14. Проблемы социального познания в свете современной ситуации

 

Итак, каким должен сегодня выглядеть социальный мыслитель? Каким он должен быть?

1. Обществоведу прежде всего необходимо преодолеть чрезмерный онтологизм. Принято слишком много описывать действительность, слишком " нажимать" на объективность, на бытие, на экономику.

Бесспорно, увеличение степени свободы человека возможно лишь на основе повышения эффективности экономики; так было в прошлом, индустриальном, так будет и в будущем, постиндустриальном, информационном и т. п. обществе.

Однако если прежнее производство жестко детерминировало деятельность человека, то современное наукоемкое, инновационное производство предоставляет человеку большую свободу. В сущности, оно невозможно без реализации, без развития творческого потенциала. То есть развитие человека сегодня – решающий фактор экономики. Не орудия труда, а знания, воля человека.

2. Важнейший методологический принцип социально-гуманитарных наук, как известно, – исторический подход к социальным явлениям и процессам. Всякое социальное бытие исторично, оно всегда находится в становлении, в процессе постоянных перемен (Гераклит интуитивно чувствовал это). Такой подход к познанию социальных процессов предохраняет исследователя от превращения его выводов в формальную теорию, полностью абстрагированную от истории, от своеобразия изменяющегося, становящегося социального мира.

Вместе с тем исторический подход нельзя преувеличивать. Его абсолютизация ведет к историческому релятивизму, который проявляется так же, как и релятивизм этический и культурный. Игнорируя устойчивое, универсальное и общее, исторический метод не может провести границу, различие между эмпирической и нормативной значимостью культурных норм и между культурной и моральной нормативностью. Он может низвести этические суждения на уровень эмпирических суждений с точки зрения сиюминутной пользы.

3. В познании, гносеологии делается слишком жесткий акцент на проблему отражения действительности, т. е. субъект-объектные отношения. Недооценивается значение в процессе познания творческой активности людей, их коммуникации (субъект- субъектные отношения).

В действительности же познание требует интеллекта и усилий. Оно не производится само собой, и тем более не навязывается познающему субъекту реальностью. Познание, безусловно, выступает как соответствие интеллекта и действительности; но всё-таки этого соответствия надо добиваться, его надо создавать. Подлинное познание поэтому всегда связано с воображением, с фантазией, с конструированием действительности.

Разумеется, познание нельзя сводить к жесткому рационалистическому объяснению мира. Бесспорно, научно-техническая рациональность, сформировавшаяся в Греции еще в VI веке до н. э., упрочившаяся в эпоху Возрождения и Нового времени, была ценна и значима, отвечала эволюционным потребностям общества. Но постепенно она была абсолютизирована, стала неконтролируемой, приобрела опасную тенденцию самооправдания.

Между тем формулы науки отнюдь не всегда абсолютны, нередко они временны. Ньютоновская механика когда-то была абсолютной " истиной", но теперь мы знаем, что она истинна только в определенных границах и при определенных условиях. Вообще, многие наши " научные" представления достаточно неопределенны. Едва ли мы знаем, что такое " реально" гравитация, свет, электричество и т. п. Можно строить неэвклидову геометрию, основываясь на постулате, что параллельные линии пересекаются, но можно исходить и из противоположной предпосылки. Ясно, что одновременно первая и вторая предпосылки не могут быть истинными. Мы считаем, что скорость света является универсальной постоянной, что законы термодинамики и принцип сохранения энергии истинны. Но можем ли мы безоговорочно утверждать, что невозможны вселенные или даже какие-то части и периоды жизни нашей вселенной, структурированные " законами", отличными от наблюдаемых сейчас? Не следует ли нам, вслед за Анри Пуанкаре, считать многие научные законы конвенциональными? Они выполняют функции, дающие нам возможность действовать, достигая относительно определенных результатов в относительно близком будущем. Но истинны ли они, выражают ли они абсолютную истину или тем более истину? То есть, обретаем ли мы посредством научных истин смысл бытия, смысл жизни?

Ведь бесспорно, с научно-рационалистической точки зрения атомная бомба функционирует весьма эффективно, но какое отношение это имеет к истине? Отвергая апологетическое отношение к технической рациональности, Т. Адорно и М. Хоркхаймер утверждали, что именно подобного рода бесчеловечная рациональность привела к Освенциму, крематориям и лагерям смерти. Истина в этом утверждении содержится.

Сегодня науку и технику следует рассматривать в социально-историческом контексте, оценивать научно-технический прогресс с этических позиций, учитывать, насколько открытия науки и техники служат человеку, его благу, его развитию. Критерий общественного прогресса – не дым заводских труб, а человек, его развитие, его свобода.

Очевидно, что невозможно отвергать научно-техническую рациональность. Без науки и техники все – ничто. Тем не менее, наука и техника – это еще не всё. Это – одна сторона, одна часть жизни человека.

Не случайно сегодня, в век рационализма, усиливается тяга человека к метафизическим проблемам, философским, религиозным, этическим. К проблеме смысла жизни, творчества, фантазии. Это надо иметь в виду и больше уделять внимание таким проблемам, как рациональное и иррациональное, знание и вера, социальный прогресс и прогресс научно-технический, культура, цивилизация и т. п.

В этой связи в социальном познании вполне целесообразно использовать такие герменевтические категории, как " понимание", " предрассудок", " вживание в текст" и т. п., разумеется, не противопоставляя их таким категориям, как " объяснение" и т. д.

Происходящие в настоящее время в мире процессы интеграции и глобализации сопровождаются возрождением партикуляризма, разобщенности представлений о мире. В условиях, когда поликультурные зоны расширяются, а контакты между культурами становятся всё более интенсивными, больше, чем когда-либо, необходимо создание общей основы ценностей, которая обеспечит гармоничное сосуществование людей как на международном, так и на местном уровне. Поэтому основное внимание нам нужно уделять поиску новых способов усиления межкультурного диалога с целью уменьшения насилия, развития духа терпимости, упрочения социального единства и т. п.

4. В социальном познании не существует жесткого детерминизма. Он во многом начинается с восприятия, воображения возможных миров, с построения социальных утопий и выбора между ними. Конечно, решения, действия каждого поколения, вступающего в жизнь, определяется достигнутым уровнем развития производительных сил, производственных отношений, существующими социальными и политическими институтами. В этом смысле оно несвободно, начало его деятельности как бы казуально-механически зависит от наличного бытия. Однако, что касается сути общественной жизни, то её законы — это уже не природные, казуально-механические законы, это законы логики решения о свободном выборе, законы воплощения в действительность избранного людьми возможного мира.   

При этом, всё-таки, важно не гипертрофировать, не онтологизировать практику, предостерегает К. Маркс. Человек в своей практической деятельности имеет перед собой объективный мир, зависит от него; объективная действительность определяет цели, характер деятельности человека.

Включение практики в познание и в социальное познание в особенности означает необходимость учета в процессе познания общественных явлений, действий, поступков людей, их конкретноисторических потребностей, интересов, ценностей, социально-классового положения, мировоззрения, политико-идеологических отношений и т. п. Очевидно, что теоретическая рациональность в целом обусловливается практической рациональностью. Все эти построения К. Маркса положили конец трактовке процесса социального познания как лишь процесса теоретического и логико-методологического. В социальном познании создалась качественно новая ситуация.

Отметим еще раз: до Маркса общественное познание раздваивало действительность на субъект и объект, находилось в плену дихотомии между субъектом и объектом. Попытки ее решения выливались в разные формы одностороннего субъективизма или объективизма. Вместо реальной картины общества формировались всевозможные ее деформированные разновидности. К. Маркс с помощью категории практики преодолел односторонность как объективизма, так и субъективизма. Общественная действительность трактуется К. Марксом как практическая. Это означает, что она является не только материальным объектом, но благодаря промышленности и (или особенно) чувствительной человеческой деятельности, раскрытой книгой человеческих сущностных сил, а значит, и субъектом.

Именно это качественно отличает общественный объект познания от естественнонаучного. В этом коренятся все специфические различия в отношениях субъекта и объекта в познании природы и общества, включая различия в объективности естественных и общественных законов.

В объекте социального познания, имеющем субъект-объектный характер, познающий субъект всегда имеет дело, разумеется в определенной форме, и с субъектом, т. е. с самим собой.

Предмет, действительность, чувственность уже не понимаются лишь в форме объекта, то есть " созерцания", но воспринимаются и как человеческая чувственная деятельность, практика, т. е. субъективно.

Онтологически - субъективный параметр объекта (общества) невозможно игнорировать; " как в действительности, так и в голове субъекта есть нечто данное", - неоднократно писал Маркс (особенно глубоко это положение он рассматривал в " Экономическо- философских рукописях" ).

Единство объективной стороны объекта общественного познания с его онтологическо-субъективной стороной, а через ее посредство и с самим познающим субъектом, разумеется, усложняет процесс познания общества. Общество и его законы имеют субъект-объектный характер и являются не только чем-то внешним по отношению к субъекту, но и его продуктом. Вот почему субъект ни в коем случае нельзя оторвать от исследуемого объекта и познавательного процесса вообще. Но в таком случае отношение познающего субъекта к объекту не может быть не субъективным, т. е. пристрастное отношение субъекта к объекту общественного познания детерминировано характером как самого субъекта, так и объекта.

Конечно, известная доля субъективного, пристрастного отношения субъекта к объекту присутствует и в естественнонаучном познании. Но в случае общественного познания речь идет о совершенно другой форме субъективности. Ни объект естественных наук, ни знание о нем не могут вступать непосредственно в противоречие с потребностями, интересами и целями субъекта. Объект естествознания, например, физическое тело, атом или молекула и т. д., и т. п., не реагирует на высказывания исследователей и не может " отомстить" субъекту за одни из них, а за другие - " наградить".

В общественном же познании каждое открытие кому-то либо помогает, либо мешает. Истина в общественном познании всегда связана с потребностями, интересами и делами человека. Политический деятель или политическая партия, например, отнюдь не равнодушны к тому, что высказывается о них как об объекте общественного исследования, к тому, какую роль это высказывание будет играть в контексте конкретно-исторической ситуации. Но и субъект познания не равнодушен к тому, что он выскажет об объекте, особенно когда дело касается объекта, к которому он имеет личное отношение (т. е. любит, уважает либо ненавидит его).

Там, где истина противоречит интересам субъекта, она им, как правило, искажается. Давно замечено, что если бы геометрические аксиомы задевали интересы людей, то они людьми также бы опровергались.

Отношения субъекта и объекта в социальном познании усложняются особенно по той причине, что познающий субъект органически связан с коллективным и институциональным субъектом (каковым 'являются, например, государство, классы, партии, общественные организации и т. п. ). Индивидуальные потребности, интересы и цели субъекта по своей сути выступают как специфические проявления общественных потребностей, интересов и целей, носителями которых являются определенные классы, социальные группы, институты, нации, страны, народы и т. п. Очевидно, что потребности, интересы и цели субъекта, как индивидуального, так и коллективного, являются важной составной частью общественного познания. Их познание, безусловно, лимитирует, определяет уровень и качество социального познания.

Субъект-объектная реальность предмета социального познания накладывает специфический отпечаток и на характер объективности общественных законов. В то время как объективным содержанием естественных законов являются соответствующие отношения преимущественно между вещами, телами и т. п., в случае общественных законов его составляют общественные отношения между людьми, между людьми и вещами.

Конечно, в условиях определенной экономической ситуации, какой, например, является ситуация отчужденного труда, общественные законы, подобно естественным, носят характер слепой силы. Но поскольку в содержание общественных законов включена человеческая деятельность, постольку эти законы имеют свою специфику, особенно применительно к таким чертам закона, как повторяемость, неизбежность и т. п. Общественные законы имеют характер законов-тенденций, т. е. им присущ вероятный, статистический характер.

Вместе с тем ряд социальных мыслителей, в частности, К. Р. Поппер в книге " Нищета историзма" отвергает подобный подход к общественным законам. Существование или допущение тенденций полезно для статистических операций, считает К. Поппер. Но, тем не менее, тенденция, по его мнению, отнюдь не закон. Закон и тенденция - совершенно разные вещи.

Однако дело в том, что квантовая физика и в естествознание принесла новое, вероятное толкование законов. При исследовании микрообъектов возникла новая гносеологическая ситуация: микрообъект отражается в сознании не таковым, каким он реально существует, а как результат взаимодействия наблюдателя и микроприбора. Необходимость такого взаимодействия Н. Бор охарактеризовал как принцип дополнительности. Некоторые ученые сделали из этой ситуации вывод: микрообъекты объективно не существуют. Это лишь запись наших ощущений, наших знаний о состоянии микро-объекта при его взаимодействии с прибором.

В действительности в этой гносеологической ситуации утрачено как прежнее резкое разделение субъекта и объекта, так и представления об отражении объекта в субъекте на манер механического отражения.

Тем более сложно познание общественных явлений. На сегодняшней ступени развития общество представляет собой самоорганизующуюся систему со сложной внутренней структурой. История, общество развиваются сегодня не только под влиянием объективных общественных закономерностей и стихийной деятельности людей, но и все в большей мере направляются сознательной деятельностью человека; они характеризуются не только моментами всеобщности, но исключительности и особенности; именно поэтому историю, общественную жизнь следует исследовать на основе диалектики общего, особенно единичного. История проявляется не как лишь различная история отдельных наций и стран, но и как единая история человечества. История – это разнообразие единства и единство разнообразия.

Именно поэтому к современному социальному познанию, еще в большей мере, чем к познанию вообще, относится положение о том, что познание человека не прямая, а кривая линия, бесконечно приближающаяся к ряду кругов спирали (которые в отличие от представлений Гегеля являются открытыми, незамкнутыми). Любой отрывок, обломок, кусочек этой кривой линии может быть превращен (односторонне превращен) в самостоятельную, целую прямую линию, которая (если за деревьями не видеть леса) ведет тогда к субъективизму, заблуждениям, утрате истины.

5. В этой связи следует уйти от идеологии однолинейного прогресса, типичной для гегелевской и марксистской философии, рас-сматривающей движение человечества к лучшему обществу как неизбежное. Из этого вытекает, что с людей, с конкретного человека снимается ответственность за ход истории. За спиной людей действует " хитрость разума", осуществляющая сама собой через историю сознательное начало и царство свободы.

В действительности нет никакой неизбежности общественного развития по направлению к добру. Возврат, регресс, зло до сих пор были столь же возможны, как и прогресс, движение вперед и добро.

Идея неизбежности прогресса, по сути, оправдывает любые злодеяния на пути к нему. Изгнание зла из действительности обусловлено не логикой истории, а свободным и ответственным выбором людьми добра.

Следует отказаться от ориентации на один большой прогресс, на прогресс общества в целом. Скорее можно говорить о прогрессе применительно к отдельным сферам жизни общества. Очевидно, невозможно отрицать прогресс в науке, медицине, образовании. Но бессмысленно говорить о прогрессе в сфере искусства, поскольку здесь критерии прекрасного совершенного могут меняться от человека к человеку, либо, напротив, эталоны прекрасного принятые в далеком прошлом, остаются неизменными и сегодня, несмотря на то, что образ жизни современных людей по сравнению с их далекими предшественниками, изменился радикально.

Трудно говорить и о прогрессе в сфере нравственности. Вряд ли можно утверждать, что люди стали добрее. Они разрушают природу, ведут бесчисленные жестокие войны, относятся друг к другу как к средству и т. п. Подлинной целью должны быть благополучие, душевное равновесие, духовное развитие людей.

Нужно учитывать, что в социальной сфере границы неопределенности ещё более широки, чем в природе, в естествознании. Если в естествознании (за исключением физики элементарных частиц) субъект и объект познания противостоят друг другу, то в социальной сфере связь познающего субъекта и объекта познания, а также субъектов познания друг с другом невозможно разорвать.

Следовательно, в социальном познании невозможно дать один единственный и категорический ответ. Никто не может претендовать на это (ни отдельный человек, ни какая-либо группа). Здесь нужны осторожность, дискуссии, критика, диалог, компромисс, соглашение. Отказ от сомнения, претензия дать единственно правильный ответ равносильны распространению дихотомических представлений, обещания либо лучезарного будущего, либо полной катастрофы.

Проблема заключается ещё и в следующем. Можно ли критерии развития современного общества безоговорочно переносить на прошлое? Имеет ли право современный человек утверждать, что, например, эпоха средневековья " ниже", " хуже", чем современное состояние общества? Вполне возможно, что человек той эпохи, если бы он попал в наше общество, отверг бы его; ведь он оценивал бы его по другим критериям, нежели мы.

Чтобы справиться с неопределенностью, и в теории, и в политической практике, нужно уделять больше внимания эксперименту (который до сих пор допускался в качестве метода в научных исследованиях природы), методу проб и ошибок, постепенным, частичным шагам, осторожным реформам, постоянно проверяемым практическим опытом (не отвергая, разумеется, теоретической проработки перспективы, ибо перспектива, идеалы всегда были и будут нужны людям; важно эту перспективу, идеальные цели увязать с " земными", реальными задачами).

Ориентация на большой, отдаленный прогресс неоправданна ещё и потому, что не в состоянии учесть побочные следствия прогресса. К тому же в таком случае в качестве необходимой жертвы прогресса оказываются многие люди, целые поколения. Очевидно, что это - аморальная позиция. Прогресс вообще, прогресс человечества, прогресс, откладываемый на будущее, – это фикция. Прогресс должен быть нацелен на человека, на конкретных людей. Такое понимание прогресса мобилизует человека, побуждает его идти вперед, рождает в нем чувство удовлетворения.

6. Не отвергая количественных и материальных критериев прогресса, акцент необходимо сделать на качественные и нематериальные критерии, ибо экономический рост, рост материальных благ сегодня наталкивается на границы, связанные с побочным социальными и экологическими последствиями.

Современная социально-гуманитарная мысль должна исходить из того, что ничто в природе и обществе не растет и не расширяется безгранично. Развитие человека, общества и природы основывается на уравновешивании процессов развертывания и углубления, эволюции и инволюции. Будущее зависит от того, сможет ли человек отказаться от безграничного роста материальных благ и сосредоточиться на духовном самоуглублении. Это трудно, поскольку такая установка выглядит как требование жертвы. Но ведь жизнь человека – это также равновесие внешних и внутренних сил, сил расширяющихся и сокращающихся. Если бы человек и в 30-40 лет продолжал расти, он не имел бы столь совершенной формы, которая присуща ему сегодня.

Точно также и социальный организм не может расти и расширяться бесконечно. Он развивается нормально, когда ему присущ органический рост, связывающий рост экономики с задачами сохранения окружающей среды, упрочения политической стабильности, развития культуры и т. д., и т. п.

7. Нужен новый, глобальный, целостный, комплексный подход к миру, учитывающий его экологические, экономические, социальные и духовно-культурные компоненты. Необходимо возродить космологический подход, рассматривать природу как саморазвивающуюся систему, как самодостаточную ценность. Человек должен не покорять природу, не господствовать над ней, а соизмерять своё развитие с эволюцией природы. Коэволюция человека, общества и природы – вот закон развития мира.

В современных условиях, в сущности, создаются объективные предпосылки для смены стиля мышления, для его ориентации на целое, на перспективу. Чтобы познать сегодняшний сложный, противоречивый и нестабильный мир, нужны междисциплинарные исследования, системно-структурные, глобально-эволюционные концепции. Среди них важное место занимает теория универсальных закономерностей эволюции и самоорганизации сложных систем любого типа, как природных, так и социальных – синергетика.

Вполне возможно, что методологические принципы синергетики (в синергетике такие категории, как " хаос", " катастрофа" и т. п., рассматриваются уже не отрицательно, а позитивно) могут послужить новыми ориентирами в поисках ответа на вопрос, куда " идет история", как прогнозировать пути развития сложных социально-природных систем, как выходить из сложных катастрофических (бифуркационных) ситуаций.

8. Как известно, советским обществоведам была присуща абсолютизация устремленности общественного развития в одном направлении. При этом они " торопили" историю, недооценивали её альтернативность. Они полагали, что история идет к своему концу – светлому коммунистическому обществу.

Вместе с тем следует заметить, что подобное восприятие истории было присуще не только советским, марксистски ориентированным представителям социально-гуманитарного знания, но и некоторым западным мыслителям. Вспомним Гегеля, который в победе Наполеона над прусской монархией в 1806 году усматривал торжество идеалов Французской революции и начало эпохи их мировой универсализации. Можно вспомнить О. Конта и его идею грядущей постисторической позитивной стадии (ступени) общественного развития. Уже в наше время, в 1989 году, американский профессор Ф. Фукуяма в статье " Конец истории? ", опубликованной в журнале " Нешнл интерест" (США), по аналогии с идеей Гегеля, пришел к выводу, что либерализм, экономический и политический, преодолев в конце XX века наиболее серьезный и опасный вызов со стороны марксизма и социализма, завершает процесс универсализации истории, начатый Французской революцией. Теперь западная либеральная демократия выступает уже как окончательная форма правления, что, по сути, свидетельствует о " конце истории".

Конечно, признает Фукуяма, в реальной, материальной жизни до победы либерализма ещё далеко, однако что касается духовной сферы, то здесь либерализм победил окончательно. Здесь уже нет места борьбе идей. Остается " лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории" [Ф. Фукуяма. Конец истории // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 134-148].

Сегодня можно констатировать, что процесс поляризации мира на две конфронтирующие друг с другом социально-политические системы приостановлен. Ему противостоит процесс формирования единой мировой цивилизации, выступающей как сложное, противоречивое целое, в котором взаимодействуют социально-политические системы, государства, нации, народы с различными геополитическими интересами, с различными культурами, религиями и т. п., но вместе с тем и имеющие общие интересы, связанные с решением все обостряющихся глобальных проблем, в конце концов, с решением проблемы выживания, сохранения жизни на земле.

Человечество, вероятно, вступает в новую эру, вектор развития которой направлен в сторону грядущей " постиндустриальной", " информационной" цивилизации, цивилизации " третьей волны" и т. п.; суть дела не в названии, а в том, что грядущая цивилизации будет отличаться от предшествующей наукоёмкой экономикой, инновационным предпринимательством, более высоким качеством жизни и развитием личности. Бесспорно, компьютер изменит и тип производства, и образ жизни, и стиль мышления человека.

И если с точки зрения технологической основы будущее за информационным обществом, то в социально-политическом плане оно – за гражданским обществом, признающим, утверждающим, защищающим универсальное, абсолютное значение прав и свобод личности. Не только гражданских и политических, но и социальных. Правовой строй не может быть сведен лишь к поддержанию юридической " благопристойности" отношений между государством и его гражданами. Подлинно гражданское общество должно гарантировать социальную защищенность человека. Во всяком случае, тенденция движения от либерально-правового государства к государству социальному в современных условиях стала уже весьма очевидной.

Важнейшим фактором общественного развития сегодня становится фактор интеграции, глобализации, особенно в сфере экономики. Очевидно, ускорение темпов изменений в мировой экономике сегодня, прежде всего, осуществляется на основе глобализации, которая начиная с 90-х годов становится, можно сказать, главной экономической силой.

Вместе с тем, наряду с этим процессом, или лучше сказать, в нем самом одновременно возрастает роль национально-культурного фактора. Примечательно, что многие страны достигли больших успехов, прежде всего в тех сферах производственной деятельности, которые в наибольшей степени опирались на уникальные черты национального характера и истории (Япония, например), т. е. глобализация и интеграционные процессы осуществляются посредством многообразия и различия.

В своё время М. Вебер, очевидно, слишком абсолютизировал протестантские корни рыночной экономики. Совершенно другие типы культуры, как, например, синтоистский, романский, скандинавский, азиатский и др., также вполне обеспечивают быстрое развитие экономики. Учитывая социокультурные факторы в развитии экономики и страны, всё же не следует абсолютизировать различия в национальных, культурно-исторических и психологических сферах. Законы экономики, законы производства всё-таки едины. В их основе — материальные и духовные интересы людей, их стремление к творческому самовыражению.

В конечном счете, планетарная, общемировая цивилизация формируется не как механическое слияние локальных цивилизаций под воздействием Западной Европы и США, а как органичное сближение западных (индивидуалистических) и восточных (коллективистских) форм хозяйствования и культуры. История никогда не закончится, поскольку многообразие и различие культур невозмож-

 

Вставить оборот стр. 21

 

бытия. Даже позитивистски ориентированные школы философии, традиционно отвергающие все метафизические, мировоззренческие проблемы, отчетливо обнаруживают гуманистические тенденции.

Современная ситуация требует корректировки концепции гу­манизма, сформулированной классической философией. В центре современной системы ценностных координат находится человек ответственный, понимающий, что цивилизация выступает как орга­ническое единство природы и общества. Более того, сегодня куль­турная эволюция, развитие человека в основном должны приспо­сабливаться к естественной эволюции природы. Гуманизм должен быть органически соединен с моралью и наукой. В свое время Про­тагор утверждал: человек – мера всех вещей. Сократ поправил его: разумный человек. Сегодня можно сказать: разумный, нравствен­ный человек. Человек, которому присуща метафизическая ответст­венность за все происходящее в мире. Гуманизм, наука и мораль в современных условиях, по сути, означают единое культурное дви­жение, которое содержит ответ на фундаментальные вопросы наше­го бытия: что такое человек и на что он может надеяться.

11. Бесспорно, каждый народ, страна должны искать собствен­ный путь, обрести собственное лицо. Исходя из этого и надо изу­чать и решать проблемы нашей страны. Не европеизировать, не американизировать, а учитывать традиции ее народов, историче­ские, этнические, культурные особенности их жизни.

Русские мыслители всегда искали свой путь, собственную судьбу России. Н. М. Карамзин писал, что можно заимствовать все полезное, но стыдно подражать. В. О. Ключевский в том же духе подчеркивал: можно заимствовать чужой способ вязания чулок, но стыдно заимствовать чужой образ жизни. С этой задачей органично связана задача национального взаимодействия народов России, бывшего Советского Союза. Как справедливо писал И. А. Ильин, Россия – не случайно нагромождение территорий и племен, но живой, исторически выросший и культурно оправдавшийся организм. Этот организм есть географическое единство, оно есть государственное и стратегическое единство; оно есть сущий оплот европейско-азиатского, а потому и вселенского мира и равновесия.

Вместе с тем, признавая, учитывая самобытность истории своей страны, нельзя эту самобытность абсолютизировать. Нельзя ссылаться на свой не изменяющийся менталитет. Характер народа не constanta. То, что порой, кажется, раз и навсегда данной чертой характера народа, во многом зависит от условий его исторического становления, от обстоятельств бытия народа не может определять его политическую судьбу. История доказывает заблуждение Cпинозы и Гегеля, считавших, что некоторые народы (например, турки, славяне, китайцы и т. д. ) являются не историческими народами, ибо не способны к политической жизни.

Каждый народ идет к свободе и демократии своим путем. Ни один народ не стал демократическим, политически свободным и либерально настроенным внезапно, вдруг. Немало стран и сегодня не достигли подлинной свободы, многие люди и сегодня еще не знают, что такое свобода.

И все же свобода, демократия, развитие личности – это перспектива, универсальная судьба человечества. Рано или поздно все народы собственным путем придут к осознанию и обретению свободы.

12. Итак, мы живем во все усложняющемся мире. Наши теоретические ориентации на движение к бесконфликтному, унитарному, социально-однородному обществу не оправдались. Современное общество все более дифференцируется, стратифицируется. Ему присуши самые разнообразные конфликты: экономические, национальные, религиозные и т. п. В будущем вполне возможен острый социальный и политический конфликт, связанный с борьбой за обладание социально значимыми знаниями, ибо в перспективе, как очевидно, информация, знания станут основными ресурсами как общества, так и индивида.

Но это означает, что ученые, педагоги, представители социально-гуманитарных наук и вообще все те, кто стоит у истоков производства и распространения знаний, неминуемо в будущем будут играть важнейшую роль как в порождении социальных конфликтов, так и в их разрешении.

Наряду с этим здесь может возникнуть еще одна сложная и опасная проблема: разрыв органической связи между знаниями и мыслью. Вспомним предостережение Гегеля: многознание не делает нас лучше, умнее и нравственнее. В сущности, эта проблема существует и сейчас. Более того, она никогда прежде не была столь острой, как сегодня.

Отсюда вытекает задача: образование, педагоги, представители социально-гуманитарного знания должны не просто давать знания, они должны развивать в людях способность ответственно мыслить, понимать, оценивать ситуацию, размышлять о том, как им поступать, каковы будут последствия их действий. То есть они должны помочь людям избежать безумной зависимости от технических средств производства, накопления и распространения знаний; помочь им обрести способность оценивать, отбирать, оперировать, управлять знаниями.

Все это объективно и субъективно повышает роль ученых, педагогов, особенно представителей социально-гуманитарного знания в жизни современного общества. Они не должны замыкаться в башне из слоновой кости, не должны претендовать на роль оракулов, единственно обладающих истиной. Они не должны думать и действовать с позиций узких специалистов, они должны охватывать весь комплекс социальных проблем, существующих в обществе. Ученые, педагоги обязаны участвовать в общественно-политической жизни. Они обязаны участвовать в диалоге с общественностью; должны разъяснять людям существующие проблемы, социальные теории, раскрывать им возможные сценарии развития общества. Они должны, подчеркиваем еще раз, быть мужественными, честными; покончить с конъюнктурными пристрастиями; исходить из реальной жизни, из реальных противоречий и конфликтов, а не из того, что хотят, что нужно власть имущим.

Если ученые, педагоги будут следовать такой линии поведения, тогда они не будут создавать никаких утопий (или антиутопий), никаких " измов". Тогда их выводы станут реальными, наука будет служить динамике общества, а сами они будут достойными, уважаемыми гражданами общества.  

 

Литература:

 

1. Антология. Эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей. - М.: Б. С. Г. -Пресс, 2008.
2. Блок М. Апология истории. - М.: Наука, 1986.

3. Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. – Л., 1940.

4. Гадамер Х. -Г. Истина и метод. – М., 1988.

5. Гегель Г. В. Ф. Сочинения.

1. Гинзбург К. Сыр и червь. - М., 2000
2. Грэхем Л. Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. М., 1991. С. 415.

8. Гуссерль Э. Философия как строгая наука. – Новочеркасск, 1994.

9. Дильтей В. Сущность философии. – М., 2001.

1. Доманска Э. Философия истории после постмодернизма. – М.: Канон, 2010.
2. Ильин И. А. О России. М., 1991. С. 23.
3. Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 18.
4.  Локк Д, Соч. в 3-х тт. - М.: Мысль, 1985. - Т. 1. - С. 85.
5. Лосский Н. О. История русской философии. Л., 1991. С. 143.

15. Манхейм К. Диагноз нашего времени. – М., 1994.

16. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд.

17. Мейнеке Ф. Возникновение историзма. – М., 2004.

18. Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? – М., 1991.

19. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1, 2. – М., 1992.

20. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. – М., 1998.

1. Сокол А, Брикман Ж. Интеллектуальные уловки. Критика современной философии. – М., 2002.

22. Тэн И. Философия искусства. – М., 1996.

1. Франк С. Л. Душа человека: Опыт введения в философскую психологию. Париж, 1964. С. 43.

24. Франкл В. Человек в поисках смысла. – М., 1990.

1. Федоров Н. Ф. Соч. М., 1982.  

26. Фромм Э. Душа человека. – М., 1992.

1. Ф. Фуку

   ⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

   Поделиться:

   
   
   
   
   
   
   
   Воспользуйтесь поиском по сайту: