Разоблачение мифов: как Россия кормила Европу

Один из самых распространенных мифов наших дней заключается в том, будто сельское хозяйство поре­форменной России процветало и наша страна, резко увели­чив экспорт зерна, стала кормилицей Европы. При этом молчаливо предполагается, что уж сами-то русские люди, тем более крестьяне, были сыты, одеты и обуты как нельзя лучше. Ещё в 70-х годах ХIХ века письма А. Н. Энгельгардта опровергали и эту радужную картину, показывая, что и тогда уже проводилась антинародная политика «недоедим — а вывезем!»:

«…газеты оповестили, что за границей не надеются на хороший урожай, что немцу много нужно прикупить хлеба... Все радовались... вывоз увеличится, денег к нам прибудет пропасть, кредит­ный рубль подымется в цене».

Действительно, хлеб стал дорожать, вывоз уве­личился… А у самих— «неурожай, в Поволжье народ, слышно, с голоду пухнуть зачал.. А старого хлеба нет — к немцу ушел». Пока был хлеб – ели по три раза в день, стало туго – по два, в хлеб добавляли конопляный жмых и прочие суррогаты.

Энгельгардт хорошо понимал, что выво­зили хлеб за границу не мужики, а помещики. У мужика деньги шли на хозяйство. А пан деньги за море переведет, потому что пьет вино заморское, любит бабу заморскую, носит шелки заморские и магарыч за долги платит за море. Хлеб ушел за море… а как совсем его не хватит и придется его у немца в долг брать! Купить-то ведь не на что».

Значит, экспорт хлеба - не общегосу­дарственное дело, а выражение коры­стного интереса помещиков, и доходы от продажи зерна шли на их паразитическое потребление, а вырученная на пот и кровь крестьянства валюта уплывала обратно за рубеж. И то, что причиталось государству, на деле доставалось его кредиторам, банкирам Запада, ибо Россия все больше увязала в путах внешнего долга: «хлеб нужно продавать немцу для того, чтобы платить проценты по долгам». То есть и тогда, как и сейчас, шла речь о наглой распродаже России, только предмет торга изменился. Раньше продавали хлеб, то есть пло­дородие почв, труд и здоровье народа, а сегодня распродают нефть, газ, руду, то есть богатства недр и благополучие ныне живущего и будущих поколений россиян. Сейчас для этого повышают пропускную способность трубопроводов, а тогда - для увеличения экспорта хлеба - требовали улучшить пути сообщения и порты, чтобы кон­курировать с американцами. Энгельгардт высмеивал эти потуги:

«Американец продает избыток, а мы продаем не­обходимый насущный хлеб. Американец-земледелец сам ест отличный пшеничный хлеб, жирную ветчину и баранину … Наш же мужик-земледелец ест самый плохой ржаной хлеб с костерем… хлебает пустые серые щи, считает роскошью гречневую кашу с конопля­ным маслом». У него не хватает пшеничного хлеба на соску ребен­ку, пожует баба ржаную корку, поло­жит в тряпку — соси. Если бы Россия удвоила производство хлеба, то и тогда ей его едва хватило бы для себя, и не об экспорте надо думать. Американец - вольный фермер или работник, он учился в школе, работает на машинах, спит на кровати с чис­тыми простынями под одеялом, читает газету, в праздник идет в сельскохозяйст­венный клуб, жалованье получает большое. А наш тёмный мужик орудует сохой, ничего этого у него нет, да ещё над ним свора начальников.

Как всегда, Энгельгардт смотрит в самый корень: «У американца труд в почете, а у нас в презрении … Где же нам конкурировать с американцами!»

Другая беда России - массы лучшего хлеба пережигались на вино, и заинтересована в этом государственная власть: «чем больше пьют вина, тем казне больше доходу». «От плохой пищи народ худеет, болеет, ребята растут хуже… если бы всюду народ хорошо питался, то всюду был бы рослый, здоровый народ…»

А либералы предлагали выпекать хлеб для простонародья из ржаной муки с примесью картофеля, «тогда половинное количество ржи может пойти за границу для поддержания нашего кредит­ного рубля без ущерба народному продовольствию». Дался же им этот наш кредитный рубль – с гневом пишет Энгельгардт, - «точно он какое божество, которому и человека в жертву следует приносить». Ржаной хлеб — отличная еда для взрослого, а для детей? Дети русского земледельца питаются хуже, чем телята у хорошего хозяина. «Смертность детей куда больше, чем смертность телят, и если бы у хозяина, имеющего хороший скот, смертность телят была так же велика, как смерт­ность детей у мужика, то хозяйничать было бы невозможно… Продавая немцу нашу пше­ницу, мы продаем кровь нашу, т. е. мужицких детей … Государству разве не выгоднее поступать как хорошему хозяину? И что же это за наука, которая проповедует такие абсурды!»

Зато «радетели за народ» завопили, когда оказались ущемленными также и их интересы - подорожало мясо:

«Интеллигентный человек живет не хлебом. Что ему значит, что фунт хлеба на копейку, на две дороже⁷ Ему не это важно, а важно, чтобы дешево было мясо, дешев был мужик, потому что ни один интеллигентный человек без мужика жить не может».

От Энгельгардта досталось не только барину и паразитическому государству, но и прислуживав­шим им наемным писакам.

В начале ХХ века производство сельскохозяйственной продукции в России, действительно, росло, однако заслуга в этом принадлежит не Столыпину с его реформой (она-то как раз стала тормозом), а, как показано в ряде серьёзных исследований, быстрому развитию крестьянской кооперации.

Разбираясь в причинах быстрого разорения российского сельского хозяйства, Шарапов убедился в том, что после прихода в Министерство финансов «новых финансистов» во главе с С.Ю.Витте была разрушена старая система кредитно-денежного обращения. Не создав ничего нового, Министерство финансов не смогло обеспечить сельское хозяйство достаточными оборотными средствами, которые помогли бы его перестроить на новых принципах взаимоотношений между крестьянами, помещиками и государством. Достаточно было бы удовлетворить денежный голод землевладельцев (помещиков и крестьян) и промышленников путём контролируемого монархом выпуска бумажных денег, имея в виду, что они нуждаются всё-таки в определённом металлическом фундаменте, и вся экономика ожила бы.

При этом, считал Шарапов, можно было бы в непродолжительный относительно срок поднять государство без привлечения капиталов извне и не пользуясь внешними займами, а только за счёт внутренних ресурсов.

Вот и Нечволодов не стал бы радоваться, как М.Назаров, росту экспорта продовольствия, в особенности хлеба (а это – главный предмет нашего вывоза) из России, потому что «мы вывозим значительно больше, чем можем, то есть не продаём, а распродаёмся. Мы вывозим всё: хлеб, мясо, яйца, а вместе с тем вывозим частицы нашей почвы… как говорил Вышнеградский, - «сами недоедим, а вывезем!». Результатом этого, помимо самых тяжёлых условий жизни, является прямое недоедание нашего населения… и вследствие этого его всё возрастающая слабосильность, не говоря уж о страшном недовольстве населения своими условиями жизни. Отчёты военного министерства об ежегодном исполнении призыва дают поражающую картину постепенного вырождения нашего, когда-то самого сильного в Европе народа».

Как видим, Нечволодов вполне солидарен в этом вопросе и с Энгельгардтом, и с Шараповым.

И их выводы подтверждаются данными статистики.

В 1913 году Россия получила рекордный урожай зерновых – 76,5 миллионов тонн, а США – 96 миллионов тонн. Производство зерна на душу населения составило в России 471 килограмм, в Англии, Франции, Германии – 430 – 440, в США – 1000, в Канаде – 800, в Аргентине – 1200 килограмм. Нормой обеспеченности для России следовало считать по тонне зерновых на жителя. Значит, производилось в ней зерна вдвое меньше, чем было бы нужно самой, почти столько же (на душу), сколько и в странах- покупательницах русского хлеба, и конкурировала она на мировых рынках со странами, которые производили на душу населения зерна в 2 – 3 раза больше.

Урожайность зерновых в России составляла 7,2 – 8,8 центнеров с гектара против 21,2 – 24,8 центнеров с гектара в Европе и США.

Продуктивность коровы составляла в России 28 рублей в год, в США – 94 рубля, в Швейцарии – 150 рублей

Если учесть, что в России в сельском хозяйстве было занято 75 процентов населения, а в США – 40 процентов, в Германии – 32 процента, то видно, что производительность труда в сельском хозяйстве этих стран была значительно выше – на 1 – 2 порядка.

Ещё несколько цифр о «продовольственном изобилии». Общий объём производства сельскохозяйственной продукции в 1913 году составил: в России – 10 миллиардов рублей, в США (в пересчёте на нашу валюту) – 15, в Германии – 7,7, в Англии – 4,3, во Франции – 7,7 миллиардов рублей. Среднедушевое потребление мяса в России составляло 27,4 кг на человека в год, в Англии – 132 кг, в Германии – 84,47 кг. В России на душу населения потреблялось 160 литров молока, в Англии - 240 литров, в Германии – 312 литров.

Основу рациона питания большинства россиян составляли хлеб и картофель. Высокобелковых продуктов потреблялось от третьей до пятой части медицинской нормы. За средними цифрами скрывалось полное благополучие привилегированной части общества (16 процентов), потреблявших продукты по медицинской норме, и полуголодное существование остальных, - о постоянном недоедании крестьян писал и крестьянский сын митрополит Вениамин (Федченков).

Но убедительнее всяких цитат из авторитетных источников о слабом развитии сельского хозяйства дореволюционной России говорят многочисленные случаи голода, охватывавшего порой громадные территории. В ХIХ веке Россия пережила сорок голодовок. В ХХ веке голодными были 1901/02; 1905 - 1908; 1911/12 гг., при этом страдали жители от 19 до 60 губерний из 100, за эти годы около 8 миллионов человек погибли от голода. И это было следствием реформ Столыпина, которому поют гимны «монархистствующие».

М.Назаров не хочет верить великим русским писателям – Чехову и Льву Толстому, писавшим о нищете и голоде в российской деревне (объясняя их позицию чрезмерной впечатлительностью), а ведь они (как и многие другие) работали в гуще народа, участвовали в борьбе с голодом и эпидемиями, открывали пункты помощи голодающим и т.д. То, что в 1910 году были зафиксированы 6270 крестьянских выступления против власти, также свидетельствует о недовольстве крестьян своей жизнью. Средняя продолжительность жизни в России составляла 33 года.

Словом, Россия, голодая, продовольствие вывозила. Впоследствии СССР тоже был вынужден вывозить продовольствие, которого самим не хватало, но страна подтягивала пояса, чтобы на вырученную валюту закупить за границей машины и создать собственную индустрию. В царской России выручка от продажи хлеба, которого не хватало самим, шла на паразитическое потребление господствующих классов.