. — Я протянул ей книгу.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? Ты весь вспотел, — сказала она с беспокойством.

— Ха! Это еще цветочки. Видела бы ты меня, когда я по-настоящему потный, — ответил я.

Неужели я действительно так и сказал? И она представила меня всего истекающего потом? Ужас!

— Считается, что потеть полезно для здоровья, — заметила Эми.

Да уж, полезно. Маленький шажок к здоровому крепкому телосложению. Может быть, даже к му­жественности. Я выпятил грудь вперед, пытаясь произвести на нее впечатление сильного и отважно­го мужчины.

— Это верно. Важно, чтобы потовые железы выде­ляли, м-м, ну, то есть... — начал было я и внезапно за­молчал. Потоотделение показалось мне не очень удач­ной темой для разговора.

— Токсины?

— Да, точно, токсины, — с благодарностью повто­рил я. — В любом случае, мы уже достаточно погово­рили о старом потном Спенсере.

Старый потный Спенсер? Неужели я хотел уме­реть в одиночестве, в окружении многочисленных ку­хонных приспособлений, которые прислала мне мама и которыми я так ни разу и не воспользовался? Я по­чувствовал, что еще чуть-чуть, и мой организм разом избавится от множества токсинов, поэтому решил немедленно приступить к делу.

.— Я, хм, как это сказать, ну, прошлым вечером, по­нимаешь, когда, ну, все равно, я лишь подумал, хм.... Понимаешь...

— Я понимаю. Мне тоже очень жаль, — сказала Эми. Невероятно! Мы были на одной и той же волне.

И меня простили — она, должно быть, осознала, что я не так уж плотоядно смотрел на этих девчонок. Гла­зел с задумчивым видом — самое большее, что можно было бы сказать. И, несомненно, во всем виновата эта сосиска, а не пиво. И, и, и... может быть, в конце концов свидание не было таким уж неудачным! Огля­дываясь назад, я даже подумал, что об этом свидании вполне можно рассказывать своим друзьям, как рас­сказывают какой-нибудь анекдот, — и смело бросил­ся вперед.

— Поэтому, я, хм, я подумал, что, хм, было бы, ну, ты понимаешь, мы могли бы, хм, то есть...

— Что нам надо снова куда-нибудь сходить вмес­те, — подсказала Эми.

-Да!

— Почему бы тебе не достать билеты на другую игру «Нике».

Она что, смеялась надо мной? Или хотела, чтобы я продал одну из своих почек? На самом деле я не ожи­дал, что примирение наступит так скоро, поэтому не отложил про запас никаких идеек о том, куда можно ее пригласить. Конечно, было бы чудесно предло­жить пойти в какое-нибудь хорошее кафе с видом на красивый сад. Но, по правде сказать, в моем багаже Развлекательных мероприятий были только посидел­ки с Роном и Кейт и просмотры телепередач, поэтому, к сожалению, такие замечательные идеи из меня не фонтанировали. Единственное, что мне тогда пришло в голову, — заказать обед на дом и предложить ей посмотреть вместе со мной фильм — взятый из видео­проката «Блокбастер». Я проклинал себя за свою культурную неотесанность. Отчаянно пытаясь при­думать что-нибудь пооригинальнее, я вдруг заметил на ее столе флаер на выставку Веласкеса в музее «Метрополитен».

— Я бы с удовольствием сходил на Веласкеса в му­зее «Метрополитен», — сказали.

— И я тоже, —Эми улыбнулась.

— Отлично!

Мы обо всем договорились. По пути в свой кабинет я старался убедить себя в том, что моя невразумитель­ная речь на самом деле была полна очарования и при­тягательности. У двери меня, как всегда весело улыба­ясь, ждал Гюнтер.

— Ну что, урок сегодня был хоть куда, — одобрил он.

— Пожалуйста, не напоминай мне о нем, — насу­пился я. — И спасибо тебе большое за то, что выда­ешь меня.

— Не стоит так уж расстраиваться. Бесполезно притворяться, что ваши ученики — это какие-то счас­тливые младенцы. Откровенно говоря, было бы луч­ше, если бы вы прозрели и рассказывали им о пользе безопасного секса. Вы просто не представляете себе, сколько подростков сидят на антибиотиках из-за...

— Гюнтер! Если ты будешь продолжать в таком духе, моя вера в то, что подростки на свиданиях только держатся за руки, будет окончательно поколеблена.

— Ну тогда вам лучше не читать следующий выпуск нашей газеты. Мы посвятили целый разворот сексуаль­ным отношениям среди старшеклассников. Случай­ный секс после пьяной вечеринки, дискотеки, ночные гулянки и летние приключения — все это доказывает неослабевающую сексуальную активность наших...

.— Гюнтер, я тебя умоляю!

Конечно, я мог бы и не притворяться. Мог бы просто смотреть фактам в лицо. Но мне было легче преподавать подросткам, воображая, что после школы они катаются на роликах или смотрят мультфильмы у себя дома, а не глотают всякую дрянь и не используют раз­личные отверстия для «совершения греха», как об этом иносказательно говорят священники.

В тот же день мне надо было встретиться с Энд­рюз и Струд, чтобы совместными усилиями выбрать победителя. В течение часа или около того, пока про­должались обычные споры, я молча сидел и ждал, когда силы у всех иссякнут и мне наконец предста­вится возможность сказать свое слово. Этот момент был уже близок. У Струд в уголках рта засохла слюна, и казалось, она еще больше исхудала. На сельской блузке Эндрюз под мышками темнели пятна. Спори­ли о двух наиболее вероятных кандидатках на приз — Кейтлин и Лоре.

Если бы я убедил их выбрать Кейтлин, точно бы не остался в накл

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: