 |
Модели традиционного природопользования 8 глава
|
|
|
|
обычно приобретали У береговых зверобоев. При отсутствии лахтачьих ремней аркан Делали из полос
оленьей кожи.
К концу XIX в. огнестрельное оружие уже имелось у всех тундровых оленеводов: у ненцев —
русское, у чукчей — преимущественно американское. Обеспеченность оружием была гораздо
ниже, чем в поселках морских зверобоев: в 1926 г. на каждую семью оленеводов приходилось
одно ружье или винтовка (у боль-шеземельских ненцев в среднем 1,2; у чаунских чукчей — 1,1) 46.
Из-за слабого развития охоты у тундровых кочевников роль огне стрельного оружия в их
жизнеобеспечении была невелика и потреб ность в патронах незначительна.
Набор готовых железных изделий и инструментов у оленеводов даже в начале XX в. был очень
ограниченным 4?; капканы, топоры, другие изделия обычно приобретались у приезжих торговцев
или через посредство оседлого населения. Нарты, лодки, прочие предметы из дерева оленеводы
чаще всего изготовляли сами; готовые деревянные лодки ненцы покупали у русских, хантов или
коми. Сети и неводы для ловли рыбы в XIX—начале XX в. ненцы делали из приобретаемой у
русских конопляной пряжи; оленеводы-чукчи добывали мелких тюленей с помощью самодельных
ременных сетей, а рыбу — сетками из оленьих сухожилий или тонких полос
" 48
оленьей кожи, а также запорами и крючками.
Главным средством транспорта у кочевников были оленьи нарты, которые имелись в каждом
хозяйстве в довольно большом количестве: в среднем 25 шт. на семью у большеземельских ненцев
и 17 — 20 шт. — у чаунских чукчей 49. У чукчей каждое стойбище имело дополнительно 1 — 2
собачьи нарты. Все виды нарт изготовлялись самими оленеводами при помощи простейших
инструментов и без каких-либо железных скреплений. Дерево для нарт, байдар, лодок, шестов для
|
|
|
жилища (лиственницу, ель и березу) заго тавливали во время зимних кочеваний у северной
границы леса или в ходе специальных дальних поездок раз в два-три года. Упряжь делали из
оленьей кожи и лахтачьих ремней, а костяные детали — из оленьего рога или кости, в редких
случаях — из моржового клыка или бивня мамонта.
Одежду, обувь, покрышки для жилищ, постели кочевники изготовляли из шкур домашних оленей.
У каждой семьи оленеводов для каркасного переносного жилища (чума или яранги) обычно
имелось два комплекта покрышек: летние и зимние (впрочем, лет ними покрышками чаще всего
служили старые зимние). Ненцы и коми, кочевавшие ближе к границе леса, часто покрывали
летний чум большими полотнищами вываренной бересты, прошитыми оленьими жилами. Бересту
заготавливали во время зимних стоянок или выменивали у хантов. По рассказам пожилых
информантов, такие покрышки служили не менее 10—15 лет, в то время как покрышки из оленьих
шкур надо было менять через два-три года.
У всех оленеводов для каждого члена семьи ежегодно стремились сшить полный комплект новой
зимней одежды и обуви из шкур телят осеннего забоя. Богатые оленеводы-чукчи имели даже два
комплекта на каждую зиму и обменивали потом поношенную одежду в поселках береговых
зверобоев или в русских селениях 50.
В конце XIX в. ненцы, а с начала XX в. также и чукчи стали шить верхнюю летнюю одежду из
покупных тканей: ситца или сукна, которые выменивали у русских купцов. Оленеводы-ижемцы и
озы-рянившиеся ненцы почти всю летнюю одежду шили из покупных тканей. Для летней обуви
оленеводы-чукчи делали подошвы из шкур тюленей; заготовки для них выменивали у оседлых
зверобоев или делали из шкур животных, добытых самими кочевниками в летние месяцы.
Как видно из этого краткого обзора, к началу XX в. в жизнеобеспечении тундровых кочевников
|
|
|
уже достаточно широко использовались многочисленные покупные предметы и изделия, а также
различные виды сырья, приобретаемые у оседлого населения. Все же традиционная экономика
ненцев и в особенности чукчей отличалась большой автономностью и могла удовлетворять
основные потребности кочевников почти полностью за счет продуктов собственного
производства.
Потребности кочевой общины. Расчет основных потребностей общины тундровых оленеводов в
пище, шкурах, топливе, товарной продукции велся по той же методике, что и при составлении
балансов жизнеобеспечения приморских зверобоев-эскимосов.
В литературе имеется несколько оценок фактической калорийности рационов северных
оленеводов — ненцев, чукчей, саамов и др.51 Но для лучшей сопоставимости расчетов я
остановился на тех же нормах потребления, которые были приняты выше для приморских
зверобоев: 3000 ккал в день для взрослого мужчины, 2500 ккал — для женщин и стариков и 2000
ккал — для детей. Исходя из рассчитанной выше половозрастной структуры кочевой общины *,
средняя норма составила 2425 ккал на человека у ненцев и 2400 у чукчей, или соответственно 885
125 и 876 000 ккал в год. Однако, как и в случае с эскимосами, эту норму удобнее округлить до
цифры 900 тыс. ккал в год.
У всех тундровых оленеводов основной и наиболее предпочитаемой пищей считалось мясо
домашних оленей, а также внутренности и свежая кровь убитых животных. Полную калорийность
туши взрослого тундрового оленя (40 кг мяса и 25 кг других съедобных продуктов) можно
оценить в 52,1 тыс. ккал, а теленка (30 кг мяса и 15 кг внутренностей) — в 47,1 тыс. ккал52.
Учитывая, что в прошлом оленеводы стремились забивать в пищу молодых или, напротив, старых
и ослабевших животных, можно принять среднюю цифру калорийности одной туши в 49 тыс.
ккал. Значит, если бы все пищевые потребности удовлетворялись за счет продуктов оленеводства,
на каждого члена семьи надо было ежегодно забивать 18, 5 оленей (17 взрослых или 19 телят), или
95 —100 голов в среднем на хозяйство.
* У ненцев: 28 % мужчин, 22 % женщин, 7 % стариков и 43 % детей; у чукчей: 23 % мужчин, 28 % женщин, (> % стариков и 43
% детей — см. табл. 14 и 15.
7* 99
Эту цифру интересно сравнить с известными оценками реальной нормы забоя оленей для
|
|
|
собственного потребления в разных группах тундровых оленеводов в 1920—1930-е годы (табл.
18). Аналогичную оценку для разных имущественных групп кочевников — ненцев и чукчей на
1920—1930-е годы удалось сделать по воспоминаниям информантов старшего поколения (табл.
19). Получается, что семья из 5—6 человек забивала в год 35 — 70 оленей для собственного
потребления (без учета праздников, угощений и т. п.) в зависимости от своего имущественного
положе-
ния53
Если эти цифры справедливы, то продукция оленеводства удовлетворяла лишь 40—70 %
ежегодной нормы пищевых потребностей тундровых кочевников. Использование продуктов
охоты, рыболовства, собирательства, покупных товаров было в таком случае жизненно
необходимым. Лишь в семьях зажиточных оленеводов потребление оленьего мяса обеспечивало
энергетические потребности или приближалось к этой норме (табл. 19). Другие виды пищи
в том случае обеспечивали разнообразие рациона или подчеркивали его престижность.
Ежегодные потребности кочевников в оленьих шкурах на пошив одежды, обуви, изготовление и
ремонт жилища, бытовые нужды были определены по различным литературным оценкам и
сообщениям информантов старшего поколения. Принятая при расчетах цифра для семьи из 5
человек составила 40 шкур в год, что следует считать минимальной необходимой нормой 54.
Реальный расход, особенно в зажиточных или многочисленных семьях, был, видимо, заметно
выше 55.
Для отопления и освещения своих жилищ тундровые оленеводы использовали древесное топливо
со своих хозяйственных территорий, а также плавник, сушеный мох и кости животных. У чукчей
внутренняя часть яранги (полог) отапливалась лампой-жирником, в которой сжигался костный
жир, вытопленный из костей оленей. В прибрежных районах, где был возможен летний промысел
морского зверя или регулярные контакты с оседлыми зверобоями, оленеводы-чукчи использовали
для отопления жир морских животных. Из-за отсутствия каких-либо оценок его расхода можно
УСЛОВНО считать, что половина полученного кочевниками жира морских млекопитающих шла в
|
|
|
пищу, а другая половина — на отопление.
Все готовые товары: огнестрельное оружие, патроны, железные изделия, ткани, муку а также
большую часть продукции морского промысла (ремни, шкуры, заготовки для подошв, мясо и жир
морских животных) оленеводы приобретали в обмен на добытую ими пушнину или мясо и шкуры
своих домашних оленей.
Многие семьи болыыеземельских ненцев заготавливали также на продажу рыбу и сдавали русским
купцам продукцию своего эпизодического морского промысла. Расход продукции для продажи или
обмена на факториях можно очень условно оценить по средним нормам закупок товаров оленеводами
согласно Приполярной переписи 1926/27 г. У ненцев Болынеземельской тундры средняя сумма закупок
составила 478 руб. на каждую семью, что было эквивалентно общей стоимости 6 песцовых, 20 оленьих
шкур, 3 ц оленины (6 — 8 туш оленей) и 1 ц рыбы. У чукчей восточных районов Колымского округа,
куда входила в то время территория Чаунской тундры, средняя сумма закупок на семью была 172 руб.,
что по местным ценам было эквивалентно стоимости 3 песцовых и 10 оленьих шкур 56.
Принятые таким образом для расчетов средние нормы расхода мяса и шкур домашних оленей на
продажу (7 туш и 20 шкур у ненцев, 10 шкур на каждую семью у чукчей) выглядят достаточно
скромными. В 1924 г., например, по данным местного нехозяйственного обследования,
болынеземельские ненцы продали в среднем на семью по 24 пуда оленьего мяса, или по 9—10 туш, и
по 39 шкур 57. Оленеводы-чукчи, кроме того, расходовали часть мяса и шкур на обмен с береговым
населением. Известные оценки колеблются от 0,4 % наличного поголовья (чаунски!? чукчи, 1937 г.) до
4 % (в целом для всех чукчей-оленеводов Камчатского округа в 1926 г.) и даже 11 % (чукчи
внутренних районов Чукотского п-ова в 1931 г.) 58. Условно можно принять среднюю норму расхода
мяса и шкур на продажу для чаунских чукчей 5 туш (2 % поголовья) и 10 шкур на семью, для чукчей
Чукотского п-ова — 15 туш (6 % поголовья) и 15 шкур. Следовательно, суммарная норма расхода на
обмен и продажу была близкой у обоих оленеводческих народов. По этим средним цифрам строился
далее расчет балансов жизнеобеспечения оленеводческой общины.
Продукция оленеводческого хозяйства. Точная оценка производства за конкретный календарный год —
необходимое звено для построения балансов жизнеобеспечения. Все расчеты балансов были сделаны
на примере четырех общин тундровых оленеводов: усть-карской группы болыпеземельских ненцев (30
семей, 144 человека в 1926 г.), куветской (46 семей, 221 человек в 1926 г.) и ичуньской (47 семей, 226
|
|
|
человек в 1937 г.) групп чаунских чукчей и кчаун-ской группы оленных чукчей Чукотского п-ова (30
семей, 139 человек в 1937 г.). Все они были реальными группировками кочевого населения —
«туземными» или кочевыми Советами в моменты переписи 1926 г.»и нехозяйственных описей 1937 г.
К сожалению, исходные данные для реконструкции балансов жизнеобеспечения выбранных общин
крайне ограничены. Если для азиатских эскимосов удалось найти подробные ежегодные цифры добычи
морских животных за 1920 — 1930-е годы, то аналогичные сведения о движении оленьего поголовья
или фактической продукции оленеводства имеются по крупным административным райо-
нам или территориальным группам лишь за отдельные годы, причем достоверность этой статистики
невелика. Поэтому большинство показателей производства оленеводческих общин пришлось
определять путем интерполяций более широких цифр, что естественно, отразилось на строгости
проведенных расчетов.
Прежде всего следовало учесть имущественное расслоение выбранных кочевых общин и разделить
входившие в них семьи на три категории: мелких оленеводов (с личным поголовьем менее 150 оленей),
средних (151—500) и крупных (свыше 500 голов). Для устькарских ненцев это сделано по средним
цифрам расслоения ненецких кочевых хозяйств Большеземельской тундры в 1924 г.; для куветских и
ичуньских чукчей — по аналогичным данным для Чаунского района в 1937 г.; для кчаунской группы
имеются конкретные сведения по всем хозяйствам и стойбищам за 1937 г.59
Динамика поголовья и условный объем продукции оленеводства вычислялись сначала по этим
имущественным категориям, затем сводились в целом по общинам. Для этого предварительно была
реконструирована половозрастная структура стада и все показатели ее годовой динамики: приплод,
потери от болезней и хищников, расходы на собственное потребление и продажу. Для устькарской
группы реконструкция сделана условно на 1926 г. по средним цифрам Приполярной переписи 1926/27
г. по ненецким хозяйствам Большеземельской тундры; для куветской группы — по цифрам той же
переписи за 1926 г. для всех оленных чукчей Камчатского округа; для ичуньской группы использованы
сведения по Чаунскому району за 1937 г.; для кчаунских чукчей — данные по восточной части
Чукотского района за 1931 г. (табл. 20) 60.
Учитывая, что оленеводы-чукчи старались использовать также мясо павших и затравленных волками
оленей (оставлять мясо в тундре у чукчей считалось зазорным), к норме забоя для собственного
потребления в трех чукотских общинах условно добавлена половина от числа туш погибших оленей и
телят (считая калорийность новорожденного теленка равной 0,1 калорийности взрослого оленя).
Оленеводы-ненцы не ели мяса умерших животных, кроме телят, павших при отеле.
Реконструкция продукции промыслов: охоты, рыболовства, собирательства — была проведена по
оценкам и воспоминаниям оленеводов старшего поколения (устькарские ненцы и кчаунские чукчи),
восстановленным с их слов рационам 1920—1930-х годов61, конкретным данным Приполярной
переписи 1926/27 г. (куветские __________чукчи) и по местной статистике за 1937 г. (ичунь-ские чукчи). Вся
продукция промыслов также рассчитывалась отдельно по имущественным категориям оленеводов, а
затем в целом по общинам (табл. 21). Для определения калорийности Добываемых животных
использованы те же оценки Д. Фута с некоторыми дополнениями (табл. 10), которые взяты в главе 2
Для реконструкции балансов жизнеобеспечения азиатских эски-
мосов. Так вся продукция оленеводов оказалась полностью сопоставимой с добычей оседлых
приморских охотников.
Следующим шагом было вычисление доли и калорийности покупных продуктов питания, из которых
выбраны четыре важнейших: мука, хлебопродукты (хлеб, сухари, галеты), сахар и сливочное масло *.
Для устькарских ненцев, ичуньских и кчаун-ских чукчей использованы оценки потребления или
закупок по воспоминаниям оленеводов — ненцев и чукчей старшего поколения; по устькарской группе
эти цифры были скорректированы по фактическим данным похозяйственного обследования Болыпе-
земельской тундры в 1924 г.62
Общее количество полученных кочевниками оленьих шкур можно оценить по рассчитанному числу
забитых оленей для собственного потребления и на продажу. Кроме того, можно условно считать, что
оленеводы использовали еще половину
* Поскольку в это число не вошел чай, а также ряд более редких товаров (конфеты, алкогольные напитки и др.), вычисленная
доля покупных продуктов в потреблении оленеводов оказалась несколько ниже фактической.
шкур павших или затравленных оленей и 3/4 шкурок погибших при отеле телят (выпоротков), которые
были ценной товарной продукцией.
Сложнее учесть объем продуктов морского зверобойного промысла, поступавших к кочевникам от
береговых жителей. Количество это явно зависело от успешности охоты в береговых поселках и
должно было резко колебаться от года к году и по периодам (см. главу 2). К сожалению, прямые
сведения об этом в документальных источниках единичны 63; оценки моих информантов, чукчей и
эскимосов, были весьма противоречивы. Среднюю оценку удалось сделать только для кчаунских
оленных чукчей условно на 1931 г., посчитав, что каждая семья кочевников получила при обмене не
менее 50 кг мяса и 50 кг жира морских животных, что обеспечило 5 % ее годовых энергетических
потребностей.
Анализ балансов жизнеобеспечения. Расчет балансов жизнеобеспечения тундровых оленеводов
строился в том же порядке, что описан в главе 2 для общин арктических зверобоев. Но было одно
отличие: балансы рассчитывались сначала для трех имущественных групп кочевого населения (мелких,
средних и крупных оленеводов) и лишь затем сводились к общему для всего
коллектива (табл. 22, 23а—в). Это позволило оценить разницу в жизнеобеспечении кочевников в
зависимости от их имущественного положения.
Согласно реконструкции, три общины из четырех: устькар-ская, куветская и ичуньская — имели в
расчетные годы (соответственно 1926, 1931 и 1937) положительное сальдо баланса жизнеобеспечения.
Это значит, что поступление продукции в целом превышало их потребности, включая и необходимые
расходы на продажу или обмен. В первом приближении это можно рассматривать как свидетельство
высокой эффективности аборигенного оленеводческого хозяйства, благополучия кочевого населения.,
Особенно устойчивым выглядит положение устькарских ненцев, среди которых все три
имущественные категории оленеводов имели положительное или близкое к нейтральному расчетное
сальдо потребления (табл. 23а—в). Однако первое впечатление здесь обманчиво. У мелких и средних
оленеводов положительный баланс жизнеобеспечения мог достигаться только за счет очень высокого
потребления покупных продуктов пи-
тания или же получения дополнительной оленеводческой продукции от более зажиточных хозяйств.
При этом покупное продовольствие в целом обеспечивало устькарским ненцам свыше половины
калорийности их рационов, намного опережая по значению продукцию оленеводства и всех видов
промыслов
(табл. 22). Такое положение свидетельствует о сильнейшей зависимости жизнеобеспечения
европейских ненцев от дополнительных «внешних» источников питания, что прямо указывает на
недостаточность собственных ресурсов в сложившейся к началу XX в. системе природопользования.
Балансы подтвердили и высказанный выше тезис о пониженной доле продуктов оленеводства в
питании тундрового населения в первые десятилетия XX в. Если считать, что реальное потребление
составляло у устькарских ненцев 100—110 % условных энергетических потребностей (т. е. наблюдался
избыток пищи) и все покупное продовольствие потребляли сами кочевники, тогда доля продукции
оленеводства в их рационе не превышала по калорийности 15 % у малообеспеченных, 20—25 % у
средних и 40—50 % у зажиточных оленеводов. Даже в условиях взаимопомощи, частых угощений,
гостеваний и других форм перераспределения такие цифры для бедных и средних по достатку семей
кочевников означали недостаток свежего оленьего мяса — наиболее предпочитаемого и престижного
из всех традиционных продуктов питания.
Особенно остро нехватка свежего мяса должна была ощущаться в летние месяцы, когда бедные и даже
обеспеченные оленеводы переходили на питание рыбой, чтобы уменьшить забой своих оленей.
Этот вывод подтверждается воспоминаниями старших по возрасту оленеводов, сделанными с их слов
реконструкциями семейных рационов устькарских ненцев для периода 1920—1930-х го-ДовК
Важнее, однако, другой вывод: в начале XX в. устькарские ненцы оказались в таком положении, когда
для получения энергетически более эффективного покупного продовольствия
оня были вынуждены продавать не только товарную продукцию своих промыслов (пушнину, жир
морского зверя, ценную рыбу), но и необходимые им самим продукты оленеводства. При близкой
продажной цене (соответственно 17,5 и 14,6 руб. за 1 ц в 1926 г.) каждый центнер купленной муки
обеспечивал кочевникам 350 тыс. ккал, а центнер своей оленины — только 100—
180 тыс. ккал.
То же показывает реконструированный баланс необходимых, полученных и проданных оленьих шкур в
устькарской общине по основным имущественным группам оленеводов. Весь условно рассчитанный
забой (1050 голов) даже с учетом использования половины шкур павших оленей (135 шт.) мог едва
удовлетворить собственные потребности коллектива (1200 шкур), но не оставлял никаких излишков
для продажи. Значит, продажа устькарскими ненцами оленьих шкур при существовавшем в начале XX
в. размере поголовья шла в ущерб собственным потребностям кочевого населения. Так еще раз
получают подтверждение многочисленные рассказы оленеводов старшего поколения. Все они
вспоминали тяжелую жизнь основной массы кочевников Болыпеземельской тундры в первые десяти-
летия XX в., нехватку или экономию мяса и покупных продуктов питания, постоянный недостаток
шкур на пошив одежды и ремонт жилища.
В принципе близкая ситуация наблюдалась и в трех рассмотренных общинах оленных чукчей. Правда,
их жизнеобеспечение по сравнению с устькарскими ненцами гораздо меньше зависело от покупного
продовольствия, которое обеспечивало всего 1,5—4,5 % калорийности рационов. Очевидна и более
узкая оленеводческая специализация традиционного хозяйства чукчей и большее потребление ими
собственной продукции. Однако даже при максимальном использовании всех продуктов оленеводства
(включая утилизацию мяса и шкур павших и затравленных волками оленей) положительный или хотя
бы нейтральный баланс жизнеобеспечения был возможен только за счет интенсивного морского
промысла или обмена продукцией с береговым населением.
Во всех трех чукотских общинах рассчитанное производство в группе мелких оленеводов
(составлявших по численности около 3/4 населения) обеспечивало менее половины энергетических
потребностей — ср. табл. 23а. Поэтому устойчивое существование для них было возможно только при
условии совместного кочевания с зажиточными семьями, имевшими ежегодно значительные излишки
продукции оленеводства. Расчеты балансов полностью подтверждают отмеченную исследователями
1920—1930-х годов экономическую необходимость Для малоимущих оленеводов присоединяться к
владельцам более крупных стад, что на конкретном примере семей и стойбищ ичуньских чукчей было
проиллюстрировано И. С. Архин-
чеевым 5
Подтвердился и другой вывод. Сложившееся к началу XX в. глубокое расслоение оленных чукчей,
концентрация основного поголовья в руках небольшой части зажиточных хозяйств привели к
появлению в тундре огромной прослойки малоимущих, нуждающихся оленеводов — своего рода
трудового «излишка» кочевого населения. Казалось бы, эта ситуация свойственна всем традиционным
кочевым обществам, где имелась личная или семейная собственность на скот и размеры отдельных
семей были недостаточны для самостоятельного выпаса крупного поголовья. Однако у оленных чукчей
социально-имущественная дифференциация зашла столь далеко, что превратилась в фактор,
угрожающий достаточно хрупкому равновесию между потребностями и реальным производством
тундрового населения. В таких условиях любое внешнее влияние или неблагоприятное изменение
обстановки могли легко вызывать прямую нехватку ресурсов для большинства членов кочевой
общины.
Одной из форм такого внешнего деструктивного влияния, как ни удивительно, было существование
рядом многочисленного берегового населения, постоянно заинтересованного в получении
оленеводческой продукции. Анализ балансов жизнеобеспечения совершенно по-новому освещает
взаимоотношения между кочевыми жителями тундры и оседлыми охотниками побережья, как и саму
роль обмена с береговыми зверобоями в жизнеобеспечении некоторых групп оленеводов. Там, где у
кочевников-чукчей были возможны регулярные контакты с оседлым населением, обмен оленины на
мясо и жир морского зверя постепенно становился необходимой заменой своей продукции на более
калорийные «внешние» источники питания, т. е. играл ту же роль, что и покупка продовольственных
товаров у европейских ненцев 66.
В наибольшей степени эта зависимость проявлялась в общинах оленеводов, кочевавших достаточно
близко от береговых селений и связанных с оседлыми зверобоями отношениями многолетнего
партнерства. В 1931 г., по данным местного учета, оленеводы Чукотского п-ова забили для обмена с
береговыми жителями около 11 % своего поголовья домашних оленей, т. е. в среднем по 25—30 оленей
на семью, или всего на 1/4 меньше, чем для собственного потребления. Цифра эта почти вдвое выше
той нормы обмена, которую я условно принял при расчете балансов для кчаунской общины. Это
значит, что каждая семья морских охотников Чукотки смогла получить в тот год по 6—8 туш оленей в
обмен на продукцию морского промысла и покупные товйры.
В 1937 г. члены только трех оленеводческих общин внутренней части Чукотского п-ова: кчаунской,
ионивеемской (204 человека) и инемнейской (110 человек) — отдали с обмен береговым жителям
свыше 1600 туш забитых оленей67. При этом
НО
в некоторых малооленных стойбищах, расположенных ближе к побережью, доля продукции, ушедшей
на обмен, поднялась до 15—30 % поголовья, намного превысив как естественный уровень прироста
стада, так и забой оленей кочевниками для собственного потребления.
Эти и другие стойбища прибрежных оленеводов фактически существовали за счет «дотаций»
берегового населения, регулярно поставлявшего в тундру мясо и жир морских животных. Судя по
рассчитанной структуре баланса, положительное сальдо жизнеобеспечения у общины кчаунских
чукчей могло быть достигнуто только за счет потребления этого привозного мяса и жира, роль которых
в питании оленеводов могла подниматься до 30—35 %. Мои информанты, курупкинские оленные
чукчи юго-востока Чукотского п-ова, вспоминали, как в 1920—1930-е годы к ним в стойбища в течение
зимы по нескольку раз приезжали охотники-эскимосы из береговых селений, привозя на упряжках
мясо и жир морских животных.
Стремясь получить необходимые им оленьи шкуры и высокоценимое оленье мясо, морские
зверобои должны были буквально «высасывать» прибрежные общины оленеводов. Так
на стыке оленеводческой и береговой моделей природопользования возникали симбиотически
связанньив системы жизнеобеспечения и появлялись кочевники, живущие в значительной мере за счет
привозимой им пищи береговым населением. И хотя в каждом конкретном случае обмен,
казалось, происходил с явной выгодой для оленеводов68, суммарная нагрузка была для них более
обременительной. Ведь они были вынуждены отдавать остро необходимую им свою
продукцию за прямые излишки морского промысла оседлых жителей — ремни, шкуры, жир
морских животных. Значит, в некоторых районах Чукотки именно оленеводы были в
большей зависимости от оседлых охотников, а не наоборот, как обычно считается в
этнографической литературе. Лишь один автор 1920-х годов (правда, из наиболее
осведомленных) пришел к подобному заключению и специально подчеркнул, что «кочующим
много хуже, чем береговым, и они у вторых постоянно в неоплатном долгу» 69.
Там же, где регулярные контакты с береговыми охотниками были невозможны, оленеводы вынуждены
были сами заниматься сезонным морским промыслом. У чаунских оленных чукчей, уходивших на зиму
от побережья далеко в глубь тундры, положительный баланс жизнеобеспечения достигался в
значительной мере за счет летней добычи оленеводами морских животных — в основном мелких
тюленей, но также лахта-ков и моржей. Куветской и ичуньской общинам, например, летняя морская
охота обеспечивала до 15—30 % годовой калорийности их расчетного пищевого рациона. В более юж-
ных районах и внутренней части Чукотки, где не было возмож-
ностей для морского зверобойного промысла, ту же роль для семей мелких и средних оленеводов
повсеместно играло летнее рыболовство.
Итак, при всех различиях систем оленеводства у ненцев и чукчей организация их жизнеобеспечения в
начале XX в. была сходной. Общими для нее были пониженная доля в рационах собственной
оленеводческой продукции; зависимость благосостояния основной массы кочевников от развития
промыслов, наличия покупных или обменных продуктов питания; жизненная необходимость в
кооперации, взаимопомощи, объединении более зажиточных и малоимущих хозяйств. Без этого
имевшееся в тундре поголовье домашних оленей не могло удовлетворить потребностей кочевого
|
|
|
