Vi. Анализ речевого общения и конструирование новостных интервью

Однако дальнейшая эволюция социальной феноменологии в сфере медиа-исследований шла по линии все большего усиления микросоциологической составляющей. Макросоциологические построения, характерные для направления, разрабатываемого Т. Лукманом и П. Бергером, и пафос просвещения хорошо информированных граждан в течение 80-х годов все более отходили на задний план, а основным методологическим инструментом стал анализ речевого общения («conversation analysis»)¹.

Анализ речевого общения как социологическое направление часто рассматривается как составная часть структуралистской теории дискурса, однако, как подчеркивает такой знаток этой теории, как Т. А. ван Дейк, «в англоязычной традиции следует отличать ученых, работающих строго в рамках анализа речевого общения, от исследователей других типов дискурса», поскольку "'первая группа достаточно близко придерживается исходных микросоциологических методов, идущих от феноменологической социологии'^. Генетически теория речевого общения напрямую связана с такой американизированной версией социальной феноменологии, как этнометодология. Но если этнометодология в силу своего радикализма и «воздержания от веры в существование социальных структур» (которые рассматриваются как специфические конструкты, порожденные «этнометодами» социологов) всегда занимала маргинальное положение в американской социологии, то производный от нее анализ речевого общения был воспринят значительно более благосклонно.

С одной стороны, это произошло вследствие принципиального эмпиризма данного направления. Конечно, этот эмпиризм весьма

ПО

далек от классических методов Чикагской школы, но тем не менее теоретики речевого общения поглощены исследованием крохотных кусочков реальных разговоров, которые как нельзя более тщательно записываются и транскрибируются. Принятая исследователями речевого общения система Г, Джефферсона позволяет записывать не только точное произношение слов и смену интонации, но и различные сопутствующие звуки: запинки, смешки, паузы, оговорки и т.п., а также с точностью до секунды фиксировать время. (Правда, записанный таким образом разговор может прочитать и понять только специалист. Например, фраза «That was his idea» записывается как «=That was his ide:a», где знак «=» указывает на то, что данная реплика «пересеклась» с репликой собеседника, «h» - что произношение данного звука сопровождалось придыханием, «е:а» - что предшествующий двоеточию звук был растянут. «You know?» может быть транскрибировано как «Yihkno:w?» и т.п.) Теоретики речевого общения всячески декларируют свое недоверие к европейским теориям дискурса, для которых характерны разнообразные абстрактные (прежде всего психоаналитические и неомарксистсткие) построения по поводу дискурса при отсутствии интереса к реальному общению. Как сформулировал основоположник анализа речевого общения X Сакс, исследователи должны не увлекаться теоретическими конструктами, а наблюдать за общением так же, как естествоиспытатели наблюдают за растениями и животными Ориентация на отработку максимально точных и объективных приемов записи реальных разговоров очень органично укладывается в базовую американскую исследовательскую традицию с характерным для нее культом методологического совершенства, несмотря на то, что периодически раздаются критические голоса, указывающие, что подробная транскрипция

реальных разговоров нужна только для создания реалистического впечатления и является не более чем художественным приемом^.

С другой стороны, хотя в рамках анализа речевого общения утверждается, что социальные структуры (например, тендерные различия), которые ограничивают и направляют общение, не обладают самостоятельным онтологическим статусом, а возникают и воспроизводятся в самом процессе общения благодаря навыкам и умениям собеседников, тем не менее признается существование совершенно не зависимых от контекста и содержания разговора правил, с помощью которых координируется активность собеседников. Признание существования такого рода правил сближает анализ речевого общения с классической феноменологией с ее тезисом об обязательном наличии на горизонте сознания нетематизируемой естественной установки, и в силу чего это направление «заметно более приспособлено к интеграции с основной социологической традицией, чем альтернативная традиция поздней этнометодологии».

С позиций анализируемого направления речевое общение является локусом социальности именно потому, что базовая структура этого общения не зависит от социальных или психологических характеристик участников и определяется только внутренними закономерностями смены очередности/перемены ролей («turn-taking»), причем эти закономерности функционируют ка основе «принципа сиюминутности»: «...обеспечив производство узнаваемой первой части парного высказывания, говорящий должен при первой же возможности для ее завершения остановиться, а другой говорящий должен начать производство второй части парного высказывания, ориентируясь на парный тип, к которому узнаваемо принадлежит первая часть»⁵ (например, если первая часть опознается как вопрос, вторая должна выступать в качестве ответа). Это не всегда получается само собой, и Э.

Щеглов специально рассматривает случай, когда первая часть пары опознается неверно (как извинение, а не как просьба), что ынуждает говорящего использовать специальную технику «наведения», демонстрируя, что все, что было сказано до этого, не имеет самостоятельного значения и выступает в качестве своеобразного предисловия к «настоящему» высказыванию. Именно потому, что смена очередности осуществляется на основе принципа сиюминутности, контекст разговора на задается изначально, а является проектом и продуктом совместных действий участников разговора, которые по очереди конструируют этот контекст. В силу этого правила повседневного общения не являются исторически или культурно обусловленными и не нуждаются в прагматическом оправдании с позиций эффективности (чем принципиально отличаются от правил специализированной коммуникативной деятельности).

Это означает, что анализ речевого общения, несмотря на подчеркнутый эмпиризм, отличается той же методологической двуслойностью, которая является главной особенностью классической социальной феноменологии и которая была утрачена этнометодологией. Такого рода двуслойность проявляется, например, в известном утверждении X. Сакса о том, что правила смены очередности являются одновременно «независимыми от контекста и способными к необыкновенной контекстуальной чуткости»⁶. Независимость от контекста обеспечивается спецификой временной структуры речевого общения, поскольку в соответствии с принципом сиюминутности правила смены очередности действуют в течение таких коротких промежутков времени, которые невозможно сознательно контролировать и которые, следовательно, не поддаются тематизации. Контекстуальная чуткость обусловлена исходной

«непроницаемостью» ситуации общения: ни один контекст не дан

 

в речевом общении заранее и собеседники должны сами совместно определить, «к чему идет дело».

При этом постулируется, что «члены общества сначала научаются быть компетентными собеседниками, а затем приспосабливают свои практики к обстоятельствам, в которых оказываются, в частности, к обстоятельствам профессиональной деятельности»⁷. Иными словами, теоретики речевого общения исходят из тезиса о «приоритете обычного разговора» над всеми видами профессионального и специализированного дискурса («talk at work»). В этом смысле повседневное общение является не только локусом, но и главной порождающей формой социальности.

Неудивительно поэтому, что проблема конструирования медиа-реальности сводится в рамках анализа речевого общения к тому. каким образом и с помощью каких ограничений обычный разговор может превратится в специализированный, т.е. как из повседневного общения возникает телевизионное интервью и речевой ряд новостных передач. Таким образом, в рамках анализа речевого общения исследовательский интерес сдвигается с анализа наличных целей (что было главной темой работ X. Молотча и Д. Элтейда) к анализу профессиональных навыков и умений, и с рассмотрения специфики видеоряда - к рассмотрению специфики речевого ряда.

Подробнее всего теоретиками речевого общения разработана проблематика телевизионного новостного интервью. Исследованию того, какие повторяющиеся коммуникативные практики конструируют интервью как разновидность интеракции, посвящено множество работ (в частности, таких известных исследователей, как Э. Щеглов, Дж. Херитэдж, Д. Грейтбатч и С. Клеймэн). Э. Щеглов и Д. Грейтбатч показали, что интервью представляет собой разновидность речевого общения, на которую наложено жесткое ограничение, связанное с предварительным

оаспределением смены очередности таким образом, что один человек - интервьюер - только задает вопросы, а другой человек -интервьюируемый - только дает ответы. В частности, это ограничение проявляется в том, что даже там, где в повседневном разговоре «напрашивается» смена очередности, интервьюируемый воздерживается от такого действия, несмотря на то что не применяется ни одна из стандартных техник наведения, сигнализирующих, что собеседник намерен продолжить высказывание (такие, как введение предисловия или «проекция» -высказывание о будущем действии до того, как оно состоялось) Так. анализируя интервью, которое давал президент США Дж. Буш, Э. Щеглов обратил внимание на то, что в тех местах, где в повседневном разговоре должна была произойти смена очередности, Дж. Буш лишь молча менял позы (складывал или разводил руки, приоткрывал рот и т.п.), тем самым сигнализируя собеседнику и зрителям, что он понимает: интервью - это не повседневный разговор, и там, где в обычной ситуации он бы начал говорить, он воздерживается от реплик⁸. Иными словами, контекст интервью конструируется совместно обеими сторонами -и интервьюером, и интервьюируемым. Если интервьюируемый перестанет соблюдать ограничения и начнет вести себя, как в обычном разговоре, интервью окажется невозможным.

С. Клеймэн продемонстрировал, каким образом совместными усилиями создается такая важнейшая характеристика контекста интервью, как эффект журналистской нейтральности. С этой целью он исследовал серию реальных интервью, которые были даны в аналитических программах ведущих американских телекомпаний и записаны им с применением стандартной техники транскрипции. Даже поверхностный анализ показал, что высказывания интервьюера обычно наряду с вопросом могут содержать и некоторые утверждения, однако благодаря

'ill

специальным речевым практикам вопросы и утверждения объединяются в целостное социальное действие, в силу чего возникает впечатление, что интервьюер ничего не утверждает и не высказывает никакого мнения, а только спрашивает. Вопросы могут формулироваться таким образом, что они оказываются в принципе неполными (и, следовательно, непонятными) без соответствующих утверждений, причем эта неполнота проявляется уже на синтаксическом уровне, поскольку утверждение может быть либо «вставлено» в вопрос, либо предшествовать ему. Возможна другая ситуация, когда утверждение сообщает о некоем событии, относительно которого и задается вопрос, причем это событие помечается с помощью таких слов, как «только что», «на днях» и т.п., что и превращает его в подходящую тему для вопроса и подчеркивает его уместность и значимость. Ряд утверждений может строиться в форме загадки, так что вопрос, который задает интервьюер, оказывается направленным на ее решение. И, наконец, интервьюер может приписать высказывание какой-то третьей стороне («многие считают, что...»), тем самым уклоняясь от ответственности за его содержание. С помощью такого набора приемов интервьюер и создает себе «локальную позицию нейтральности», т.е. впечатление, что он не занимает ничью сторону, держит при себе собственное мнение и только задает вопросы.

Однако для того чтобы возник эффект нейтральности, эта локальная позиция должна быть «ратифицирована» интервьюируемым. Такого рода ратификация осуществляется, когда интервьюируемый соглашается не перебивать интервьюера, пока он полностью не сформулирует вопрос, тем самым признавая нейтральный статус всех предшествующих высказываний. Ратификация нейтральности происходит и тогда, когда интервьюируемый начинает возражать не интервьюеру, а той

тоетьей стороне, от имени которой он говорит, либо адресует свои возражения некоему анониму, либо просто делает заявления как бы безадресно, «в никуда». Во всех этих случаях «интервьюируемый отказывается обращаться с высказыванием, вызывающим у него возражение так, как если бы оно выражало личную точку зрения интервьюера»⁹.

Однако возможна ситуация, когда интервьюируемый нарушает рутинные правила игры и не выражает намерения ратифицировать позицию нейтральности (например, начинает перебивать интервьюера или возражать ему лично). В этом случае практики, направленные на конструирование нейтральности, начинают выполнять оборонительную функцию: так. интервьюер может акцентировать внимание на том, что он только «задает вопрос», причем делать это, не обращая внимания на то, что интервьюируемый продолжает что-то говорить. Интервьюер может начать педалировать тот факт, что он лишь высказывает мнение третьей стороны, причем в защитных целях изменить атрибуцию этой третьей стороны (например, вместо «все говорят» — «но большинство все-таки думает»). Правда, возможности интервьюеров по самостоятельному поддержанию позиции нейтральности не безграничны: они не могут говорить все что угодно и выдавать это за нейтральные высказывания, поскольку должны принимать во внимание, какую позицию занимает их собеседник.

С. Клеймэн особо подчеркивает, что описанные им практики существуют не только в контексте новостного интервью. Они возможны и в повседневном разговоре: «существуют разнообразные ситуации, в которых говорящие могут захотеть занять нейтральную позицию, и данные процедуры являются общеприменимыми в таких случаях»¹⁰. Иными словами, в новостных интервью в профессиональных целях используются не

зависимые от контекста структуры повседневного речевого общения, что еще раз подчеркивает его порождающую природу.

Может показаться, что анализ речевого общения сильно сужает проблематику конструирования медиа-реальности, сводя ее к одной узко специализированной проблеме - конструированию новостного «talk at work». Однако если вспомнить, что с точки зрения теоретиков этого направления именно речевое общение является исходной структурой социальности, становится очевидным, что, занимаясь исключительно интервью, они рассматривают базовую порождающую новостную структуру. В частности, можно показать, что техники, применяемые для создания позиции нейтральности в ходе интервью, используются телевизионными ведущими и репортерами в процессе комментирования видеоряда: так, весьма распространенными являются приемы атрибуции высказывания третьей стороне, формулирования загадки и т.п. При этом в качестве собеседника, способного ратифицировать позицию нейтральности, выступают «обобщенные другие», на которых и ориентируются ведущие и репортеры. Несмотря на то, что интервью относится, согласно классификации А. Шюца, к типу «мы-отношений», в то время как новости можно отнести к сфере безличных «они-отношений» (для производителя новостей), на которые накладываются парасоциальные «мы-отношения» (для потребителя новостей), их базовые порождающие речевые структуры близки друг другу в силу схожести наличных целей.

Как показала С. Козлова, в телевизионных новостях происходит сворачивание традиционной схемы нарратива («реальный автор — подразумеваемый автор — рассказчик -слушатель — подразумеваемый читатель — реальный читатель') до схемы «ведущий - - зритель», причем ведущий выступает не только как реальный автор, подразумеваемый автор и рассказчик-

на-экране, но является еще и «образцовым слушателем» по отношению к репортерам, которые «адресуют свои рассказы не столько аудитории, сколько ведущему передачи... его интерес и внимание служат моделью для зрителей, «подслушивающих» этот разговор у себя дома»¹¹. Таким образом, «talk at walk» ведущего, организующего программ) новостей, строится путем наложения на него типологически сходных с интервью ограничений, причем применяется аналогичная техника нейтрализации ведущего, который представляет собой некое фиктивное мы и занимает единую с зрителями позицию по отношению к сообщаемой им информации¹². Однако исследование новостей как дискурса с позиций анализа речевого общения еще только начинается, и тот факт, что типичная информационная программа с речевой точки зрения устроена по принципу матрешки (сюжеты, в которых репортер берет интервью, чередуются с безличными репортажами, причем и те, и другие "вложены" в речь ведущего) существенно затрудняет его.

Безусловно, в рамках анализа речевого общения глобальные вопросы, связанные с ролью средств массовой информации в обществе, не ставятся. Н. Ферло даже утверждает, что в рамках данного направления «речевое общение существует в социальном вакууме» ³, что, на наш взгляд, свидетельствует о непонимании двуслойной структуры этого методологического подхода, в котором социальная структура «случается» и «проявляется» в самом процессе общения. Поэтому проблемы власти и гражданского общества вполне переводимы на язык анализа речевого общения: «...контекстуальная специфика всего многообразия соответствующих институтов, включая асимметрии в социальных позициях и распределении власти, выстраивается посредством систематических ограничений и трансформаций тех практик, которые организуют речевое общение в менее жестких

условиях»¹^. В частности, можно показать, что новостное интервью в условиях советского телевидения конструировалось само и конструировало контекстуальную специфику по несколько иным правилам, чем те, которые описали Э. Щеглов, Д. Грейтбатч и С. Клеймэн: так, в одних случаях требовался не столько эффект нейтральности, сколько эффект безличности, что достигалось за счет интонационных особенностей речи, максимально приближенной к «чтению вслух» и демонстративно лишенной оговорок, пауз и других признаков речевой импровизации; в других - наоборот, необходимо было активно демонстрировать собственную позицию, отождествляемую с позицией «всего советского народа», а не ограничиваться задаванием вопросов (т.е. классический прием «ссылки на третью сторону» исключался) и т.д. Памятное советскому зрителю столкновение между ведущими советскими журналистами-международниками и М. Тэтчер возникло как раз потому, что собеседники придерживались различных правил речевого общения в ходе интервью: М. Тэтчер отказалась ратифицировать принятые у советских журналистов практики, а они не владели навыками оборонительного использования позиции нейтральности, которые могли бы вынудить ее к ратификации. Совершенно очевидно, что различия между советской и западной практиками новостного интервью были порождены контекстуальной спецификой соответствующих институтов, которая поддерживалась как раз благодаря такого рода речевым практикам. Когда на советском телевидении» начались попытки воспроизвести эффект нейтральности, это свидетельствовало о том, как далеко зашел процесс разложения некогда монолитного дискурса власти.

Но несмотря на те успехи, которые были достигнуты исследователями речевого общения при анализе асимметричных его форм, вопрос о том, как влияет асимметрично организованный

-(talk at work» на структуры повседневного общения, в рамках данного направления не ставится, что действительно сужает озможности этого подхода по сравнению с классической социальной феноменологией. В определенном смысле анализ речевого общения можно рассматривать как выхолощенную социальную феноменологию, лишенную социального пафоса (хотя когда С. Клеймэн показывает, что позиция нейтральности в новостном интервью конструируется, а не является само собой разумеющейся, он действует во вполне привычном для феноменолога духе «просвещения» читателя). Тем не менее в рамках анализа речевого общения были достигнуты весьма интересные результаты, которые легко могут быть интерпретированы с точки зрения совершенно иных социологических направлений и совмещены с ними.

Так и поступил, например, X. Молотч. Проанализировав записи перекрестных допросов во время слушаний по Уотергейтскому делу, он пришел к выводу, что «благодаря целенаправленному контролю за самими основаниями вербальной интеракции, процедуры речевого общения превращаются в механизмы реификации определенной версии реальности за счет других ее версий и тем самым становятся орудием доминирования»¹⁵. Само появление грамшианского термина «доминирование» свидетельствует о выходе за пределы социальной феноменологии и переходе на позиции структуралистской теории дискурса. То, с какой легкостью X. Молотч это проделывает (правда, игнорируя гот факт, что с точки зрения анализа речевого общения правила общения в принципе не поддаются тематизации и, следовательно, целенаправленному контролю), показывает, что если анализу речевого общения самому по себе и недостает гражданского пафоса, он может легко

 

 

порождать гибриды, в которых этого пафоса более чем достаточно¹⁰.

В целом феноменологический подход имеет перед позитивистским то несомненное преимущество, что исходит из принципа множественности реальностей и поэтому исследует медиа-реальность как специфическое целое, подчиняющееся особой внутренней логике. В то же время если в рамках позитивистского подхода четко поставлена и постоянно исследуется проблема воздействия неподлинной медиа-реальности на сознание аудитории, то при феноменологическом подходе вопрос о взаимодействии медиа-реальности и повседневности ставится только на уровне теоретических построений, которые не подвергаются эмпирической верификации и, следовательно, с точки зрения позитивистской традиции, являются не более чем метафизическими построениями.

Впрочем, даже самые правоверные позитивисты осознают ограниченность своей парадигмы и проявляют готовность к парадигмальному синтезу (см., например, работы Э. Роджерса и К.-Э. Розенгрена). Однако для того чтобы совместить гипотезу «agenda-setting» и феноменологические исследования медиа-реальности, требуются весьма значительные усилия. Конечно, можно просто сменить угол зрения и перейти к разнообразным версиям постструктуралистского подхода к анализу массовой коммуникации, но дело в том, что постструктуралисты сталкиваются с той же самой проблемой верификации своих построений, что и феноменологи. Как отмечает, например, Д. Морли, постструктуралистское пренебрежение количественными методами и весьма прохладное отношение к качественной социологии приводит к «текстоцентризму» и тенденции выдавать собственную интерпретацию текста за интерпретацию аудитории. Таким образом, если тезис о том, что средства массовой

информации не просто отражают реальность, но конструируют ее, является в настоящее время общепринятым, то вопрос о том, как именно это происходит и какова эффективность такого конструирования, по-прежнему остается предметом теоретических дискуссий.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ В частности, именно в этом ключе написаны поздние работы X. Молотча (правда, в этих работах чувствуется и несомненное влияние Британской школы культурных исследований с ее теорией доминирования).

² Ван Дейк ТА. Язык. Познание. Коммуникация. - М., 1989.- С. 121.

³ См.: Bogen D. The Organization of Talk // Qualitative Sociology. 1992. V. 15. №3. -P. 280.

^A Bogen D. Op. cit. P. 273.

⁵ SchegloffE., Sacks H. Opening up Closing // Semiotica. 1973. V. 7. - P. 295-296.

⁶ Sacks H., SchegloffE., Jefferson G. A Simplest Systematic for the Organi­zation of Turn-Talking for Conversation // Language. 1974. V. 50. - P. 699.

Schegloff E. On an Actual Virtual Servo-Mechanism for Guessing Bad News: a Single Case Conjecture // Social Problems. 1988. V. 35. № 4. - P 455.

См.: Schegloff E. From Interview to Confrontation: Observation of the Bush-Rather Encounter // Research on Language & Social Interaction. 1988/89. V. 22.-P. 221-222.

dayman S. Displaying Neutrality in Television News Interviews // Social Problems. 1988. V.35. № 4. _ p. 435. *° Clayman S. Op. cit. P. 490.

KosloffS. Narrative Theory & Television // Channels of Discourse, Reas­sembled. - L., 1992. - P. 80.

) фиктивном «мы» телевизионных ведущих см.: Stam R. Television News & its Spectator // Regarding Television - Critical Approaches. -FredericMd., 1983. -P. 37-39.

Fairlough N. Language & Power. - Burnt Mill, 1989. - P. 12.

¹⁴ Goodwin C/7. Talk at Work: Interaction in Institutional Settings // Lan­guage in Society. V. 25. № 4. - P. 617.

¹⁵ Molotch //., Boden D. Talking Social Structure: Discourse, Domination & the Watergate Hearing // American Sociological Review. 1979. V. 50. № 3. -

P 101- 107,

¹⁶ Естественно, феноменологический подход к анализу телевидения не исчерпывается анализом новостей. Так, Р. Аллен применил принципы эстетики Р. Ингартена к анализу "мыльных опер".

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Анализ процессов конструирования реальности в массовой коммуникации показывает, насколько сложным феноменом является конечный продукт коммуникативного процесса, например, такой, как новости. В других массовых жанрах, как в электронных, так и печатных средствах массовой информации также происходит сложный процесс конструирования, но по отношению к ним существует четкое понимание того, что их конструкты принадлежат параллельной реальности с пониженной модальностью. Модальность же новостей практически совпадает с модальностью повседневной реальности.

Неудивительно поэтому, что осознание сложности процессов конструирования реальности в массовой коммуникации происходило в англо-американской традиции очень медленно. Оно началось с попыток профессиональной рефлексии (прежде всего в работах У. Липпмана). затем было продолжено в рамках позитивистского и феноменологического подходов. В течение последних десятилетий к изучению данной проблемы обратились и постструктуралисты. В результате был накоплен огромный теоретический и эмпирический материал, описывающий самые разные аспекты конструирования реальности.

В силу этого перед нами встает весьма актуальная задача адаптации достижений американской социологии к анализу отечественных средств массовой информации. При этом следует осознавать границы возможностей всех подходов, используемых американскими исследователями, а также пределы их применимости к качественно иной социокультурной ситуации.

Интенсивное развитие российских средств массовой оммуникации, в течение десятилетия перешедших от одной институциональной модели к другой и сменивших форматы основных жанров, способствовало столь же интенсивному развитию медиа-исследований. Однако на первом этапе главное внимание уделялось освоению современной медиаметрии, т.е. методов изучения объема и структуры аудитории средств массовой информации (как известно, в США медиаметрия является не академической, а коммерческой дисциплиной). В данном направлении достигнуты значительные успехи: достаточно указать, что с февраля 1998 года в Москве начал ежемесячно выходить журнал «Независимые медиа-измерения», и даже экономический кризис не смог приостановить его выпуск. С другой стороны, академического издания, посвященного коммуникативным исследованиям (подобного американскому «Journal of Communication» или английскому «Culture, Media & So­ciety»), в нашей стране пока не существует, и это косвенно свидетельствует о том, что исследования массовой коммуникации, в частности в рассмотренном в монографии аспекте, только еще начинаются.

Наибольший интерес представляет изучение в отечественных условиях эффективности гипотезы «agenda-setting». Хотя гибридные исследования, осуществляемые по методу М. Маккомбса и Д. Шоу, являются весьма трудоемкими, их проведение способствовало бы решению ряда теоретических и практических проблем, связанных с ролью средств массовой информации в нашем обществе.

БИБЛИОГРАФИЯ

1 Андреев Ю.В. Поэзия мифа и проза истории. - Л., 1990.

2 Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. -М., 1995.

3 Ван Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. - М., 1989. 4. Гинзбург ЯЯ. Записные книжки. - М., 1999.

5 Дьякова Е.Н., Трахтенберг А.Д. Общественное мнение в Екатеринбурге в период выборов Президента России. Екатеринбург, 1996.

6. Массовая информация в советском промышленном городе

М., 1980.

7. Ршкевич Е.Д. Феноменологическая социология знания. - М,

1993.

8. Щрамм У., Сиберт Ф., Питерсои Т. Четыре теории прессы. -М., 1998.

9. Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках // Американская социологическая мысль. - М., 1994.

10. Altheide D. Creating Reality. How TV News Distort Events. -L., 1974.

11. Altheide D., Snow P. Media Logic. - L., 1979.

12. Altheide D. Media Power. - L., 1985.

13. Bogen D. The Organization of Talk // Qualitative Sociology. 1992. V. 15. №3.

14. dayman S. Displaying Neutrality in Television News Interviews // Social Problems. 1988. V.35. № 4.

15. Cohen J.E. Presidential Rhetoric & the Public Agenda // Ameri­can Journal of Political Science. 1995. V.39 № 1.

16. Cooley C.H. The Significance of Communication // Public Opinion & Communication. -N.Y., 1950.

12"

17. DeFleurM.L & Ball-Rokeach SJ. Theories of Mass Communi­cation.-N.Y., 1989.

18. DominickJ.R. The Dynamics of Mass Communication, 3 ed. -N.Y., 1990.

19. Epstein E.J. News from Nowhere: Television & the News. -N.Y., 1973.

20. Fairlough N. Language & Power. - Burnt Mills, 1989.

21. Goodwin Ch. Talk at Work: Interaction in Institutional Settings /7 Language in Society. 1995_: V. 25. № 4.

22. Hopkins M. Mass Media in the Soviet Union. - N.Y., 1970.

23 Hutchins R. Commission on the Freedom of the Press // A Free & Responsible Press. - Chicago, 1947.

24. Innis H. A. The Bias of Communication. - Toronto, 1951.

25. lyengar Sh. Is Anyone Responsible? How Television Frames Po­litical Issues. - Chicago, 1991.

26. lyengar Sh, & Kinder D.R. More than Meets the Eye: TV News, Priming & Public Evaluations of the President // Public Communication & Behaviour. V. 1.- L., 1986.

27. KlapperJ. The Effects of Mass Communication. -N.Y., 1961. 28 KosloffS. Narrative Theory & Television // Channels of Dis­course, Reassembled. - L._? 1992.

29. Lang K. & Lang G.E Politics & TV. - Chicago, 1968.

30. Lazersfeld P., Berelson Я, Gaudet H. The People's Choice. How the Voter Makes up his Mind in a Presidential Campaign. - N.Y., 1948.

3l.Lippman W. Public Opinion. -N.Y., 1954.

32. McCombs M, Eyal Ch, Graber £>., Weaver D. Media Agenda-Setting in the Presidential Election. - N.Y., 1981.

33. McCombs M, Shaw D. The Agenda-Setting Function of Mass-Media // Public Opinion Quarterly. 1972. V. 36. № 3.

34 McQuial D. Mass Communication Theory: An Introduction. - L.,

1994.

36 Molotch H., Boden D. Talking Social Structure: Discourse, Domination & the Watergate Hearing // American Sociological Review. V. 50. №3.

37. Molotch H. & Lester M. News as Purposive Behavior: on the Strategic Use of Routine Events, Accidents & Scandals // American So­ciological Review. 1974. V. 39. № 1.

38. Sacks H., SchegloffE. Opening up Closing//Semiotica.l973.V. 7.

39. Sacks H., SchegloffE,, Jefferson G. A Simplest Systematic for the Organization of Turn-Talking for Conversation // Language. 1974. V. 50.

40. SchegloffE. From Interview to Confrontation: Observation of the Bush-Rather Encounter // Research on Language & Social Interaction. 1988/89. V. 22.

41. SchegloffE. On an Actual Virtual Servo-Mechanism for Guess­ing Bad News: a Single Case Conjecture // Social Problems. 1988. V. 35. №4.

42. Shutz A., Luckmann T. The Structure of the Life-World. - L., 1973.

43. Stam R. Television News & its Spectator // Regarding Television: - Critical Approaches. - Frederic Md., 1983.

44. Wheeler M, Politics & the Mass-Media. - Oxford, 1997.

45. Zoonen van L Feminist Media Studies. - L., 1992.

Научное издание

⇐ Предыдущая12345

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: