Часть III. Права и привилегии Московского патриарха

Но обилие царских даров (как и в первом случае, с патриархом Иоакимом) не гарантировало быстрого выполнения воли Москвы на Востоке. Еще многих забот и подарков стоило Москве соборное признание восточными патриархами Московского Патриархата. В связи с задержками по церковным делам в Польше и Молдавии, Иеремия только весной 1590 года смог вернуться в Константинополь. В мае он собрал в Константинополе Собор по русскому делу. На нем присутствовали Антиохийский патриарх Иоаким и Иерусалимский Софроний. Александрийский патриарх Сильвестр был болен и ко времени заседания Собора умер, а его заместитель, знаменитый канонист, Мелетий Пигас не одобрял действий Иеремии и все равно не поддержал бы его на Соборе. Чтобы не огорчать русских, Иеремия решил использовать александрийское междупатриаршество и рассказал обстоятельства его действий в Москве и описал величие Московского царства. По словам соборных актов, Иеремия в своей речи поведал собратьям-патриархам и епископам о блеске Русского государства, о благочестии царя, о щедрости и почестях приема патриарха в России, и, наконец, о просьбе царя учредить патриаршество в России, что нельзя было пренебречь просьбой царя, «яко един сей есть на земли царь православный, да недостойно бы учинити воли его». А потому Иеремия и поставил в патриархи Иова и подписал «Уложенную грамоту». Восточные патриархи, услышав о тех «достохвальных делах», одобрили действия Иеремии.

Константинопольский Собор 1590 года решил утвердить открытую в Москве патриаршую кафедру с тем, чтобы и после Иова ставились патриархи в Москве, признать права русского патриарха наравне с правами других патриархов и отвести ему в диптихе пятое место — после Иерусалимского патриарха. Решение Собора было подписано патриархами (кроме Александрийского) и другими членами Собора. А 28-го мая 1591 года оно было доставлено в Москву митрополитом Тырновским Дионисием. По дороге в первопрестольную царскому дьяку Протопопову было велено узнать, из кого состоят Собор, молились ли на Соборе о здравии русского царя, поминали ли на ектениях патриарха Иова, и знают ли о решении Собора турецкие власти. «Словом, — пишет А.В.Карташев, — русские не доверяли восточной дипломатии и хотели, чтобы все было по-настоящему легально и твердо, вплоть до признания русского патриаршества турецкой властью, чтобы не было споров с политической стороны. В поминаниях Московского царя на ектениях русские явно хотели воскресить честь василевса II Рима и закрепить ее за василевсом III Рима».

Разведка дьяка Протопопова не удовлетворила Москву. Казалось бы, что может быть лучше? Ведь русское правительство было навсегда официально утверждено Константинопольским Собором. Но Москва осталась очень недовольно тем, что русский патриархат получил лишь 5-е место. Она всерьез считала себя Третьим Римом, и как единственное теперь православное царство, и своего патриарха считала настоящим «вселенским», то есть первым. Но уступая веским фактам, конечно, соглашалось признать первым Константинопольского патриарха. Второй — Александрийский патриарх — в глазах русских тоже обладал «страшным» титулом «папы, судии вселенной и 13-го Апостола»! Так и быть, москвичи готовы были уступить и ему, но 3-е место считали уже точно своим.

Поэтому, согласно результатам Константинопольского Собора 1590 года, митрополит Дионисий Тырновский со своей свитой был принят с подчеркнутой холодностью. Под самой Москвой его встретила депутация патриарха Иова и потребовала, чтобы соблюдалось достоинство русого патриарха, чтобы Дионисий и ехавший с ним спутник епископ Каллистрат вышли из экипажа и стоя выслушали приветствие Иова из уст архимандрита и протопопа; и лишь после этого последние подошли и Дионисию и Каллистрату под благословение.

20-го июня гости были приняты царем. Дионисий вручил грамоты и подарки: мощи и золотые царские венцы царю Федору и Царице Ирине. Царь просил епископов присесть, но ничего с ними не говорил. «А посидев мало, велел приставам с ними ехать на подворье». Как мы видим, царь отпустил митрополита Дионисия, не позвав его к царскому столу обедать. На довольно долгое время сношения с ним были совершенно прерваны.

Лишь 1-го августа царь дал «указ» увидеться Дионисию с московским патриархом, но никаких переговоров по поводу привезенной соборной грамоты не было. А греки, помимо нее привезли еще ряд ходатайств о милостыне, и в случае восторженного приема, хотели их использовать. Это явно не удалось, и Дионисий приберег эти ходатайства до более удобного момента. Но вида, что этого «удобного» момента не дождаться, он, наконец, объявил 2-го октября 1591 года, что у него есть письма к Годунову и что он хочет с ним увидеться. 5-го октября Годунов принял митрополита с почетом. Дионисий вручил ему два письма: от Собора и от патриарха Иеремии. В соборном письме дублировалось то, что написано к царю, только с прибавлением комплимента, что русские патриаршество устроено как по воле царя, так и по воле Бориса Годунова. А патриарх Иеремия просил 6000 рублей на сооружение Константинопольской патриархии.

7-го октября Дионисий получил разрешение посетить Троице-Сергиев монастырь. Начальству монастыря было указано встретить его «как встречали Антиохийского патриарха и дать дары».

Дав понять Дионисию, что Москва не в восторге от привезенных им известий, русское правительство сочло все-таки необходимым использовать его приезд, чтобы добиться исправлений и дополнений в соборном решении восточных патриархов. А именно, добиться 3-го места для русого патриарха и дополнить решение Собора 1590 года участием Александрийского патриархи, подписи которого не было под соборной грамотой. Вероятно, из других источников в Москве знали, что новый Александрийский патриарх Милетий Пигас называл нелегальными действия патриарха Иеремии, как вызванные принуждением со стороны московского правительства, а Собор 1590 года неполным, ибо он состоялся без предварительного соглашения всех восточных патриархов. Он укорял в письмах патриарха Иеремию за то, что совершать такое дело один патриарх не имеет права; ибо может совершать только Собор и притом Собор Вселенский.

Эти пререкания и споры обоих патриархов не только лишали учреждение Московского патриаршества блеска, соответствующего должного отношения к нему православного Востока, но и делали вообще шатким и непрочным правовое положение Московского патриарха.

Царь Федор Иванович после долгих раздумий решил вновь применить все средства, чтобы добиться пересмотра решений Собора 1590 года на новом вселенском Соборе, на котором должен был присутствовать и Александрийский патриарх Мелетий Пигас. А пока в Москве было принято решение поминать Московского патриарха на третьем месте.

Но, был созван Собор по этому вопросу или нет, неизвестно. Во всяком случае, сохранился документ, в котором упоминается, что якобы царь и освященный Собор утвердили на веки поминать Русского патриарха на третьем месте, после Александрийского патриарха.

Митрополиту Дионисию велели готовиться к отъезду и дали понять, что Москва может быть щедрой и исполнять все прошения о милостынях, если ее пожелания тоже не будут игнорироваться. 2-го декабря Дионисий на прощание получил торжественную аудиенцию во дворце, после которой был приглашен к царскому столу и получил подарки от царя и царицы. 12-го января по приказу царя Дионисий был принят патриархом Иовом, а 18-го февраля 1592 года он выехал из Москвы. На границе его догнал царский курьер и передал ему подарки и царские письма. Царь также послал Иеремии на устроение патриархии разных подарков и ценностей на сумму, которая превышала 6000 рублей. Патриарх Иов в письме к Иеремии между прочим сообщает, что якобы Русский Собор постановил поминать Московского патриарха на третьем месте, после Константинопольского и Антиохийского. А царь Федор в своем письме подробно напоминает Константинопольскому патриарху, что при поставлении Иова в патриархи Иеремия якобы согласился, совместно с Собором русских епископов, признать за Русским патриархом третье место. По мнению А.В.Карташева, царь не мог сказать неправду в глаза Иеремии, и вопрос этот не мог тогда же обсуждаться. А Иеремия не мог не обещать, что он обо всем похлопочет перед Собором восточных патриархов. Очевидно, говорит этот же историк, Иеремия на все согласился в Москве, но не все смог утвердить на Соборе 1590 года. Да и не понимали восточные патриархи важности этого вопроса для Москвы, потому и пренебрегали им. И теперь московский царь вновь акцентирует их внимание на этом пункте.

Царь послал письма и ко всем другим патриархам. В письме к Мелетию Александрийскому царь просит его согласиться с другими патриархами утвердить учреждение русского патриаршества.

Патриарх Мелетий, уже перед этим осознавший значение московского царя для Православия (будучи хорошо осведомлен о жестком давлении на Православие в Польше), решил свое недовольство действиями Иеремии отделить от русского вопроса и признать учреждение московского патриаршества вполне легальным. Он решил созвать в Константинополе Собор с участием всех восточных патриархов. Москва вновь направила финансовые потоки на Восток. Вслед за митрополитом Дионисием из Москвы прибыло особое посольство во главе с царским дьяком Григорием Нащокиным с богатой милостыней и с инструкцией по воздействию на греческих иерархов. В декабре 1593 года из Москвы выехал другой посол, Иван Кощурин, с милостыней для Афона, Константинополя и славянских земель. Через месяц, в январе 1594 года, новое посольство под руководством дьяка Михаила Огаркова выехало с новой, небывало богатой милостыней для Константинополя, Антиохии, Иерусалима и Синайской горы. Восточные бедняки, по мнению А.В.Карташева, наконец, должны были почувствовать, с кем они имеют дело.

Получив послание царя Федора Ивановича, патриарх Мелетий Александрийский поспешил в Константинополь, и здесь 12-го февраля 1593 года состоялся новый, полный и «целосовершенный» (в отличие от предыдущего Собора 1590 года) Собор восточных иерархов. На нем присутствовали патриархи Цареградский Иеремия и Александрийский Мелетий, представлявший и голос Антиохийского патриархата, ибо Антиохийский патриарх Иоаким умер незадолго до начала этого Собора. Как представитель царя, согласно древней традиции, на Соборе присутствовал дьяк Григорий Нащокин. Председательствовал на Соборе и вел Соборные заседания сам Мелетий Пигас.

Обратившись к Собору с речью, он сказал, что вопрос будет решаться исключительно на основании правил Вселенских Соборов. Ссылаясь на 28-е правило Халкидонского Собора (утвердившего преимущество Константинопольского патриархата ради царствующего града Нового Рима), которое, по его мнению, вполне применимо и к Москве, Мелетий сказал, что признает вполне законным учреждение Московского Патриархата и считает Московского патриарха равным по чести и достоинству всем прочим православным патриархам. Но, с другой стороны, указывая на 6-е правило никейского Собора, 24-е правило Халкидонского и 36-е Трульского, которые строго определили иерархическую последовательность патриарших кафедр, он как папа и «судия вселенной» заявил, что не находит возможным дать Московскому Патриархату третье место в ряду Патриархатов и потому признает его лишь пятым, после Иерусалимского. Остальные патриархи вполне согласились с мнением Мелетия, а Иеремия прибавил: «Мы так и прежде учинили и письменно изложили благочестивейшему царю». Это решение Собора, подписанное всеми присутствовавшими, было вручено московскому послу Григорию Афанасьеву и отправлено в Москву. Это была опять горькая пилюля для Москвы, и, чтобы хоть как-то ее позолотить, Собор постановил: «…присуждаем, чтобы благочестивейший царь московский и самодержец всея Руси и северных стран, как поныне поминается за богослужениями Восточной Церкви, в священных диптихах и на проскомидиях, так был бы возглашаем и в начале утрени. По окончании двупсалмия, по имени как православнейший царь». Всегдашнее возглашение вслух в начале утрени среди молитв за царя имени царя московского, по мнению А.В.Карташева, конечно, не могло свободно применяться на практике в странах, находящихся под турецким игом. Москве давалась лишь некая иллюзия равенства ее царя с Византийским василевсом. По мнению митрополита Макария (Булгакова), восточные патриархи, несомненно, не могли не понимать, что их новое Соборное определение не сможет вполне удовлетворить русское правительство. Лучше всех это должен был осознавать Мелетий Пигас, которого царь особенно просил посодействовать в решении вопроса относительно значения русского патриаршества и который на этом последнем Соборе в Константинополе имел преимущественное право голоса как отсутствовавший на соборе 1590 года.

Поэтому одновременно с тем, как в Москву через дьяка было отправлено решение «целосовершенного» Цареградского Собора 1593 года, Мелетий послал в Россию от себя письма царю, царице, патриарху Иову и Борису Годунову. Эти письма повезли племянники Мелетия архимандрит Нифонт и чтец Иоанн (вероятно, опять для сбора милостыни!) Мелетий теперь уже восхвалял факт учреждения Московского патриаршества: «…благочестивейший царь Федор Иванович с святейшим братом и сослужебником нашим патриархом Иеремиею… начали прекрасное и богоугодное учреждение патриаршего престола».

Патриарху Иову он прислал в подарок посох и говорил: «Да имеет твой высочайший патриарший престол в дар от нас этот посох, который имел у нас доселе великую цену, впрочем, не дороговизною своею, а почтенною древностию… Это посох преблаженного кир Иоакима Александрийского, который патриаршествовал 79 лет, живши сто лет, и который, испив яд, остался по благодати Божией невредим». Он также прислал патриарху накладную митру (но, по мнению митрополита Макария (Булгакова), эта «двойная диадима» была послана не патриарху, а царю Федору Ивановичу) со словами: «Тебе за твои подвиги следует быть увенчанным двойною диадимою: одну ты имеешь от предков свыше… другую же предоставляем тебе мы. Эта диадима (головной убор, наподобие накладной митры) дана святы Ефесским Собором, бывшим при достославном самодержце Юстиниане, Александрийскому апостольскому престолу, и ею, по примеру святейшего папы старейшего Рима, одни только предстоятели Александрийской Церкви имели обычай украшаться».

Все эти письма и подарки Александрийского патриарха не могли подавить в русских чувство недовольства итоговым решением Константинопольского Собора 1593 года, но против этого решения они ничего не могли предпринять и поневоле должны были смириться.

По поводу подарков Мелетия А.В.Карташев писал: «Мелетий представлял себе Москву в виде старого дитяти, которого можно ублажить побрякушками. Подарки эти, видимо, не были даже приняты, ибо в музеях Москвы мы их не находим. И русский патриарх никогда их не употреблял. Родственников Мелетия в Москве даже обвинили, по-видимому, в шпионаже и посадили в тюрьму. Мелетию потом пришлось писать о них плачевные письма царю: «Державный царь! В чем таком погрешил мой архимандрит, мой сын, который для услуги твоему царству пришел туда с большими трудами, усилиями и опасностями?.. Освободи, державнейший царь, моего сына и с ним освободи и мою душу, огорченную и унывшую».

Но Москва смирилась не сразу. Здесь решили проигнорировать решение Константинопольского Собора 1593 года, как будто его и не было. Его скрыли от широких кругов, просто умолчав о нем. Московское правительство решило по-прежнему поминать Московского патриарха на третьем месте.

Патриарх Иов в своей «Повести о царе Федоре Ивановиче» пишет (умалчивая об акте 1593 года), что при учреждении патриаршества Московскому патриарху определили «быти четвертому, вместо же папино Константинопольский патриарх начат нарицатися» (то есть, после отпадения папского престола от Православия). Следовательно, это также третье место после Константинополя и четвертое, если не учитывать отпадение папской кафедры, которая занимала первое место.

Также и патриарх Филарет в своем «известии» об учреждении русского патриаршества стремится смягчить удар, нанесенный русскому самолюбию, и в ином, более благоприятном для русских свете объясняет пятое место русского патриарха. Он говорит, что, хотя и сказано в соборном акте, что «председания устроиша святому русскому престолу имети, яко и прежде, по Иерусалимском патриарсе», но прибавлено также, что это устроено «не Российского ради патриаршего престола умаления, яко новопоставлена, но почести воздающе Иерусалимскому патриарху, ради спасительных страстей Христа, Бога нашего, яже в том святом граде содеяшася».

Очевидно, пишет А.В.Карташев, что такое фактическое положение Московского Патриархата в 20-х годах XVII века стало уже привычным, вопроеки московской теории. Однако неприятный акт Константинопольского Собора 1593 года оставался скрытым от широких (строго говоря, от всех) кругов общества, и патриарх Никон с изумлением узнал о его существовании. Он велел перевести его на русский язык, а потом читал его на Московском Соборе 1654 года и впервые издал в своих «Скрижалях». Стало быть, заключает Карташев, после Смутного времени Русская Церковь смирилась и фактически признала сгоряча бойкотированное ею решение восточных патриархов.

 

Заключение

Итак, сбылась заветная мечта русских патриотов. После многовековой зависимости от Константинопольского Патриархата Русская православная Церковь благодаря учреждению патриаршества в России получила полную автокефалию de jure и каноническое признание всем Православным Востоком. Большинство русских историографов, основываясь на архивных материалах, рассматривают учреждение патриаршества как закономерное и исторически обусловленное событие, а не как случайный факт текущей политики и политической борьбы русского государства в XVI век, к чему склонялись некоторые светские историки (Щербатов, Карамзин, Костомаров). Идея учреждения патриаршества возникла не случайно. Ее появление обусловлено всей предшествовавшей историей Московской митрополии, оно явилось результатом внутреннего роста русского самосознания, осмысления растущего значения сильного Российского государства и резкого несоответствия действительного положения Русской Церкви и ее иерархии тому месту, которое она фактически занимала среди других Православных Церквей.

История учреждения патриаршества в России, по мнению А.Я.Шпакова, во всех моментах этого события красочно изображает перед нами выпуклую, блестящую картину теократического самосознания светской власти Московского государства, подчинившей себе Православную Церковь, бесцеремонно вторгающейся в церковные дела, и законопослушного смирения русской иерархии перед государством, искренне считавшим такое положение вещей вполне нормальным явлением.

По мнению большинства русских историографов, учреждение патриаршества вовсе не преследовало цель усилить значение церковной иерархии на Руси ни в церковном, ни в государственном отношении. Митрополиты, как мы видим, уже давно сделались фактически самостоятельными и независимыми от Константинопольского патриархата; они обладали большими правами и могуществом (подчиняясь в свою очередь сильной светской власти, которая носила теократический характер и имела громадное влияние на церковные дела). Учреждение патриаршества преследовало цель лишь канонически узаконить фактическую независимость Русской Церкви.

Теперь царь Третьего Рима, подобно византийскому императору, имел при себе патриарха — этого по тогдашним понятиям симфонии требовала полнота Церкви и государства.

Какие же изменения произошли в Русской Церкви в связи с учреждением патриаршества? «В сущности, — говорит знаменитый канонист А.С.Павлов, — наши патриархи оставались теми же митрополитами, какие у нас были до учреждения патриаршества, и отличались от них только своим титулом («Святейший») и некоторыми особенностями архиерейского облачения, а не правами власти». С этим мнением согласны все русские историографы, труды которых использовал автор данной дипломной работы.

Митрополит Макарий (Булгаков) писал, что патриаршество не возвысило и не увеличило власти русского первосвятителя. Сделавшись патриархом, он остался с теми же полномочиями по отношению к подведомственной ему Церкви, что и его предшественники русские митрополиты. Да и не могло это возвысить (власть), потому что власть и прочих патриархов по отношению к подчиненным им Церквам, согласно священным канонам, вовсе не больше той, которой пользовался русский митрополит в своей церковной области; власть эта всегда ограничивалась властью Соборной (которая, в свою очередь, была в значительной степени подчинена Московскому государю).

Но патриаршество возвысило самого русского первоиерарха и Русскую Церковь в глазах всего христианства. Хотя патриарх и не получил бóльших полномочий, чем русский митрополит, но больший церковный блеск патриарха, больший почет, внимание и уважение, которыми он был окружен, выдвинули впоследствии издавна назревший вопрос о двоевластии, о соотношении двух начал — государственного и церковного. Со временем эта централизованная церковная власть стала стремиться не только сравняться с государственной властью, но даже и превзойти (примером этого является столкновение патриарха Никона и царя Алексея Михайловича), а впоследствии пошла наперекор стремлениям великого реформатора Петра I, который был вынужден уничтожить ее единоличную форму. Но на протяжении опасного и тяжелого «смутного времени» патриаршая власть сыграла очень важную патриотическую роль, сохранив Россию и русский народ от распада, деградации и вырождения.

 

Библиография

Голубинский Е.Е. История канонизации русских святых. М., 1903.

Голубинский Е.Е. О реформе в быте Русской Церкви. М., 1913.

Доброклонский А.П. Руководство по истории Русской Церкви. М., 1999.

Знаменский П.В., проф. История Русской Церкви. М., 1996.

Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Т. 2. Сергиев Посад, 1912.

Каптерев Н.Ф. Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII веках. Сергиев Посад, 1914.

Каптерев Н.Ф. Цари и церковные Московские соборы XVI—XVII вв. б.м., б.г.

Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. IX. СПб., 1843.

Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 2. Париж, 1959.

Костомаров Н.И. Исторические монографии. Т. 1. М., 1859.

Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской Церкви. Кн. 6-я. М., 1996.

Макарий (Булгаков), митрополит. История Русской Церкви. Т. IV, т. VI. СПб., 1870.

Малицкий П. Руководство по истории Русской Церкви. М., 1894.

Муравъев Н.И. Сношения России с востоком по делам церковным. СПб., 1858.

Николаевский П., свящ. Лекции по русской Церковной истории. СПб., 1900

Николаевский П.Ф., свящ. Учреждение патриаршества в России. Христ. Чтение, 1879.

Павлов А.С. Курс церковного права.

Платон (Левшин), митрополит. Краткая церковная история. Т. 3. М., 1829.

Смолич И.К. История Русской церкви митрополита Макария (Булгакова). Т. 8. М., 1996.

Соколов Н.К. «Учреждение патриаршества в России». //«Прибавление к изданию творений святых отцов». Ч.18. М., 1859.

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. VI. СПб., 1896.

Суворов Н.С. Курс церковного права. Т. I. Я., 1889.

Филарет (Гумилевский), архиеп. История Русской Церкви. СПб., 1894.

Шпаков А.Я. Государство и Церковь в их взаимных отношениях в Московском государстве. Учреждение патриаршества в России. Одесса, 1912.

Щербатов М.М. Российская история, Т. 2.

 

⇐ Предыдущая123

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: