Ускользающему врагу построй золотые мосты

Даже крокодилы не захотели ее есть. Мне это кажется весьма странным, и я понимаю, что для дикарей это очень важно. Но, как по мне, это крайне несправедливо. Мне почти удалось заполучить сумку, но Нориа настояла на том, чтобы мы помогли госпоже Келлерманн. Не то чтобы я всегда слушал баб относительно того, что мне делать. Но Нориа указала мне на всех ждущих у реки — десятки пар глаз, и, кроме того, крокодилы даже не собирались обгонять плот. И мне опять пришлось делать хорошую мину при плохой игре. Эта Келлерманн, кажется, имеется такие же задатки ведьмы, как ее бабушка. Моя мать всегда знала, что Матильда — ведьма, которая прокляла нашу плантацию. Потому что катастрофа началась тогда, когда эта гнусная баба связалась с рабом и затем, руководствуясь похотливым желанием, вбила себе в голову, что Эдмонд — святой, а мой отец — жадный грешник. Она не только была необразованной, но еще и имела преступные наклонности. Я никогда не забуду то Рождество, когда меня оставили дома в наказание за плохое поведение. Никто не был мне благодарен за то, что я смог назвать вора, мой отец даже ненавидел меня за это. Осознание того, что его обвела вокруг пальца баба, стало началом конца. Украшений не было, прислуга ушла от нас, а без Эдмонда, который сидел в тюрьме, пропала и наша плантация: какая-то гниль уничтожила не только весь урожай, но и стебли и корни. Мы продержались еще два года, затем лишились всего. Но никто не хотел покупать плантацию, ходили слухи, что она проклята. Богобоязненные плантаторы, которые каждое воскресенье посещали церковь, перешептывались за спиной пастора о черной силе дьявола. Мне не было еще и десяти лет, когда я нашел отца в сарае. Висящим. Я точно помню это, этот день врезался мне в память.

Как и каждое воскресенье, мы с мамой пошли в церковь, где нас засыпали лицемерными вопросами об отце.

Мы собирались обедать, я помню, что на обед подавали мое любимое блюдо — ножку ягненка со сладким картофелем, блюдо, к которому я с тех пор не прикасаюсь. Но мой отец не появился. Его лошади стояли в хлеву, значит, он никуда не уехал, поэтому я повсюду его искал, но никак не мог найти, и нам пришлось обедать без него.

У матери разболелась голова от унижения, которое она снова испытала по вине отца, она пошла в свою спальню прежде, чем мы закончили обедать.

На плантации было удивительно тихо, вероятно, именно поэтому я услышал гудение насекомых. Я решил, что в сарае появилось осиное гнездо. Прежде я заглядывал туда лишь ненадолго, а мой отец никогда там не задерживался. Шумное гудение и жужжание привели меня в хорошее настроение. Я думал, что уничтожу гнездо с помощью небольшого костра и таким образом заслужу похвалу отца.

Когда я открыл дверь, мне в нос ударила вонь, как из помойной канавы. А затем я увидел его. Он висел на веревке, а поскольку в момент смерти его кишки опорожнились, его тело было покрыто жужжащими насекомыми. Мне и сегодня становится плохо, когда я слышу гудение жадных мух.

Под этим ужасным существом лежало письмо, адресованное моей матери, и еще одно для меня. Что было в письме для матери, я не знаю, но после этого мы отправились в Европу, к одной из моих сестер, где было более чем холодно — во всех отношениях. Я окоченел там. И только то, что было написано в моем письме, давало мне то необходимое тепло, благодаря которому я выжил. Я помню эти строки до сих пор:

Мой дорогой сын!

Злая женщина имеет все четыре элемента в себе: в воздухе это зловоние, в воде — крокодил, на земле — дракон и в огне — отъявленный дьявол. Об этом знал еще Авраам.

Она — ты знаешь, о ком я говорю, — должна погибнуть так же, как она погубила нас. Уничтожь ее и ее потомков точно так же, как она уничтожила мою жизнь и жизнь моих потомков — и прежде всего твою, потому что ты должен был стать моим долгожданным наследником. Я слишком стар и слишком устал, чтобы сделать это. Пусть твоим приоритетом станет создание плантации. Возьми все, что тебе принадлежит, возвращайся сюда и заверши то, что я начал. И прости меня за то, что я все потерял, — если сможешь.

Благослови тебя Господь.

Твой любящий отец

Сантал

Сантал получают из санталового дерева Santalum Album L., которое произрастает преимущественно в Ост-Индии и на Зондских островах. Из-за высокой цены его используют только для изготовления самых изысканных парфюмов, знатоки ароматов высоко ценят санталовое масло, оно хорошо сочетается с розовым.

Лишь когда ее легкие стали гореть так же, как зажившие пятки, и из носа потекла кровь, она остановилась, нашла большую скалу и присела, чтобы подумать.

«Подумать! Смешно, — говорил ей внутренний голос, — ты хочешь себя пожалеть, и ничего больше. Реветь, ты опять будешь реветь. Это путешествие оставляет после себя море слез, сколько ты уже в пути? И чего ты добилась? Где результат? Обманутая королева, мертвый мужчина в гробу из золотой паутины, потерянное обоняние и, ну ладно, единственное, от чего ты не отказываешься, — это Нирина, все еще живой ребенок, но, к сожалению, у него нет семьи».

«У него есть я, — рыдала Паула и вытирала слезы, — у него есть только я».

«О да, что ты за мать! — возражал голос. — Разве хорошая мать прыгнет в реку с крокодилами? И где малыш сейчас? И на что вы вдвоем собираетесь жить? В таком состоянии ты не сможешь выращивать ваниль, не говоря уже о том, чтобы создавать парфюмы. Забудь об этом».

Паула содрогнулась от рыданий, и книга Матильды выскользнула из рук, которыми она обхватила себя, как бы защищаясь, раскачиваясь всем телом взад-вперед, чтобы успокоиться. Книга упала возле ее ног, такая же бесполезная, как и ее нос. Бесполезная, как и ее существование. Скованная, страждущая, странная, слова на С.

Шум позади заставил ее вздрогнуть. Он был слишком тихим для человека. Она обернулась — ничего. Все же этот шум отвлек ее от бессвязного потока мыслей, и это хорошо, теперь она должна сконцентрироваться на том, как быть дальше. Она наклонилась за книгой Матильды и снова услышала приглушенный звук, за которым последовал тихий шелест.

Он раздавался над ее головой, и на этот раз намного ближе. Но, как Паула ни присматривалась к деревьям, она ничего не могла рассмотреть. Она пожала плечами и снова наклонилась за книгой. Вдруг что-то тяжелое на четырех лапах с острыми когтями упало ей на спину.

Паула громко вскрикнула, высоко подпрыгнула, обернулась, но это существо никуда не делось. Она попыталась схватить его сзади и снова испугалась, ощутив под пальцами мех, который сразу отпустила. Она стояла, не двигаясь, ее сердце билось с бешеной скоростью. Что это было?

Затем животное залезло ей на плечо. Паула с тревогой повернула голову и вздрогнула, взглянув в янтарно-желтые глаза маленького серо-коричневого лемура.

В тот момент, когда их взгляды встретились, лемур перепрыгнул с ее плеча на книгу Матильды, а оттуда так быстро вскарабкался на ближайшее дерево, что Паула была уже не уверена, не придумала ли она все это. Пульс стучал у нее в ушах. Этот лемур выглядел совсем иначе, нежели тот, которого она видела в то утро, когда умер Ласло: у этого не было черной шерсти на ушах, и он был намного меньше. Она снова присела и взяла книгу, которая в результате падения изменила форму.

На ощупь она тоже стала другой.

Красный кожаный переплет разъехался, обивка вылезла наружу.

Обивка?

Паула взяла ее и дважды осмотрела, чтобы понять, что она держит в руках.

Это была влажная, но все же еще запечатанная клеенка, в которой что-то было спрятано. Паула от напряжения затаила дыхание и вскрыла печать. В эту клеенку было упаковано толстое, очень толстое письмо. Дрожащими пальцами она развернула листы бумаги, почерк оказался четким и знакомым Пауле.

«Моя дорогая Флоренс…»

Это было письмо бабушки, адресованное ее матери, письмо, которое она написала более двадцати лет назад. Это был подарок! Паула промокнула нос платком и углубилась в чтение.

Амбалавау, утро 8 августа 1856 года

Флоренс, моя любимая дочь…

Читая, Паула постоянно прерывалась, потому что была потрясена; она очень сожалела, что ее мать так никогда и не прочитала это письмо. Впервые в жизни она почувствовала глубокое сострадание по отношению к матери, она смогла понять, почему для нее всегда было важно все делать правильно, так, как подобает. Она наконец поняла, как отчаянно ее мать хотела соответствовать требованиям общества. Паулу, которая до этого момента считала себя толерантной и либеральной, раздирали противоречивые чувства. До своего замужества она считала невероятно романтичным влюбиться в Хитклиффа из «Грозового перевала». Сегодня она понимала, что это было совсем не романтично — выйти замуж за неблагополучного мужчину. Для нее оставалось загадкой, как можно любить того, кто в два раза младше и принадлежит к совершенно другому культурному кругу. Ее мужественная бабушка и бывший раб: как это было возможно — при таких обстоятельствах на длительное время обрести счастье? Или, может, Матильда просто влюбилась в нежность Эдмонда после стольких лет неволи у пирата Ле Томаса? А возможно, это опять-таки была ее смелость, благодаря которой она сочла Эдмонда таким привлекательным. Паула представила себе, как Эдмонд в ходе своей беззаветной работы на плантации открыл секрет ванили, при этом она подумала о изысканно-бархатистом аромате ванили и тяжело вздохнула. Она дотронулась до своего опухшего носа, подняла кожаный переплет вверх, чтобы понюхать его, но ничего не почувствовала. Ее нос был мертв. «Что сделала бы Матильда на моем месте?» — спросила она себя. И внутренний голос сразу же ответил, что Матильда уж точно не бегала бы по джунглям, рыдая, она взяла бы себя в руки и нашла другой способ. Ее бабушка боролась, она даже совершила кражу, чтобы добиться того, что считала правильным.

«Но я не Матильда». Паула впервые за время путешествия подумала о том, почему она никогда не подвергала сомнению то, что делала ее бабушка, в отличие от поступков матери. Мать принудила ее к этому адскому браку, все время вынуждая ее делать то, что было правильно, именно поэтому занятия с книгой рецептов бабушки стали для нее запасным выходом из тюрьмы правил ее матери. Ей казалось, что она выросла из них. Ее жизнь до настоящего момента была просто реакцией на то, что она обнаружила. Может, ей следовало бы лучше прислушаться к себе? Чего хотелось ей самой?

Но почему ее бабушка спрятала свое письмо в таком месте? Почему она всерьез думала, что ее дочь будет стараться найти то, о существовании чего она даже не догадывалась? Паула надеялась, что все выяснится в последней части письма.

Письмо Матильды

Амбалавау, утро 12 августа 1856 года

Моя дорогая Флоренс!

Я искала растение, желто-оранжевые цветы которого дали бы аромат, похожий на иланг-иланг, но не такой дурманящий, а более свежий. Все же с ним, в отличие от иланг-иланга, крайне сложно проводить мацерацию, и, к сожалению, никакой другой метод в этом случае не подходит. Так как мне еще не удалось вырастить этот цветок, мне приходится каждый раз его искать. Но для моего парфюма «Ванильное золото» мне понадобится лучший аромат, потому что я хочу, чтобы это был самый величественный парфюм в мире. Аромат, который будет в моде сотню лет. И я отчетливо представляю, как должен выглядеть флакон. Он должен быть голубым, таким, какой я дам священнику. Голубым, как те бабочки, которых мы с Эдмондом видели в нашу первую ночь. Голубым, как лавандовое поле, голубым, как небо в Провансе, откуда родом твой отец Копаль. Золотые буквы Э и М должны переплетаться на обратной стороне флакона. Я каждый день пишу Эдмонду в тюрьму, но я не уверена, что он получает мои письма. Разумеется, я могу писать ему так же мало, как и тебе, потому что велика опасность того, что кто-то воспользуется этими сведениями в своих целях, а об этом должны знать только ты и Эдмонд. Я экспериментировала с парфюмом своей мечты. Кроме ванили, он содержит магнолию чампака, а еще сандал и грейпфрут — во Франции я бы использовала пальмарозу, но она здесь нигде не растет. И, конечно же, чудесный иланг-иланг с желтыми цветами. Я очень рада, что мне, помимо ванили, удалось вырастить его в больших количествах. У него невероятно изысканный, пряный аромат, напоминающий нарцисс и гиацинт. Но, к сожалению, его аромат быстро улетучивается, он не очень интенсивный, так что мне понадобится много этого растения. На один литр этилового спирта мне нужно 45 граммов масла иланг-иланга, но потребуется 100 килограммов цветов, чтобы получить 1200 граммов масла, и при этом только первые 600 граммов обладают прекрасным ароматом, а остальная часть масла, полученного путем дистилляции, практически не имеет запаха. О, я постоянно отвлекаюсь, когда речь заходит о моей любимой теме, но у меня немного времени, я должна писать короче. Значит, эта комбинация была далеко не такой замечательной, как я себе представляла, и я вспомнила о той микстуре, которую создала для толстой супруги монсеньора Бомона, после того как она мне намекнула, что ей хочется чего-то такого, что могло бы пробудить страстное желание ее супруга. Так как я была у нее в гостях и хотела расположить ее к нам, я наколдовала ей нечто чувственное из ириса, туберозы, фиалки, жасмина, грейпфрута, померанцевых цветов, розы, иланг-иланга, ванили и мускуса. Если бы я знала, во что превратятся наши отношения, я бы отказалась от этого. Но теперь я искала что-то новое, что-то удивительное, свежее и пряное, но также содержащее в себе отголоски цибета и черной амбры, хотя не очень интенсивные. Только по этой причине я оказалась у реки. Я уже нашла некоторые интересные растения, которые были мне неизвестны, и, не зная, как они называются, я дала им свои имена. Маленькое растение с красивыми розовыми цветами я назвала «флоренция», в твою честь, моя дорогая дочь.

Река была не очень широкой и неглубокой, с золотисто-красным песком, и в ней было на удивление мало рыбы. На берегу росло немного деревьев, несколько слоновьих ушей, зато множество густых кустарников. Упавшие деревья образовали мосты, по которым реку можно было пересечь, но только если ты не подвержен головокружениям, как я. На другом берегу я увидела крышу из светло-зеленых листьев, за ней — кусты, бамбук, лианы.

Эта крыша из листьев заинтересовала меня, и река так маняще сверкала на солнце. Мне хотелось рассмотреть ее получше, и я пошла по упавшему дереву. Затем я сняла обувь и чулки и двинулась прямо по воде.

Вскоре крыша стала настолько высокой, что я могла идти под ней, выпрямившись. Меня окружали глухая тишина и чистый воздух зеленого собора. Здесь не было слышно даже журчание реки. В воздухе витал аромат свежей карамели, аниса, бергамота и содержащей железо воды. Все запахи смешалось в божественный парфюм, которой будто был создан для этого священного места. Я наклонилась, чтобы посмотреть, исходит ли эта ароматная комбинация от одного растения, и в ходе поисков больше руководствовалась своим обонянием, чем зрением.

Я действительно нашла растение, тонкие корни которого нелепо торчали в воздухе и светились красным цветом, как звезда Христа. От него исходил аромат аниса и бергамота. Но я не решилась обламывать эти корни, их красный цвет будто был предупреждением. Находясь в восторге от святости этого места, я казалась себе незваным гостем, поэтому решила вернуться домой.

Однако это место больше меня не отпустило, ночью оно мне приснилось. Во сне я видела голубых бабочек, и сегодня я думаю, что они хотели предупредить меня. Но я к ним не прислушалась — когда твоя мать прислушивалась к голосу разума? Итак, я пошла туда снова и была разочарована, потому что больше не смогла найти этот особенный аромат, и красные корни больше не издавали никакого запаха.

Но я не могла забыть о нем и отправилась в этот святой зеленый храм в третий раз.

Теперь я нашла маленький цветок, невзрачные бутоны которого имели ванильно-масляный аромат карамели, а листья в форме ланцета издавали другие запахи, которые я учуяла в прошлый раз. Анис, бергамот и содержащая железо вода. Этот цветок я должна была взять с собой; я вырыла его из земли, очень осторожно, потому что ни в коем случае не хотела повредить корни растения. У меня было такое чувство, что я должна за это попросить прощения, что, как тебе известно, очень нелегко для меня.

Корни светились золотом, что я приписывала святости места, разбудившей мое воображение. Но я присмотрелась внимательнее. Действительно, на корнях были маленькие золотые комочки. Обман зрения, я была в этом уверена: от радости, что я нашла это растение, у моего воображения выросли крылья. Мне это привиделось. Я сняла землю с корней, хотела ее искрошить, но у меня ничего не получилось. Между пальцами остались твердые золотые капельки. Я разрыла землю возле растения. И снова я нашла золотые частички, похожие на мерцающие солнечные жемчужины.

Моя дорогая Флоренс, в поисках идеального аромата твоя мать нашла золото.

Стиракс

Liquidambar Orientalis Miller представляет собой дерево, которое в Малой Азии и в Сирии образует целые леса. В свежем виде продукт консистенции мази под названием жидкий стиракс очень вязкий, похож на скипидар, мышиного цвета или зеленовато-серого; со временем он становится темно-серым и более твердым.

Чьи-то шаги вырвали Паулу из ее сосредоточенности, и как раз тогда, когда она раскрыла невероятную тайну. Ее переполняли противоречивые чувства, и она хотела, да, она обязана дочитать это письмо до конца, прежде чем сможет с кем-либо разговаривать. Она встала и посмотрела, где можно укрыться, но было уже поздно. Какая-то ее часть надеялась, что это Вильнев, но его шаги звучат обычно громче. Это или Нориа, или Мортен.

— Так вот вы где!

Мортен посмотрел сначала на письмо в ее руках, затем ей в лицо.

Его необычно опрятный вид натолкнул ее на мысль, что она выглядит просто ужасно: растрепанная и вся в кровавых пятнах.

Мортен тем временем побрился, он выглядел очень странно, потому, что под бородой его кожа была намного более бледной, чем на всем лице. Он улыбнулся ей так дружелюбно, как в начале их путешествия, что ее обрадовало, потому что в последние дни он казался ей особенно угрюмым.

— Я вас еще не поблагодарила за то, что вы вытащили меня с помощью палки.

— Это была честь для меня.

Он сделал небольшой поклон и указал на письмо в ее руках.

— Я не хотел вам мешать, но мы переживали за вас и пошли вас искать.

Паула покраснела, она и в самом деле вела себя невыносимо.

— Мне очень жаль, я доставляю вам одни неприятности.

— Могу ли я спросить, зачем вы прыгнули в эту реку, кишащую крокодилами?

Паула обмахнулась письмом, как веером.

— Я просто не хотела, чтобы единственная связь с прошлым промокла и пришла в негодность.

— Значит, ваше прошлое так важно для вас?

Паула опять покраснела. «Мое прошлое — вряд ли, нет, прошлое моей бабушки». И так как она все еще не могла придти в себя после прочтения письма и не хотела об этом говорить, она спросила:

— А для вас?

Мортен посмотрел на свои ботинки и улыбнулся, будто вспомнил при этом что-то особенно прекрасное.

— Ну, мы все не представляем себя без нашего прошлого, даже если кому-то хочется от него избавиться. В этом отношении я очень хорошо понимаю малагасийцев.

— Но нельзя допускать, чтобы одно лишь прошлое определяло наше будущее.

— Это невозможно.

Мортен хотел еще что-то сказать, но затем крепко сжал губы.

— А почему вы стали миссионером?

— Это была хорошая возможность добраться сюда.

Паула озадачено смотрела на него. Это был не тот ответ, который она ожидала услышать, ему больше подходило что-то христианское, вроде «Господь определил это для меня».

— А почему вы хотели добраться именно сюда?

— Я должен кое-что снова привести в порядок.

— О, это хорошая мысль!

Паула улыбнулась ему и вспомнила свое первое впечатление от этого неуклюжего медведя, который за последнее время стал совсем другим. Это путешествие очень изменило его, ей казалось, что он стал старше и серьезнее.

— Я рад, что вы одобряете мои мотивы. — Его губы дрогнули, будто он сказал что-то смешное, затем он подмигнул ей и указал на письмо. — А могу ли я спросить, что вы так долго скрывали от нас?

Паула не хотела просто ответить «нет», что было правдой. Она подумала, как выйти из ситуации и не быть при этом грубой.

— Это письмо моей бабушки, которое я только сейчас обнаружила. — Она надеялась, что для него этого будет достаточно, но Мортен ободряюще кивнул ей. — Я не знала, что оно существует, и хотела бы дочитать его до конца.

— Вам не следует оставаться здесь одной, я составлю вам компанию.

«Ни в коем случае», — подумала Паула.

— Лучше давайте вернемся, мне срочно нужно переодеться.

Она наклонилась за книгой, но Мортен оказался быстрее. Держа ее в руках, он с любопытством посмотрел на размокший кожаный переплет.

— Будьте любезны, — попросила Паула, с большим трудом сдерживаясь, и протянула руку, требуя вернуть книгу рецептов Матильды. Ей показалось очень дерзким с его стороны то, что он не оставлял ее в покое и позволил себе прикоснуться к ее священной книге.

Мортен неохотно отдал ее.

— Надеюсь, что книга не очень пострадала.

— Нет, пострадал только мой нос.

Паула взяла у него книгу и пошла вперед, хотя и не знала, куда идти.

Мортен взял ее под локоть.

— Дорога длинная.

Он вел ее через джунгли, и Пауле было больно признавать, что она не слышит запахи. Она вспомнила запах, типичный для Мортена: тмин, бергамот и нотка бузины, но она ничего не ощущала, даже запаха сырой земли, зато все время слышала тихий шелест, который доносился не из-под ног, а с деревьев над ее головой. Она остановилась и посмотрела вверх.

— Что случилось? — спросил Мортен.

В этот момент Паула увидела маленького лемура с большими глазами прямо над головой Мортена.

— Там, наверху, посмотрите же!

Она вытянула руку и указала на него, но Мортен ничего не смог увидеть. Был ли это тот самый лемур, который прыгнул ей на плечи? Ерунда! Паула надула губы. Они же выглядят одинаково и, насколько она знала, живут семьями. Она снова услышала шелест и посмотрела на крону дерева. Лемур как раз перепрыгивал с ветки на ветку, и Пауле показалось, что он при этом смотрит на нее. «Скоро ты будешь разговаривать с деревьями и камнями, — съехидничал ее внутренний голос. — Возможно, удар по носу вызвал нарушения работы мозга».

Они молча шли рядом. У Паулы было такое чувство, что Мортен о чем-то думал и хотел это с ней обсудить, потому что он несколько раз начинал разговор, но затем каждый раз прекращал его.

— Вы скучаете по своей семье? Или по Норвегии? — спросила она наконец, потому что его молчание становилось невыносимым.

Мортен остановился и повернулся к ней.

— Да, разумеется, я скучаю по тому месту, которое было моим домом.

— А о чем вам нравится вспоминать?

Мортен надул губы и почесал голову.

— О моей матери. Она была удивительной женщиной. Она всегда была внимательна ко мне. — Он лукаво улыбнулся. — Я был ее любимчиком. Она мне все разрешала и баловала меня, хотя была очень строгой женщиной. — Он опять стал серьезным. — Но она слишком рано умерла. От тоски по родине.

— Мне очень жаль, — пробормотала Паула и вспомнила свою мать, любимчиком которой был Густав. Она, наверное, впервые подумала о том, как живется ее младшему брату.

— Поэтому вы стали миссионером? Из-за вашей матери?

Он покачал головой.

— Мы пришли.

Он провел ее к палатке, где ее ждал Вильнев с Нириной на руках. Он, по всей видимости, еще не побрился и не переоделся.

— Почему вы постоянно так поступаете с нами? — Он рассерженно посмотрел на Паулу, и его тон испугал Нирину. — У нас всех есть другие дела, кроме как прыгать вслед за вами, плавать, бегать и так далее.

— Я сама могу за себя постоять.

Она хотела взять у него Нирину, но у нее в руках все еще были книга и письмо.

— Подождите, пожалуйста.

Она зашла в палатку, положила письмо и книгу в один из сундуков. Кожаная сумка, к сожалению, все еще была мокрой и не подходила в качестве хранилища. Затем она быстро вышла на улицу и взяла Нирину на руки.

— Мне очень жаль, что так вышло, — сказала она только для того, чтобы закончить разговор.

— Сегодня вечером в нашу честь устраивают праздник, а вы выглядите как чучело.

Паула посмотрела на Вильнева, затем покосилась на свой ужасно распухший нос. Он был таким мерзким. Она крепче прижала к себе Нирину, что ему не понравилось. Он болтал ножками и пищал, и Паула казалась себе полной неудачницей: даже ребенок чувствует себя нехорошо рядом с ней.

Чучело. Она отчаянно пыталась найти ответную реплику, но посчитала, что каждое слово, обращенное к нему, — это просто пустой звук.

Она повернулась и ушла в палатку.

Там она убаюкала Нирину и еле дождалась, когда наконец сможет прочитать последнюю часть письма.

Амбалавау, утро 12 августа 1856 года

Моя любимая Флоренс!

Паула пробежала глазами письмо до того абзаца, где ее прервал Мортен.

Обман зрения, я была в этом уверена: от радости, что я нашла это растение, у моего воображения выросли крылья. Мне это привиделось. Я сняла землю с корней, хотела ее искрошить, но у меня ничего не получилось. Между пальцами остались твердые золотые капельки. Я разрыла землю возле растения. И я снова нашла золотые частички, похожие на мерцающие солнечные жемчужины.

Моя дорогая Флоренс, в поисках идеального аромата твоя мать нашла золото.

Пауле было очень интересно, что произошло дальше.

Я не могу тебе точно сказать, сколько я просидела в том болоте, погрузившись в размышления. Это золото было подарком, таким подарком, который не должен был попасть не в те руки. Я очень аккуратно изменила свое положение и начала рыть землю возле растения. Я копалась в тине и снова нашла комочки золота: некоторые были величиной с рисовое зернышко, другие — как чечевица или сливовая косточка. И лишь немногие из них были величиной с грецкий орех. Я собрала все, что смогла найти, в платок и положила в свою сумку. Вырытое растение я тоже взяла с собой и посадила дома на поле. Я хорошо запомнила, где нашла его.

Затем я взвесила свою находку на маленьких весах. Двести граммов чистого золота — невероятно, какой подарок! Я восприняла это как знак: настоящее золото поможет нам в изготовлении «Ванильного золота». Оно обеспечит нам с Эдмондом блестящее будущее.

Затем я еще несколько раз посещала свой зеленый собор и каждый раз снова находила золотые комочки. Я поняла, что и ты, моя дочь, должна получить часть этого подарка. Такое количество золота не может принадлежать только мне и Эдмонду. Но мне следовало быть осторожной: за моими прогулками наблюдали, и, хотя я ни одной живой душе не сказала о своей золотой находке, я знала, что мне нужно прекратить искать там золото. Я не могла оставить без внимания наш проект, он был важнее. Мой парфюм обеспечил бы Эдмонду всемирную славу и стал бы памятником нашей любви. Золото есть повсюду на земле, а наш парфюм будет уникальным. Кроме того, я боялась, что из-за золота у меня будут неприятности, поэтому я, воспользовавшись обычаями этой страны, спрятала свой рецепт, золото и описание месторождения там, где никто не будет искать, положив все это в банку из-под какао «Ван Хоутен». Мой план заключался в том, что сначала я займусь производством «Ванильного золота» и затем, благодаря части найденных самородков, произведу этот парфюм в большом количестве. Другая часть изначально предназначалась тебе. Только на тот случай, если со мной что-то случится, я рассказываю тебе, где я спрятала рецепт и золото. И я прошу тебя, если ты это читаешь и если мне не удалось осуществить мой план, возьми золото и закончи то, что я начала.

Священник Антоний стоит рядом со мной и нетерпеливо ждет. Конечно же, он слишком вежлив, чтобы торопить меня, но у меня нет выбора. Переплет моей книги я еще вчера ослабила и смазала клеем. Сейчас я закончу письмо, мне пора прощаться с тобой. Я прошу у тебя прощения за тот вред, который я тебе причинила, но все же надеюсь на встречу.

Твоя мать Матильда

Но где же спрятаны рецепт и золото? Паула посмотрела на то, что значилось внизу страницы. Это была песня Гофмана фон Фаллерслебена с нотами.

«Ку-ку, ку-ку», — звучит в лесу.

Давайте петь, танцевать и прыгать.

Весна, весна скоро придет.

У бабушки, очевидно, было хорошее чувство юмора. Песня о кукушке? В таком письме? Паула улыбнулась, когда подумала о том, как отреагировала бы на письмо мать, потому что ей никогда не нравилась эта песня. Птица, которая другим подкладывает свои яйца, чтобы те их высиживали, была ей противна, и она запрещала им петь эту песню. Разрешала другую — «Все птички уже прилетели». Почему именно эта песня, и почему с нотами? Она всем известна, ноты никому не нужны.

Она сложила письмо и завернула его в клеенку, которая, в отличие от кожаной сумки, уже просохла.

Вдруг она заметила, что перед ней стоит Нориа с ведром воды, качая головой. Очевидно, она уже несколько раз к ней обращалась, но Паула не слышала, потому что новости из письма гудели в ее сознании, как пчелы, которые чувствовали себя в опасности.

— Вот свежая вода из колодца, если вы хотите помыться. И это тоже для вас.

Нориа протянула ей несколько мясистых листиков алоэ.

— Для вашего носа. Если хотите, я могу забрать Нирину. Я думаю, ему нужно немного поесть.

Паула поблагодарила ее и дала ей малыша, ей нужно было все обдумать в тишине. Эдмонд. Она была уверена, что совсем недавно слышала это имя. Эдмонд, имя на «Э», как Эдуард фон Вагенбах. Вдруг она вспомнила. Эдмонд — имя в письме, найденном в вещах Ласло, письме, которое исчезло. Но что было общего у Ласло с этим человеком?

После того как Нориа ушла, Паула размяла алоэ, заложила эту смесь в нос, а затем начала готовиться к празднику в деревне, раздумывая над тем, что бы все это значило.

Толуанский бальзам

Этот ценный смолистый бальзамический продукт производится из Myroxylon Toluiferum kth., огромного дерева, которое растет в горах Турбако, Толу, а также на холмах и берегах огромной реки Магдалена. Толуанский бальзам имеет более приятный, однако и более слабый аромат, чем перуанский бальзам.

Усталость накрыла Паулу, как туман, сквозь который до нее практически не доносились звуки веселого деревенского праздника. Для нее он длился мучительно долго, слишком долго, несмотря на то что с ней обращались как с королевой, что ей точно понравилось бы, если бы она находилась в более бодром состоянии. К ним с Вильневом относились как к паре, которая вышла живой из реки предков. Их посадили на богато украшенные резные деревянные стулья. Нирину передали Нориа, так как он не плавал в реке.

Затем две очень юные малагасийки разрисовали лицо Паулы желтой смесью, и, когда Паула захотела спросить, из чего она сделана, она опять с горечью вспомнила, что ее обоняние мертво, потому что эти двое использовали санталовую смесь, запах которой она совершенно не ощущала. Ей стало интересно: может, крокодилы вернут ей обоняние, если она опять прыгнет в реку? Она терпеливо выдержала процедуру, и ее попутчики сказали, что эти изящные узоры из мелких точек на лице очень ей идут.

Как только Паулу разрисовали, им подали тсакитсаки с различными лакомствами из риса и фрукты.

Затем мимо них прошла вся деревня, и, хотя они вдвоем выбрались из реки, всем хотелось притронуться именно к Пауле, что вызвало у нее противоречивые чувства. С одной стороны, ей было приятно, с другой стороны ей казалось, что это обман, так как она на самом деле не сделала ничего особенного, ей просто повезло. Радостная музыка флейты и барабана, которая поначалу, несмотря на удрученность, поддерживала ее в бодром состоянии, начала все больше ее усыплять, и ей хотелось только одного: лечь на свою циновку. После того как последний человек из деревни прикоснулся к ней, подали рисовую водку, и Нориа объяснила, что, если она уйдет, не попробовав с особым восторгом этот ценный напиток богов, она очень обидит жителей деревни. Так как Паула не чувствовала запахов, вся еда за праздничным столом была для нее пресной, однако она ощутила жжение водки на языке, что немного утешило ее. «По крайней мере, я хоть что-то чувствую», — подумала она и чокнулась со старостой деревни и его женщинами, затем с Вильневом, Мортеном и Нориа.

Водка быстро ударила ей в голову и сгустила туман, который ее окутал, еще больше, но он стал радостнее и ярче. Она смеялась над всем, что рассказывал ей Мортен, Вильнев казался ей с каждой минутой все более счастливым, и даже Нориа вроде бы искренне веселилась.

Когда она проснулась на следующее утро, ее правое глазное дно разрезал на кусочки острый нож, на затылке кто-то бил в гонг, звуки которого волнообразно распространялись по всей голове. Ей было так плохо, как во время беременности. Нирина, где же Нирина? Она ощупала все вокруг себя — ничего. Раньше она сразу поняла бы по запаху, рядом ли он, но ничто не проникало сквозь ее все еще опухший нос. Она заставила себя открыть глаза и нигде не нашла Нирину. Затем она вспомнила, что перед праздником его у нее забрали, он, наверное, был у Нориа. Она с облегчением собиралась закрыть глаза, как вдруг заметила кого-то другого недалеко от себя.

Рядом лежал Вильнев. Колокол теперь бил не в голове, а в сердце. Она отчаянно пыталась вспомнить, что произошло. Они были близки?

Она посмотрела на него, обратила внимание на его рот, невольно облизала свои пересохшие губы. Они целовались? Она этого не помнила, не была уверена.

«Неужели это было бы так плохо?» — заявил о себе ее внутренний голос.

«Да, да, да!» — хотела закричать Паула, но даже одно-единственное «да» усугубило ад в ее голове. Вильнев лежал у нее в палатке полностью одетый, но, как она только сейчас заметила, под ее москитной сеткой. Она посмотрела на себя и поняла, что на ней все еще те достаточно чистые юбка и блузка, в которых она была вчера вечером.

Во сне Вильнев выглядел уязвимым, как ребенок, его розовые губы были приоткрыты, но дышал он абсолютно беззвучно. Он лежал на боку, колени немного согнуты, голова на локте, каштановые волосы растрепались.

Пока она на него смотрела, она пыталась вспомнить вчерашние события, что, однако, было нелегко из-за гула в голове.

«Ку-ку, ку-ку», — пронеслось в ее памяти, кто-то рассказывал что-то о кукушке. Нет, кукушка была только в письме Матильды. Она судорожно вспоминала, ей казалось, что она слышит голос Нориа, которая рассказывает сказку о малагасийской кукушке. Сын бога Занахари умер, и Занахари созвал всех живых существ на земле, чтобы они спели траурную песню для его сына. Но спустя час многие прекратили петь, а через три часа все охрипли — все, кроме кукушки, которая неутомимо продолжала петь. День и ночь, так долго, пока Занахари не остановил ее. В качестве вознаграждения за старания он пообещал ей, что ее яйца отныне будут высиживать другие птицы.

Но как они заговорили о кукушке? Она не могла разболтать то, что написала Матильда? Почему она помнила эту сказку, но не помнила более важные события, как, например, поцелуй? Может, просто потому, что нечего было вспоминать.

Паула встала. Острый нож резал ее правый глаз на мерцающие полоски, и ей становилось все хуже. Ей нужно было что-то выпить и пожевать имбирь, это точно поможет. Она вылезла из-под москитной сетки.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Вильнев, и голос его звучал удивительно бодро.

Паула не ответила и вышла на улицу, где чуть не упала из-за солнца. Она прикрыла руками глаза и тяжело вздохнула.

Кто-то слегка коснулся ее плеча, она обернулась. Это был Мортен, который протянул ей письмо бабушки и книгу рецептов, и сказал, что она вчера вечером потеряла их.

Пауле было так плохо, что она была не в состоянии расспрашивать его о деталях. Она взяла их и понесла обратно в палатку, где столкнулась с Вильневом.

Он взял у нее вещи Матильды, и Пауле было настолько нехорошо, что она не возражала. Но она заметила, с каким интересом он на них смотрел.

— И из-за этого мы прыгали в реку? — спросил он.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: