 |
Долина реки Апа-Грэдиштя 11 страница
|
|
|
|
У римлян убитых оказалось немного, но раненых – несколько сотен.
– Завтра день отдыха. По деревням не разбегаться, – отдал приказ Лаберий Максим, когда после дневного перехода армия встала лагерем. – Чинить вооружение, печь хлеб на сухари, префект фабрума займется машинами и повозками. Врачи заново перевяжут всем раны.
Отряды фуражиров разослали в сопровождении конницы по деревням – со строгим приказом брать только часть зерна и жителей не трогать. Сейчас главная задача была – как можно быстрее дойти до Апула.
Но Адриану даже этот единственный день отдыха показался недопустимой роскошью.
* * *
Декстр приказал разведчикам из «славного контуберния» выдать коней, и теперь они ехали в авангарде. Всадники, отправленные накануне в разведку, вернулись утром с донесением, что впереди все спокойно. День уже клонился к вечеру. А день выдался довольно жаркий, все устали, Фламма, едучи в седле, то и дело клевал носом и один раз чуть не свалился с коня.
– Стойте! – вдруг поднял руку Декстр.
Холмы, покрытые деревьями, подступали с двух сторон к дороге.
В сумраке не сразу удалось разглядеть, что впереди. Низкие лучи солнца пронизали зелень, листва трепетала. Удалось лишь разглядеть, что на деревьях развешаны какие-то кули. Но вот что именно развешено…
Кука, сидевший на рослом рыжем скакуне, двинулся вперед, подав знак всем остановиться. Но «славный контуберний» увязался за ним.
– Кровь, – вдруг сказал Тиресий. – Я чую запах крови…
Кука вдруг так дернул повод, что жеребец всхрапнул и сделал свечку. Не сговариваясь, Приск и Малыш ринулись к товарищу.
На дереве висело тело – нагое, все покрытое страшными ранами, местами на мышцах не было кожи, голова отсутствовала. Рядом среди ветвей болтался еще один мертвец, лишенный головы, кистей рук, гениталий и ступней. Подле них развешены были какие-то вещи – кажется, лорика и шлем. Металл был искорежен ударами то ли топора, то ли огромного меча и покрыт запекшейся кровью.
|
|
|
– Похоже, это жертвоприношение… – Фламма выдал такую дробь зубами, что у Приска невольно по спине побежали мурашки.
– Так они чтят своего бога войны Мариса, – проговорил Декстр, щурясь и заслоняя рукой от западного солнца. – Приносят ему в дар пленных. Наших…
– «Как Градива отца, полей покровителя гетских», – процитировал Фламма Вергилия, [377] и неожиданно перестал дрожать. – Уместно, что бога войны Марса Градива желают умилостивить человеческой кровью.
– Проверить, нет ли засады! – махнул рукой Декстр. – Тела снять. Предать огню…
– А головы? – зачем-то спросил Фламма.
– Ты видишь головы? – спросил Декстр.
Малыш был мрачен, как ночь, – сразу вспомнил свое пленение. Не сумей он тогда бежать – быть бы ему изувеченным и принесенным в жертву.
Но именно он полез на дерево – снимать трупы.
* * *
Наверное, Лаберий Максим ожидал, что по дороге к Апулу даки попытаются их остановить. Но нет, армия не встречала почти никаких препятствий. Они двигались почти все время на север, лишь иногда отклоняясь к западу. Достигнув реки Марис, остановились. Согласно карте, к столице даков надо было идти теперь на запад вдоль речной долины и уже потом свернуть снова на юг. Это была более или менее понятная дорога к Сармизегетузе. Во всяком случае, понятная на карте.
Но впереди – на другом берегу Мариса – стоял Апул, крепость и город, оставлять который в тылу было по крайней мере глупо. Опять же речной порт находился под присмотром крепости. Отсюда на север уходила дорога к соляным копям и золотым рудникам. Несомненно, даки придавали Апулу особое значение и сдавать его просто так не собирались. В гавани на реке кораблей не было – даки отлично знали, что римляне приближаются, поэтому корабли ушли, а пару лодок замешкавшиеся торговцы сожгли, теперь их полузатопленные остовы темнели у берега. Адриан торопился к Сармизегетузе, но Лаберий Максим собирался штурмовать Апул, тем более что там – так утверждали Приск и Кука – находился орел Пятого легиона «Жаворонки» и с ним добытые после поражения Корнелия Фуска трофеи.
|
|
|
Адриан попытался возражать – тратить время на осаду ему не хотелось. Но командовал армией не он.
– Я должен вернуть потерянного орла, – заявил Лаберий Максим, – смыть позор с несчастных «жаворонков», вернуть душам погибших легионеров покой. Марс Мститель уже много лет ждет возвращения орла. Ты готов идти против Марса Мстителя, Адриан?
Адриан подозревал, что Марс Мститель здесь вообще ни при чем, наместник Мезии верит другим донесениям: несколько языгов-перебежчиков уверяли, что в крепости полно золота. С языгами у даков отношения были напряженные – эти беглецы явно отведали и плетки, и каленого железа, так что в их нелюбовь к дакам можно было верить, а в том, что в хранилищах полно золота, – стоило усомниться. В языгах говорили злость и желание отомстить тем, кто несколько лет держал их в плену.
Но Лаберий Максим решил штурмовать Апул.
Крепость выглядела хорошо укрепленной. Построенная на каменном плато, как почти все дакийские твердыни, она не была слишком большой. Из ближайших поселений и из порта за каменные стены бежали все жители округи, так что в защитниках у даков недостатка не было. Жалкие постройки вне стен из плетня и дерева даки спалили сами, не дожидаясь римлян. Стены крепости высокие, сложенные из прямоугольных обтесанных камней классической дакийской кладки, по углам прямоугольные башни. Крыша, как обычно, из дранки, но, чтобы ее поджечь – надо было до крепости добраться.
Подкатить штурмовые башни к этой твердыне, было весьма трудно, хотя уклон наверх шел небольшой. Но на стенах устроены были боевые платформы – и на них установили машины, которые тут же заявили о себе, практически полностью уничтожив отряд конной разведки – у даков было время пристреляться.
|
|
|
* * *
Адриан, взяв с собой Приска и Тиресия, отправился осматривать крепость. Повторять ошибки всадников они не стали, держались на расстоянии.
– Можно попытаться выбить несколько камней из основания стены, – не очень уверенно предложил Тиресий.
– Каким образом – представь – как все верхние камни давят на основание, – тут же принялся спорить Приск.
– И все же… единственный выход – это попытаться разрушить стену, – настаивал на своем Тиресий.
– Пробить ворота? – высунулся Кука.
А он откуда? Его же с собой не брали!
– Можно, но створки слишком узкие, – сказал Адриан. – Потом, опять же – вход через башню. Наверняка сразу упремся в стену.
– Построим у подножия крепости навесы, – сказал Приск. – Пусть думают, что мы делаем подкоп…
– Нет, не получится, – покачал головой Адриан. – То есть навесы мы построим, но лишь для защиты наших саперов. Чтобы построить насыпь и подкатить таран. Только тараном и ничем другим эту стену не разрушить. И то – в верхней части. Основание из огромных камней – вот до их уровня надо сделать насыпь и потом бить по верхней части стены. Там кладка слабее.
– Не думаю, что здесь вообще где-то есть слабина. Судя по всему, стены футов по десять толщиной, как всегда, два слоя кладки соединены балками, а внутрь набито камней и гравия. Это наполнение будет гасить удары тарана, – сказал Приск. – Это тебе не Буридава.
– Есть другой способ, – весело отозвался Адриан.
И поскакал к воротам.
– От имени императора Цезаря, сына божественного Нервы, Нервы Траяна Августа Германика, верховного понтифика, народного трибуна в шестой раз, четырежды консула и триумфатора, Отца Отечества, Публий Элий Адриан предлагает всем жителям Апула жизнь и свободу.
Солнце светило ему в спину, обводя сверкающим ореолом шлем и панцирь, ветер играл складками плаща. Впрочем, жеребец под ним стоял недвижно, будто отлитый из бронзы для украшения триумфальной арки.
Прилетевшая из катапульты стрела пробила насквозь и панцирь, и грудь. Адриана смело с лошади. Он падал медленно, воздев к небу руки, и так же медленно вставал на дыбы его жеребец. Никто не кричал, не ржал конь, даже ветер не шумел, все было тихо, мертво…
|
|
|
Тиресий рванулся к Адриану, но почему-то не мог сдвинуться с места. Вновь рванулся, запутался в плаще и упал. Покатился по земле. Да так и застыл. Настала тьма…
* * *
– Тирс, ты что! – Кука принялся трясти его за плечо. – Тирс!
Предсказатель открыл глаза и различил мутный свет. Было раннее утро, только-только начинало светать, Тиресий лежал на земле в палатке, запутавшись в собственном плаще.
– Где Адриан? Он поехал к крепости? Да? – Тиресий вскочил. – Немедленно! Надо остановить его!
– Никуда он не поехал, сидит в палатке у себя и о чем-то совещается с Декстром и префектом фабрума, – успокоил предсказателя Кука.
– Значит, он жив?
– Конечно!
* * *
Несколько часов стреляли машины и лучники, пращники посылали камни. Даже легионеры подбегали и посылали вверх на стены дротики – лишь бы согнать защитников со стен, пока несколько сотен ауксиллариев и легионеров рыли траншеи и ставили плетни, натягивая для них шкуры для защиты от стрел и камней.
Запертые в городе даки рвались наружу, будто плененные звери в клетках, они то и дело кидались на ворота, били рукоятями фальксов в створки, не в силах сидеть взаперти. Невыносимо им было видеть, как римляне под защитой временного укрытия ведут работы и делают насыпи – сразу две, чтобы подкатить под стены тараны. Но даки никак не могли этому помешать: камни из пращей и стрелы отскакивали от натянутых шкур, не причиняя вреда. Даже камни из баллист били впустую.
– Вылазка! Нужна вылазка! – кидались ополченцы к военачальнику Децебала.
Но тот лишь отвечал:
– Марис не дал нам знака…
* * *
Работы шли уже два дня, когда где-то около полудня меж плетнями саперов выехал на вороном коне высокий красавец в анатомическом панцире. Солнце светило ему в спину, обводя ореолом контур могучей фигуры, ветер трепал дорогой плащ. С ним было двое конных и двое пеших – вот и вся свита. Остальные легионеры – далеко, гораздо дальше, нежели расстояние до стены. Разве что плетни саперов находились рядом – с двух сторон.
– Я, Публий Элий Адриан, от имени императора Цезаря…
Стрела, пущенная из катапульты, ушла, метя переговорщику в грудь. Смела с коня…
– Тело! – закричали защитники.
Вот он, знак бога войны!
Ворота в ближайшей башне распахнулись, и даки ринулись наружу. Несколько сотен вырвались за стены и устремились к плетням и убитому римлянину.
Захватить тело! Кто такой Адриан, в Апуле знали отлично.
Они уже были рядом с поверженным всадником, когда поняли: что-то не так. Тело убитого на веревке утащили в ближайшую траншею. Плетни опрокинулись, из траншей, довольно глубоких, а главное, таких широких, что внутрь поместилось не менее четырех центурий, легионеры ринулись наружу.
|
|
|
Отряд, пытавшийся захватить «тело», оказался отрезанным от ворот. А римляне уже мчались к распахнутым створкам с такой скоростью, будто выступали на Олимпийских играх в беге с оружием. Все это было так неожиданно, что на стенах замешкались… Но лишь на миг. Камни из пращей, стрелы полетели вниз. Заработали баллисты, обстреливая обнажившиеся в нескольких местах траншеи.
Человек десять римлян ворвались в ворота. Но перед ними был теперь не простор дороги или городской площади, а узкое пространство, окруженное с трех сторон стенами. Сверху на них обрушились стрелы и здоровенные камни. Для того чтобы прорваться в город, нужно было повернуть направо и миновать еще одни ворота. Несколько мгновений назад створки были открыты. Но не успели римляне рвануться к ним, как створки сомкнулись. Напрасно кидались атакующие на дубовые двери, обитые железными гвоздями с плоскими шляпками, – бить в них они могли лишь кулаками и рукоятями мечей…
– Отступаем! – закричал центурион, сообразив, что в город уже не прорваться никакими силами.
* * *
– Такую крепость не берут с наскока, – отчитывал Адриана Лаберий Максим.
Как будто не он сам лично разрешил Адриану провести эту операцию и предоставил в его распоряжение центурии Пятого Македонского легиона. Обрядить раба в доспехи Адриана, усадить на коня и заставить выкрикивать положенные слова – показалось поначалу неплохой затеей. Даки должны были открыть ворота и попытаться захватить тело. Так и вышло. Правда, не совсем так, как задумывалось.
Теперь же наместник объяснял Адриану, будто мальчишке:
– Осада, терпение, правильные подкопы. Через ворота в дакийскую крепость не прорваться. Значит, придется крушить тараном стены. Сколько людей погибло?
– Двадцать семь.
– А раненых?..
Адриан не ответил.
– Правильная осада – вот что здесь необходимо! – с наслаждением произнес Лаберий Максим. Давно же он мечтал отчитать этого мальчишку! И вот случай наконец представился. – Правильная и долгая…
Адриан лишь стиснул кулаки.
* * *
Адриан не находил себе места, наблюдая, как строятся насыпи и делаются подкопы под стены. Все очень медленно – слишком медленно. Каждый день и час отдалял его от Сармизегетузы.
– Траян будет подле столицы раньше нас… – повторял он раз за разом.
– Разумеется, – отзывался Лаберий Максим. – А ты думаешь, он уступит кому-то из нас честь поставить Децебала на колени? Зато мы вернем орла «Жаворонков». Это великое дело.
Адриан пытался прикинуть, чем сейчас занят Траян. Наверняка уже дошел до Тибуска. Что дальше? Поведет всю армию в долину реки Бистры и осадит Тапае? Возможно. Но не исключено, что пошлет кого-нибудь, например Луция Лициния Суру или Сервиана, дальше на север к реке Марис. Тогда они будут штурмовать укрепления и прорываться в итоге к Сармизегетузе с севера. То есть именно там, где это собираются сделать Лаберий Максим и Адриан. Адриан должен опередить их – во что бы то ни стало.
Выискивая хоть какое-то оригинальное решение, вращал он рожки скалки, читал свиток Иосифа Флавия, но ничего неизвестного ему не находил. А тем временем шла рутинная работа по осаде – обстрел из машин, настилы, плетни. И шаг за шагом приближались насыпи для таранов к стенам обреченной крепости.
* * *
А Кука и Приск, как обычно, переодетые под местных, тем временем продвигались вниз по течению Мариса. Малыш и Тиресий свернули на юг чуть ли не в первую же подходящую долину. Исследовать следующее ущелье выпало Молчуну и Фламме. Кука и Приск двигались дальше. Задание у них было непростое: прощупать почву – не продвинулся ли по долине Мариса слишком глубоко кто-нибудь из полководцев Траяна. Несколько раз они встречали даков. В обтрепанных, грязных и израненных парнях бесхитростные горцы видели своих ополченцев. Всякий раз Кука и Приск «сливали» дакам одну и ту же байку: Апул держится, и римлянам его ни за что не взять – просидят до зимы и уйдут.
К тому времени, как разведчики вернулись, Апул пал.
Не ошиблись римляне: в самом деле в Апуле нашелся орел Пятого легиона «Жаворонки». Так что впору было воздвигать алтарь Марсу Мстителю за возвращение знамени, дабы окончательно смыть позор Корнелия Фуска.
* * *
Вечером после возвращения из разведки в палатке Адриана Кука и Приск довольно долго рассказывали о своих блужданиях в долине реки Марис. Выдавая себя за посланцев Апула, быстро добрались они до того места, где Стрей впадает в Марис, и здесь столкнулись с конными римскими разведчиками. Как и полагал Адриан (а Траян планировал еще зимой), Юлий Урс Сервиан с частью армии двигался на север, дошел до реки Марис и повернул на восток. Однако дальше путь его замедлился. Вдоль реки стояли крепости – их приходилось брать отбивая при этом атаки с тыла – ибо даки появлялись внезапно с севера, переправлялись, если надо, через Марис и нападали на римлян и ночью, и днем. И все же Сервиан медленно продвигался вперед, пытаясь отыскать путь к Сармизегетузе. Две недели он проторчал штурмуя небольшую крепость на холме, что господствовала над долиной Мариса и Стрея.
Разведчики Сервиана обошлись с Приском и Кукой весьма недружелюбно. Выяснив, что эти двое уже довольно давно блуждают по горам, они быстренько разоружили лазутчиков Адриана и обыскали конкурентов. Забрали у них все записи – карту Бальба и восковые таблички.
– А что было на табличках? – спросил Адриан, насторожившись.
– Наша карта, разумеется, – ответил Приск. – А на карте долина Стрея, долина Лункани и крепость Красная скала.
– Та самая, о которой говорил Проб?
– Она, одинокая и неприступная, как весталка.
– Значит, люди Сервиана отобрали карту? – Адриан стиснул зубы. Опять зятек Сервиан пытается отнять у него заслуженный успех!
– Разумеется, отобрали, – подтвердил Кука. – Только мы забыли им сказать, что долиной Лункани не выйти к Сармизегетузе и вообще никуда не выйти… Во всяком случае – нашей армии. А крепость на скале неприступна.
Несколько мгновений Адриан сидел, закрыв глаза, и оценивал красоту ситуации. Похоже, эта история ему все больше и больше нравилась.
Наконец Адриан улыбнулся, открыл глаза и милостиво кивнул:
– Я рад, что не последовал совету Декстра, – проговорил задумчиво.
– А что он советовал? – осторожно поинтересовался Кука.
– Сбросить тебя со скалы, Тит Кукус.
Кука выбрался из палатки не чуя под собой ног. Кажется, после первой схватки с варварами, в первый раз глянув близкой смерти в лицо, он чувствовал себя лучше. С трудом добрался он до палатки «славного контуберния». Оклаций, по молодости лет единственный из «славного контуберния» не ходивший в разведку, вытащил из углубления умбона своего щита баклагу с вином и протянул старшему товарищу.
– Как ты думаешь, это Адриан так пошутил? – спросил Кука у Гая, сделав солидный глоток неразбавленного вина.
– Мне так не показалось, – ответил Приск и тоже приложился к фляге с вином. – Откуда такой божественный напиток? – поинтересовался у Оклация.
– Из Апула. – Парень скромно потупил глаза.
– Богатый оказался городок?
– Да, было там кое-что… – Оклаций еще больше потупился.
– А я ведь собирался после службы переехать в Рим! – вздохнул Кука. – Нет, пожалуй, я не поеду…
В этот же день уже к вечеру из разведки вернулись Молчун и Фламма.
Молчун уселся у костра рядом с Кукой и сказал:
– Похоже, мы нашли дорогу на юг – ту самую, о которой говорил Проб.
– Отлично, – пробормотал Кука и протянул Молчуну флягу Оклация. На дне еще приятно булькало.
– Ничего хорошего, – заявил Фламма и перехватил флягу – откуда только смелость взялась.
В этот момент к палатке подошел Адриан. Легионеры вскочили.
– Не надо, сидите… – махнул рукой Адриан и сам уселся на деревянный чурбак.
– Как скоро мы сможем дойти до Сармизегетузы? – спросил у Молчуна.
– Могли бы скоро, но вряд ли… – отозвался вместо Молчуна Фламма.
– В каком смысле?
– На той дороге, что указал нам Проб, стоят две крепости. Одна неприступнее другой. – Видимо, философские беседы с Адрианом уверили Фламму, что он может говорить императорскому племяннику только правду. – И вряд ли можно сказать вот так сразу, сколько времени нам понадобится, чтобы их взять.
– Это точно крепости? – спросил Адриан. – Не отдельные башни?
Фламма протянул зарисовку на восковых табличках. Адриан молча рассматривал рисунок при свете костра, потом вернул таблички Фламме.
– Я ошибся, Кука… я должен был тебя наградить за убийство Проба, – сказал Адриан.
И он высыпал содержимое своего кошелька на колени Куке.
Осада цитадели Костешти
Лето 855 года от основания Рима. [378]
Долина реки Апа-Грэдиштя
Римляне издалека увидели башни на вершине холма, там, где долина внезапно сужалась, и горы торопились захлопнуть дверь перед пришельцами. Нетрудно было догадаться, где именно находятся укрепления и где даки будут поджидать врага, – именно там, где в небо над покрытыми лесом горами поднимался столб дыма. Конные разведчики, посланные вперед, сообщили, что горит поселок на левом берегу реки у подножия холма, и, судя по всему, все жители ушли в крепость, стоящую на вершине. Всадники заметили еще несколько сторожевых башен непосредственно у реки, но соваться дальше не стали.
Лаберий Максим срочно призвал к себе разведчиков – весь контуберний Куки.
– Ну и… – проговорил он с угрозой, указывая на холм. – Что это? Наблюдательная башня?
– Крепость, – не моргнув глазом, отвечал Кука. – Но, раз есть крепость, значит, есть и дорога, ведущая к Сармизегетузе.
– Мы будем штурмовать эти склоны до самой зимы, – обреченно произнес Лаберий Максим.
Адриан молчал – глядя на эти твердыни, застывшие на утесах, не оставалось сомнения, что рассказ Проба о наблюдательных башнях был наглым обманом. И еще как-то нехорошо кольнуло в груди, когда в памяти всплыли настойчивые просьбы Проба о личной встрече с императором. Парень обмолвился, что на том берегу его прозвали Драчуном… Нет, недаром парень так рвался назад и пытался настоять на встрече с императором, готов был показать дорогу к столице. Почему Адриан не уступил тем упорным мольбам? Хотел отомстить Траяну, заставить императора как можно дольше блуждать в незнакомых горах?.. Или какая-то лживая нотка послышалась в голосе Проба? И, сам не отдавая себя отчета, почему он так говорит, Адриан сказал «нет». Как бы то ни было, Траян был спасен. Возможно, Проб, не выполнивший поручение Децебала, решил удрать в ту ночь, когда люди Квиета его убили.
Но кто бы ни убил этого человека – нумидийцы или Кука – убийца сослужил римлянам хорошую службу. Иногда ты и сам не знаешь, что именно в этот миг Судьба оберегает тебя от смертельной опасности.
– Что будем делать? – спросил Лаберий Максим у Адриана.
– Штурмовать крепость, иного выхода у нас нет, – ответил тот, оставив при себе все проклятия в адрес Проба и коварного Децебала.
* * *
Пожар в поселке был потушен без участия римлян: внезапно хлынувший дождь залил огонь, так что, когда Кука и его контуберний добрались до поселения, над остовами домов поднимались лишь слабые струйки дыма.
– Что нам здесь делать? – бурчал Кука, оглядывая внутренности неказистого дома. – Собирать старые корзинки да битые горшки?
Небольшой дом из двух комнат, в который они зашли, пожар не тронул, но брать здесь в самом деле было почти нечего. На глиняном полу натрушено было сена да валялись показавшиеся ненужными хозяевам вещи – обрывки веревок, клочья шерсти, черепки. Осталась и мебель: скамьи и деревянный стол – на белых его досках бурым (уж не кровью ли) были выведены две буквы – DM. Богам мертвых… Да уж, кто-то, обитавший здесь, писал на латыни. С другой стороны, у даков своего письма нет, так что пользоваться они могут лишь заемным. Первая комната от второй отделялась кожаной занавеской. Ее хотели снять, но почему-то передумали, и сейчас она висела, скособочившись, на одном гвозде.
Приск заглянул во вторую каморку. На узкой деревянной кровати, застланной облезлой овечьей шкурой, сидел старик. Он сидел прямо, не шелохнувшись, будто изваянный из дерева, и смотрел прямо перед собой. Его большие темные руки с узловатыми пальцами были сложены на коленях. Одет он был в грязно-серую ветхую рубаху и еще более ветхие штаны. Его профиль на фоне голубого оконного проема читался темной чеканкой – высокий лоб, нос с аккуратной горбинкой, выпуклые под полуприкрытыми веками глаза. Длинные белые волосы стекали на плечи и мешались с такой же длинной желто-серой бородой.
«Сколько же ему лет? – подумал Приск, разглядывая сидевшего. – Восемьдесят? Девяносто? »
– Казина, – сказал старик, не поворачивая головы, – это ты, разбойник? Мать тебе еще не оторвала голову? Зачем ты стащил мое серебро! Или забыл, что говорилось тебе: это кубок моего деда, самого архонта из Ольвии! Сколько ж раз тебе талдычить, чтоб ты его не брал?!
Старик говорил на греческом.
– Хайре! [379] – сказал Приск и подошел ближе.
Старик чуть-чуть дернулся, но не повернул головы.
– Хайре, – послышалось в ответ.
В спутанной бороде мелькнули желтые редкие зубы.
– Ты давно здесь живешь? – продолжал Приск на греческом.
– Я здесь родился, – отвечал старик.
– И как же тебя звать?
– Эпикрат, сын Александра.
«Эпикрат? » Приск где-то слышал не так давно это имя. Только где? Ну да, там, в таверне, сероглазый парень в толстом плаще. Полугрек, полудак. Его называли Эпикратом. Внук старика?
Кто знает… Судьба, она обожает хитрые шутки.
Фламма заглянул в комнатенку, шагнул было внутрь, но отскочил, сморщился. И было отчего – от старика пахло. Не только от грязной одежды, но от еще более грязной кровати несло мочой.
– Где все остальные? – продолжал Приск на греческом и погрозил Фламме кулаком.
Он уже понял, что старик не видит – под коричневыми набрякшими веками мутно зеленели бельма.
– Ушли… кажется… они что-то кричали, бегали… и ушли… вчера…
Бросили старика. Почти что так же, как когда-то сами римляне бросили своих старцев во время нашествия галлов. Не в силах отстоять город, жители либо бежали, либо заперлись в Крепости на Капитолии. А старики остались в своих домах облаченные в парадные одежды – принять смерть от варварских клинков. [380]
– Все ушли? – спросил Приск.
– Казина ушел…
– Казина? Кто такой Казина?
Старик проигнорировал вопрос.
– Чем ты занимался? – не отставал Приск. Чутье подсказывало ему: старик, говорящий по-гречески, в этих горах не может быть простым крестьянином. Грек, живущий в этих местах, может быть лишь мастером или потомком мастера.
– Сидел. Как проснулся, так и сидел… А все кричали… а потом стало тихо.
– Я спрашиваю не про сегодняшний день. А про давние дни. Когда ты был молод, чем ты занимался? Воевал?
– Воевал? – переспросил старик. Лицо его дрогнуло – как показалось Приску, в презрительной гримасе. – Нет… Вчера я строил. Мой отец строил вчера… Мой дед строил вчера… Я тоже.
– Что именно строил? – Приск весь подобрался.
– Это ты, Казина?
– Что именно строил?
– Крепость на горе.
Приск едва не закричал от восторга. Крепость на горе! В полумраке ему почудилось, что сверкнули в воздухе, вращаясь, подброшенные божественной рукой кости Судьбы. И опять в его воображении выпадали шестерки.
– Пить хочешь? – спросил Приск как можно вежливее.
– Хочу…
Старик пошарил рукой, что-то отыскивая на досочке, приделанной к стене и служившей ему, видимо, столиком. Но ничего там не нашел.
– Кто-то взял мой кубок… дедов кубок… – проговорил Эпикрат с обидой в голосе.
– Фламма! – крикнул Прииск. – Принеси кружку.
«Библиотекарь» вновь сунулся в комнату.
– Велено всех плен…
– Тихо! – осадил его Приск так, что Фламма отшатнулся и, чтобы не упасть, левой рукой ухватил висевшую на одном гвозде занавеску, после чего она благополучно сорвалась с этого гвоздя, и Фламма все-таки грохнулся на пол. – Принеси кружку. Целую.
– С-счас… – выдохнул Фламма, вскочил и убежал, прихрамывая.
– Хороший кубок, – продолжал бормотать старик. – Когда-то у архонта было двенадцать кубков, и на каждом – какой-нибудь подвиг Геракла. На моем Геракл убивал Немейского льва.
– Греческая работа, – подсказал Приск.
– Да, греческая, мой дед привез кубок с собой из Ольвии.
– Дед приехал из Ольвии в эти горы?
– Вот, принес! – В проеме вновь возник Фламма, протянул глиняную кружку.
Приск налил в нее вина из своей баклаги, протянул Эпикрату. Вернее, вложил тому в пальцы. Тот глотнул. Замер.
– Хиосское… дед любил… отец любил… и я… Кружка плохая… глина… где мое серебро?
– Казина унес.
– Казина. Варварское отродье. Почему он не сгинул за Данубием, как мой Александр?
– Дед приехал сюда еще во времена Буребисты? Верно? – попытался вернуться к прежней теме Приск.
– Приехал? – опять презрительно фыркнул старик. – Его привезли с другими пленниками, чтобы он заложил крепость на горе… Буребиста подарил архонту его же кубок. Сколько раз говорил я Казине, чтобы он не брал мое серебро… – вновь принялся ворчать старик.
Приск повернулся. Фламма все еще торчал в дверях.
– Фламма, кажется, ты неплохо болтаешь по-гречески… – проговорил в задумчивости Приск.
– Отлично говорю. Я, конечно, не мудрец, но человек, близкий к мудрости. А еще…
– Иди, позови сюда Малыша. Живо!
– Чего? На греческом позвать? – удивился «библиотекарь».
При всей своей эрудиции, соображал он порой медленно.
– Нормально позови. Ма-лы-ша! – оскалился Приск. – Бегом! Марш!
– Я кушать хочу, – сказал старик.
– У меня только сухари, скоро сварят кашу, тогда принесу…
– Давай сухарь! – перебил легионера старик по-детски капризным тоном.
Эпикрат вскинул руку и схватил воздух скрюченными пальцами – видимо, там ему в его вечной тьме померещился обещанный сухарь.
– Вот. – Приск вложил сухарь в ладонь старику.
|
|
|
