Глава 40. Милая девочка с чудесным характером.

 

9 апреля 1998 года, четверг.

Новый день уже подходил к концу и уже сменился серыми сумерками, когда Гермиона подошла к Гарри, и сказала, что им нужно поговорить. Разумеется, возражений не последовало.

На немой вопрос парня о том, удалось ли ей найти в книге то, что она искала, последовал отрицательное покачивание головой. Гарри разочарованно вздохнул. Надеялся, конечно...

Вчера на его невольный возглас: «Насколько часто в Запретной секции попадаются почти живые книги?», Гермиона ответила, что подобные «учебные пособия с крутым характером» встречаются далеко не только в Запретной секции, добавив со вздохом: «Эта хоть не кусается..., и одно это должно радовать!»

Ну, если учесть, что есть такие чудовищные экземпляры, которые кусаются... Все равно книга профессора Хагрида казалась Гарри менее зловредной и опасной.

Чтобы как-то успокоить Гермиону, столько времени, а главное, сил и здоровья потратившую на перелистывание жуткой книги по темной магии, Гарри ободряюще произнес, стараясь вложить в голос как можно больше оптимизма:
- Мне кажется, не стоит так драматизировать ситуацию. Не знаю, как с первым вопросом – имею в виду изготовление крестражей - но вот со вторым, я так думаю: ничего там криминального нет. Ну, не может же такого быть, чтобы все были недоумки! Если бы это было так просто - убрать скелет отца из могилы...

- Гарри, - прервала его Гермиона, - ты забываешь о том, что, по словам того же Дамблдора, мало кто в Магомире знает, что Ты-Знаешь-Кто и Том Реддл - одно и то же лицо. Это раз.
А во-вторых, если кто об этом и знал, то для них Том был сирота, выросший в приюте и понятия не имеющий о том, кто его отец, и где он похоронен.
Одного такого человека, столкнувшегося на свою беду с круглым сиротой Томом, мы знаем: Хагрид. Ну, я ему все рассказала про Тома с твоих слов на следующий год, когда вы с Роном не разговаривали со мной из-за метлы. Кроме того Добби был неплохо осведомлен, как на самом деле звали того, кого нельзя называть. Но, ни Хагрид, ни Добби, ни сами Малфои, наверняка давшие эльфу пищу для размышлений, понятия не имели, кто настоящий отец Тома. Сам-Знаешь-Кто предпочитал не распространяться о своих магловских предках.

Все, о чем говорила сейчас Гермиона, Гарри знал, и знал, можно сказать, от первоисточника: от самого Волан-де-Морта. Парадокс ситуации состоял в том, что мыслям Темного Лорда, прорывавшимся в его сознание через многострадальный шрам, Гарри доверял. Пусть мозги красноглазого были переполнены манией величия, фантазии, можно сказать, никакой, а из всей гаммы человеческих эмоций Гарри доставалась по большей части одна ненависть, но, тем не менее, его враг думал искренне. Ни разу, к слову, за последний год не обманул: либо ничего не показывал, либо гнал голую правду.

- Дамблдор знал и второе имя Тома, и его отца, и догадался об его родстве с Мраксами, - произнес Гарри, вспоминая мысли Волан-де-Морта.

- Вот о чем и речь, - подтвердила девушка. - Но кто еще, кроме тебя и Дамблдора, знал все подробности о том, что произошло на кладбище? Ты же никому не говорил, а Дамблдор строго запретил кому-либо что-либо у тебя расспрашивать. И если честно, то он мог бы и не запрещать, я бы и так не стала. Достаточно было увидеть твое состояние: ведь ты же слова не мог выговорить.

- Как кто? - удивился Гарри. - Да все Пожиратели, которые к нему на кладбище прибыли стройными рядами. Сама-Знаешь-Кто едва в котле провариться успел, а такую речь закатил!

Гермиона посмотрела на него почти с состраданием.

- Гарри, какой же ты наивный! А ты вспомни, что было дальше. Кто-нибудь из них побежал докладываться в Министерство о возрождении хозяина и рассказал подробно, как было дело?

- Постой, - вспомнил Гарри, - но ведь кроме меня и Дамблдора обо всем, что произошло на кладбище, знал еще один человек. Сириус. Он сидел со мной и Дамблдором в одном кабинете, и Дамблдор настоятельно просил не упустить ничего из того, что я видел. Я все подробно рассказывал им обоим, и я уверен, Сириус все рассказал и Люпину, и другим членам Ордена. Дамблдор отправил Бродягу к Римусу на следующий день.

Гарри торжествующе посмотрел на свою подругу, но реакция ее была совсем не такой, на которую он рассчитывал. Она вдруг недоверчиво спросила:
- Гарри, ты уверен, что это был именно Сириус? В смысле, не кто-то другой под оборотным зельем?

- Гермиона, ты шутишь, - отмахнулся Гарри. - Да он при мне и, по-моему, прямо в кабинете превратился в собаку и обратно.

- Действительно, ничего не понимаю, - задумчиво проговорила Гермиона. - Понимаешь, тогда близнецы уже разработали свои удлинители ушей, а миссис Уизли еще ничего не просекла, и первое время нам удавалось многое подслушать. Но никогда, ни от кого, ни разу мы не слышали даже слова "кладбище". К слову "пророчество" это, между прочим, тоже относится в полной мере.

- Но, наверное, у них были другие, более важные дела, - предположил Гарри. - В самом деле, почему они должны были разговаривать о том, что уже не исправишь?

- Ага! - съехидничала Гермиона. - Например, прятать ворованные котелки Наземникуса... Или тебя охранять от дементоров!

М-да... Охраняли его в доме на Тисовой улице откровенно плохо. А надо ли было? Не лучше ли было, спустя необходимые две-три недели для "защиты крови", забрать его из дома родственников и перевезти в штаб-квартиру Ордена.

- Я бы предпочел не дементоров кормить на Тисовой улице, - со злостью произнес Гарри, - а с Сириусом пообщаться пару лишних недель! Тогда бы и охранять меня не надо было.

- Тогда надо было бы охранять тебя от Сириуса, - с каким-то злорадством проговорила девушка. - И что бы ты сказал, если бы вдруг обнаружил, что крестный ничего не помнит о том разговоре в круглом кабинете?

Слова Гермионы произвели на Гарри примерно тоже впечатление, что и превращение большой черной собаки в человека по имени Сириус на профессора Снейпа.

- Гермиона, ты з-загибаешь, - слегка заикаясь, пробормотал парень. - Кому надо было с-стирать ему п-память?

- Вот и я думаю, КОМУ? - вздохнула Гермиона. - Только давай честно, ты хоть раз разговаривал с Сириусом про то, что случилось на кладбище? Да даже не разговаривал, а просто слышал от него слово такое "кладбище"? Я уже даже сомневаюсь, что они с Римусом хоть что-то помнили про могилы твоих родителей, потому что ни один из них, как это ни странно, не предложил тебе навестить то сельское кладбище в Годриковой Лощине.

Гарри только отчаянно почесал свой лоб с многострадальным шрамом. Слов как-то не нашлось.

- Ты не ответил, - снова начала Гермиона, но увидев, что Гарри отрицательно мотает головой, и, приняв это за ответ, успокоилась и продолжила разговор. - А теперь давай, как говорит мой папа, склеивать картинки. Только по порядку:
Первое, сначала тебя уводит Лже-Грюм и начинает допытывать, что случилось на кладбище.
Второе, Лже-Грюм чуть не убивает тебя, ты уже... Короче, тяжело это все!
Третье, Дамблдор отводит тебя в свой кабинет, и ты снова все рассказываешь, и снова заново переживаешь все события. После таких откровенных разговоров человеку, как правило, становится легче, но повторить это все во второй, да нет, в третий раз практически невозможно.

- Сириус тогда остался со мной в комнате, - зачем-то произнес Гарри упавшим голосом. - Гермиона, но ты говоришь просто ужасные вещи!

- Гарри, да как бы я хотела, чтобы все, что я сейчас говорю, было лишь плодом моего больного воображения! - с жаром воскликнула Гермиона и, выхватив из кучи хвороста какую-то корягу, с силой переломила ее пополам. - Но если бы ты знал, как я умоляла Дамблдора забрать тебя из дома Дурслей! Как я молила его... со слезами!

- Постой! Ты же должна была ехать в Болгарию... Тебя же, вроде бы, Виктор Крам приглашал? - пробормотал Гарри бесцветным голосом, почему-то вспомнив Святочный бал на четвертом курсе, Гермиону в голубой мантии, идущую под руку с Виктором Крамом, хотя до той минуты мысли его крутились совсем в другой теме.

Знаменитый квиддвичный ловец вдруг представился таким умным, солидным и уверенным в себе кавалером, каким сам Гарри, наверное, не станет никогда. Он даже на некоторое время потерял нить разговора, невольно представив рядом с Гермионой себя, озабоченного нелепыми страхами – как бы у всех на глазах не споткнуться. А болгарин действительно противный тип, и правильно Рон сделал, что сломал его фигурку!

Гарри так увлекся, в общем-то, странными для себя мыслями, что ответ Гермионы, вернувший его к действительности, оказался неожиданным.

- Какая Болгария? - отмахнулась от его вопроса Гермиона, как от назойливой мухи. - Всякие умные слова "о защите крови" сразу задвинем в сторону. Тебе достаточно было пробыть в доме дяди и тети две-три недели. По крайней мере, так нам с Роном сказал Дамблдор после пятого курса. И если ты помнишь, именно через две недели тебя оттуда забрали. Я уж не говорю о том, что благодаря доблестному несению службы одним нашим общим нехорошим знакомым ты оказался в Литтл-Уингинге в куда большей опасности, чем в доме своего крестного. Да тебя вывозили оттуда целым отрядом!

«Она не была в Болгарии! - с радостью отметил про себя Гарри, чувствуя, что с этой минуты способен хладнокровно рассуждать дальше, мыслить и сопоставлять факты. - И что это он, в самом деле, прицепился к бедному Вики, когда тут куча нерешенных проблем?"

- А о чем они, то есть члены Ордена, говорили на своих собраниях? - спросил Гарри, хотя, в принципе, знал ответ, но все еще так хотелось верить в то, что Гермиона ошибается.

- Про вербовку новых членов Ордена, про охрану некоего "последнего оружия", про дежурства в Министерстве, про права и вольности гоблинов, про то, какие шаги собирается предпринять Сам-Знаешь-Кто, - с готовностью перечисляла Гермиона, как будто отвечала на экзаменационные вопросы. - Только тогда мне, перепуганной пятнадцатилетней дурочке, все это казалось архиважным, а сейчас, если честно, не более чем толчение воды в ступе. Потому что, сколько не обсуждай, сидя на кухне, что бы такое гоблинам предложить, чтобы они не поддерживали того, кого не надо, как говорит моя мама: "Во рту слаще не станет!".

- Дамблдор возродил Орден Феникса через час после возрождения Темного Лорда, - напомнил Гарри.

- Угу... Я так думаю, исключительно ради того, чтобы Северусу было с чем прийти к своему хозяину и отчитаться перед ним. Не считая, разумеется, того, что Поттер - законченный шалопай и вылитый отец, - с сарказмом произнесла Гермиона, чем-то напомнив собой того самого сальноволосого мозгошмыга, который вот уже две ночи подряд терроризировал Гарри. - Кстати, а куда подевался Сириус на следующий день?

- Дамблдор отправил его предупредить старую гвардию: Люпина и миссис Фиг. Сириус превратился в Бродягу и...

Последние слова Гарри повергли Гермиону в состояние легкого ступора, закончившегося приступом недоброго смеха.

- Это не та ли старуха Арабелла Фиг, которая вместе с Наземом должна была охранять тебя на Тисовой улице? - с язвительной ухмылкой спросила Гермиона, хихикнув при этом несколько раз. - Что и говорить, старуха-сквиб со своими кошками - грозная сила... Против красноглазого - самое то! Надо было и мне своего Живоглота подключить к общей борьбе за "наше правое дело".

- Ты забыла про Люпина, - напомнил друг.

- Гарри, а ты, по-моему, напрочь забыл о том, что есть другие, куда как более действенные способы связи, чем многокилометровый забег бродячего пса по просторам родной страны. Даже если всех сов в тот момент свалила птичья лихорадка, то есть еще говорящие патронусы, каминная связь еще не была под надзором Министерства. Феникс директора, как мы выяснили через полгода, может перемещаться практически мгновенно в любую точку. Помнишь, когда нужно было срочно сообщить миссис Уизли о трагедии с ее мужем. И потом, Гарри, до начала каникул и «Хогвартс-экспресса» оставалось всего ничего - несколько дней. Право, Сириус в сто раз нужнее был тогда тебе, едва пришедшему в себя от всего пережитого. Ты бы ведь не отказался разговаривать с Сириусом про то, что случилось на кладбище. А все эти гоблины, великаны и, тем более, ворованные котелки, могли подождать.

Гермиона говорила с такой злостью, с какой-то такой твердой убежденностью в голосе, что Гарри совершенно не узнавал в ней девочку, которая может плакать от избытка эмоций. Зато легко вставала перед глазами другая Гермиона. Та, что отчитывала Фреда и Джорджа за их запрещенные опыты над первоклашками, уводила в Запретный лес Долорес Амбридж. Та, что, не сомневаясь ни минуты, наставила на него палочку и применила жалящее заклятие, и отчаянно, из последних сил врала Беллатриссе про фальшивый меч Гриффиндора. Девочка с тающими снежинками, запутавшимися в непослушных волосах, решительно стучавшая в дверь комнаты, где он прятался от всех в компании гиппогрифа Клювика.

Как не хотелось признаваться самому себе, но Гермиона была права! Никакой нужды в том, чтобы, сломя голову, бежать Бродяге на четырех лапах к Люпину, не было. Сова Букля нашла Сириуса даже в Африке, а, может быть, и еще дальше. И вовсе не обязательно было писать Люпину подробности. Он бы и сам прибыл немедленно хоть в Хогвартс, хоть к дому Сириуса, получив всего пару строк о том, что он нужен своему другу и своему учителю.

Почему же он ни разу не заговорил с Сириусом о возрождении Волан-де-Морта, и обо всем, что случилось на кладбище близ Литтл-Хэнглтона? Вообще-то об этом было тяжело говорить даже через полгода. Да и что толку было болтать о том, что уже не исправишь. Гораздо больше возмущало отсутствие, какой бы то ни было, информации, фактически домашний арест в доме "любимых" родственников. Не говоря уже о грозящем ему исключении из школы, и о такой полной глупости, каковой являлись его переживания по поводу назначением старостой не его самого, а его друга Рона. Про ночные кошмары с Волан-де-Мортом, вылезающим из огромного кипящего котла, Гарри старался не вспоминать даже сейчас, спустя три года.

Но Гермиона была права, и он знал об этом. Знал уже в тот момент, когда, сидя у палатки близ Литтл-Хэнглтона, рассказывал ей о событиях трехлетней давности. И все сходилось один к одному, как из разрозненных слайдов складывается фильм, как из разноцветных фишек постепенно появляется мозаичная картинка. И все эти странности вокруг Дома Реддлов играли в этой мозаике не маленькую роль. Собственно, для них с Гермионой они стали отправной точкой для начала расследования.

Расследования? Надо же, до чего он дорассуждался... Что ж, пора называть вещи своими именами. И если уж они, Гарри и Гермиона, стали невольными детективами, то у них есть по крайней мере один свидетель: Римус Люпин. Сириус просто не мог, разыскав своего школьного друга, не передать ему все, что узнал от Гарри в круглом кабинете. А если этого не произошло, то вывод следовало сделать только один. Тот самый, к которому уже пришла Гермиона.

- Люпин! - выдохнул Гарри. - Люпину Сириус не мог не рассказать! Люпин должен обо всем знать.

Гермиона только устало вздохнула.
- Гарри, мы не можем... Мы не можем так рисковать. Как ты собираешься встретиться с Римусом? И где? Он, между прочим, прекрасно осведомлен о том, что ты сейчас находишься в "Ракушке", а тебя, скорее всего, примет за самозванца под оборотным зельем.

Гермиона промолчала несколько долгих минут, прежде чем продолжила разговор.
- Я уже успела подумать про Римуса. Но, ничего не получается. Если мы не успеем расспросить его до того как..., - Гермиона, несомненно, хотела сказать "до того, как он погибнет", но не смогла, - то мы никогда не узнаем правды.

Слова Гермионы безжалостно капали на мозги, разъедая старую саднящую рану. Почему он тогда обидел Люпина? Почему они не взяли его с собой в поход и не посвятили его в свои тайны? Насколько было бы им проще с опытным и знающим человеком. Он не покинул бы своего ребенка, он бы вместе с ними сражался за будущее маленького Тедди. И уж за долгий год совместных скитаний он бы двадцать раз успел задать Люпину все те вопросы, над которыми сейчас ломал свою лохматую голову. А теперь что махать руками: мертвого не воскресишь, если только у тебя в руках нет...

- Гермиона! - вдруг осенило Избранного. - Есть способ узнать правду! Ты забыла про Воскрешающий камень.
- Мы же его не нашли на той поляне, - начала Гермиона и вдруг остановилась. Если бы ночь была не такой темной из-за набежавших облаков, то ее глазах в этот момент можно было видеть лихорадочный, торжествующий блеск.

Гарри уже понял, что она хочет сказать. Они не нашли Воскрешающий камень, потому что его там уже не было. Они нашли его раньше, еще до того, как те двое прилетели на фестрале в логово акромантулов. Было странно думать про самих себя "те двое", но таковы были законы, по которым действовал Маховик времени.

- Мы должны найти Воскрешающий камень, Гарри, - твердо сказала Гермиона, подтвердив его собственные мысли. - Не то, что должны! Обязаны. Чего бы это ни стоило. Хотя, если честно, я боюсь услышать ответ Люпина, подтверждающий забывчивость Сириуса.

Гарри тоже этого боялся. Ведь это означало, что все, чему он верил все эти годы, летело черт знает куда. А Гермиона безжалостно продолжала вбивать гвозди в воспаленные мозги.

- Сириус в своем доме мне казался каким-то другим человеком. Таким жалким он не был даже после Азкабана, даже в Визжащей хижине, где мы впервые увидели его в человеческом облике. Помнишь, с какой легкостью он наколдовал из воздуха увесистые наручники для Питера. Он тринадцать лет не пользовался волшебной палочкой, и двенадцать из них просидел в Азкабане. А общество дементоров никак не способствует развитию магических способностей. Да что говорить, наколдовать прямо из воздуха что-либо даже у меня не всегда не получается с одного взмаха.

- Почему ты считаешь, что в доме на площади Гриммо он был... жалким? - спросил Гарри, вспоминая штаб-квартиру Ордена и ее обитателей. – Недовольным, мрачным, но никак не жалким.

- Потому что я это видела, - просто ответила девушка, но в ее голосе Гарри почувствовал неловкость, словно бы она стеснялась говорить досадную правду. – Понимаешь, такое было впечатление. С ним обращались некоторые члены Ордена не как с хозяином дома, а как... с бродячим псом или досадным недоразумением, с которым почему-то приходится иметь дело. А не лень было его ставить ниже плинтуса профессору Снейпу и... миссис Молли.

Гермиона запнулась перед именем миссис Уизли и виновато посмотрела на друга. Но Гарри только согласно кивнул, потому что в глубине души не мог простить миссис Уизли, что именно она заткнула рот Сириусу, когда тот хотел рассказать Гарри про пророчество. А ведь это, в конечном итоге, сохранило бы жизнь Сириусу.

- Если первого еще можно как-то понять, - продолжала девушка, - школьная вражда и всякие тараканы, то ее командный тон в чужом доме... В общем, здесь я согласна с Кикимером: не было у Молли на это права.

- К тому времени это был не дом Сириуса, а штаб-квартира Ордена Феникса, - почему-то счел нужным напомнить Гарри.

- Помню, - с какой-то мрачной готовностью, не сулившей ничего хорошего, согласилась Гермиона. - Но это не значит, что миссис Молли с Сириусом на пару должны были заниматься исключительно воспитанием Кикимера и гонять его туда-сюда. Лучше бы твой крестный сам занялся серьезной разборкой всякого хлама, а не выкидывал бы все фамильное добро ведрами из дома, в том числе злополучный медальон. А вместо этого полное пренебрежение к семье, к фамильным ценностям, которые являлись частью семьи и частью дома. Кикимер прекрасно все видел и хорошо понимал, и это, в конечном итоге, сгубило Сириуса.

Гермиона снова замолчала, а потом, подойдя к куче хвороста, с какой-то остервенелостью стала вытаскивать и ломать ветки, непрерывно приговаривая при этом: "И все как будто бы специально... И все одно к одному... Кикимеру достаточно было услышать всего пару добрых слов... Какого Мерлина делал в Ордене Феникса этот ворюга Наземникус? Чтобы было кого "Конфундусом" стукнуть через пару лет?".

Гарри не стал добавлять к этому, что Сириус с этим ворюгой натурально весело проводил время, а, попросту говоря, пьянствовал. Так хотелось верить, что крепко запил он только один раз, с тоски, представляя себе холодное одинокое Рождество в опостылевшем доме, превратившемся во вторую тюрьму.

Не на шутку рассвирепевшая Гермиона продолжала неистово хрустеть ветками, время от времени озвучивая свои мысли: "Отдать школу на растерзание Амбридж... Позволить Министерству плодить все эти указы об образовании... Наводнить школу всякими там приведениями Пинсами, старыми стрекозами и Хагридами в качестве преподавателей... Чтобы Фаджу было, обо что зубы точить... Чтобы держать каминную сеть под контролем... Чтобы вылавливать и проверять сов... Чтобы не оставить тебе никакой возможности связаться с Сириусом! Про парные зеркала я уж скромно молчу..."

Сердце Гарри от эмоций, исходивших от Гермионы, совсем упало. Достаточно было вспомнить про попытку ареста Хагрида и про то, как далеко немолодая Миневра МакГонагл попыталась его защитить, а в результате оказалась на больничной койке. Кто тогда остался в школе из Ордена Феникса? Один Снейп. К нему Гарри пошел бы лишь в самой безвыходной ситуации, он и вспомнил-то о нем в последний момент, уже сидя в кабинете Амбридж.

- Вот скажи, - внезапно обратилась Гермиона к другу, отбросив в сторону корявые сучья, - что мешало Дамблдору найти за лето нового учителя ЗоТИ? Да ничего не мешало! И это было, пожалуй, поважнее гоблинов! Учителем мог бы стать тот же Грюм. Или... миссис Уизли. А что, была бы профессором никак не хуже Локонса! Рон рассказывал, что она всех старших братьев подготовила к школе, и его самого, и Джинни.

Или тот же Сириус под оборотным зельем в облике того же Грюма, если тому так хотелось уйти на покой. Что, как ты сам понимаешь, полная чушь! Грюм остался солдатом до последней минуты своей жизни. И уж он-то никуда бы не отпустил трех недоучившихся школьников! Потому что, ты уж прости, что я так прямо, но наш поход больше напоминал старинную песенку: "Три мудреца в большом тазу пустились по морю в грозу..."

До последней минуты Гарри относился к воинственному настроению Гермионы с полным пониманием ситуации: ну, начиталась девочка того, к чему женщин в принципе подпускать не следует, так что пусть пар выпускает. Он даже готов быть для нее предохранительным клапаном, лишь бы, как говориться, «для пользы дела». Но последнее заявление было уже слишком... красноречивым! Гарри не выдержал и съехидничал:
- А что ж вы тогда поперлись вместе со мной?

- А вы, мистер Поттер, прикажете: вас надо было одного отпустить? Ну-ну... Как бы ни так! Но я, по крайней мере, в отличие от того же Рона, знала на что шла. Вот уж иллюзий у меня не было никаких! Когда Рон покинул нас, я проплакала все глаза, потому что впервые не знала, как быть? Ведь, по идее, надо было заканчивать все эти детские игры в искателей крестражей и связываться с взрослыми людьми.

Только мысли все время натыкались на одну и ту же непреодолимую проблему: где искать этих взрослых людей? Вернуться в Нору, которая наверняка находилась под неусыпным наблюдением Пожирателей, означало навлечь беду на семью Уизли. Если уж муж Андромеды вынужден был сбежать из дома, и шататься по лесам подобно нам, то наше появление в Норе было, мягко говоря, не желательно. Про "Ракушку" я тогда еще и не знала, и не предполагала, что Билл сможет надежно защитить свой дом, а Флер окажется таким великодушным человеком. Короче, меньше мне надо было слушать болтовню Джинни про чары вейл!

Гермиона говорила с жаром, вкладывая в каждое слово просто бездну эмоций. Казалось, все это давным-давно наболело в ней и выплескивалось наружу, как гной выдавливается из воспаленного нарыва, если провести по нему острым лезвием.

Но Гарри почему-то ухватил из ее слов только "проплакала все глаза, потому что впервые не знала, как быть?". А он-то думал совсем другое...

Слова вырвались из него быстрее, чем он успел подумать, стоит ли их произносить:
- А я думал, ты из-за Рона... плачешь.

Гермиона несколько секунд ошарашено смотрела на парня, а потом бросила ему прямо в лицо:
- Вам, Поттер, думать полезно! Время от времени... Потому что вы, простите, ведете иногда себя как последний...

А пока Гарри хватал ртом воздух, чтобы доказать этой гриффиндорской заучке, что он далеко не последний придурок, а... предпоследний, Гермиона, бросив в общую кучу последнюю сломанную ветку, развернулась в сторону палатки и скрылась в ней, не сказав больше ни слова.

"Обзываться-то зачем?" - недовольно подумал Гарри, хотя Гермиона и не произнесла последнего обидного слова. Но все равно! Как будто бы он сам тогда не понимал всего отчаяния их положения? Все, что там Дамблдор ему показал за несколько уроков, данных в течение целого года, можно было показать максимум за пару недель.

Зачем нужны были эти заморочки с мечом, если в Тайной комнате валялись без дела клыки василиска? Вот для чего меч действительно пригодился, так это для того, чтобы Белла не вызвала раньше времени Темного Лорда. И еще помог им обнаружить местонахождение чаши, потому что волнение Беллатриссы по поводу сохранности своего сейфа было более чем очевидно. Ну, и договориться с гоблином о помощи при ограблении «Гринготтса», до кучи.

Дамблдор что: и это предвидел?.. Прямо, ясновидящий какой-то... И не хуже Трелони!

Гарри не держал недовольства в своей душе на Гермиону, но и вслед за ней в палатку не пошел, хотя для того, чтобы остаться на месте, потребовалось усилие воли. Его остановили худенькие, но гордо расправленные плечики, высоко поднятая голова и целая копна растрепавшихся на ветру волос, закружившихся вокруг девушки, когда она разворачивалась в сторону палатки.

Милая девочка с чудесным характером разошлась... И судя по всему, успокаиваться, не собиралась! Гарри списал буйство ее эмоций на воздействие древнего фолианта, и только искренне порадовался, что, так или иначе, книга уже прочитана, а значит, завтра гневная девушка станет прежней милой и приветливой Гермионой.

Пусть к завтрашнему утру он десять раз пожалеет об этом, но немедленно подойти к Гермионе и покаяться, что он и есть тот самый «наивный придурок», которого она имела в виду, Гарри не мог. Лучше завтра.

Сейчас пусть побудет одна, пусть сама остывает, раз уж вскипает, как электрический чайник. У него и без ее эмоций на душе не сладко. Мозаичная картинка получалась та еще!

Хорошо: Дамблдор не догадался, что под Лже-Грюмом скрывается считавшийся мертвым Крауч младший.

Даже он, Гарри, впоследствии знавший Грюма, но все равно далеко не так хорошо, как Дамблдор, смог бы отличить его настоящего от подделки. В Лже-Грюме было куда больше злости, и не проскальзывали, время от времени, слова "УЧТИВЕЦ такой", "червяк бесхребетный", "хватит дурака валять". Какая разница, кто скрывался за маской Лже-Грюма? Кто бы там не был, это мог быть только враг.

Но тогда почему Дамблдор допустил возвращение Темного Лорда и начало второй войны? Если вспомнить его сверкнувшие торжеством глаза, когда он услышал про "кровь врага", то можно подумать: для того, чтобы у Мальчика-Который-Выжил был шанс выжить еще раз. Только вот... зачем Гарри нужна была собственная жизнь, цена которой жизнь Седрика, Сириуса, того же Грюма и далее по списку?..

Примерно через час Гарри вернулся в палатку, чтобы убедиться, что злополучная книга лежит не где-нибудь у девочки под подушкой, а в бисерной сумочке. Так будет спокойнее.

Ночная прохлада остудила жар в голове, и мысли постепенно выстраивались в логическую цепочку. Гермиона назвала его наивным, но Гарри не верил, что была необходимость стирать память Сириусу. Дело было даже не в доверии Дамблдору, а в том, что не стал бы старик действовать так грубо. Ведь если ты не знаком с «Тайнами Наитемнейшего искусства», а, судя по всему, никто из Ордена Феникса знаком с ними не был (и тут уж Дамблдор постарался), то будь там хоть кость отца, хоть селезенка кентавра, веры своему учителю у Сириуса не станет меньше. Если Сириус продолжал верить Дамблдору после двенадцати лет Азкабана, то, что уж там говорить про какой-то черномагический ритуал?

А вот весь остальной Магический мир? Что он думал про Альбуса Дамблдора? Международная конфедерация магов сместила его с поста президента, как только в своей речи он объявил о возвращении Волан-де-Морта. Люпин тогда сказал, ссылаясь на статью в «Пророке», что якобы Дамблдор потерял хватку, постарел.

Как никогда раньше Гарри пожалел, что, переживая из-за предстоящего заседания по делу применения им заклинания Патронуса, не прочитал статью в «Ежедневном пророке» о достопамятной речи Альбуса Дамблдора на заседании Визенгамота. Что же он там такое сказал, что ему, умнейшему и мудрейшему чародею, не поверили? Ведь крестражи не были каким-то невероятным изобретением Волан-де-Морта, Магический мир должен был знать об этом. Ведь ему, Гарри Поттеру, неуравновешенному подростку, который все время «теряет сознание и жалуется на боль в шраме», если не поверили, то, по крайней мере, заинтересовались. Отцу Луны даже пришлось печатать дополнительный тираж «Придиры» с его интервью.

Остаток ночи прошел в тяжелых раздумьях. К утру резкий холодный ветер значительно усилился, и Гарри больше думал о том, как бы согреться. К счастью, на следующий день, к полудню, ветер утих, но в лесу заметно похолодало. Ночной дежурный забылся тяжелым сном гораздо раньше, и проснулся опять только ко второй половине дня.

В палатке было довольно тепло. Печка весело потрескивала, а Кикимер с великой важностью ворошил кочергой угли. Наскоро впихнув в себя тарелку каши, приготовленной заботливой Сэррой, Гарри попытался разыскать Гермиону, но подруги не было ни в палатке, ни на поляне. И тогда он, следуя какому-то наитию, направился к устью ручья, к тому камню, где вполне могла находиться Гермиона, потому, что камень возвращал радость в душу, а это было сейчас как раз нужнее всего.

Он преодолел расстояние до ручья стремительно, бегом, и еще издали увидев валун, порадовался, что умница Гермиона не забыла надеть Мантию-невидимку. Он нисколько не сомневался, что она там, и, едва отдышавшись, тихо прошептал: "Гермиона, я здесь!".

Девушка обернулась к нему, скинув с головы капюшон Мантии, и ноги Гарри подкосились. Он даже невольно вздрогнул, потому что в первый момент ему показалось, что эта... незнакомка вовсе не его самая лучшая подруга.

Волосы ее не имели ничего общего с вороньим гнездом, а были старательно уложены в тугой валик, чем-то напоминающий замысловатую раковину улитки, и сколоты заколками. Наверное, теми самыми, японскими.

Но главное было в другом: с чистого открытого лба кокетливо свисал один неукрощенный локон, и в нем каштановые пряди вызывающе дерзко перемешивались с ярко-рыжими... И все это было так необычно, так здорово, что сердце Гарри, отчаянно трепыхнувшись, упало куда-то вниз, к многострадальному животу.

А хуже всего было то, что сердце было там далеко не в одиночестве. Сначала Гарри испугался, что в животе снова заерзало жуткое своенравное чудовище, но он ошибся.

Там хохотал, держась от смеха за собственный живот, знакомый сальноволосый мозгошмыг, да еще и корчил ехидные рожи, поразительно похожие на самодовольную мину профессора Снейпа.

Глава 41. Лед тронулся...

 

10 апреля 1998 года, пятница.

Самодовольный смех противного мозгошмыга постепенно стих, сердце медленно карабкалось вверх, на свое законное место, а Гарри все еще стоял, пораженный до глубины души. Он сейчас отчаянно завидовал легкому прохладному ветру, который теребил свободолюбивый локон, играя воздушными струйками с каждым отдельным волоском. Рыжий, каштановый... рыжий, каштановый... Ветерок перебирал непослушные волоски, пропуская сквозь них слегка красноватые лучи закатного солнца, и они вспыхивали по очереди, и снова гасли, оставаясь по-прежнему прекрасными и делая прекрасной свою хозяйку.

Он не знал, сколько прошло времени. Наверное, достаточно много, потому что девушка уже спустилась вниз, подошла к нему и тронула его за плечо. Парень вздрогнул, непростительно поздно заметив ее присутствие рядом с собой, а голос Гермионы прозвучал требовательно:
- Гарри, очнись! Да что с тобой, в самом деле?

А действительно, что с ним такое? Вернее, откуда у Гермионы взялся рыжий локон? И почему она позволяет ветру так беззастенчиво его теребить?

- Гарри, да что с тобой? - снова донесся до него шепот Гермионы. - Ты уже минут десять смотришь как будто бы сквозь меня!

Что? Прошло уже десять минут.
Мысленно отругав себя, как следует, Гарри смог-таки заставить свой язык шевелиться.

- У тебя сегодня красивая прическа, - промямлил он, и к полному своему ужасу добавил: - Очень мило! Ты знаешь, у тебя хороший глаз на такие...

Черт! Что он несет? Ужас... Ну, хотя бы он это ляпнул вчера, но никак не сегодня, когда Гермиона прекрасно осведомлена о его внеклассном чтении, так называемой «познавательной» литературы.

Ну, конечно. Вот она уже и улыбается понимающе-снисходительно. Добился своего, болван!

- А я думала, тебе не понравилось. У тебя несколько минут назад была такая кривая мина, - недоверчиво пробормотала Гермиона.

Это, скорее всего, в тот самый момент, когда он пинал самодовольного злыдня с его вечно недовольной ухмылкой.

- Нет-нет! Что ты, Гермиона, - поспешил заверить Гарри подругу. - Это я не тебе. Честное слово, не тебе!

Ну не рассказывать же ей, в самом-то деле, про наглого мозгошмыга! Сочтет совсем за идиота.

"Каковым ты, Поттер, надо сказать - являешься", - поздравил сам себя Гарри, откровенно признавшись себе в этом.

Поверила или нет Гермиона его словам - осталось загадкой. Она лишь улыбнулась, что сделало ее еще красивее, и просто призналась:
- Я сегодня вспомнила про эти японские заколки и, прочитав инструкцию, попробовала сколоть волосы. Провозилась, наверное, целый час, но... как видишь... Очень удобная вещь, и, потом, я думаю, укладывать волосы можно будет всего за пятнадцать-двадцать минут. Потому что на них у меня никогда не хватает времени. Все уходит, как говорит Рон, на окаянную библиотеку.

- А как ты догадалась... подкрасить прядь волос... в... рыжий цвет? - осторожно, с трудом выговаривая слова, пролепетал Гарри.

Он с напряжением ждал ответа. Гермиона слегка замялась, и по ее нерешительному виду можно было понять, что она сильно нервничает. Наконец она все же решилась признаться, но в голосе ее был страх, как будто бы она боялась, что ей не поверят.

- Гарри, честное слово, я ничего не делала с волосами! - прошептала она. - Так уже третий день. То есть три дня назад я проснулась и обнаружила у себя эту рыжую прядь. Тогда она была гораздо ярче, сейчас уже добрая половина волос вернула себе изначальный цвет. Но ты действительно считаешь, что мне так хорошо?

Гарри яростно закивал головой, вложив в это простое движение все, что мог, поскольку сказать что-нибудь мало-мальски членораздельное он сейчас не смог бы даже под пыткой.

Он ведь целых три дня не видел Гермиону при дневном свете. Она все время проводила в обнимку с этим жутким фолиантом, и они разговаривали друг с другом только после захода солнца, в сумерках или ночью, когда "все кошки серы".

Но именно три дня назад, ни кто иной, как он сам, подошел к спящей Гермионе и провел рукой над прядкой волос, упавшей на лоб девушки. Гарри невольно посмотрел на свои руки. Но у него ведь не было в руках волшебной палочки! Стихийная магия? Но... поздновато ему. Из детского возраста вроде вышел...

Гермионе он ничего не сказал. Самому бы разобраться в себе!

- Пора возвращаться, - донесся до Гарри еле слышный шепот подруги. – Давай-ка залезай под Мантию!

Что? Гарри был совсем не уверен, что на этот раз они вдвоем поместятся под Мантией-невидимкой. Но Гермиона уже натягивала на него Мантию, а он даже глаза закрыл на секунду, только бы не видеть ее хорошенькую головку рядом с собой.

Но вот уже древняя реликвия надежно укрыла их обоих. Гарри почувствовал, как Гермиона сжала его руку, а он, все еще будучи не в силах смотреть на нее, ответил ей тем же. И незнакомка вдруг исчезла, превратившись в прежнюю Гермиону, которую он знал столько лет, и с которой они столько миль прошагали под этой самой Мантией.

Тепло,

⇐ Предыдущая25262728293031323334Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: