 |
Любовь слабее пылесоса, или почтальон не приходит дважды
|
|
|
|
У царевича Алексея была любовь по имени Ефросинья. Они друг в друге души не чаяли.
Собрался царевич жениться. Ефросинья, как водится, отправилась перед свадьбой в парикмахерскую. И не вернулась оттуда. Шведский король Карл XII и гетман Мазепа подстерегли ее, посадили в мешок и утащили в Укромное Место. То есть, похитили.
Ефросинья им обоим нравилась, потому что была красавица. Карл XII и Мазепа быстро из-за нее поссорились и подрались. А люди они были вооруженные. Тут же пальба поднялась и сабельный звон.
Мазепа в конце концов прострелил XII-му ногу. Тот сначала заорал от боли, а потом говорит: "Ну, уж раз такое дело - ты победил. Уступаю!"
И в свою Швецию уехал.
А царевич с ног сбился - куда делась невеста?
Наконец, нашелся умный старичок - подсказал: "Ступай, мил человек, в пригород, спроси Укромное Место. Тебе всякий покажет. Там твоя любовь под замком у Мазепы томится. Только переоденься, чтобы не узнали".
Алексей насыпал старичку целый карман махорки и поскорее отправился.
Перед самым пригородом царевич переоделся почтальоном: фуражка, китель. А в сумку с брезентовым ремнем 2 пистолета положил на всякий случай и письмо, которое для убедительности написал. Вот такое:
"Г-ну Мазепе.
Положи во дворе под мусорный ящик 1000 рэ, а то плохо будет.
Без подписи."
Он это письмо из какой-то книжки вычитал.
Идет Алексей и прохожих спрашивает: "Где здесь у вас Укромное Место, ибо письмо туда нужно доставить, очень ценное?".
Прохожие ему сразу объяснили, и царевич быстро оказался у самых дверей с колокольчиком, за которыми томилась его любовь.
Тем временем Мазепа Ефросинью подарками задаривает, любви ее добивается: и шоколад, и косметика, и кольца-серьги золотые. Но Ефросинья в угол забилась и не подпускает его к себе, кусается и царапается.
|
|
|
- Ладно, - говорит Мазепа, - вот тебе пылесос с дистанционным управлением - теперь уж ты меня сразу полюбишь. А нет - придется автомобиль доставать.
Вдруг у двери колокольчик зазвенел.
- Кто там? - спрашивает Мазепа.
- Вам письмо ценное, - отвечают снаружи.
- А вы суньте его под дверь, а то я голый, из ванны.
- Не бойтесь, я слепой, ничего не вижу, - отвечают снаружи.
- А как же ты, такой-сякой, письма разносишь?
Тут Алексей понял, что маху дал, и скорее письмо под дверь просунул. А сам на почту пошел. Увлекся ролью почтальона, да и забыл, чего хотел.
"Пойду теперь, - думает, - другие письма разносить".
А Мазепа прочитал письмо и ужасно разозлился: "Это Карл XII мне мстит. Ну, я ему, шведу, покажу!"
Взял и во дворе под мусорный ящик вместо тысячи рублей бомбу подложил.
Вернулся домой и видит: его пленница стала с горя квартиру пылесосить. "Ага, по душе ей машина! Значит, точно меня полюбит!"
Только Ефросинье до того понравилось убираться, что три часа прошло, а пылесос все ревет и ревет.
Наконец, Мазепа не выдержал и взмолился: "Хозяюшка, может хватит, а?"
Тогда Ефросинья выключила пылесос и послала своего похитителя вытряхивать из него мусор. Тот от радости все позабыл, схватил аппарат - скорее к мусорному ящику. Тут бомба взорвалась, и полетел он вверх тормашками.
Только услышал, как Ефросинья вслед вопит: "Проклятый! Что с пылесосом сделал!"
И вот Мазепа летит, Ефросинья вопит, царевич Алексей письма разносит.
А о свадьбе никто и не вспоминает. Видать, не крепка та любовь была.
ПЕТР И МУЗЫ
Собрались как-то Петр и Алексей обедать, а хлеба в хлебнице нет. Царь попросил царевича в булочную сбегать. А тот заленился и уперся: "Ну!" да "Ну!"
Тогда Петр крепко обиделся на сына за непослушание и говорит: "Дал бы я тебе, непочтительному поросенку, ремня, да не хочется. А сделаю я вот что: уйду от тебя и живи один!"
|
|
|
С этими словам он надел кафтан, парик, шпагу - к поясу, трубку - в зубы. А потом сел на коня и ускакал.
Царевич поначалу хорохорился: "Ну и хорошо! Никто мне теперь ремня не даст! Мне теперь все можно!" Да и не верилось ему, что отец надолго ушел, тем более - навсегда: "Вспылил старик. Отойдет быстро и к вечеру вернется!"
Но Петр ни к вечеру не вернулся, ни утром. Ни через день.
Тогда Алексей забеспокоился и загрустил, потому что отца любил, хоть и не слушался. Министрам и слугам он ничего не сказал - стыдно было. Он только ходил из угла в угол и ждал, ждал, ждал.
На третий день являются к царевичу в покои министры и спрашивают:
- Что это, Ваше Величество, Его Величество ваш папаша вытворяет?
- А что? - встрепенулся Алексей.
- Да на площади с бродячими циркачами вместе кувыркается, шпаги глотает и гири огромадные поднимает!
Царевич обрадовался, побежал на площадь. А там циркачи на месте, а Петра - поминай как звали! Только что был, и гири от его рук еще теплые, да вот ушел неизвестно куда.
Алексей пригорюнился и отправился восвояси.
На следующий день снова прибегают к царевичу министры:
- Ваше Высочество, батюшка Петр Алексеевич опять чудит! В трактире вместе с музыкантами бренчит на балалайке!
Алексей бросился в трактир - музыканты играют, мужики пьяные сидят, а царя и след простыл. Одна балалайка лежит, да пепел из трубки - целая горка.
"Куда он делся!" - кричит Алексей.
А никто не знает.
Царевич вернулся во дворец - давай с горя квас пить и думать.
"Как же отца найти? Розыск объявить - да ведь неприлично самодержца в его собственной державе разыскивать! Да ведь это целый международный скандал получается! Тут и шведы, и турки обхохочутся! Что-то другое надобно".
Так, размышляя, Алексей выпил целую бадью квасу. "Вообще, в деяниях папаши моего августейшего есть определенная система: тянет его к музам, к искусству то бишь..."
Тут царевич хлопнул в ладоши, вызвал слугу:
- А скажи-ка мне, братец, какие у нас в столице в скором времени художества предстоят?
- Да завтра, Ваше Высочество, у светлейшего князя Меншикова во дворце поэты состязаться будут - вирши в честь богини любви Венус читать. И фейерверк намечается.
|
|
|
- В честь Венус, говоришь? Ну, иди... Да квасу еще принеси.
На следующий день во дворце светлейшего и впрямь был праздник. Первейшие люди Санкт-Петербурга собрались. И девицы порхали в простынях в виде нимф, и отроки - с луками в виде амуров. Поэты читали наисладчайшие стихи и при этом глаз не сводили со статуи Венеры, которую Меншиков из Италии по почте выписал - красота! А в жюри - самый главный поэт Кантемир.
И когда уже, казалось, состязание закончилось и пора за стол садиться, пировать, на помосте вдруг появился государь-батюшка Петр Алексеевич собственной персоной, устремил взор к богине и громогласно изрек:
- КГХЭ! КГХЭ!..
|
|
|
