 |
Ленинград–Москва. Май 1986 года
|
|
|
|
«Йя-хха» – жизнь врасплох. Поэтому реальность фильма и жизнь музыкантов, как и самой съемочной группы в эти дни становится единой. Сплошное кино.
Платформа Московского вокзала. Из вагона только что прибывшего поезда «Москва-Ленинград» выходят заспанные Рашид и Леша. На плече у Леши громоздкая кинокамера с треногой. Платформа быстро заполняется людьми.
Площадь Восстания с высоты птичьего полета – она заполнена транспортом и людьми, Рашид и Леша с камерой пересекают в человеческом потоке Невский проспект; проходят по Владимирскому проспекту мимо кафе «Сайгон».
Рок-клуб на Рубинштейна, 13. Поющий на концерте Кинчев с воздетыми руками. Беснующаяся толпа, среди которой – Рашид и Леша с камерой.
Майк Науменко бьет ногой в дверь подъезда заброшенного дома. Дверь без петель, как могильная плита валится наземь, поднимая столб пыли. Надпись на щите «Стой! Опасная зона!». Майк поднимается по лестнице вверх.
Раннее утро. Пустой Невский проспект. Рашид и Леша с камерой проходят мимо светофора, мигающего желтым цветом.
Дискотека «Невские звезды». Сквозь толпу к сцене пробивается группа ЗООПАРК. Общая куча-мала. В руках Майка резиновая гитара, которая гнется в разные стороны, когда он, дурачась, играет на ней.
Майк бредет по развалинам. Рашид и Леша с камерой идут вдоль канала у Михайловского парка.
Они покупают билеты в Москву, проходят мимо бюста Ленина к платформе. Следующим утром они снова идут мимо бюста-близнеца Ленина, стоящего на Ленинградском вокзале в Москве.
Нугманов держит в руках проявленную пленку: профиль Майка на фоне кирпичной стены, пускающий в камеру дым Цой, просто смотрящий в камеру Гребенщиков. Нугманов стоит возле полки с кинопленками, на них надписи: «Майк», «Цой», «Гребенщиков».
|
|
|
Баширов и Гребенщиков в профиль смотрят друг на друга. Баширов и Гребенщиков стоят у стены и по-хулигански мочатся на нее.
Ленинградский вокзал, поезд, Московский вокзал, Ленины, стоящие лицом друг к другу, Рашид и Леша с камерой идут через Львиный мостик. Музыканты группы КИНО направляются к «Волге»; стоят у автомобиля; Цой, улыбаясь, пускает дым в камеру; поезд мчится в сторону Москвы; Георгий Гурьянов грозит кулаком в камеру; поезд мчится в сторону Ленинграда – на монтажном столе проматывается кинопленка, и в зрачках Рашида мелькают кадры из будущего фильма.
Цой и Каспарян у стены дома. Майк смотрит в зеркало. Кинчев на сцене с воздетыми руками. Цой бросает в топку печи уголь. Гребенщиков облизывает губы. Поезд мчится в сторону Москвы…
Рашид и Леша с кинокамерой идут по двору кочегарки, заваленному горой угля. Из трубы кочегарки валит черный дым. Скорость движения пленки нарастает. Рашид стоит напротив полки с пленками; берет с полки одну из коробок.
Совковая лопата, стоящая у стены. На черенке лопаты – перчатки. Рука в перчатках берет лопату. Цой идет по коридору кочегарки с лопатой в руке. На нем футболка с надписью «SPIN». Цой бросает уголь в топку. Из трубы кочегарки валит дым. Поезд мчится в сторону Ленинграда. Перематывается кинопленка. Рашид за монтажным столом режет ее ножницами… Поезд мчится в
сторону Москвы. Цой в кочегарке поет под гитару немногочисленной тусовке; пускает дым в камеру. Майк разбивает зеркало. Группа КИНО исполняет песню «Дальше действовать будем мы».
Рашид в просмотровом зале смотрит последние кадры фильма. Окончательный вариант монтажа ему нравится.
Киев. Июль 1986 года
Через два месяца Цой снимается еще в одном фильме – «Конец каникул». Съемки проходят в Киеве. Но пока группа КИНО еще на борту самолета, приземлившегося в аэропорту «Борисполь».
|
|
|
Женский голос объявляет по трансляции:
– Тильки що прызэмлывся летак из Лэнинграду…
Эта фраза веселит музыкантов. К самолету подъезжает трап. Стюардесса открывает дверь и из белого брюха «Ту-134» поочередно выходят Цой, Каспарян, Тихомиров, и Гурьянов. Все одеты в черное, все держат гитарные кофры, кроме Гурьянова. На нем светлая футболка, клетчатые штаны. На фоне остальных пассажиров КИНОшники смотрятся инопланетянами.
В вестибюле их встречает парень лет двадцати с хвостиком – студент режиссерского факультета Сергей Лысенко. И пока они идут по коридорам, Сергей рассказывает о последствиях чернобыльской аварии:
– Ну, подумаешь, бабахнуло! Жизнь все равно продолжается! Просто надо пить как можно больше красного сухого вина, и никакая радиация вам не страшна…
Они быстро добираются до гостиницы «Славутич», где для группы забронированы места, подходят к дородной тетке-администратору, восседающей за стойкой. Она расплывается в широкой улыбке:
– Здраствуйте, хлопчыкы!
– Здравствуйте, у вас должна быть бронь на КИНО.
– Так кино вжэ було, всэ знялы и давно пойихалы.
– Да, нет, это не то кино. Это просто группа такая.
– Ось я и кажу, шо була киногрупа, алэ вжэ всэ зняла и пойихала. Щэ вранци.
– Да нет, вы нас не поняли…
– Та всэ я прэкрасно розумию – пойихалы вси давно! Ни рэчэй, ни людэй, ничого нэ лышилось!
– Ладно, давайте проверим по паспортам. У вас должна быть бронь. Вот, Цой, Каспарян, Тихомиров, Гурьянов…
– Чэкайтэ, чэкайтэ, нэ так швыдко… Щэ раз…Хто першый?
– Цой…
– Виктор Робертовычъ?
– Да.
– Так, есть бронь на такого… А вы кажэтэ – кино!? – тетка выразительно смотрит на молчаливого и абсолютно невозмутимого Цоя, сравнивая фото в паспорте с лицом оригинала, – якэ ж цэ кино?
В лифте музыканты сталкиваются с парой пожилых интуристов.
– Вам какой этаж? – спрашивает у иностранцев Виктор.
– Эйт фло, плиз, – отвечает мужчина.
– Нам выше, – говорит Цой и жмет на цифру «8».
Двери закрываются, и лифт плавно идет вверх.
КИНОшники смотрят на световой указатель и начинают хором отсчитывать этажи:
– Два… три… четыре… пять…
Интуристы – люди терпеливые и все происходящее воспринимают абсолютно невозмутимо: мол, и не такое видели в своей жизни.
|
|
|
– Плиз, эйт фло, – говорит Цой.
– Сенкью вери мач! – отвечает ему иностранец.
Шаркая ногами, они, не торопясь, покидают лифт. Цой жмет на цифру «10», дверь закрывается, и все давятся смехом.
Съемки происходят на площади Дзержинского в Киеве. КИНОшники в витрине «Дома музыки» исполняют песню «Закрой за мной дверь, я ухожу». После того, как Виктор трижды в финале песни пропевает слова: «Закрой за мной дверь, я ухожу», студент-режиссер объявляет в мегафон:
– Стоп! Снято! Можно перекурить.
Музыканты, возглавляемые Цоем, бегут на лужайку в самый центр площади Дзержинского. Они начинают дурачиться прямо под ногами прославленного чекиста: прыгать, изображать рукопашный бой. С другой стороны площади на их буйство взирают два постовых.
– Нам только скандала здесь не хватало, – говорит Лысенко, направляясь к памятнику.
Лысенко подходит к КИНОшникам, валяющимся как дети на траве, что-то им говорит, и те, словно ужаленные, вскакивают на ноги. Во время следующего дубля, когда музыканты снова стоят в витрине за стеклом, кто-то из бригады спрашивает Лысенко:
– Серега, а что ты им сказал?
– Ничего особенного. Просто брякнул, что в траве до фига радиации.
Ленинград. 3 июня 1987 года
V фестиваль Рок-клуба проходит в Ленинградском Дворце молодежи. Площадь перед Дворцом запружена молодыми людьми. Многие спрашивают лишний билет.
В концертном зале выступает группа КИНО. В репертуаре – новые песни. В частности, «Легенда». Марьяна Цой стоит за кулисами, она явно не в восторге от новых песен КИНО. Впрочем, песни не нравятся и публике в зале.
Не дожидаясь конца «Легенды», Марьяна уходит. Она разочарована.
В фойе Дворца молодежи множество тусующихся людей. На фоне финальных аккордов песни Марьяна слышит их голоса:
– Меня КИНО в этот раз не зацепило!
– Новые песни у Цоя – такое говно!
– ОБЪЕКТ НАСМЕШЕК – вот это группа!
Марьяна проходит мимо длинного листа ватмана, висящего на стене в фойе и исписанного вдоль и поперек разными фразами, так называемого «Гласа народа», где каждый желающий может оставить свое послание к любой группе фестиваля.
|
|
|
И надписи на нем вполне соответствуют последнему высказыванию: «Рикошет – sexy!», «ОБЪЕКТ НАСМЕШЕК – круче всех!», «ОН смеется последним!». Марьяна достает зажигалку, сигареты и нервно прикуривает.
– Рики, я тебя люблю! – экзальтированно вопит какая-то пьяная девица с ярко накрашенными губами и рядом с надписями, относящимися к ОБЪЕКТУ НАСМЕШЕК, оставляет жирный след поцелуя.
После выступления Виктор в баре дает интервью журналисту:
– …Можно было поступить нечестно – просто спеть старые вещи. Но мы не захотели…
Москва. 7 июля 1987 года
Рашид стоит в будке киномеханика и протягивает ему коробку с кинопленкой. Передавая коробку, Нугманов просит:
– Будь другом, прокрути его на максимальной громкости.
Киномеханик делает круглые глаза:
– Уважаемый, ваша премьера может закончиться скандалом.
– Как раз это мне и надо, – отвечает, усмехаясь, Рашид.
Все это происходит на XV международном московском кинофестивале. Рашид еще не знает, что совсем скоро со сцены прозвучит:
– …профессиональный приз журналистов ФИПРЕССИ получает фильм… хм… какое странное название… по-моему, звучит как… «Йя-хха»… победивший в программе «Молодое советское кино». Режиссер – Рашид Нугманов!
А дальше будут поздравления именитых коллег, бесконечные знакомства с известными и пока еще мало известными фигурами киноиндустрии. Но в ответной речи на вручении приза Рашид произнесет:
– Конечно, это награждение для меня стало сюрпризом. Но, по большому счету, я снимал «Йя-хху» не для наград. Для меня важнее всего было мнение тусовки, моих друзей рок-н-ролльщиков…
Ленинград. Май 1987 года
В малом кинозале Ленинградского дворца молодежи – просмотр «Йя-ххи» для своих. Леша Вишня заряжает пленкой киноустановку, в зале гаснет свет, и длинный луч прорезает темноту. На первых рядах сидят ленинградские рок-музыканты, среди которых и главные герои фильма. Большинству из них фильм понравится.
Съемки «Йя-ххи» станут началом прочной дружбы между Рашидом и Виктором. Они же положат начало постоянной работе Цоя в кино.
– Мы с ним могли говорить о чем угодно – о кино, о музыке, о жизни вообще… – будет вспоминать те времена Рашид, – Споров у нас не было, мы находили всегда что-то общее, и это доставляло нам удовольствие. Витя за прошедший с нашего знакомства год умудрился сняться в четырех картинах. Как только у него заканчивались съемки в одном фильме, сразу начинались съемки в другом… Это «Йя-хха», «Конец каникул», «Рок», где Виктор играет вместе с Башлачевым, и «Асса». С фильмом «Асса» в его личной жизни начались перемены, – он влюбился. В его жизнь вошла Наташа.
|
|
|
Ялта. Зима 1986 года
Пока Наташа и Виктор гуляют в зимней Ялте по пустынному пляжу, играют с набегающими на берег волнами, кормят хлебом чаек на набережной, проплывают в вагончике фуникулера над ржавыми крышами Ялты, Рашид, за тысячу с лишним километров от них, продолжает обучение во ВГИКе. Он еще и не подозревает, что находится на пороге кардинальных перемен в своей жизни. Летом 1987-го после окончания третьего курса Нугманов приедет на каникулы в родную Алма-Ату и уже соберется возвращаться назад, как вдруг…
Алма-Ата. Август 1987 года
Нугманов входит в здание «Казахфильма».
Он идет по коридорам киностудии. Время от времени ему попадаются незнакомые люди. Его здесь никто не знает, с ним никто не здоровается. Наконец Рашид открывает дверь приемной, на которой красуется табличка с надписью «Директор киностудии „Казахфильм“ тов. Таукелов С. Т».
В приемной за столом сидит секретарша. Перед ней стопка бумаг. Рашид представляется, и секретарша нажимает кнопку селектора:
– Сламбек Тлеугабылович, к вам пришел Нугманов.
– Пусть войдет – доносится в ответ из динамика.
Рашид открывает еще одну дверь и оказывается в кабинете директора киностудии. Таукелов улыбается, выходит навстречу к Рашиду из-за длинного стола и пожимает ему руку:
– Ну, здравствуй, герой… – говорит директор, – наслышан, наслышан о твоих подвигах…
– О каких подвигах, вы это про что? – не понимает Рашид.
– Ух, какой скромный! – директор грозит Рашиду пальцем, – а приз на Московском фестивале разве не подвиг? Когда у нас тут все разваливается прямо на глазах, – сокрушенно продолжает директор, – ладно, не будем о грустном… Поздравляю тебя!
– Спасибо.
– Кстати, что это за название у твоего фильма такое чудное… «Яга»? – Он смешно произносит это слово с ударением на второй слог.
– «Яга»? – переспрашивает Рашид, – да нет, фильм называется «Йя-хха»! Это тусовка такая… – Директор непонимающе смотрит на Рашида. – Ну, одним словом, молодежная группировка…
– Молодежная, говоришь? – неожиданно радуется директор. – Ну, вот, значит, не случайно тебя рекомендовали наши сценаристы Баранов и Килибанов – фильм-то у нас молодежный, про наркоманов.
– Что за фильм? Какие наркоманы? – не понимает Рашид. – И при чем здесь я?
– А ты, давай, присаживайся…Разговор у нас с тобой долгий. Дело в том, что у нас в запуске один фильм. Съемки должны начаться через месяц, мы уже дважды пролонгировали эту картину. Есть опасение, что и через месяц не начнутся… На днях был очередной худсовет, который не принял кинопробы. Худсовет решил отстранить режиссера, и рекомендовал тебя в качестве нового. Поскольку ты у нас, Рашид, в теме – раз про рок-музыку снимаешь, так с наркоманами и подавно справишься. Что скажешь?
Через некоторое время Рашид уже держит в руках сценарий и рассматривает не утвержденные худсоветом фотопробы. Он отдает фотографии директору, который тут же рвет их и бросает в мусорную корзину.
– Мои условия просты, – объясняет директору Рашид, – во-первых, в главных ролях фильма будут сниматься те, кого я приглашу, профессиональные они актеры или нет – не имеет значения. Во
вторых, оператором-постановщиком будет мой старший брат, Мурат, тоже студент третьего курса. И, в-третьих, за мной остается вольная трактовка сценария.
Директор в ответ согласно кивает. А еще через полчаса директор и Рашид пьют коньяк, закусывая дольками лимона.
В конце этого визита происходит еще одно событие, которому Рашид не придает никакого значения. Когда Нугманов, стоя возле киностудии «Казахфильм», прикуривает сигарету, пробегающий мимо бродячий пес, заинтересованно принюхивается к нему.
– Иди домой, – говорит Рашид. Пес в ответ сердито лает.
И пес этот удивительно похож на того, что выскочит через три года на дорогу перед машиной Виктора Цоя.
Вечером, уже из дома, Нугманов звонит Цою:
– Витя, у меня хорошие новости. То, о чем мы с тобой мечтали год назад, начинает сбываться.
– Неужели фильм? Тебе предложили полнометражную постановку? – спрашивает Виктор.
Он находится в ленинградской квартире на проспекте Ветеранов, позади него на стене висит портрет, подаренный Виктору Тимуром Новиковым.
– «Казахфильм» дает нам карт-бланш.
– Круто!
– Будешь сниматься?
– Буду. Но только в главной роли.
– Обижаешь, Витя. Разумеется, только в главной.
– А что за фильм, о чем?
– Да вот, в двух словах история такая: парень приезжает в город и пытается снять с иглы свою бывшую подругу, за что получает нож в живот.
– Погибает?
– Да, погибает… в сухом арыке, и это мне не нравится. И герой какой-то недоделанный. В общем, сценарий мы перепишем. Слишком много там длинных диалогов. Короче, приезжай поскорее…
– Хорошо. Концерты я отменю… Кстати, привезу с собой болванку с новыми песнями. Их пять, по-моему, очень хорошие.
– Отлично! Вот и музыка к фильму будет!
Цой уже в поезде…
Алма-Ата. Октябрь 1987 года
Цой выходит из вагона, начинает спускаться по лесенке тамбура на перрон, где вместо встречающих – оператор с камерой на треноге, рядом с ним Рашид, съемочная бригада. Это съемки фильма «Игла». Цой спрыгивает на перрон и, щурясь, смотрит на яркое солнце. Рядом с ним стоит проводница, которая чего-то требует – настойчиво трясет Виктора за рукав. Цой не обращает на нее никакого внимания. Показывает ей непристойный жест пальцем.
Рашид командует:
– Стоп! Снято.
Следующая мизансцена – проход Цоя вдоль здания вокзала к телефонной будке. Вокруг уже собралась толпа зевак. Какой-то мальчишка, не обращая внимания на подготовку к съемке, быстрым шагом идет мимо площадки и крутит на пальце нитку с закрепленной на ней монеткой. Он настолько поглощен своими мыслями, что не замечает Рашида, преградившего ему путь, до тех пор, пока не наталкивается на живот кинорежиссера.
– Ой! – испуганно вскрикивает шкет.
– В кино сниматься хочешь? – спрашивает Рашид.
– Хочу, – говорит шкет.
– Ну, давай сюда свою монетку.
В кадр входит девушка с хлопушкой:
– Игла. Телефонная будка. Дубль первый.
Рашид командует:
– Начали!
Цой проходит вдоль вокзала, крутя на пальце нитку с монеткой. Виктор заходит в телефонную будку, снимает трубку, опускает в щель телефона монетку на нитке, набирает номер, зажимает рукой мембрану трубки. Говорит приглушенным голосом:
– Алле…Алле… Мирка?.. Ничего не слышно… Из Москвы… Да… Отец в Москву не собирается?.. Слушай, монетки кончаются… Ну, пока… Пока… Целую.
Цой вешает трубку, вытаскивает монетку.
Вечером Виктор, Рашид и Мурат сидят на кухне за столом и обсуждают очередные сцены. Рашид на бумаге чертит схемы расположения камеры, планы и т. д. Виктор рассеянно за ним наблюдает, клюет носом и засыпает прямо за столом.
Рашид спрашивает Виктора:
– Спать будем или работать?
Виктор:
– Конечно, работать…
Ночью, едва Цою удается заснуть, как его будит телефонный звонок, журналист из Риги хочет взять интервью. Виктор не против, но очень уж хочется спать. Поэтому с журналистом он будет разговаривать следующей ночью. Это будет беседа о группе КИНО и о фильме, в котором снимается Цой.
– Я собирал не музыкантов, – расскажет Виктор, – Прежде всего, – друзей. А как же иначе? Научиться-то играть можно. Каспарян, например, вначале мало что умел, а теперь снимает с гитары куда больше меня… Что я делаю в кино? Мне нравится сниматься… Конечно, в этом фильме будут песни. Но я стараюсь не привносить в кино ничего из того, что делаю в группе… Нет, мы еще не придумали название… Что я могу пожелать слушателям?.. Не знаю… Ну что им желать?.. Ничего, наверное.
А сейчас Цой видит во сне степь. Высушенную солнцем землю, по которой ветер гонит перекати-поле. Растение распадается на четыре части, но продолжает катиться. Цой поднимает глаза и смотрит на ослепительно яркий диск солнца. Затем снова переводит взгляд на степь.
Кзыл-Орда. Август 1975 года
Тринадцатилетний Витя Цой с выгоревшими, почти рыжими волосами, в белой рубашонке, шортах и сандалиях смотрит вдаль. Там лишь танцующий над разогретой землей воздух. Но вблизи под сухим кустом Витя замечает шевеление, словно ветер пытается выдуть на открытое пространство зацепившийся за куст маленький комочек серой шерсти. Комочком оказывается испуганный щенок. Витя садится перед ним на корточки, протягивает руку. Щенок с недоверием разглядывает Цоя, принюхиваясь к нему. Витя говорит щенку:
– Ну, дурачок, и где твоя мамка?
Щенок в ответ лижет протянутый палец Вити.
– Наверное, жрать хочешь?
Витя берет щенка на руки и глядит по сторонам. Там, откуда он пришел, на окраине Кзыл-Орды, стоят одноэтажные домики, крашенные известкой, между которыми зеленеют шелковицы. А вокруг бескрайняя степь. Метрах в ста от Цоя лежит большой камень-валун, туда он и направляется. Он несет щенка, не прижимая его к груди, опасаясь, что тот его со страху обмочит. Со стороны щенок напоминает скорее маленького гуманоида, нежели собаку.
Под валуном к своему удивлению Витя обнаруживает еще трех щенят, которые очень радуются своему собрату, и начинают его дружно облизывать со всех сторон.
Громкий мужской окрик «Ви-и-итя!» со стороны домов заставляет мальчика вздрогнуть.
Он выскакивает из-за камня и кричит в ответ:
– Что, папа?
– Быстрее беги сюда! Дедушка зовет…
Витя бежит к домам, заворачивает в один из дворов. Там все уже в сборе – более двух десятков родственников деда, Максима Максимовича, приехавших на его шестидесятилетие со всего Союза. Ими дирижирует кореец-фотограф, пытаясь выстроить в три ряда.
Фотограф просит:
– Так, пожалуйста, Максим Максимович, дорогой наш юбиляр, вы встаете в центре… Уважаемые мужчины – первый ряд, присели на корточки… Так, хорошо… Второй ряд – дорогие женщины, пожалуйста… возьмите детей на колени… Так, хорошо… Третий ряд готов?.. Отлично!.. Внимание! Снимаю!
Щелкает фотоаппарат.
Алма-Ата. 31 декабря 1987 года
Цой рассматривает черно-белую фотографию, сделанную двенадцать с лишним лет тому назад в Кзыл-Орде. Он находится в квартире Нугманова, где полно людей. Среди них – сам хозяин квартиры, Мурат, Наташа Разлогова. Посреди комнаты – наряженная пышная елка. Рашид подходит к елке и с закрытыми от наслаждения глазами нюхает одну из еловых лап. До встречи Нового года остаются считанные минуты. Электронные часы с зелеными цифрами показывают время: 23:48. На экране телевизора появляется Горбачев в сером костюме и белой рубашке с элегантным галстуком. Он поправляет очки и начинает обращение к советскому народу:
– Дорогие товарищи! Последние минуты отсчитывает уходящий 1987 год. Каждый год в жизни человека, народа по-своему неповторим. Для нас, советских людей, 1987 год останется в памяти прежде всего как год семидесятилетия Великой Октябрьской Социалистической Революции…
Цой показывает фото Рашиду:
– Смотри. Вот это я… мне тринадцать… А это мой дед. В тот день ему исполнилось шестьдесят лет. Это 1975 год… Больше в Кзыл-Орде я не был.
– Хочешь, можем съездить…
– Да нет, ни к чему это, дедушка умер два года назад…
– Прости.
– Ничего.
Горбачев заканчивает свое новогоднее обращение к советскому народу:
– …пусть новый год станет годом новых побед труда, разума и гуманности, а значит – мира и добра. С Новым годом, дорогие товарищи!
Дружные крики «Ур-р-а!». Все начинают отсчитывать бой курантов:
– Один… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять… десять… одиннадцать… двенадцать!
Хлопанье пробок, шипение шампанского, радостные возгласы «С Новым годом!» под гимн Советского Союза из телевизора…
Через какое-то время опять в гостиной. Рашид объявляет:
– Внимание, ребята! Премьера песни!
Цой сидит на стуле с гитарой и спокойно говорит:
– Да, моя новая песня. Я сочинил ее здесь, в Алма-Ате…
– Буквально на моих глазах, – добавляет Рашид, – и на моей гитаре!
Все аплодируют, Виктор начинает…
Две тысячи лет война,
Война без особых причин,
Война – дело молодых,
Лекарство против морщин…
Рашид и Виктор стоят на балконе и курят. Внизу на улице толпы людей с бенгальскими огнями и хлопушками, бутылками шампанского – празднуют Новый год. В ушах Рашида еще звучит песня, он цитирует строчку:
– «Война – дело молодых, лекарство против морщин» … Сильно сказано! Витя, откуда это у тебя?
– Раш, я не знаю…
–?
– Честно, не знаю… Пишу, как пишется…
– Классная песня, я ее на титры в начале фильма поставлю… Нам осталось снять последний эпизод, на Тулебайке, финальный уход Моро… Но для этого нужен снег, чтобы он шел пушистыми хлопьями. Без снега снимать нельзя. – Рашид выпускает колечко дыма и выразительно смотрит в черноту зимнего неба, где мерцают холодным огнем мириады звезд. – А пока… будем монтировать.
Мимо лица Цоя плавно проплывает пушистая снежинка, Рашид завороженно на нее смотрит. А где-то высоко-высоко в небе их уже тысячи тысяч – начинается настоящий снегопад.
Снег будет идти еще несколько дней. И Рашиду удастся быстро снять финал фильма. Это будет вечером, на еловой аллее, залитой серебристо-мертвенным светом софитов. Эту сцену видели многие.
Идущего по аллее Моро-Цоя останавливает незнакомец в надвинутой на глаза шляпе:
– Разрешите прикурить?
Моро протягивает горящую зажигалку незнакомцу и в ответ получает подлый удар ножом в живот. Убийца хладнокровно прикуривает от зажигалки Моро и уходит прочь. Моро оседает на колени, пристально смотрит на капающую из раны на снег кровь, прикуривает сигарету и, с трудом поднявшись на ноги, медленно идет по аллее…
Теплоход «Федор Шаляпин» – Одесса. 16 сентября 1988 года
Эта поездка начинается с телефонного разговора между Цоем и Нугмановым.
– Витя, сегодня с утра купил газету «Известия», – говорит Нугманов, – здесь написано: организаторы фестиваля «Золотой Дюк» отобрали в конкурсную программу фильм «Игла».
– А организаторы с тобой связывались? – спрашивает Цой.
– Пока нет. Но они обязательно позвонят, так что собирай чемоданы.
– Думаешь, стоит ехать?
– А почему нет!? Ведь это первый наш кинофестиваль. Компания там, вроде, ничего подбирается, да и Одесса – город веселый. Поехали, Витя!
И действительно через месяц в руках Виктора оказывается пропуск, на котором посередине стоит синий штамп «Кинофестиваль „Золотой Дюк“, теплоход „Федор Шаляпин“». Виктор предъявляет его вахтенному матросу. За Цоем следом поднимаются по трапу Наташа и Рашид. На трапе и у трапа на набережной стоит длинная очередь фестивальных гостей.
– Дорогие гости кинофестиваля «Золотой Дюк»! – говорит капитан по громкой связи. – Экипаж теплохода «Федор Шаляпин» рад приветствовать вас на своем борту. Надеюсь, что это морское путешествие навсегда останется в вашей памяти.
Вскоре шум прибоя заглушают команды:
– По местам стоять, со швартовых сниматься! Отдать носовой… Отдать кормовой…
Теплоход дает два долгих гудка и направляется к выходу из бухты в открытое море. На пристани группа фанатов КИНО громко скандирует:
– Ви-тя! Ви-тя! Ви-тя!
Деятели советского кинематографа с нескрываемым любопытством посматривают на Цоя – на нем короткая черная куртка, синие джинсы, белоснежная футболка с черным трафаретом на груди и белые кроссовки. Цой стоит на верхней палубе теплохода, повернувшись лицом к Потемкинской лестнице. Рядом с ним – Наташа и Рашид. У всех отличное настроение. Кто-то показывает рукой на бегущего по лестнице вниз человека:
– Смотрите, какой-то чувак опоздал…
Вскоре они смешиваются с киношной публикой, гуляющей по палубе. Здесь и Станислав Говорухин в шарфике, и Сергей Шолохов, и многие другие известные лица. К Цою подходит фотограф:
– Виктор, можно вас сфотографировать?
– Да, конечно.
Щелчок следует за щелчком, и в результате на следующий день получается целая серия фотографий: Виктор на верхней палубе сидит в шезлонге, широко расставив ноги; имитирует спуск по перилам трапа по-матросски; сидит в шезлонге на верхней палубе под вывеской с надписью «Температура воздуха – воды – воды в бассейне»; крупный план лица Виктора на фоне моря; Цой на верхней палубе в гуще кинотусовки; Виктор в белой футболке без рукавов с лицами музыкантов из британской группы SIOUXIE AND THE BANSHEES; дает интервью Сергею Шолохову; «гипнотизирует» взглядом фотокамеру.
|
|
|
