Часть I. Причины учреждения патриаршества в России

Обзор литературы.

Исходя из формулировки темы дипломной работы, автор данного сочинения использовал труды «китов» русской историографии, таких как 1) митрополит Макарий (Булгаков) («История Русской Церкви»), 2) Доброклонский А.П. (Руководство по истории Русской Церкви), 3) архиепископ Филарет (Гумилевский) («История Русской Церкви»), 4) А.В.Карташев («Очерки по истории Русской Церкви»), 5) Н.Ф.Каптерев («Характер отношений России к православному Востоку в XVI–XVII вв.», «Царь и церковновные московские соборы XVI и XVII столетий»), 6) П.В.Знаменский («История Русской Церкви»), 7) Смолич (8 том «Церковная история митрополита Макария (Булгакова)»), 8) еп. Иннокентий (Смирнов), 9) А.Н.Муравьев («История Российской Церкви»), 10) Е.Е.Голубинский («О реформе в быту Русской Церкви»), 11) Н.М.Карамзин («История Государства Российского»), 12) митрополит Московский Платон (Левшин) («Краткая церковная история»), 13) Щербатов («Российская история»). В работе использованы также две специальные статьи профессора СПДА 14) П.Ф.Николаевского («Учреждение патриаршества в России», «Сношение русских с Востоком об иерархической степени Московского патриархата»). За основу для раскрытия темы данной дипломной работы автор взял фундаментальное исследование профессора 15) А.Я.Шпакова «Государство и Церковь в их взаимных отношениях в Московском государстве. Учреждение патриаршества в России».

При написании данной дипломной работы автор попытался предоставить критический обзор истории учреждения патриаршества в России, основываясь на исследованиях крупнейших русских историографов, а также на специальных работах по данной теме.

В работе будут раскрыты: 1) причины учреждения патриаршества, 2) характер ведения переговоров по учреждению патриаршества, 3) сами обстоятельства учреждения патриаршества, 4) права и привилегии, которые получил русский патриарх от восточных патриархов.

Часть I. Причины учреждения патриаршества в России

В русской историографии существуют различные взгляды на причины учреждения патриаршества в России. Светские историографы инициативу учреждения патриаршества приписывают исключительно честолюбию Бориса Годунова, соправителя слабого царя Федора Ивановича, когда Годунов, столкнувшись с митрополитом Дионисием и увидев в нем препятствие своим властолюбивым замыслам, удалил его с митрополичьего престола и приблизил к себе Иова и чтобы заручиться его поддержкой, возвел его в патриарха. Этого мнения придерживаются историки Щербатов, Карамзин, и Н.И.Костомаров.

Что касается церковных историков, то они единогласно протестуют против вышеизложенного взгляда и предлагают свои, также различные мнения. Так, митрополит Платон (Левшин) считает, что учредить патриаршество в России предложил константинопольский патриарх Иеремия, желая угодить набожному русскому государю.

Преосвященный Иннокентий (Смирнов) и Филарет (Гумилевский) причину возникновения русского патриаршества видят в благочестивой настроенности царя Федора Ивановича, желавшего возвысить Русской Церкви в глазах православного Востока.

Сравнивая взгляды русских церковных и светских историков, мы видим, что они очень противоречивы, и не отличаются полнотой и обстоятельностью и не раскрывают всей истории возникновения патриаршества в России. По сути своей они неудовлетворительны, потому что основаны не на внимательном, подробном изучении всех документов, относящихся к описываемому факту, а на личных симпатиях писателей к истории и судьбе патриаршества в России представляется явлением случайным, которое осуществилось благодаря воле тех или других исторических персонажей и случайным обстоятельствам. Позднейшие истории, специально занимавшиеся этим вопросом, не могли не заметить односторонности высказанных прежде взглядов на причины учреждения патриаршества и в своих объяснениях стали на более прочные основания. Причины учреждения патриаршества они видят как во внутреннем росте нашей церковно-исторической жизни, в частности, в истории развития и усиления нашей церковной иерархии, в отношении к ней русской светской власти, так и во внешнем положении нашей Церкви в общей судьбе христианского мира, в состоянии Церквей Востока и Запада, которые обусловили появление патриаршества в России. Они рассматривают учреждения патриаршества как закономерное и исторически обусловленное событие, а не как факт текущей политики и политической борьбы, к чему часто склонялись многие светские историки. По их мнению, идея патриаршества возникла не неожиданно, а естественно выросла из всей предшествующей истории Московской митрополии, являлись результатом осознания растущего значения Российского государства и несоответствие действительного положения Русской Церкви и ее иерархии тому месту, которое она занимала среди других православных Церквей. Такой взгляд на учреждение патриаршества раскрыт, прежде всего, в фундаментальном исследовании профессора СПДА А.Я.Шпакова и в статье профессора протоирея П.Ф.Николаевского «Учреждение патриаршества в России», а также в работах П.В.Знаменского, А.П.Доброклонского, Н.Ф.Каптерева, митрополита Макария (Булгакова), А.В.Карташева. Так, митрополит Макарий (Булгаков) писал, что мысль об учреждении патриаршества в России впервые высказал сам государь Федор Иванович, но «это не значит, что ему первому она и принадлежала, что он сам ее придумал. Нет, мысль эта еще прежде существовала в России и была распространена между книжными и образовательными людьми, которые ясно видели высокое значение своего отечества, своего государя и своей Церкви среди всего христианского православного мира, ясно сознавали высокое положение своего митрополита в сравнении со всеми патриархами, находившимися в тяжелом порабощении и нищете, и иные, хотя не так определенно, высказывали эту мысль еще в первые годы XVI века. Недоставало только случая, чтобы выразить ее прямо и решительно и приступить к ее осуществлению, — случай такой представился в связи с приездом в Москву одного из восточных патриархов». Все это произошло в правлении митрополита Дионисия, «когда Иов был только архиепископом Ростовским, следовательно, совершенно произвольно известное мнение, будто сам Борис Годунов задумал учредить патриаршества в России».

А.В.Карташев заметил, что идея патриаршества органически выросла из всей истории Русской митрополии Московского периода.

Действительно, если исторически проследить развитие древнерусской иерархии, то в характере ее развития становится очевидной одна из первых причин учреждения патриаршества в России.

Известно, что, приняв от греков христианство в Х веке, Русская Церковь до середины XV века находилась в полной и непосредственной иерархической зависимости от Константинопольского патриарха. Основанием этого были, во-первых, как это справедливо указал выдающийся русский канонист А.С.Павлов, «происхождение одной церкви от другой сопровождалось тем юридическом последствием, что первая, как бы колония (ecclesia filialis), становилась под власть последней, как своей митрополии (ecclesia matrix, μητρόπολις), без согласия которой эта власть не могла прекратиться». Во вторых, каноническим обоснованием подчиненности Русской Церкви Константинопольскому патриархату было 28 правило Халкидонского собора, по которому власти Константинопольского патриарха были подчинены все земли, расположенные севернее Фракии, в которых было введено христианство.

Здесь нужно остановиться на рассмотрении знаменитого 28 правила Халкидонского собора, которое имело огромное значение для Русской Церкви, а также на анализе тех условий и обстановки, которыми было обусловлено это высокое положение константинопольского патриархата. «Рассматривая условия возвышения власти константинопольского патриарха, писал А.Я.Шпаков, мы увидим,какую огромную роль играл в этом процессе византийский император; это дает нам интересный материал для сравнения и аналогий с деятельностью московских князей вообще и в особенности царя Федора Ивановича и правителя Бориса Годунова при учреждении патриаршества в Москве».

Еще со времен Иоанна Златоуста на Востоке шла непрестанная борьба между Александрийской и Константинопольской кафедрой, которая неожиданно возвысилась благодаря ряду энергичных константинопольских епископов, но главным образом благодаря близости императора.

Император Маркион, вступив на престол, решил воскресить старую церковно-государственную политику: «Император – глава Церкви. Ему принадлежит и должна принадлежать высшая духовная и светская власть», но возвышение александрийского патриархата шло вразрез с этим принципом, потому что «высший церковный иерарх должен быть в столице империи. Он является высшим учреждением, через которое в сфере церковного управления действует верховная самодержавная власть византийского василевса.

По императорскому приказу в 451 году в Никею стали собираться епископы для предстоящего Собора, но так как императору хотелось быть в курсе всех событий, происходящих на Соборе, то он, не имея возможности отлучиться в Никею, перенес Собор в Халкидон, близ Византии. Главным лицом Собора был император, зорко следивший за малейшими движениями отцов Собора, постоянно присутствуя на нем лично или через своих представителей. «Он – глава и председатель Собора. Он созывает Собор, назначает место и время заседаний. От него зависит закрытие Собора и утверждение соборных постановлений».

Нужно сказать, что еще до Халкиндонского Собора вместо константинопольского епископа фактически распространилась кроме Фракийского (II Вселенский Собор, учредив патриаршества разделил епархии, и при этом Нектарий, епископ Константинопольский, поставленный на том же Соборе, получил: «столицу и Фракию»).еще на Азийский и Понтийский диоцезы. Это фактическое положение вещей следовало лишь закрепить соборным определением, что и было сделано 28 правилом Халкидонского Собора. Все преимущества, которые давало это правило, не говоря уже о чести и о законной обосновании власти константинопольского патриарха – были предрешены наперед. Во всем видна мастерская рука императора.

Собор в 28 правиле провозгласил: «Следуя во всем определениям Святых Отцов, и признавая правила II Вселенского Собора, мы определяем и постановляем то же самое, ибо преимуществах святейшей Церкви Константинополя – нового Рима. Ибо и престолу древнего Рима Отцы прилично доли преимущества, потому что он был царствующей городом. Следуя тому же побуждению, епископ Константинопольский (II Вселенского Собора) предоставили равные преимущества, святейшему престолу нового Рима, справедливо рассудив, чтобы город, почтенный царским правительством и синклитом, и имеющий равные преимущества с древним царственным Римом, был возвеличен, подобно ему, и в церковных делах, будучи вторым, по нем. И потому, только митрополиты понтийского ассийского и фракийского округов, и, кроме того, епископы у иноплеменников вышеупомянутых округов, да рукополагаются от вышеупомянутого святейшего престола, святейшей Константинопольской Церкви; то есть, каждый митрополит вышеупомянутых округов, с епископами области, да рукополагает епископов епархий, как предписано божественными правилами. А самих митрополитов вышеупомянутых округов должно рукополагать, как сказано, Константинопольскому архиепископу, после того, как сделано по обычаю, согласное избрание и представлено ему».

Текст правила изложен так, как будто он не привносит ничего нового к предшествующему постановлению, а только утверждает и комментирует его. В действительности же это правило содержит в себе совершенно новое определение, которое имеет в виду не только преимущества чести или места Константинопольского епископа после Римского, но и утверждает за первым все права высшей церковной власти, то есть это правило возвело Константинопольского патриарха по положению, правам и власти на степень патриарха, подчинив ему три диоцеза с правом рукополагать тамошних митрополитов, вызывать их на Соборы, судить и т.д., одним словом – 28 правило Халкидонского Собора признавало его таким же патриархом, каким был папа.

Правило это было принято в отсутствие папских легатов, поэтому на следующем заседании Собора оно было опротестовано ими, указавшими на то, что оно вносит в Церковь «ссоры, соблазны и расколы», и что составлено оно «вопреки канонам и церковному благочинию». Этим протестом закончилось заседания Халкидонского Собора. Папа Лев I также не согласился утвердить 28 правило этого Собора, мотивируя это тем, что основой церковного преимущества может быть только Апостольская кафедра, а Константинополь, являясь лишь резиденцией императора, не может претендовать на увеличение своей чести и власти. Далее папа говорит, что это правило нарушает преимущества Александрии и Антиохии, а также права митрополитов и противоречит канонам Никейского Собора (правило 6) и всем постановлениям Святых Отцов. «Сколько бы суетное возвышение ни устраивало себя на вынужденное согласие и не считало нужным укреплять свои желания именем Соборов, — все будет слабо и ничтожно, что не согласно с канонами упомянутых отцов, — писал папа, — потому что спокойствие всеобщего мира не может иначе сохраняться, как если будет соблюдаться ненарушимое почтение к канонам».

Итак, 28 правило Халкидонского Собора не было признано Римской Церковью, как противоречащее канонам I Вселенского Собора. Необходимо также заметить, что Константинопольская Церковь на основании этого правила не имела полномочий подчинять себе Русскую Церковь, потому что территория этой Церкви при самом начале своего основания не принадлежала ни к одному из диоцезов константинопольского патриархата и была Церковью особой страны, особого народа, вовсе не входивших в состав Византийской империи.

Существенным признаком подчинения Русской Церкви Константинопольскому патриарху было назначение и поставление им митрополита для русской Церкви. 28 правило Халкидонского Собора дает Константинопольскому патриарху право рукополагать митрополитов в трех диоцезах (Понт, Азия и Фракия до того времени уже имели своих независимых экзархов), из числа лиц, избранных по обычаю на месте (т.е. в этих диоцезах); епископы этих диоцезов ставятся уже своими митрополитами. Обоснованием, по которому Константинопольский патриарх пользовался правом назначать и поставлять митрополитов для Русской Церкви, византийские канонисты принимают предоставление ему Халкидонским Собором права поставлять епископов у «иноплеменников», «иноплеменных народов», обитавших в пределах в пределах подчиненных ему диоцезов. Вальсамон в толкованиях на 28 правило Халкидонского Собора говорит: «а под иноплеменниками разумеет Аланию, Россию и другие; ибо аланы принадлежат к понтийскому округу, а россы к фракийскому». Но если подобное толкование этого правила в настоящее время и возбуждает возражения у ученых и исследователей, то в прежние времена в сознании греков и русских такая зависимость не подлежала никакому сомнению».

Власть Константинопольского патриарха над Русской Церковью была чрезвычайно велика и на первых порах не вызывала никаких протестов. Начнем с того, что патриарху принадлежало, как было сказано выше, право назначения и постановления митрополита на Русь. Русская Церковь, по воззрениям Византии, представлена собой один из митрополичьих округов, притом столь незначительный, что он в правление императора Льва Философа в списке этих округов занимал лишь 61 место, а при императоре Андронике – старшем она переместилась на 70 место. Как и в каждый из этих округов, патриарх и присылал на Русь избранного им митрополита. В Константинополе придерживались такой мудрой политике, что митрополит для Руси был уже предварительно избран и отправлялся туда, как только патриарху станет известно о смерти прежнего русского митрополита. Для упрочнения упомянутой зависимости Константинопольскому патриарху было выгоднее иметь греков своими представителями на кафедре русской митрополии, так как они более тяготели к Византии и сильнее ощущали свою зависимость от Константинополя, чем митрополиты, избранные из иноплеменников, а потому и более склонны были поддерживать интересы Константинопольской Церкви и Византийской империи, хотя бы и в ущерб интересам той страны, попечение о духовном просвещении им было вверено. В связи с этим на Русь часто присылались греки, совершенно не знакомые ни с русской жизнью, ни с ее языком, чужим нравам и обычаями страны, часто неугодные народу и князьям. Хотя это и оправдывалось отчасти, по крайней мере, на первых порах, недостатком на Руси лиц, которые могли бы занять митрополичью кафедру, но все же это должно было вызвать протест. Подобный протест в среде русского духовенства, даже с попыткой поставить его на каноническую почву, можно отметить уже в первой половине XII века. Избрание на русскую митрополичью кафедру Климента Смолятича (1147 г.) повлекло за собой, как известно девятилетний раскол между Русской и Греческой Церковью. Его избрание произошло не без борьбы на Соборе русских епископов, среди которых епископ Онуфрий Черниговский явился особенно ярким выразителем желания освободить Русскую Церковь от подчинения Константинополю. «Епископам, собравшимся вместе (т.е. Собору епископов), принадлежит власть поставлять митрополита», — говорил он, проводя на Соборе идеи великого князя Изяслава, желавшего сделать выборы русского митрополита независимыми от Константинопольского патриарха и императора и поставить угодного ему Климента Смолятича. Вскоре после того и князь Ростислав смоленский потребовал, чтобы в Константинополе считались с желанием русского князя при выборе митрополита, угрожая: «сделать закон вечный избирать и поставлять митрополита русским епископом с повеления великого князя». Но надо заметить, что требования эти были тщетны, и можно насчитать всего лишь несколько случаев, когда в русские митрополиты избирали русских. В домонгольский период только два митрополита (Иларион и Климент Смолятич) были русские; остальные, около двадцати человек были греками. Со времен татарского ига до митрополита Ионы из восьми митрополитов только три русские (Кирилл II, Петр, Алексий), остальные – греки.

Подобные протесты на первых порах были единичными и оставались безрезультатными в связи с тем, что в самом русском сознании пока еще всецело царило греческое влияние, особенно в церковно-религиозных вопросах. Греки являлись поборниками и знатоками чистого Православия, они знали, что православно и что нет, а потому и «лучше всех могли оберечь и охранить его от возможных ошибок, заблуждений и сторонних вредных влияний. Сомнений в их компетентности в делах веры, а тем более в их безусловной преданности православию, тогда еще не существовало: греки в глазах тогдашних русских, как писал Каптерев, были более благочестивыми и более святыми, нежели они, — русские».

Монгольское иго существенно отразилось на положении вещей. Греки приезжали неохотно в разоренную страну, а с другой стороны это повлекло за собой невольное сближение местной государственной власти с представителями власти церковной и в этом сближении «был зародыш тесных отношений, преследующих взаимную помощь и поддержку», в конечном счете, сильно увеличивших могущество и той и другой власти.

Заметим, что усиление и развитие древнерусской церковной епархии также были одной из причин учреждения патриаршества в России. Русские, приняв христианство из Византии, получили от греков вместе с вероучением, богослужебными книгами и церковными правилами (например, «Номоканон») также и готовые формы церковного управления. Отличительными чертами этого управления на практике были: 1) полное развитие централизованной системы управления, строгое подчинение епископов митрополитам, митрополитов – патриарху; 2) установившийся обычай, по которому церковная власть всегда действовала возле светской власти, развивая собственное могущество при помощи последней. Эти черты византийской церковной жизни потом были перенесены в практику Русской Церкви, которая должна была повторить все то, что создала практика Греческой Церкви и довести централизацию власти до конца – до учреждения патриаршества. Значение митрополитов и епископов на Руси со временем все более возрастает, причем особо возрастает значение тех иерархов, которые опираются на более сильную власть. Какой князь был сильнее, там возвышается и епископ и получает титул архиепископа; где устраивается великий князь, туда переносится и кафедра митрополита.

В свою очередь, во времена удельной системы, митрополиты были на стороне великого князя и помогли им подчинить удельных князей. Они писали о необходимости подчиниться старшему брату как отцу. В свою очередь, великие князья быстро понял необходимость сближения с епископами и, особенно с митрополитами, и так же стали оказывать им особое внимание и уважение, как отцам духовным. Во времена удельной розни русский митрополит был центром, около которого группировалось все светлые, духовные силы, облегчавшие бедствия народа. В Константинополе хорошо понимали такое значение митрополита. Когда в XIV веке появились попытки ослабить церковную и гражданскую в России, то патриархи писали о необходимости поддержания единства в русской митрополии, как противовеса удельной раздробленности Руси. Но, несмотря на это, полпытки к децентрализации церковной власти в России и образованию нескольких особых митрополий выходили из разных политических центров и громко свидетельствовали о росте и значении церковной иерархии. Такие попытки были, прежде всего, на севере России. Так Андрей Боголюбский, сильный удельный князь, будучи во вражде с киевскими князьями, решился отделиться от Киева и образовать у себя особую митрополию, независимую от Киевского митрополита. Но патриарх отказал ему в этом, ссылаясь на прежние порядки и церковные каноны. Но обстоятельства вскоре оправдали намерения Боголюбского.

После разорения Киева монголами, киевский митрополит Кирилл, не находя в нем приюта, отправился на север и жил во Владимире и Суздале. Его приемник Максим, верный византийским традициям, испытав то же самое, вскоре понял, что ему лучше поселиться возле сильного тогда владимирского князя, и перенес свою кафедру во Владимир. Южнорусские князья ревниво отнеслись к такому переселению митрополитов и попытались учредить у себя митрополию и отправили в Константинополь своего кандидата — игумена Петра. Но в Константинополе уважали права более сильных северных князей и не желали делить единую Русскую митрополию, поэтому патриарх поставил Петра митрополитом «всея Руси» и позволили ему переселиться в возвышавшуюся тогда новую столицу Руси – Москву. Святитель Петр, как истинный патриот, во многом способствовал делу возвышения Московского государства и Московской митрополии. Он всегда поддерживал сторону великого князя в борьбе с удельными князьями и убедил его устроить в Москве Кафедральный Собор и пророчествовал о будущей славе Московского государства и о славе Русской Церкви. Приемники святого Петра продолжили его дело и всеми силами заботились о расширении власти великого князя и власти митрополита вследствии расширения пределов собственной митрополии. Но, как известно, вскоре наступило разделение Русской митрополии на Западнорусскую и Московскую, вследствие чего власть Московского митрополита была значительно ограничена.

Но московские митрополиты взамен этого географического ограничения их власти значительно укрепили свою власть во внутреннем управлении делами Церкви и получили великие государственные права и преимущества, а в иерархическом отношении не только перестали зависеть от константинопольских патриархов, но и фактически сравнялись с ними в управлении церковными делами своей обширной области.

Такого внутреннего роста власть митрополита достигла не сразу. Централизация церковной власти на Руси началась на много раньше образования самостоятельной Московской митрополии, независимой от Константинопольского патриархата. Еще киевские митрополиты стали, заботится об упрочнении своей власти над местными архиереями. Поэтому они, подобно Константинопольскому патриарху, который управлял церковными делами не всегда согласно церковными канонами, также стремился утвердить свою власть разными способами. Так, они часто посвящали епископов помимо согласия удельных князей и местного духовенства, Киевский митрополит на первых порах был и единоличным судьей для епископов и часто без решения Собора удалял их с епископской кафедры.

Однако в тех княжествах, где было сильно вечевое устройство (например, Новгород, Ростов), утвердился обычай избирать архиереев с согласия князя и местного духовенства. Древние киевские и московские митрополиты весьма недружелюбно смотрели на такой порядок и старались ослабить и уничтожить его. Митрополиты старались поселить в умах великих князей подозрение против еще оставшегося удельной свободы – вечевой жизни и, опираясь на великокняжескую силу, успешно завершили централизацию церковной жизни. В этом случае интересна борьба московского митрополита с новгородскими владыками. Новгородцы жаловалисьв Константинополь в 1353 году на «непотребные вещи, приходящие с насилием митрополита», а в конце XIV века они решили вовсе отложиться от Москвы, отказавшись платить дань великому князю, и заявили, что не хотят зависеть от митрополита и платить ему дань. Узнав о том, митрополит Киприан приехал в Новгород и убеждал жителей и духовенство порвать составленную грамоту, но новгородцы «слова сего не приняша, грамоты не подраша и митрополит пойде из Новгорода, великое нелюбие держа».

А когда новгородцы в XV веке по тем же причинам перешли на сторону литовского князя и Литовского митрополита, то митрополит, опасаясь совершенной потери своего влияния на новгородцев, представил их изменниками Православию великому князю Ивану III и убедил его идти войной на Новгород и оружием принудить их подсиниться своему митрополиту. В итоге Новгород в 1478 году пал в политическом и церковном отношении.

С этих пор митрополиты закончили свои заботы о централизации своей власти в Русской Церкви. При содействии великого князя они совершенно изменили прежний порядок назначения на епископские кафедры: избрание вечем и князьями было уничтожено, епископы посылались из Москвы из природных москвичей, без согласия народа, а с согласия великого князя и благословения митрополита. Такой порядок стал быстро прививаться в разных местах и только Новгород пытался сопротивляться. Новая попытка новгородцев в XVI веке отложится от Москвы вызвала новый поход Ивана IV, который закончился уничтожением останков прежней свободной жизни Новгородской области.

К середине XV выработался такой порядок замещения епископской кафедры, по которому навсегда уже устранялось участие местного клира и мирян в избрании епископов, и дело избрания передавалось освященному Собору при митрополите, зависело от воли митрополита и великого князя. Этот порядок утвердил Собор и был описан в особой уставной грамоте, которую разослали по епархиям. В этой уставной грамоте, в своих «исповеданиях» епископы обязывались во всем повиноваться своему митрополиту, беспрекословно и плотить ему епархиальные пошлины, по первому зову являться к нему на сборы и для суда.

Епископы, поставленные в такие подчинения отношения к митрополиту, не сразу к этому привыкли, и иногда обращались к нему в своих церковных нуждах как к брату во Христе. Известно, что когда один из полоцких епископов в письме к митрополиту Ионе назвал его своим братом, то митрополиту такая форма обращения показалось непочтительной. «Мы удивились, — писал Иона, — что ты относся к нашему смирению не так, как изначала относились полоцкие епископы к прежним митрополитам, а по-новому. Не знаем, дошел ли ты до глубокой старости и беспамятства, или забыл священные правила и вопреки им надмился гордостью? Нам достойно оказывать смирение, чтобы каждый епископ и архиепископ соблюдал церковную степень, каждый свою, по чину их, как предано то из старины. Ну, посуди сам, пристало ли нам, митрополиту, писаться братом к Святейшему патриарху? Да не будет. Но он волен, хоть и не должен, писаться так нам, своим сынам, когда пожелает. Ровно и мы можем так писать к вам, но не вы, наши дети, к нам, разве только увлечётесь гордостью и будете без ума».

Таков был рост митрополичьей власти в России. Он официально считался отцом всех русских пастырей – все они под его властью существуют, они им избираются и распределяются. Права митрополичьей власти утверждались грамотами и уставами светской власти. Теперь для московского митрополита не хватало только имени патриарха, хотя на деле он пользовался всеми правами, какие впоследствии принадлежали московскому патриарху. Нужны были только внешние обстоятельства, которые содействовали признанию необходимости учреждения патриаршества в России.

Но вернемся к дальнейшему рассмотрению исторического процесса предшествовавшего установлению патриаршества. Весьма существенным правом Константинопольского патриарха, в котором также проявлялась полная зависимость русского митрополии, было право высшего суда над русскими митрополитами по жалобам и обвинениям против них или по спорам их с епископами и князьями. До фактической самостоятельности Русской Церкви при Василии II, Константинопольские патриархи несколько раз пользовались этим правом.

Первый по времени суд над русским митрополитом – это суд над Климентом Смолятичем. Далее был суд над митрополитом Петром, затем – над митрополитом Алексием в Константинополе, в присутствии и императора; затем над Пименом, который получил обманом сан митрополита.

Как уже было упомянуто, Константинопольскому патриарху приходилось участвовать в качестве высшей судебной инстанции и в спорах новгородцев и их владык с московскими митрополитами. Понятно, что с правом суда тесно соприкасалось право высшего надзора над Русской Церковью. Это право предполагает предоставление отчетов, а также разрешения запросов по поводу всех нарушений и религиозных споров. Русские митрополиты были обязаны ежегодно судить в Византию, и только в идее исключения из-за дальности и трудности пути, им разрешено было приезжать реже, но не менее раза в два года.

Сами патриархи, иногда, в обход митрополитов, обращались с теми или иными церковными мероприятиями непосредственно в русские епархии – например, возводили епископов в архиепископы, назначали епископов, — и особенно часто обращались с руководственными посланиями, разрешая религиозно-обрядовые споры. Так еще в XII в. на Руси разгорелся спор о посте в среду и пятницу. Ростовцы в связи с этим спором изгнали епископа Нестора и Андрей Боголюбский их поддержал. Патриарх Лука Хрисоверг прислал грамоту, где подробно ссылаясь на каноны, доказывал правоту Нестора и увещевал русских подчиняться церковным правилам. Патриарху Герамону также пришлось отправить на Русь руководственное послание в связи с укоренившимся в России обычаем допускать к священству рабов.

Ереси также вынуждали патриарха обращаться на Русь с учительными посланиями – например, в связи с ересью стригольников. По мнению А.Я.Шпакова, именно распространение ересей сыграло большую роль в дальнейшем сближении местной высшей духовной и светской властей, соединившихся для борьбы с ними. Но об этом будет сказано ниже. Пока же духовная помощь Константинополя, где сиял свет истинного Православия, была безусловно нужна.

Немаловажной чертой зависимости Русской Церкви от Константинопольского патриарха являлось взимание дани с русского митрополита, размеры которой определить трудно, из-за недостатка исторических свидетельств. Дань эту митрополит собирал с епископов, а те со своих епархий, т.е. со всего духовенства и народа.

Блеск и престиж византийских императоров, которые помазываются Святым Миром в цари всех христиан (и это уже почти стало догматом православных христиан), утверждали благочестие, собирали Вселенские Соборы, утверждали каноны, принятые на Соборах, должны были при тогдашней религиозной настроенности, до поры до времени, сильно импонировать русским князьям. Если византийский василевс был “внешним епископом”, если он низвергал и предавал анафеме самих епископов, если он сам обращался с обращениями к духовенству, то понятно то огромное различие, которое существовало в отношении к Церкви между ним и русскими князьями — учениками духовенства в делах духовных и светских, подлежащих суду патриарха как высшей инстанции.

Но это могло продолжаться лишь до известного времени. “Идеи византизма с его теснейшей связью между светской и духовной властями с сознательным неразграничением их прав и взаимных отношений, постоянно популяризировались на Руси. А так как эти воззрения упали на благодатную почву и были восприняты целиком, то тем легче должна была вырисовываться необходимость освобождения от власти Константинопольского патриарха с того момента, когда политическая судьба древней Руси выдвинула ее в ранг сильного самостоятельного государства со своим великим князем, власть которого выросла до неограниченности”.

Император — помазанник Божий и верховный покровитель Константинопольской Церкви — явился главой и в сфере церковного управления, и сами русские князья неоднократно обращались к нему по поводу церковных дел. По праву верховного главы, император оказывал влияние на дела Русской Церкви, как одной из митрополий Константинопольского патриарха, а патриархи всеми силами поддерживали церковный авторитет императора в русских землях.

Но случалось так, что в княжение Дмитрия Донского, греки позволяли себе по отношению к нам такие действия, которые глубоко оскорбили и возмутили русских, и совершенно подорвали их доверие. Дела, которые так дискредитировал греков в глазах Русских, касались поставление в митрополиты Киприана при жизни митрополита Алексея, столь уважаемого и любимого архипастыря и особенно “вопиющее деяние” (по выражению Е.Е.Голубинского) — поставление в митрополиты самозванного кандидата Пимена и действие греков во время церковной смуты после смерти митрополита Алексия. Русские заявили свой протест против беззаконных действий решительно и своеобразно: они, по мнения А.Я.Шпакова, составили себе убеждение, что у нравственно-падших людей погибло истинное благочестие веры, и перестали признавать их авторитет в этом отношении.

Митрополит Платон (Левшин), описывая смутные времена в Русской Церкви, происшедшие из-за злоупотреблений греков, говорит: “Никак не можно извинить предосудительному поступку цареградских патриархов (то есть поставления Пимена и Дионисия)”, поэтому надлежало во избежание таких соблазнов, чтобы Церковь Российская освобождена от этого права, которым Константинопольские патриархи злоупотребляли. И действительно, со времени поставления Пимена и произведенной этим смуты в митрополии, наши предки начали смотреть на греков, как на людей нравственно несостоятельных и глубоко падших, этот же взгляд, несомненно, был причиной этого вывода, будто греки после Флорентийской унии утратили чистоту Православия.

Уже сын Дмитрия донского — великий князь Василий Дмитриевич, открыто и не стесняясь выражал свое пренебрежение к Константинопольскому патриарху и византийскому императору и требовал от митрополита, чтобы имя императора не упоминалось в диптихах за богослужением. Константинопольский патриарх Антоний узнав об этом послал в 1389 году грамоту Василию Дмитриевичу. Текст этого документа прекрасно описывает взаимоотношения Церкви и государства в Византии, отношение императора к делам Церкви. Патриарх пишет: “На всяком месте, где только именуются христиане, имя царя поминается всеми патриархами, митрополитами, епископами. Невозможно христианам иметь Церковь, но не иметь царя. Ибо царство и Церковь находится в тесном союзе и общении между собой, и невозможно отделить дру

123Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: