 |
Фактор страха в политике после августа
|
|
|
|
После августа в рядах демократов возник патологический страх перед
"социальным взрывом". Введя "на время" почти неограниченную власть
Б.Н.Ельцина или отвлекая людей запретом компартии, демократы лишились
важного козыря в глазах населения - именно надежды на демократический
политический порядок. От того единственного, что перестройка на какой-то
момент почти дала людям. В сентябре 1991 г. тогдашний шеф КГБ России
В.Иваненко изложил по телевидению программу "демократического КГБ". На
вопрос, откуда теперь исходит опасность для государства, он ответил, что
теперь КГБ не будет заниматься диссидентами, главная опасность - социальный
взрыв. Он развил свою идею в интервью "Аргументам и фактам": "Сегодня
главная опасность - в серии направленных социальных взрывов. Народ
раздражен, возбужден слухами о скорой либерализации цен... Поступают
оперативные данные, что на крупных предприятиях стихийно возникают стачкомы
и рабочкомы. Думаю, что зимой они могут сорганизоваться... Скорее всего в
декабре возможен бунт". Такова логика перестройки: врагами "антинародного
режима партократов" были две-три сотни диссидентов, врагами демократической
власти оказались народные массы - именно они были объявлены объектом
внимания КГБ. Это и есть шизофренизация сознания.
Наиболее последовательную позицию в этом вопросе занял мэр Москвы
Г.Х.Попов. После учредительного съезда Движения демократических реформ в
своей пресс-конференции он рассуждал о том, как, по его мнению, надо будет
поступать в случае массового недовольства радикальной экономической реформой
(если, не дай Бог, кого-то "поднимут на вилы"). Страх перед голодной толпой
|
|
|
стал навязчивой идеей новых отцов русской демократии.
Вот как выразил Г.Х.Попов их установки: "Я считаю возможным и
необходимым применить в этом случае силу и применить ее как можно скорее.
Лучше применить безоружных милиционеров, чем вооруженных. Лучше применить
вооруженную милицию, чем выпускать войска. Лучше применить войска, чем
выпускать артиллерию, авиацию... Так что с этой точки зрения - вопрос
простой".
Полезно разобраться в этом простом для демократа Попова вопросе, ибо
выпускать войска или авиацию будет не какой-то большевистский тиран, а
демократия. Вот что обнаруживается уже при первом рассмотрении.
Общеизвестно, что в мире трудно найти столь терпеливый и непритязательный
народ, как русский - на Западе это и называется "загадочная русская душа".
Так что Попов прекрасно знает, что возмущенные люди выйдут на улицу, лишь
когда дело дойдет до крайности. Не потому, что с жиру бесятся или требуют
каких-то гражданских прав, а потому, что дети начали болеть и умирать с
голоду (старики умирают тихо, и никакого социального протеста их смерть не
вызывает).
Именно против этих людей Попов "считает возможным и необходимым
применить силу". Да еще как можно скорее. К чему же такая спешка? Этому
можно дать одно объяснение: чтобы путем устрашения парализовать всякие
попытки сопротивления. Так грабитель наносит жертве быстрый и сравнительно
безвредный удар ("лучше милицию, чем войска"), чтобы парализовать волю - а
вовсе не потому, что ему нравится бить людей. Таким образом, концепция
лидера демократов заключалась именно в манипуляции сознанием посредством
внушения страха.
Чего добивался мэр с помощью угрозы применения силы (на языке
дипломатов эта угроза - уже действие войны, а не мира)? По сути, добивался
ликвидации уже последнего оставшегося у населения средства волеизъявления. В
|
|
|
течение шести лет перестройки сокращались возможности населения выразить
свои интересы. Устранены все старые, "нецивилизованные", хоть и со скрипом,
но действовавшие системы: партийные организации, профсоюзы, трудовой
коллектив, народный контроль, общественное мнение, пресса, которая была
вынуждена следовать официальной идеологии и защищать трудящихся.
Одновременно парализованы все обещанные демократические механизмы:
разогнаны советы, бутафорией стали парламентские шоу и референдумы, резко
антирабочие позиции заняла пресса. И, как логичное завершение - угроза
применить артиллерию и авиацию против городов, где будут иметь место
антиправительственные демонстрации. Ведь не думал же Попов, что самолеты и
гаубицы будут гоняться за отдельными профсоюзными активистами или даже
партийными ячейками. Для этих родов войск объектом является целый населенный
пункт.
До сих пор в истории человечества кровавые режимы втягивались в войну
на уничтожение против населения вопреки своей воле. Этому всегда
предшествовал длительный период репрессий против конкретных лиц из числа
оппозиции. Если и бывали бомбардировки населенных пунктов (как, например, в
Сальвадоре или Гватемале), то, во-первых, уже на этапе открытой гражданской
войны с вооруженной оппозицией. А во-вторых, против населения, очень
отличного от элиты в этническом и культурном отношении (против курдов в
Иране и Ираке или крестьян-индейцев, которые до сих пор являются "чужим"
народом для креолов Сальвадора). Попов же допускал возможность авиационных
бомбардировок населенных пунктов России в тот момент, когда и речи не было о
гражданской войне, а были возможны лишь стихийные вспышки отчаяния.
Но угрозы и идея парализующего "безвредного" удара - мелочь. Важнее вся
цепочка допустимых, с точки зрения новой власти, действий. Их диапазон и
очертил Г.Х.Попов: от невооруженных милиционеров - до артиллерии и авиации.
Это значит, что установившийся после августа режим в арсенал своих
политических средств включает уничтожение больших масс безоружного населения
с помощью современной военной техники. Это колоссальный шаг вперед по
|
|
|
сравнению со всеми известными диктаторскими режимами.
О чем говорит откровенное высказывание Попова? О том, что в мышлении
демократов его толка отсутствуют инстинктивные, подсознательные запреты на
определенные действия власти. Отсутствуют те табу, которые без всякого
усилия ума, а просто сердцем заставляют властителя держаться в рамках
некоторых пределов. Любой политик, который такие пределы имеет, на заданный
Попову вопрос ответил бы совершенно по-иному. Он указал бы тот порог,
который не в силах переступить.
Во многих отношениях перестройка, итог которой подвел август 1991 г.,
оказалась революцией, принципиально отличающейся от всех революций, которые
пережило человечество. Эта революция - совершенно новое явление в этическом
плане. Перестройка и тесно связанные с ней явления в других странах ввели
человечество в эпоху политического постмодерна, где не действуют привычные
нормы и ограничения (бомбардировки Ирака и, в еще большей степени,
использование всего его мирного населения как заложников, которых убивают
голодной смертью - всего лишь примеры).
Высказывание Попова обнажило вещь, о которой предупреждали некоторые
теологи уже в 50-х годах: наступил момент, когда политики отбрасывают
служившие ранее маскировкой христианские нормы. Впервые явно и открыто
переносятся в политику моральные устои самой безнравственной, почти
вненравственной, категории преступников - тех, кто исповедует беспредел.
Для нового восприятия образа государства в общественном сознании
огромное значение имело сравнение двух симметричных событий - августовского
"путча" и демонстрации 23 февраля 1992 г. Во время "путча" в город было
введено 5 тыс. военных ("Независимая газета" писала о тысячах танков - в
действительности их было 55). Повсеместно, кроме специально
спровоцированного инцидента в туннеле у Смоленской площади, взаимоотношения
населения и солдат не принимали характер конфронтации - дети лазали на
танки, а то и катались на них. Москвичи были уверены, что советские солдаты
|
|
|
их бить и в них стрелять не будут. Даже полицейские резиновые дубинки -
подарок перестройки, впервые появились в Москве в мае 1989 года.
Акт насилия со стороны армии или милиции сразу вызывал чрезвычайную,
бурную реакцию - до всякого разбирательства, до выяснения степени вины
военных. И пятно не смывалось, даже если следствие показывало (как,
например, в Тбилиси), что инцидент и задумывался ради дискредитации армии
как "имперского инструмента". Ибо речь шла о своей армии, а она не имеет
права и пальцем никого тронуть - у каждого советского человека в армии погиб
кто-то из близких.
23 февраля, как раз в День Советской армии, мэр Москвы запретил
демонстрацию, которая должна была возложить венки к Вечному огню на могиле
Неизвестного солдата. Как обычно, была создана неопределенность: мэр
запретил, а высший орган - Моссовет - разрешил. Вплоть до поздней ночи 22
февраля телевидение давало противоречивую информацию относительно места и
времени сбора и т.д.
Разумеется, эта демонстрация имела определенную антиправительственную
окраску, на этот раз под лозунгом протеста против расчленения единой Армии
бывшего СССР. Но никакой угрозы она режиму не представляла, ибо, как
предполагалось, на нее должны были собраться в основном старики - ветераны
Отечественной войны. Поэтому ритуальные репрессивные действия режима имели
одну цель: продемонстрировать силу и предупредить о том, что режим взял курс
на открытую конфронтацию. Центральные станции метро были закрыты, а весь
центр блокирован несколькими линиями баррикад из тяжелых грузовиков и
кордонами милиции и внутренних войск. Газета "Коммерсантъ" (N 9, 1992)
пишет: "В День Советской Армии 450 грузовиков, 12 тысяч милиционеров и 4
тысячи солдат дивизии имени Дзержинского заблокировали все улицы в центре
города, включая площадь Маяковского, хотя накануне было объявлено, что
перекроют лишь бульварное кольцо. Едва перед огражденной площадью начался
митинг, как по толпе прошел слух, будто некий представитель мэрии сообщил,
что Попов с Лужковым одумались и разрешили возложить цветы к Вечному огню. С
победным криком "Разрешили! Разрешили!" толпа двинулась к Кремлю.
Милицейские цепи тотчас рассеялись, а грузовики разъехались, образовав
проходы. Однако вскоре цепи сомкнулись вновь, разделив колонну на несколько
частей".
И тогда крупную группу демонстрантов, запертую с двух сторон, жестоко и
нарочито грубо избили - били стариков, инвалидов, заслуженных военачальников
высокого ранга, всем известных депутатов и писателей. Это была сознательная
|
|
|
политическая, а не полицейская, акция. Но здесь нас интересует не столько
она, сколько реакция населения и самих избитых. Репрессия была воспринята
как должное и никакого возмущения не вызвала. Люди поняли и приняли к
сведению, что перед ними стояла чужая, враждебная им власть. Это не пять
тысяч своих солдат в августе. К этой власти претензий быть не может.
Претензии высказала демократическая пресса, хотя и с мелочным глумлением над
избитыми стариками.
Так, например, пишет обозреватель "Комсомольской правды" за 25.02.92:
"Вот хромает дед, бренчит медалями, ему зачем-то надо на Манежную. Допустим,
он несколько смешон и даже ископаем, допустим, его стариковская настырность
никак не соответствует дряхлеющим мускулам - но тем более почему его надо
теснить щитами и баррикадами?".
В ходе осуществления всего проекта по разрушению СССР августовский
"путч" был важной вехой, таким изломом, изучение которого на многое могло бы
открыть глаза. Но такого изучения нет. По своей структуре мышление самой
демократической элиты есть расщепленное мышление. Это и есть глубинная,
философская причина того, почему перестройка привела не к тому хаосу, из
которого рождается новый, более совершенный порядок, а к хаосу как
бесконечной разрухе. "Путч", вызвав сильный шок в массовом сознании, ударил
прежде всего по сознанию самой либеральной интеллигенции. Этот шок убил все
ее духовные силы. Согласно известной формуле А.Тойнби, "неудача состоит в
том, что лидеры неожиданно для себя подпадают под гипноз, которым они
воздействовали на своих последователей. Это приводит к катастрофической
потере инициативы: "Если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму"."
Как и предсказывал А.Тойнби результат подобных неудач, общество стало
превращаться в "ад кромешный".
Заключение
Эта книга носит не технологический характер. Это не руководство по
практике манипулирования и не наставление по защите от манипуляции
("самообороне без оружия"). Главная цель книги - дать материал для того,
чтобы каждый мог подумать о том выборе, перед которым мы сегодня стоим. Это
- не выбор президента, партии или даже политического строя. За всем этим
стоит выбор жизнеустройства (типа цивилизации). Я-то лично думаю, что на
самом деле для очень многих это выбор между жизнью и смертью, но не будем
эту тему здесь развивать. Сегодня мы болтаемся между двумя типами
жизнеустройства, и нас усиленно тянут и толкают к тому берегу, где
манипуляция сознанием станет главным и почти тотальным средством господства,
так что некоторое время спустя перед нами вообще исчезнет проблема и выбора,
и борьбы.
Те, кто не хотят такого исхода и готовы плыть искать другой берег, хотя
бы и в тумане и даже плывя против течения (или хотя бы барахтаться на месте,
пока не рассветет), могут найти в этой книге некоторые ориентиры. Есть
фундаментальные, инерционные структуры, которые надо защищать, если мы не
желаем быть вытащенными на берег манипулятивного общества. Эти структуры
далеко еще не сломаны, их сохранение зависит от "молекулярной" поддержки
всех нас, от массового пассивного сопротивления.
Речь прежде всего идет о школе русского типа - так, как ее сложила наша
культура в советское время. Это школа, воспроизводящая народ и тип культуры.
Она не дает следующему поколению превратиться в скопище индивидов, стать
людьми массы. Она затрудняет и замену нашей культуры на мозаичную культуру
человека массы. Школу ломают, но сломать ее трудно, она слишком ушла корнями
в народ. Однако капля камень точит, и без сознательного сопротивления всех
нас русскую школу сломают. Очень важным бастионом нашей культуры была,
конечно, наука русского типа. К несчастью, ее через "молекулярное"
сопротивление не защитить, слишком это нежный цветок, для него нужна
поддержка государства, а его цели, похоже, иные. Наука наша спасется,
видимо, только в виде семян в замерзшей земле. Пригреет солнце, и они
взойдут, но плоды мы увидим не скоро. В ближайшие годы придется нам искать
путь почти без науки, действовать грубее, с большими ошибками и потерями.
Будем платить за свою безответственность. СМИ в массе своей, а тем более
телевидение, почти полностью не наши. Они определенно стали служить
манипуляторам. Можно было, при наличии минимума политической воли, спасти
что-то из местных газет и местного телевидения, но такой воли у нас не
нашлось.
Другой общий вывод - всегда и везде, и на людях, и в мыслях,
противодействовать атомизации, превращению в индивида. Сегодня речь не об
идеале соборности или народности, а о сохранении человеческих связей как
средства защиты своей личности. При том давлении, которое оказывается на
наше сознание, мы можем устоять как личности только опираясь на душевную
поддержку собратьев. Каждый акт сохранения, создания или восстановления
человеческой связи - это выгрызание кусочка пространства у манипуляторов.
Подадим ли рубль нищему или просто обменяемся с ним взглядом, пошутим ли с
торговкой на рынке, уступим ли место в метро или поругаемся с обидевшим нас
родственником - все это укрепляет нашу психологическую защиту против
манипуляция. Важно, чтобы во всех этих связях был диалог. Чтобы это были
связи не человек-вещь, а человек-человек. Тут нет никакой сентиментальности,
никакой проповеди доброты, только трезвый и даже циничный расчет.
И в каком-то смысле противоположный совет - всячески избегать потери
своего Я и соединения в толпу. Опасность толпотворения сегодня не в
физическом собирании в массу. Напротив, массы у нас сейчас собираются в
основном организованные. То, что мы видим как собрание, митинг или даже
баррикаду, пока что скорее похоже на отряды, а не на толпу - мы еще не
прошли стадию атомизации. Толпа образуется как раз когда мы изолированы и
соединены через телевизор. Когда между нами нет душевного прямого контакта и
нет диалога, а есть гипнотическое действие из одного центра - как на
рок-концерте или на стадионе, слушающем фюрера. В эти толпы лучше не ходить.
Сказано ведь в Библии: "Не ходите на собрания нечестивых". Казалось бы,
почему же не пойти? Послушать, поинакомыслить самому с собой. Значит,
нельзя, в Библии плохого совета не дадут. Мы думаем, что сознание наше
крепко, но речи "нечестивых" проникают в подсознание. Где же у нас такие
собрания? Там, где вещают манипуляторы, с которыми ты не можешь вступить в
диалог. Не страшны дебаты, пусть даже оскорбительные, страшен вкрадчивый
голос с экрана или из динамика, которому ты не можешь задать вопрос или
возразить.
Наконец, нужно принимать, почти насильно, как лекарство, укрепляющие
культурные средства - все то, что несет в себе традиционное знание и
символы. Прочитать "Тараса Бульбу" или томик пословиц, послушать русские
романсы - это сегодня не удовольствие, а лечение. Впрочем, любая хорошая
литература или музыка полезны, все сегодня читается другими глазами.
Это - самые общие мысли. Думаю, из книги можно сделать и кое-какие
более ограниченные выводы. Первый из них я бы выразил так: принять как
догму, что СМИ сегодня есть инструмент идеологии, а не информации. Главное в
их сообщениях - идеи, внедряемые в наше сознание контрабандой. Но в качестве
"легенды", прикрытия, приманки они везут на контрабандной тележке и нужную
нам траву информации. Мы без нее не можем, и приходится заглатывать, что
дают. Задача - научиться выплевывать максимум отравы, не жевать ее и не
держать даже во рту. Конечно, часть попадет и в желудок, будет нас травить,
но надо стараться. Для этого надо встать в позицию интерпретатора, исходить
из принципов герменевтики. То есть, изначально не принимать поток сообщений
за чистую монету, а каждый раз спрашивать себя: "Что за этим стоит? Зачем
нам это сообщают?". Так встает проблема диагностики - отделения зерен от
плевел. Пусть веялка наша плоха, разделение очень грубое, много потерь
зерна, много остается грязи. Все равно, даже грубый фильтр очень полезен.
Удивительно, как много отсеивается просто оттого, что в голове вертится
контролирующий вопрос. Достаточно положиться на интуицию, на чувство.
Почуешь, что из сообщения "торчат уши" - оно уже в подсознание не войдет. А
уж предупрежденное сознание его проверит.
Какими симптомами и признаками скрытой манипуляции может
воспользоваться наше сознание и интуиция? В общем, они представлены в
разделах книги. Напомню главные.
Язык. Как только политик или диктор начинает говорить на птичьем языке,
вворачивая малопонятные словечки вроде ваучера или секвестра - значит, идет
манипуляция (возможно, "вторичная", когда и сам говорящий является
марионеткой манипуляторов). Если бы говорящий желал, чтобы его сообщение
было понято и осмыслено, а не заучено или внушено, то он сделал бы его
доходчивым и построил в форме диалога. В нашей жизни, за исключением чисто
профессиональных сфер вроде науки и техники, нет проблем, которые нельзя
было бы изложить на доступном русском языке. Непонятные слова имеют или
целью подавить слушателя фальшивым авторитетом "эксперта", либо выполняют
роль шаманского заклинания и призваны оказать гипнотизирующий эффект. Бывает
также, что они - прикрытие самой наглой лжи, как это и было, например, в
случае с ваучером.
В общем, язык - важнейшее диагностическое средство, недаром и врачи его
смотрят.
Эмоции. Если политик или диктор начинает давить на чувства, пахнет
подвохом. Тут лучше временно "очерстветь" и не поддаваться на его дрожащий
голос или блеснувшую на глазах слезу. Политика есть политика, эмоции там -
как грим. Что значит "пожалеть больного президента"? Он или президент - или
больной. Мы видим, что политики, независимо от состояниях их здоровья,
бывают абсолютно безжалостны к простому человеку, они действуют, как машина.
Старенький и беспомощный Сахаров хладнокровно разжигал войну в Нагорном
Карабахе, но если кто-то пытался ему возразить в Верховном Совете, тут же
целый рой его чувствительных соратников начинал стыдить "агрессивное
большинство" - и оно стыдливо пряталось. Слушая сообщения, приукрашенные
эмоциями любого типа (хотя бы слезливой жалостью к раненому русскому
солдатику), мы и сами должны для начала воспринимать их как счетная машина -
независимо от чувств, на которых пытаются играть. Мы должны в уме быстро
просчитывать интересы, а чувства - это их дешевая приправа. Всегда надо
иметь в уме свои интересы (свои - значит тебя, твоих потомков, твоего
народа), а также попытаться представить себе, каковы интересы говорящего или
его хозяина. Особенно надо быть начеку, когда тебя хотят разозлить, уязвить,
оскорбить. Это неспроста и не ради собственного удовольствия Киселева или
Сванидзе. Если на это идут, значит, надо на время отключить твой разум и
сосредоточить твое внимание на их гримасах. Нельзя поддаваться, надо
смотреть бесстрастно и пытаться понять, что они прячут за этой дымовой
завесой.
Сенсационность и срочность. Это - технология общего действия,
обеспечивающая шум и необходимый уровень нервозности, подрывающей
психологическую защиту. Однако иногда создание искусственного фона
сенсационности служит какой-то конкретной цели, чаще всего для отвлечения
внимания. Обычно сенсация не стоит выеденного яйца - то слониха в Таиланде
родила, то плачущие англичане цветы принесли на могилу принцессы Дианы, то
автобус в Португалии в кювет упал, то Козленка поймали. С чего бы сообщать
это захлебывающимся голосом? Тут уж каждый должен выработать чувство меры -
сравнивать важность сообщения с нашими реальными проблемами. Вообще, те
политики и информаторы, которые злоупотребляют этими атрибутами сообщений,
просто должны мысленно заноситься в список штатных манипуляторов, и к ним
всегда надо относиться с недоверием. Ах, нам только что сообщили! Ах, мы вас
будем держать в курсе дела! Да что такого вы сообщили? Завтра сами же об
этом забудете. Одними "черными ящиками" замучили - трещат о них после каждой
катастрофы, а когда их к всеобщей радости найдут - молчок. Зачем тогда о них
говорить?
Повторение. Повторение - главное средство недобросовестной пропаганды.
Потому оно и служит хорошим признаком ее наличия. Если вдруг начинают
ежедневно мусолить одну и ту же тему или употреблять одни и те же словесные
комбинации - дело нечисто. Еще М.Е.Салтыков-Щедрин предупреждал: "Горе -
думается мне - тому граду, в котором и улица, и кабаки безнужно скулят о
том, что собственность священна! наверное, в граде сем имеет произойти
неслыханнейшее воровство!". Повторение действует на подсознание, а его мы
контролируем плохо. Следовательно, надо стараться зафиксировать сам факт
повторения какого-то штампа в сознании, и тогда будет как бы включена
сигнализация. А, опять завели почему-то ту же песенку - значит, держи ухо
востро. Например, периодически наши просвещенные реформаторы поднимают плач
по отсутствию купли-продажи земли, но никогда не объяснят толком, зачем им
это нужно. Тут - заведомая ставка на внушение, поскольку никаких разумных
доводов не существует, а теневой "социальный заказ" принят, да и деньги у
заказчика, наверное, уже получены и истрачены.
Дробление. Если политик или помогающее ему СМИ действительно желает
объяснить гражданам какую-то проблему и получить их сознательную поддержку в
каком-то вопросе, то он всегда изложит эту проблему в целостном виде, хотя
бы и кратко. Проблему можно уподобить организму - у нее есть предыстория
("родители"), она возникает и развивается, обретает "семью и потомков" -
связанные с нею или порожденные ею проблемы. Когда она будет разрешена
("умрет"), начнется новый цикл, жизнь следующего поколения - будущее.
Политик, который манипулирует нашим сознанием, представляет нам вместо
целостной проблемы ее маленький кусочек, да и его дробит на части - так,
чтобы мы осмыслить целое и сделать выбор не могли. Мы должны верить ему, как
жрецу, который владеет всем знанием.
Взять ту же проблему приватизации земли. Ее старательно представляют
как чисто экономическую проблему - это как поставить ларек на рынке или
убрать его. Уже такое усечение вопроса - надежный признак манипуляции,
других бы и не надо. Всякий политик, который вначале не предупреждает, что
собственность на землю предопределяет тип бытия народа (а значит, и тип
самого народа и его культуры), должен сразу рассматриваться как манипулятор.
Другое дело - предупредил, а потом скажи: но я, мол, сейчас затрону только
маленький кусочек проблемы, экономический. Но и экономический раздел очень
велик, и его сначала надо очертить весь, а потом переходить к купле-продаже.
Никакой вопрос нельзя принимать как искренне поставленный, если не дана его
предыстория. Почему в России никогда не было частной собственности на землю?
Почему крестьяне требовали национализации? Какие силы конкретно столкнулись
в этом вопросе сегодня? Даже эти вопросы замалчиваются, и их не дают
выкрикнуть по телевидению.
Изъятие из контекста. Это признак, родственный предыдущему. Изымая
проблему из реального контекста, не говоря о важных внешних факторах,
манипулятор загоняет нашу мысль, нашу работу по толкованию его сообщения в
нужный ему узкий коридор. Поэтому как только возникают подозрения, что
политик или его пропагандист умалчивает о внешнем обрамлении проблемы,
внутренний голос должен нас предупредить - манипуляция! Возьмем ту же
проблему купли-продажи земли. На недавней международной конференции
криминалистов, посвященной наркобизнесу и отмыванию денег, в главном докладе
в особом разделе сказано, что лучший способ отмывания денег - покупка земли.
Далее сказано прямо, что мировой наркобизнес ждет закона о свободной продаже
земли в России - единственной стране, где сельское хозяйство разорено,
государство коррумпировано и земля пойдет по дешевке. Можно ли игнорировать
этот "внешний фактор" и даже не упоминать о нем? Только в том случае, если
политик или СМИ, поднимающие вопрос о продаже земли, участвуют в большой
программе манипуляции.
Тоталитаризм источника сообщений. Поскольку возможно более полное
устранение несогласных источников информации и мнений - важнейшее условие
успеха манипуляции, отсутствие реального диалога есть верный признак
манипулятивного характера сообщений. Зная это, манипуляторы стараются купить
или вырастить в собственном коллективе подсадных уток, который якобы
"спорят" с манипулятором. Но у нас в России проблемы настолько жгучие, что
манипуляторы предпочитают не дать зародиться самой мысли, что возможен
диалог и сравнение точек зрения. Поэтому их подсадные утки слишком неуклюжи,
и лучше уж без них - надежным приемом полного затыкания рта оппоненту. Так
что когда "независимое" телевидение сообщает какую-то важную установку и при
этом не дает слова или хотя бы полслова серьезному противнику этой установки
- оно пытается манипулировать сознанием. У нас сейчас общество не
идеократическое, в котором дебаты по главным вопросам должны вестись
иносказательно и "единство взглядов" есть определенный ритуал, а не
манипуляция. У нас общество, основанное на конкуренции (хотя и
нестабильное). Сейчас тоталитаризм источника информации есть результат
преступного сговора политических клик и верный признак манипуляции. Иногда
этот тоталитаризм нарушается в связи с частными и тщательно контролируемыми
противоречиями между отдельными кликами. Гусинский против Березовского! Но
при этом главные проблемы нашей жизни все равно не поднимаются - за этим
строго следят все "авторитеты".
Да и в мелочах отсутствие стороннего комментария, который не составляет
никакого труда получить, есть признак манипуляции. Такой комментарий не
позволил бы идеологам создавать "нервозность". Если бы НТВ, "нашедшее" в
Измайловском парке сумку с "радиоактивным веществом", попросило бы
комментарий специалиста, то он сказал бы просто: "Граждане, не беспокойтесь,
это дешевый спектакль". Зачем же это НТВ?
Тоталитаризм решения. Еще более наглядным и связанным с предыдущим
признаком является тоталитаризм самой формулы решения, которое внушается
аудитории. Иного не дано! Коней на переправе не меняют! Альтернативы Ельцину
нет! Когда слышатся такие речи, можно в уме спокойно ставить галочку:
"Манипулятор". Сама суть жизненного процесса в том, что мы идем по
извилистому пути, и на каждом шагу - перекресток, разветвление пути. И мы
делаем выбор, каждый раз его обдумывая. Часто эта работа по принятию решения
делается так быстро, что мы ее не замечаем, но она делается. Когда выбор
сложный и при нем возникает противоречие интересов, альтернативы должны быть
явно обнародованы. Когда же нам говорят, что выбора нет, что "реформе
Чубайса" нет альтернативы, то это манипуляция, доведенная до уровня
гротеска. Беда в том, что соучастниками в ней стали слишком многие, так что
на общественное мнение оказывает давление большая армия "вторичных
манипуляторов".
Смешение информации и мнения. Это - настолько грубый прием манипуляции,
что в европейских законах против него введены даже ограничительные нормы.
Человек, который приготовился узнать факты, с трудом может защититься от
внушаемого ему вместе с фактами мнения об этих фактах. Тебе говорят, что в
метро Токио кто-то разбрызгал отравляющее вещество зарин - и тут же
подпускают мнение, что это сделали сектанты. А назавтра уже говорят:
"сектанты, которые разбрызгали отравляющее вещество зарин...". У нас этот
прием используется постоянно и с небывалой дерзостью. Ведь даже утверждение,
что дома в Москве взорвали "чеченские сепаратисты", все мы давно приняли за
факт, хотя это было всего лишь мнением, да и то высказанным вскользь.
Натренировать сознание так, чтобы в любом сообщении автоматически разделять
информацию и мнение, не очень сложно. Когда поток мнения идет слишком густо,
разум должен подавать сигнал: внимание, манипуляция!
Прикрытие авторитетом. Когда как довод в поддержку какого-то чисто
идеологического или политического утверждения привлекается авторитет и
уважение, завоеванные в совершенно иной, не связанной с этим утверждением
сфере, то это - типичная манипуляция. Причем манипуляция грубая и
примитивная. Разве французский киноактер Депардье со своим толстым носом
может иметь для нас какой-нибудь авторитет при выборах президента? С точки
зрения здравого смысла - нет. Он, приезжая в Москву агитировать за Ельцина,
эксплуатирует наши чувства и подсознание. Когда А.Д.Сахаров, который всю
жизнь в закрытом институте изучал слабые взаимодействия в ядре атома,
внушает нам мысль, что СССР должен разделиться на 35 государств, а армяне
должны начать войну за Карабах, и при этом напоминает, что он - академик, то
это грубый прием манипуляции. Никакого авторитета в вопросе государственного
устройства или спора армян с азербайджанцами ни его запас знаний, ни его
жизненный опыт ему не дают. Использование им авторитета ученого - подлог.
Да, Ростропович хорошо играет на виолончели, так мало кто умеет. Но когда он
берет в руки автомат, чтобы защитить демократию или пасть жертвой советской
военщины и, усталый, засыпает в кресле, "не выпуская из рук оружия", то это
- дешевый спектакль, который должен нас растрогать. Соловьи, соловьи, не
будите солдат...
Активизация стереотипов. Всегда должно вызывать подозрение, если
взывающий к нам политик или деятель СМИ настойчиво обращается к нашим
стереотипам, будит наше чувство какой-то общности, подчеркивая наше отличие
от "них" - других. Стремление отправителя сообщений "стереотипизировать наше
поведение", то есть добиться, чтобы мы воспринимали информацию и отвечали на
нее в соответствии с нормами поведения определенной общности - верный
признак манипуляции.
Когда Элла Памфилова, соучастница Гайдара в ограблении пенсионеров,
вдруг начинает пускать слезу по поводу тяжелой судьбы "наших отцов", это -
дешевая эксплуатация нашего стереотипа сыновей. Печально, что она действует
- Памфилову выбирают депутатом от Калуги (правда, не всегда). Когда
подручные Гусинского на НТВ, пособляющие клану, "отделяющему Чечню", вдруг
начинают душевно сострадать "нашим мальчикам" в Чечне, это должно сразу
насторожить разумного человека. Пока что, видимо, это скорее его размягчает.
Всегда, услышав в обращении явную или скрытую апелляцию к каким-то
укорененным в нас чувствам или установкам, полезно быстро пробежать в уме
ипостаси своего Я и прикинуть, на какую из них давит обращающийся ко мне
идеолог. Тогда легче будет понять, на какую автоматическую реакцию он
рассчитывает и к чему незаметно клонит. Как только мы пытаемся это осознать,
исчезает автоматизм и начинается процесс рассуждения. Толчок к нему -
обнаружение признака манипуляции.
Некогерентность высказываний. Это - важнейший признак, и он довольно
легко выявляется даже интуитивно. Стоит только чуть-чуть быть настороже, как
начинаешь ощущать: что-то тут не так. Концы с концами не вяжутся! Если в
одной фразе проклинают советский строй за то, что пересохло озеро Арал, а в
следующей его же проклинают за то, что пытался перебросить часть воды из
сибирских рек в озеро Арал - то, простите, ваши рассуждения некогерентны, и
вы нас просто дурите. Или сами уже одурачены манипулятором более высокого
ранга. Очень часто некогерентность есть следствие предварительной
манипуляции, жертвой которой и стал данный оратор, но это не так уж важно -
"вторичные" манипуляторы столь же вредны, хотя вина их идет по другой
статье. Польза "вторичных", однако, в том, что у них некогерентность бывает
более выпуклой, более вопиющей, потому что они сами ее уже не замечают.
Кстати, выявлять нестыковки в утверждениях политиков и СМИ - хороший и
увлекательный интеллектуальный спорт. <
|
|
|
