 |
3.6. Минин и Пожарский 3 страница
|
|
|
|
Многие солдаты пытались бежать из Кремля и сдаться. Часто их убивали на месте, но находились сердобольные люди, щадившие пленных и дававшие им еду. К середине октября из трехтысячного гарнизона осталось не более полутора тысяч человек. Польская гордость кончилась, когда голод затронул начальников гарнизона. Тогда Струсь предложил воеводам начать переговоры. 22 октября в русский лагерь был послан Будило, а Пожарский отправил заложником Василия Батурлина. Начались переговоры, поляки пытались выговорить уступки, но тут вмешался случай: казаки полка Трубецкого неожиданно пошли на приступ Китай‑ города и овладели им – случилось так называемое «китайское взятье». Теперь полякам оставалось лишь бороться за обещание сохранить им жизнь.
Сдача Кремля произошла не сразу, поляки взяли под стражу сидевших в Кремле бояр и за их головы выговорили жизнь. 27 октября (6 ноября по нов. стилю) 1612 г. состоялась сдача польского гарнизона. Здесь полк Пожарского едва не вступил в бой с казаками, желавшими истребить кремлевских бояр. На другой день пленных поляков распределили по лагерям. Те, кто попал в лагерь Трубецкого, были перебиты казаками, но никто не пострадал в лагере у Пожарского. Позже, когда пленных разослали по городам, автор «Дневника», Будило, с несколькими поляками попал в Нижний Новгород. Как он пишет, нижегородцы их собирались перетопить, но вмешалась мать Пожарского – она «упросила хлопство, чтобы имели уважение к присяге и службе её сына». Не меньше князя Дмитрия дорожил своим словом нижегородский купец, Кузьма Минин. Наделенный немалой властью при царе Михаиле, он сделал всё, чтобы вернуть долги людям, давшим деньги на сбор ополчения.
|
|
|
После взятия Москвы. Пожарский и Минин приняли участие в работе Земского собора, выбиравшего царя. Первоначально называли восемь претендентов: в их числе были Дмитрий Трубецкой и Дмитрий Пожарский. Особенно усердствовал Трубецкой, всячески задабривавший казаков. Сам Пожарский предлагал выбрать шведского принца Карла‑ Филиппа. 6 января 1613 г. Собор принял решение не избирать на престол иноземных королевичей, «Маринку и сына ее». Казаки – главная сила в Москве в те дни (было их в городе 40 тыс. ), желали на престол Дмитрия Трубецкого либо Михаила Романова. Перевесил Романов, сказалось родство с царями. 21 февраля 1613 г. Земской собор избрал на царство Михаила Фёдоровича Романова. 11 июля состоялось царское венчание в Успенском соборе. Сразу после венчания царь пожаловал в бояре князя Ивана Черкасского (царского родственника) и князя Дмитрия Пожарского. На другой день царь пожаловал Кузьму Минина в думные дворяне (третий по значению чин в Думе).
Думным дворянином Кузьма Минич Минин прожил всего три года. Большую часть из них он провел в Москве, неся царскую службу. Минин занимался сбором «пятины» – налога «с гостей Гостиной и Суконной сотен и с чёрных сотен и слобод». Ему доверяли «сбережение» Москвы во время отъезда царя. 20 января 1615 г. царь Михаил «пожаловали есмя думного своего дворянина Кузьму Минича за его, Кузьмину, многую службу» вотчиной в селе Богородском Нижегородского уезда с девятью деревнями. Умер Кузьма Минич в 1616 г. в Нижнем Новгороде, в пожалованном царём доме. Тело его погребли в нижегородском Спасо‑ Преображенском соборе; в 1962 г. после сноса собора прах Минина перенесли в Михайлово‑ Архангельский собор.
В отличие от Минина, Пожарский после Смуты прожил долго – он умер в 1642 г. Он командовал войском, посланным против Лисовского, и разбил его под Орлом, но тяжело заболел, не закончив похода. В 1617 г., когда польское войско под командованием королевича Владислава и Ходкевича двинулось на Москву, Пожарский устраивал оборону Можайска и Калуги. Поляки не смогли овладеть этими городами и зимовали в Вязьме. На следующий год Владислав, получив подкрепления, продолжил наступление на Москву. Защищая Москву, князь Дмитрий «на боях и на приступах бился, не щадя головы своей». Как и в 1612 г. он защищал Арбатские ворота, но не Земляного, а Белого города. В ожесточённом ночном бою он отразил запорожцев Сагайдачного, нанеся им огромные потери.
|
|
|
После заключения Деулинского перемирия (1618), князь Дмитрий продолжал государеву службу. В разные годы он возглавлял Ямской, Разбойный, Поместный и Судный приказы, был воеводой в Новгороде Великом, руководил строительством укреплений вокруг Москвы. Во время Смоленской войны 1632–1634 гг. он готовил под Можайском армию прикрытия на случай наступления Владислава. В 1637 г. Пожарский на собственные средства построил Казанский собор на Красной площади и перенес туда икону Богородицы, присланную ему из Казани и сопровождавшую его при освобождении Москвы. Последней службой князя было участие весной 1640 г. в переговорах с польскими послами. Умер Дмитрий Михайлович в апреле 1642 г. на 65‑ м году жизни. Похоронили Пожарского в родовой усыпальнице в Спасо‑ Евфимиевском монастыре в Суздале.
Минин и Пожарский в исторической песне. О Минине и Пожарском известна песня, записанная в Калужской губернии. Песня, вероятно, конца XVIII в. Минин в ней назван «богатый мещанин Кузьма Сухорукий сын». Сословие мещан было объявлено в «Жалованной грамоте по городам» Екатерины II в 1785 г. – прежде их называли посадские люди. В песне поется как Кузьма призывает нижегородских купцов продать злато‑ серебро, накупить «вострых копиёв» и булатных ножей, выбрать удалого воеводушку и пойти сражаться «за родну землю, за славный город Москву». «Молодые ратнички – нижегородские купцы» выбрали воеводушку князя Дмитрия, по прозванию Пожарского. Потом храбрые солдатушки побили поляков, взошли в белокаменный Кремль, взяли в полон Сузмунда (Сигизмунда) и отрубили буйну голову. Собрались князья с боярами выбирать царя, предложили в цари боярина славного, князя Дмитрия Пожарского. Тут и взговорит боярам Пожарский князь: «Ой вы гой еси, бояре – воеводы московские! || Не достоин я такой почести от вас, || Не могу принять я от вас царства Московского. || Уж скажу же вам, бояре – воеводы московские: || Уж мы выберем себе в православные цари || Из славного, из богатого дому Романова – || Михаила сына Фёдоровича». И выбрали царем Михаила Фёдоровича Романова.
|
|
|
О Минине и Пожарском в XVII–XVIII вв. Из современников о 2‑ ом Земском ополчении писали многие – самые важные сведения приведены в «Новом» и «Пискаревском» летописцах и у Авраамия Палицына в «Сказании». В середине XVII в. троицкий келарь, Симон Азарьев, по поручению царя Алексея Михайловича подготовил к печати «Житие преподобного Сергия» Епифания Премудрого и добавил в него 35 глав о чудесах, случившихся в XV–XVII вв. Первое издание «Жития» было опубликовано в 1646 г., но в него не вошли многие чудеса, описанные Азарьиным. В 1653 г. Азарьин по указанию царя Алексея ещё раз отредактировал «Житие», добавив в него «Сказание о чудесах» уже в полном виде. Но эти «Сказания» были изданы только в XIX в.
Среди чудес, описанных Азарьиным, под цифрой девять идет глава: «О явлении чудотворца Сергия Козьме Минину и о собирании ратных людей для освобождения государства ». В этой главе Азарьин рассказывает о явлении преподобного Сергия Минину, о созыве ополчения, прихода под Москву и битве с Ходкевичем. Интересно указание, что в примирении Пожарского с Трубецким и дворян с казаками важную роль сыграли архимандрит Дионисий, келарь Авраамий и Кузьма Минин. Азарьин пишет, что Дионисий и Авраамий (а не один келарь) обещали казакам всю монастырскую казну. После битвы власти троицкие привезли казакам все, что имели – церковную утварь, шапки архимандричьи, ризы, стихири, – все в золоте, украшенное драгоценными камнями. Казаки, увидев это богатство, устыдились: «Ведь это, – говорили они, – собиралось годами, да и принесено в дар Господу, для службы». Избрали они от себя именитых людей и послали в обитель, и всё привезенное вернули в Сергиеву казну в полной сохранности.
|
|
|
В XVIII в. Пожарского и Минина знали и почитали, но писали о них немного. В «героической поэме» «Петр Великий» (1760) М. В. Ломоносов, повествуя об истории России, упоминает о Пожарском вместе с… Трубецким:
…Везде свирепый рок Отечество терзал;
Пока Пожарского и Трубецкого ревность,
Смотря на праотцев, на славну россов древность,
Пресекла наконец победою напасть.
Ломоносов не забывал о героях Смуты и дальше. В 1764 г. он подготовил «Идеи для живописных картин из Российской истории». Из 25 тем Смутному времени было уделено 7, из них 3 – Минину и Пожарскому. В 1799 г. Н. С. Ильинский публикует «Описание жизни и бессмертного подвига славного мужа Нижегородского купца Козьмы Минина, выбранное из исторических преданий», и в том же году выходит из печати анонимное произведение (И. И. Виноградова) «Житие Франца Яковлевича Лефорта, российского генерала и Описание жизни нижегородского купца Козьмы Минина». В 1798 г. М. М. Херасков опубликовал драму «Освобожденная Москва». Среди главных ее героев Пожарский и Минин. В XVIII в. сословная спесь уменьшилась по сравнению с XVII в., и Херасков рисует нереальную картину как Пожарский представляет Минина князю Дмитрию (Трубецкому) и другим князьям и те его принимают как равного:
Князь Пожарский:
Сей муж, почтенный муж, России сын и друг,
Примером сделался отечеству заслуг;
Не князь, не знатный муж, не есть чиновник дворский,
Он Минин! Минин он! – купец нижегородский.
Порода знатная без добрых дел ничто,
Тот в мире знаменит, полезен царству кто!
Князь Димитрий (Минину)
О муж, почтенный муж! ты почестей достоин!
Кто войски подкрепит, тот есть отменный воин;
…
Между главнейшими отечества сынами
Воссядь, почтенный муж, воссядь ты купно с нами.
На самом деле, Трубецкой не желал заседать вместе с Мининым, о чем язвительно выговаривал Пожарскому. Пьеса Хераскова представляет героико‑ патриотическую трагедию в духе классицизма. Тут и благородные мужи, всем жертвующие ради Отчизны, и запретная любовь польского рыцаря и сестры Пожарского, и освобождение Москвы. Пьеса была поставлена в Москве в Петровском театре в 1798 г. и в Петербурге в 1806 г., когда Россия воевала с Наполеоном. Пожарским интересовался и Г. Р. Державин. В 1789–1790 гг. он написал оду «На коварство во время возмущения французов, к чести князя Дмитрия Михайловича Пожарского, яко укротителя междоусобия и утвердителя монаршей власти», где восхваляет спасителя России. В конце XVIII в. Державин подготовил план поэмы об ополчении Пожарского. Одной из сюжетных линий должна была стать история любви князя к Марине Мнишек. Свой замысел поэт осуществил уже в XIX в.
|
|
|
О Минине и Пожарском в первый половине XIX в. В 1806 г. престарелый Державин публикует «героическое представление с хорами и речитативами» – под названием «Пожарский, или освобождение Москвы» (1806), где делает попытку объединить оперу и трагедию. Затем появляются поэма С. Н. Глинки «Пожарский и Минин или пожертвования россиян» (1807), его же трагедия «Минин» (1809); поэма С. А. Ширинского‑ Шихматова «Пожарский, Минин, Гермоген, или спасённая Россия» (1807), трагедия М. В. Крюковского «Пожарский» (1807) и исторические повести П. Ю. Львова «Пожарский и Минин, спасители Отечества» (1810) и «Избрание на царство Михаила Фёдоровича Романова» (1812). Все эти произведения, за исключением пьесы Крюковского, откровенно слабы. На поэму Ширинского‑ Шихматова Пушкин написал эпиграмму:
Пожарский, Минин, Гермоген,
Или Спасённая Россия.
Слог дурен, тёмен, напыщен –
И тяжки словеса пустые.
Пьеса «Пожарский» Крюковского имела громкий успех и много лет шла на сцене. Петербуржский Александринский театр открылся в 1832 г. её постановкой. Сам автор, человек одаренный, но склонный разбрасываться, умер в молодости. Пьесу Крюковского резко критиковал Н. А. Полевой, указывая на ее антиисторичность. Он писал: «Крюковский основал свою трагедию на умысле Заруцкого, который захватывает жену и сына Пожарского. Борьба героя с самим собою, борьба, состоящая в том, чем пожертвовать – отечеством или женою и сыном? вот все, в чем заключалась драма Крюковского. Остальное состоит в ней из громких монологов, пальбы, сражения и ненужных вставок». Тем не менее, трагедия «Пожарский» долго оставалась в репертуаре российских театров.
Несложно понять, почему Минин и Пожарский пользовалась особым расположением царствующего дома. Подвиг вождей нижегородского ополчения, сам по себе бесспорный и решивший судьбу России, создал предпосылки для выбора царя, и выбран был Михаил – первый царь династии Романовых. Иными словами, подвиг Минина и Пожарского представляет начало монархической мифологии династии Романовых. Важным шагом в её утверждении явилась установка памятника Минину и Пожарскому работы Ивана Петровича Мартоса на Красной площади (1818). История памятника любопытна. В 1803 г. члены Вольного общества любителей словесности, наук и художеств предложили начать сбор средств на памятник Минину в Нижнем Новгороде. В 1807 г. скульптор Иван Мартос публикует гравюру с первой моделью памятника. В 1808 г. президент Академии художеств объявляет конкурс на проект монумента «коим дворянство и граждане Нижегородской губернии желают ознаменовать подвиги гражданина Козьмы Минина и боярина князя Пожарского».
Проекта Мартоса выбрал человек, не являющийся российским поданным, но большого ума и вкуса. Философ, писатель и убежденный роялист, граф Жозеф де Местр, [129] служил посланником сардинского короля в Петербурге. Однажды он получил от княгини Куракиной, жены министра внутренних дел, огромный сверток проектов памятника и записку с просьбой высказать мнение. Де Местр, понял, что спрашивает отнюдь не княгиня, внимательно изучил проекты и послал ответ, подкрепленный серьезными доводами, но по форме написанный для дамы. Вскоре состоялся обед у графа Строганова, председателя Академии художеств, и старый граф сказал после обеда: «Господа, Его Императорское Величество счел уместным воздвигнуть памятник. Ему представили множество проектов: вот тот, который он предпочёл и только что прислал мне для исполнения». В ноябре 1808 г. Иван Петрович Мартос, сын небогатого украинского помещика, победил в конкурсе на лучший проект памятника; был издан императорский указ о сборе средств. В январе 1809 г. началась всенародная подписка, и к 1811 г. было собрано достаточно средств для начала работы. К этому времени решили установить памятник в Москве на Красной площади, а в Нижнем Новгороде поставить обелиск. Возведению монумента помешал 1812 г.; после ухода французов строительство возобновилось. Теперь на памятник смотрели как на символ победы не только в 1612 г., но в Отечественной войне 1812 г.
20 февраля (4 марта нов. стиля) 1818 г. памятник Минину и Пожарскому при большом стечении народа был торжественно открыт. В честь открытия был устроен военный парад и исполнена оратория С. А. Дягтерева (текст Н. Д. Горчакова) «Минин и Пожарский». На постаменте была выбита надпись: «ГРАЖДАНИНУ МИНИНУ И КНЯЗЮ ПОЖАРСКОМУ БЛАГОДАРНАЯ РОССIЯ. ЛѢ ТА 1818». Пушкину надпись не понравилась; он писал: «…он для нас или мещанин Косма Минин по прозванию Сухорукой, или думный дворянин Косма Минич Сухорукой, или, наконец, Кузьма Минин, выборный человек от всего Московского государства, как назван он в грамоте о избрании Михаила Фёдоровича Романова. Все это не худо было бы знать, также как имя и отчество князя Пожарского». Пушкин здесь неправ как по форме – надпись Мартоса лаконична и выразительна, так и по сути – Минин не был ни Космой, ни Сухороком, ни мещанином (в XVII в. были посадские). Впрочем, и на солнце пятна.
Если памятник Минину и Пожарскому сразу перерос рамки романовского мифа и вошел в историческую мифологию как символ несломимой воли народа к борьбе с завоевателями, то драма Н. В. Кукольника «Рука Всевышнего Отечество спасла», поставленная на сцене Александрийского театра в январе 1834 г., носила явно верноподданнический характер. Константин Алексеевич Полевой пишет, что «40 000 рублей было употреблено на постановку этой знаменитой пьесы, и самая блистательная публика наполняла ложи и кресла в первые представления её на Александрийском театре. Государь император удостоил ее своим вниманием и одобрением». Брат Константина – Николай Алексеевич Полевой, издатель «Московского телеграфа», недооценил важность мнения государя. Он опубликовал в «Московском телеграфе» разгромную статью, где критиковал пьесу за антиисторичность, в частности, за авторские фантазии о Пожарском:
«Отступления от истории в драме г‑ на К. безмерны и несообразны ни с чем: он позволяет себе представить Заруцкого и Марину под Москвою в сношениях с Пожарским: Трубецкого делает горячим, ревностным сыном отечества, жертвующим ему своею гордостью; сближает в одно время смерть патриарха Ермогена и прибытие Пожарского под Москву; Марину сводит с ума и для эффекта сцены заставляет ее бродить по русскому стану в виде какой‑ то леди Макбет! Пожарский представляется притом главным орудием всех действий; народ избирает его в цари. Словом: мы не постигаем, для чего драма г‑ на К. названа заимствованною из отечественной истории? Тут нисколько и ничего нет исторического – ни в событиях, ни в характерах».
Последствия не заставили ждать. Полевой был вызван из Москвы в Петербург в сопровождении жандармского унтер‑ офицера. Ему приказали ему явиться на дом к начальнику Третьего отделения А. Х. Бенкендорфу. [130] Когда он прибыл, в кабинете шефа жандармов, уже находился министр народного просвещёния С. С. Уваров. Начался допрос. Обвинителем выступал Уваров, а Бенкендорф «останавливал резкие выходки и обвинения министра народного просвещёния». Уваров возмущался рецензией на драму Кукольника. Полевой возражал: «Более и более одушевляясь, он развил свой взгляд так убедительно, что граф Бенкендорф стал поддерживать его и иногда возражать Уварову». На следующий день допрос продолжили. Уваров зачитал выписки из «Московского телеграфа», свидетельствующие о вольномыслии Полевого. Бенкендорф постарался смягчить его участь, но журнал спасти не смог: В апреле 1834 г. по высочайшему повелению «Московский телеграф» был закрыт. В Москве и Петербурге ходила по рукам эпиграмма, авторство которой попеременно приписывали Пушкину, Петру Вяземскому и Денису Давыдову:
Рука всевышнего три чуда совершила:
Отечество спасла,
Поэту ход дала
И Полевого удушила.
Говоря об историках, писавших о Минине и Пожарском в первой половине XIX в., следует сказать, что Минин целиком, а Пожарский – по большей части, принадлежат к «посткарамзинскому» периоду. Карамзин ушел из жизни, доведя «Историю государства российского» до убийства Прокофия Ляпунова. Лишь «Записка о древней и новой России» (1811), содержит его оценку: историк называет Минина и Пожарского «спасителями Отечества».
С 1842 г. в журналах появляются статьи молодого нижегородского учителя Павла Ивановича Мельникова (позднее, писателя Андрея Печерского). В 1842 г. ему было поручено сыскать в архивах потомков Кузьмы Минина. Николай I хотел их вознаградить. Результаты поисков Мельников опубликовал в «Отечественных записках» 1842 г. Потомков он не нашел, поскольку единственный сын Минина, Нефёд, умер бездетным, но выявил много интересных сведений о нижегородской старине и о Кузьме Минине. В последующих статьях он эту тему развил. Наибольшую известность приобрела купчая 1602 г., где есть запись: «Мой двор подле Кузьмы Захарьва сына Минин Сухорука». Мельников опубликовал текст купчей в 1852 г. в журнале «Московитянин». Прозвище Сухорук было известно из «Нового летописца», где сказано: «Нижегородец имяше торговлю мясную Козма Минин, рекомый Сухорук». Теперь все узнали его отчество – Захарович. Никто не обратил тогда внимание, что в жалованной грамоте царя от 1613 г. написано Кузьма Минич, а сын Минина подписывался: «Яз Нефёдко Кузмин сын Минича». В 1916 г. нижегородский архивист А. Я. Садовский доказал, что руководитель ополчения именовался Кузьма Минин – не Захарьев и не Сухорук. Недавно А. Ю. Хачко исследовал оригинал документа, описанного Мельниковым, и нашел, что там написано о дворе «Кузьмы Захарьва сына Сухорука», имя же Минин Мельников вставил от себя.
Историки сомневаются в достоверности других изысканий Мельникова, таких как рассказ о вдове, принесшей «старостам сборным» 10 тысяч рублей из 12 тысяч, чем «многих людей в страх вложила», и, что более важно, в «Ельнинской рукописи», хотя в её защиту выступал С. Ф. Платонов. Работая с архивами, Мельников действительно многое накопал, но сейчас трудно отделить факты от авторского домысла. Можно спросить, зачем это делал талантливый человек, ставший большим писателем? Ответ прозаичен – чтобы пробиться. Ведь в начале сороковых Мельников был учителем гимназии, ненавидящим свою профессию. Чтобы ее сменить, надо было стать заметным, и Мельников приобрел известность, публикуя статьи о неизвестных фактах из истории нижегородского ополчения. Затем его взяли чиновником особых поручений, он преследовал старообрядцев, а позже с симпатией писал о них романы.
Минин и Пожарский в литературе и искусстве второй половины XIX – начала ХХ в. В 1861 г. А. Н. Островский завершил пьесу «Козьма Захарьич Минин‑ Сухорук» – «драматическую хронику в пяти действиях, с эпилогом, в стихах». Пьеса посвящена истории созыва нижегородского ополчения. С ней Островский открывает цикл своих исторических драм 60‑ х годов, включающих также «Дмитрия Самозванца и Василия Шуйского» (1966) и «Тушино» (1967). Как и последующие исторические драмы, пьеса «Козьма Захарьич Минин‑ Сухорук» написана белым стихом. В письмах автор не скрывает, что он находился под впечатлением пушкинского «Бориса Годунова». Островского тогда интересовала тема «власть и народ». Он раздумывает о национальном характере и как народ сам, без указаний высших, может организоваться для защиты Отечества. В Кузьме Минине драматург нашел героя, простого посадского, способного в тяжёлую минуту поднять народ на подвиг. Пьеса далеко уступает гениальному «Борису Годунову», но не лишена достоинств. К ним, в первую очередь, можно отнести поэтичность монологов Минина.
Пьеса встретила цензурные возражения. Переделывая её, Островский удалил некоторые места из монологов Минина, где он говорит о страданиях народа и обличает предателей бояр, и ввёл в пятое действие эпизоды сражения ополчения Минина и Пожарского с поляками под Москвой и сцену возвращения ратников в Нижний Новгород. В октябре 1866 г. вторая редакция пьесы была разрешена к представлению. В декабре 1866 г. пьеса была поставлена в Александрийском театре в Петербурге и в январе 1867 г. – в Большом театре в Москве. В обеих постановках успеха она не имела. При жизни Островского (с 1875 по 1886 гг. ) пьеса ставилась всего 4 раза. Зато с 1886 по 1917 гг. ее ставили 105 раз. В Советском Союзе пьесу ставили в 1940 и 1944 гг.
В 1868 г. в Петербурге на сцене Мариинского театра с большим успехом шла опера «Нижегородцы» – музыка Э. Ф. Направника, либретто П. И. Калашникова. Центральное место в ней занимала ария Минина. Со временем опера сошла с петербуржской сцены, но с 1941 г. ее время её от времени ставят в Нижегородском (Горьковском) театре оперы и балета им. А. С. Пушкина. Из художественной прозы о Минине и Пожарском с 1850 по 1917 гг. были опубликованы повести – Л. А. Чарской «Желанный царь» (1913) и Е. Волковой «Козьма Минин и князь Дм. Пожарский: Ист. очерк из времен лихолетья 1611–1613 гг. » (1913). Намного значительнее были произведения живописи. В 1850 г. была выставлена картина М. И. Скотти «Минин и Пожарский». В конце 70‑ х – 80‑ х годов написана картина А. Д. Кившенко « Воззвание Кузьмы Минина к нижегородцам» и в 1896 г. – огромная картина К. Е. Маковского «Воззвание Минина», самое большое станковое полотно в России на историческую тему (7× 6 м). В 1911 г. начался сбор средств на установку копии московского памятника Минину и Пожарскому в Нижнем Новгороде, но помешала война, а затем революция.
Историки о Минине и Пожарском с середины XIX в. по 1917 г. В вышедшем в 1858 г. восьмом томе «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьёва восьмая глава посвящена истории нижегородского ополчения и освобождения Москвы. Повествование Соловьёва современно и по сей день. Историк опустил (не принял) критику Авраамия Палицина в отношении Пожарского и похвальбу келаря, что он ускорил приход нижегородского ополчения под Москву. Он отмечает скромность Пожарского, сожалевшего, что Василий Голицын находится в плену: «если б теперь такой столп, князь Василий Васильевич, был здесь, то за него бы все держались, и я за такое великое дело мимо его не принялся бы, а то теперь меня к такому делу бояре и вся земля силою приневолили». Соловьёв – не любитель рассуждать о характере своих героев, он предпочитает, чтобы за них говорили дела.
В отличие от Соловьёва, Н. И. Костомаров любил и умел описывать прошлое в исторических образах. Беллетрист соседствовал у него с историком и, в силу художественного дара, перевешивал. Его «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» (1873–1886) тому ярчайший пример. В трактовке исторических деятелей украинский историк следует убеждениям человека, в молодости мечтавшего об освобождении Украины и создании союза славянских республик. Год в Петропавловской крепости и ссылка не изменили его взглядов. Костомарову нравилось всё, что противостояло «мёртвящему централизму власти»: вечевые республики Новгород и Псков, казацкая вольница Запорожья и Дона. Московское государство и самодержавие он не любил; его больше привлекала шляхетская демократия Речи Посполитой. При таких взглядах Костомаров не мог испытывать приязни к спасителям Московского царства. Ещё до выхода «Русской истории в жизнеописаниях» он публикует статью «Личности Смутного времени» (1971), где развенчивает вождей нижегородского ополчения. Материалы статьи включены в последующие работы Костомарова.
Согласно Костомарову, Пожарский – человек порядочный, но малоспособный к руководству: «Пожарский не имел таких качеств, которые бы внушали к нему всеобщее повиновение. Его мало слушали: в ярославском ополчении была безладица, происходили даже драки. Сам князь Пожарский сознавался в своей неспособности». При царе Михаиле Пожарский был на вторых ролях: «Ему не поручали особенно важных государственных дел. Служба его ограничивалась второстепенными поручениями». Костомаров заключает: «князь Пожарский, как гласит современное известие, страдал «чёрным недугом»: меланхолией. Быть может, это и было причиной того, что Пожарский при Михаиле не играл первостепенной роли, так как люди с подобным настроением духа не бывают искательны и стараются держаться в тени. Сам подвиг освобождения Москвы был предпринят им против собственного желания, по настоянию земства».
Кузьму Минина Костомаров рисует человеком сильным и энергичным, но готовым на всё ради своей цели. Созыв ополчения он начинает с обмана – рассказывает народу о видении св. Сергия, повелевшего разбудить спящих. Тут стряпчий Биркин сказал: «Ну не было тебе такого видения! ». На что Минин, знавший о его делах, сказал тихо: «Молчи, а не то я тебя выявлю перед православными! » Биркин прикусил язык, и «видение Минина пошло за правду». Минин жёстко, даже жестоко, отбирал пятую часть достояния на земское дело. Не допускал ни льгот, ни отсрочек: «Неимущих людей отдавали в кабалу тем, кто за них платил. Конечно, покупать имущество и брать в кабалу людей могли только богачи; таким путем вытягивались у последних спрятанные деньги. Без сомнения, такая мера должна была повлечь за собою зловредные последствия; изгнав чужеземных врагов, Русь должна была испытать внутреннее зло – порабощение, угнетение бедных, отданных во власть богатым». Правда, автор находит извинение в важности задачи: «Меры Минина были круты и жестоки, но время было чересчур жестокое и крутое: приходилось спасать существование народа и державы на грядущие времена».
Принижение спасителей России многих задело. И. Е. Забелин написал серию статей в «Русском Архиве» (1872) и на их основе книгу «Минин и Пожарский. «Прямые» и «кривые» в Смутное время» (1882). Статьи и книга Забелина больше, чем опровержение Костомарова. Забелин провёл серьезное исследование и его суждения и выводы в основной своей части у историков сомнений не вызывают. Автор увидел качественную разность между людьми первого и второго ополчений. Первое движение, ляпуновское, находилось в руках «того же служилого разряда людей, который сам же и завел Смуту. Под Москву собрались те же их замыслы, как бы что захватить в свои руки, как бы самому чем завладеть». Даже лучший, передовой человек движения, Ляпунов, сам руководил смутой против Шуйского в пользу Скопина, а потом – Василия Голицына, стало быть, в пользу своих любимых людей. «Ведь и вся Смута исключительно двигалась только личными, своими, а не общеземскими, общественными побуждениями и интересами».
Служилые люди, неспособные поставить общее выше личного, разорили свой труд. Пришла очередь совершить подвиг «сироте‑ народу», ибо настоящих избавителей не виделось. «Сироты» в лице старосты Кузьмы, и кликнули клич, что если помогать Отечеству, так ничего не жалеть: не то что искать чинов и личных выгод, а отдать своё – жён, детей, дворы, именье. Этот клич «выразил нравственный, гражданский поворот общества с кривых дорог на прямой путь». Герои движения были иные люди, чем герои прежнего движения. Они не порывисты, как Ляпунов, степенны, осторожны, потому медлительны, и на театральный взгляд вовсе незамечательны. Но когда люди работают не для себя, а для общего дела, они вперед выставляют не свою личность, как Ляпунов, а общее дело. «Общее дело, которое несли на своих плечах… Минин и Пожарский, совсем покрыло их личности: из‑ за него их вовсе не было видно, и они вовсе о том не думали, видно ли их или не видно».
|
|
|
