 |
Часть II. Краткий обзор Третьего Рейха 7 глава
|
|
|
|
Часть II. Краткий обзор Третьего Рейха
I
В этом обзоре мы намерены лишь вкратце рассмотреть немецкий национал-социализм. Это вызвано, прежде всего, тем, что нам пришлось бы повторить многие из оценок, уже высказанных в предыдущей части, посвященной фашизму, где мы также ссылались на различные аспекты деятельности Третьего Рейха. Поэтому остановимся только на отличиях.
Первым делом необходимо иметь в виду, что в данном случае выявить конкретные принципы, обладающие внутренней ценностью, независимо от конъюнктурных соображений, по многим причинам сложнее, чем в фашизме. Во-первых, нужно отделить те отрицательные черты «нацизма», которые сегодня принято выдвигать на первый план при любом упоминании Третьего Рейха, — концентрационные лагеря, преследование евреев, ответственность за начало второй мировой войны, причуды Гитлера и т. п. Во-вторых, следует учесть, что дня многих справедливую оценку национал-социализма затрудняет та чрезмерная роль, которую в Германии (в большей степени, нежели в Италии) сыграла определенная личность — Адольф Гитлер, что позволило некоторым прямо говорить о Германии того времени как о Führer-Staat, то есть «государстве Фюрера». В третьих, как за границей, так и в современной Германии многие поторопились навесить ярлык «нацизма» на весь период от распада Веймарской Республики до окончания второй мировой войны, как если бы речь шла о чем-то всецело едином и однородном. При этом совершенно не учитывают отдельные компоненты, сыгравшие свою роль в рождении и строительстве Третьего Рейха, между которыми существовали трения и разногласия (нередко достаточно серьёзные), не заметные постороннему взгляду.
|
|
|
Поэтому в настоящем исследовании мы намерены остановиться на малоизвестных, но наиболее значимых для наших целей аспектах. Следовательно, чтобы представить всю картину целиком, имеет смысл обратиться к предшествующим событиям и рассмотреть общую идеологическую и политическую ситуацию, сложившуюся в Германии накануне прихода Гитлера к власти.
* * *
Можно не принимать в расчёт социал-демократические и либеральные силы парламентской республики Веймар, некомпетентность, слабость и несостоятельность которых становились всё более очевидными, также как их неспособность покончить с социальным кризисом, вызванном поражением немцев в войне, падением предшествующего строя, гибельными для Германии условиями Версальского договора и растущей безработицей. Воцарившаяся атмосфера упадка позволила марксизму и, в частности, коммунизму занять сильные как никогда ранее в немецкой истории позиции. Хотя главным образом это стало следствием неудачного стечения обстоятельств, однако дальнейшее развитие в том же направление могло привести к тревожным результатам, если бы не произошли событий, коренным образом изменившие сложившуюся ситуацию.
Партия Гитлера называлась Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei (NSDAP), дословно Национал-социалистическая немецкая рабочая партия, что дает ясное представление об основном направлении, в котором намеревался развернуть свою пропагандистскую деятельность Гитлер. Он пытался завоевать массы немецких рабочих и отвлечь их от интернационального марксизма, предложив вместо него «национальное», «немецкое» решение их проблем. По мнению многих авторов, соединение или синтез «национального» и «социального», или «социалистического» (предсказанный уже Сорелем) был характерной чертой различных «фашистских» движений прошлого. Мы допускаем, что отчасти именно эта формулировка позволила Гитлеру добиться успеха и создать крупную массовую партию, позволившую ему диктовать свои условия. Однако, излишне говорить, что подобная трактовка упрощает события и упускает из вида наиболее интересные с нашей точки зрения моменты. Поясним свою мысль на примере Германии.
|
|
|
Прежде всего, следует разобраться с тем, что собственно Гитлер подразумевал под «национальным». Для этого необходимо обратиться к некоторым из его предшественников. Надо сказать, что в принципе в Германии почти отсутствовал демократический массовый национализм современного типа. Первым заразил Германию этой болезнью Наполеон, «революционер-империалист». Собственно националистические чувства пробудились в немцах — вне традиционных лояльно-династических структур, центром тяжести для которых было государство, а не «народ» или «нация» — именно во времена освободительных войн против французских захватчиков. Впрочем, этот демократический «национализм» свёлся к кратковременному существованию франкфуртского парламента, созванного в 1848 г. в ответ на разгул революционных движений, свирепствовавших тогда по всей Европе (примечательно, что король Пруссии Фридрих Вильгельм IV отверг предложение парламента встать во главе всей Германии, поскольку, приняв его, он тем самым признал бы демократический принцип — власть, вручаемую народным представительством, — отказавшись от своего легитимного права, пусть и ограниченного только Пруссией). Бисмарк, создавая Второй Рейх, также строил его не на «национальной» основе, считая что подобная идеология может привести к опасным потрясениям в общеевропейском масштабе, а консерваторы из Kreuzzeitung считали национализм «натуралистическим» и регрессивным явлением, чуждым более высокой традиции и концепции государства.
Однако, нас больше интересует здесь другое течение, на первых порах не имевшее особого влияния. Прежде всего, следует прояснить смысл, который вкладывали в понятие «народническое» (по-немецки völkisch), имевшее хождение в этих кругах, В данном случае мы имеем дело с «этническим национализмом», поскольку под понятием Volk (от которого происходят völkisch и Volkstum) понимали некую сущность, обусловленную общим происхождением, идентичность которой сохранялась на протяжении долгого времени. Здесь можно вспомнить и романтическую концепцию нации и понятия Volk, сформулированную Фихте в его «Речах к немецкой нации», также отчасти связанных с освободительным движением. После Фихте эту тему продолжили Арндт, Ян и Ланге. Уже в 1849 г. появились на свет Deutschbund и Völkische Bewegung. Идея нации-расы не ограничивалась «внутренним пользованием», но временами приобретала пангерманский характер. Во имя Volk нередко проповедовали антисемитизм. Отчасти именно в этом движении берёт свои корни немецкий «расизм».
|
|
|
Как бы то ни было, для немцев «национальное» значило нечто иное, чем для остальных западных народов. Понимание «национального» как völkisch можно считать одним из важнейших элементов гитлеризма. Гитлер всегда говорил о Volk, лозунгом Третьего Рейха стал Volksgemeinschaft, то есть общность Volk, народа-расы, что, как мы увидим в дальнейшем, привело к возникновению довольно проблематичной ситуации.
Поэтому связь между «национальным» и «социальным» имела для Гитлера особый характер. С одной стороны, он клеймил марксизм как антинациональное движение, гибельное для немецкого Volkstum, с другой — взывал к расово-национальной немецкой гордости, провозглашая «национальный социализм», ориентированный, как свидетельствует первоначальное название партии, в первую очередь на массы и рабочие классы. Итак, это было первой составляющей нацизма. Состояние «лишённости корней» и отчуждения индивидуума и масс окружались своего рода мистическим ореолом.
Перейдем к следующим составляющим, различным как по духу, так и по происхождению. Ситуация, сложившаяся после первой мировой войны в Германии, ощутимо отличалось от происходящего в Италии. Как было сказано, Муссолини пришлось начинать практически с нуля. Укрепляя государство и противостоя красной крамоле, он не мог опереться на традицию в высшем смысле этого слова, Собственно говоря, под угрозой оказалось лишь дальнейшее существование либерально-демократической «Итальянии» образца 19 в. с её идейным наследием периода Рисорджименто, густо приправленным идеями Французской революции, с монархией, которая царствовала, но не правила, и окончательно расшатанным сословным устройством. В Германии дело обстояло иначе. Даже после военного поражения и революции 1918 г., несмотря на глубокий социальный кризис, там сохранились институты, имевшие глубокие корни в иерархическом (отчасти феодальном) мире — основанном на принципах государства и его авторитета — и причастные древней традиции, в частности пруссачество. Именно благодаря этой традиции центральные Империи выглядели в глазах западных демократий «невыносимым обскурантистским пережитком». Действительно, в центральной Европе идеи Французской революции никогда не имели столь широкого распространения, как в других европейских странах.
|
|
|
После 1918 г., накануне прихода Гитлера к власти как раз интеллектуалы, опиравшиеся на традиционное наследие, предприняли попытки к созданию нового движения, нацеленного одновременно на возрождение и обновление. Революцию они понимали не как прогрессистское, подрывное действие, но как устранение всего негативного, одряхлевшего и истощившего свои изначальные жизненные силы под напором новой индустриальной эры. Именно тогда возникло часто используемое сегодня выражение «консервативная революция». Речь шла не о простом возврате ко вчерашнему, ибо сохранению подлежали не определенные исторические формы, но принципы, имевшие незыблемую ценность, Мёллер ван ден Брук (умер в 1925 г.), один из основных представителей этого течения, писал: «быть консерватором не означает привязанность к прошлому; это значит — жить и действовать, исходя из принципов, имеющих вечную ценность». В указанных кругах преобладала
Взятый на вооружение Гитлером термин «Третий Рейх» придумал именно Мёллер ван ден Брук, так называлась одна из его книг, вышедшая в 1923 г. (другая его работа, опубликованная после смерти, называется Das ewige Reich, то есть «Вечный Рейх», и возможно некоторые «тысячелетние» причуды Гитлера связаны именно с ней). В этих кругах также имела хождение идея «тайной Германии» (Geheimes Deutschland), живущей в вечности и должной воскреснуть к новой жизни. Первым Рейхом была Священная Римская Империя, вторым — немецкая Империя, основанная Бисмарком в 1871 г. и просуществовавшая во главе с Вильгельмом II до конца первой мировой войны. Третий Рейх должен был возникнуть благодаря преодолению всего не аутентичного, существовавшего в Империи Вильгельма. Таким образом, Веймарскую Республику рассматривали как период простого междуцарствия, место было свободно для нового политического творения. Подобного рода идеи распространялись главным образом в интеллектуальных кругах. Однако, их также можно считать идейными предшественниками.
|
|
|
Другое направление, зародившееся в среде так называемого «фронтового поколения», отражало, прежде всего, экзистенциальные аспекты. В Германии начала послевоенного периода широкой известностью пользовался Э.М. Ремарк, автор печально известной, пораженческой книги «На западном фронте без перемен», но в ней существовал и анти-Ремарк, исповедовавший веру воинов, для которых война как опыт была не тем, что их «разрушило, даже если снаряды их пощадили» (слова Ремарка), но, скорее, испытанием, ставшим для лучших началом процесса очищения и освобождения. Схожие идеи высказывали Томас Манн, Франц Шаувекер, Г. Фишер, но в первую очередь Эрнст Юнгер, который прежде чем стать писателем, ушёл на фронт добровольцем, где получил множество наград и ещё больше ранений. Для Юнгера Великая война была разрушительной и нигилистической лишь по отношению ко всему риторическому, «идеализму» громких лицемерных слов, буржуазной концепции жизни. Для части поколения она, напротив, стала началом «героического реализма», закалкой, где «в стальных грозах» обрёл форму новый тип человека, описанного Юнгером, которому, по его мнению, должно было принадлежать будущее, Юнгер продолжал развивать аналогичные идеи и в послевоенное время в книге «Der Arbeiter»[37], вызвавшей бурный отклик в Германии незадолго до прихода Гитлера к власти. Не столь консервативно настроенный, как другие представители вышеупомянутых течений, он настаивал на том, что прежде посредством «позитивного нигилизма» необходимо достичь нулевой отметки всех ценностей буржуазного мира; но и для него конечной перспективой являлось создание Третьего Рейха, хребтом и формирующей силой которого должен был стать новый человеческий тип.
Помимо этих теоретических разработок, «не сломленное фронтовое поколение» к тому времени уже создало так называемые Freikorps, добровольческие формирования, которые сразу после 1918 г. сражались против большевизма на границах восточных и балтийских регионов (где прославилась бригада под командованием Г. Эрхардта) и в самой Германии, внеся свой вклад в подавление попыток коммунистической и «спартаковской» революции.
На политическом уровне более существенную роль имели силы бывших фронтовиков правого национального движения, объединившиеся в Stahlhelm («Стальной Шлем») во главе с Зельдте и Дюстербергом, и политическая партия «Немецких националистов» (DNVP) во главе с Гутенбергом. К ним, естественно, примкнула основная традиционная и консервативная сила, Reichswehr, армия. Хотя формально она подчинялась законному правительству Веймарской республики, но в душе не приняла нового режима, сохранив идеи, идеалы и этос прежней традиции, сформировавшей офицерское сословие. Рейхсвер подобно пруссачеству считал себя не просто военной силой, стоящей на службе у парламентского буржуазного режима, но представителем особого мировоззрения и политической идеи. Эту позицию, отмеченную хорошо развитым чувством чести и дисциплины, рейхсвер сумел сохранить и в последующие годы тяжелых испытаний, выпавших на долю Третьего Рейха.
Представителем рейхсвера был президент республики, фельдмаршал Пауль фон Гинденбург. Существовали естественные, традиционные связи между армией и аристократией (основным центром которой был берлинский Клуб Господ — Herrenklub), особенно с юнкерством; большинство дипломатов, высокопоставленных чиновников и крупных промышленников также придерживалось правых взглядов.
II
В предыдущей главе мы описали существовавшие в Германии накануне прихода к власти национал-социалистов антимарксистские и антидемократические движения. «Консервативная революция» имела реальные шансы на успех, если бы они сумели договориться между собой и, самое главное, если бы среди них нашлись люди, способные реально оценить ситуацию и возглавить общее движение после похорон Веймарской республики и падения социал-демократии.
Однако этого не произошло. Влияние Гитлера на массы росло. После выборов 1930 г. он стал главой крупной массовой партии, имевшей представительство в парламенте (107 голосов в Рейхстаге), и этим нельзя было пренебречь.
Именно тогда произошли события, приведшие в дальнейшем к роковому исходу. Постепенный захват Гитлером власти происходил при полном соблюдении законности; ему не понадобилось ничего, вроде фашистского Похода на Рим. Вышеперечисленные правые силы, ещё сохранявшие прочные позиции, сочли лучшим решением сотрудничество с ним. Впрочем они намеревались использовать национал-социализм как средство для достижения своих целей, тогда как Гитлер, в свою очередь, осознал невозможность дальнейшего продвижения без союза с немецкими националистами и центром. Поэтому Гинденбург по совету фон Папена, также представителя правых, назначил Гитлера канцлером, а сам фон Папен стал вице-канцлером. В состав первого кабинета министров вошли Зельдте, Дюстерберг, фон Нейрат, Шверин фон Крозиг, фон Бломберг и другие представители правых. По их мнению, этого было достаточно, чтобы в крайнем случае поставить Гитлера на место. С другой стороны, все основные события, ускорившие развитие ситуации и создавшие предпосылки для образования нацистского тоталитарного Рейха, произошли в то время, когда Гинденбург по-прежнему занимал пост главы государства, с его одобрения и согласия. Так как первоочередными задачами правые также считали объединение национальных сил, уничтожение крамолы и аморфного демократического парламентаризма, Гитлеру развязали руки.
Первый шаг был сделан в феврале 1933 г. После поджога Рейхстага (кто это сделал, осталось невыясненным до сих пор, но тогда вину свалили на коммунистов) был принят «Закон о защите народа и государства», направленный в первую очередь против коммунистов. В нём предусматривалось также временное приостановление действия отдельных статей конституции. Подписанный Гинденбургом он имел полностью легальный характер. Однако, незаконной была последовавшая за этим акция против коммунистов, поскольку в ней кроме сил полиции по собственной инициативе приняли участие гитлеровские СА и СС, что привело ко многим эксцессам. Тем не менее, оценивая эти события с точки зрения правых, мы вынуждены признать, что в любом государстве, достойном так называться, подобные меры в данных условиях вполне допустимы. Именно потому, что к вящей славе демократии, в послевоенной Италии не были предприняты аналогичные меры, раковая опухоль коммунизма приняла угрожающие размеры и столь крепко укоренилась в итальянской земле, что удалить ее способна, пожалуй, лишь гражданская война. Послевоенная Западная Германия проявила большую предусмотрительность и решительность в данном вопросе: с точки зрения самой демократии, но лучше понятой демократии, деятельность компартии была запрещена.
После роспуска Рейхстага, состоялись новые выборы и парламенту уже на втором заседании предложили одобрить так называемый Ermächtigungsgesetz, то есть закон, предоставлявший Гитлеру и его правительству чрезвычайные полномочия за счёт «народного представительства» в либерально-демократическом смысле, Закон был принят 441 голосами «за» при 94 — «против», при этом в голосовании кроме национал-социалистов участвовали депутаты правых и центристы, не было лишь коммунистов и социалистов, но даже их присутствие не смогло бы повлиять на исход голосования, так как необходимое большинство в две трети было обеспечено.
После принятия этого закона Гитлер мог спокойно приступить к осуществлению своих замыслов. Гинденбург, по-прежнему оставаясь главой государства, одобрил роспуск отдельных партий под предлогом так называемого Gleichschaltung, то есть объединения различных политических сил в единый национальный фронт для возрождения Германии. Подчинившись новому призыву к единству, самораспустились также Stahlhelm и правая организация немецких националистов. Наконец, 14 июля 1933 г, многопартийность официально была отменена законом, запрещающим членство в любой другой партии кроме национал-социалистической. Таким образом, на смену пришла «однопартийная» система с единственной партией как политической организационной силой Рейха.
Говоря о фашизме, мы уже высказывали своё мнение по поводу подобной системы. Однако, в данном случае необходимо особо отметить, что роспуск многопартийного парламента не сопровождался как в Италии созданием Корпоративной Палаты или аналогичного органа. В принципе отдельные лица или чиновники могли выражать иные взгляды, но последнее слово всегда оставалось за Гитлером; на законодательном уровне настоящий совещательный орган отсутствовал. Те, кто надеялся, что будущий Рейхстаг станет хотя бы выразителем различных внутрипартийных тенденций, потерпели полное фиаско. Все возникавшие в дальнейшем в нацистском Третьем Рейхе трения и разногласия, иной раз столь значительные, что его единство и сплочённость казалась чудом, неизменно ограничивались высшими партийными кругами: между Герингом и Геббельсом, Риббентропом и Гиммлером, Леем и отдельными представителями крупной промышленности, не говоря уж об отношениях между рейхсвером и СА, поначалу крайне резких, о чём мы более подробно поговорим в дальнейшем.
Вышеупомянутый закон, предоставивший Гитлеру все полномочия, оставался в силе до самого конца 1945 г., вместо четырёх лет, запрошенных Гитлером на «национальное возрождение», Хотя мы не разделяем идолопоклонства пресловутого «правового государства» либеральной выделки, подобное поведение безусловно неприемлемо. Временные меры, допустимые в чрезвычайных условиях, нельзя увековечивать в законодательном порядке. Это правило необходимо соблюдать и в авторитарном правом государстве во избежание «диктаторского» произвола; его нельзя подменять этическими узами, по необходимости неопределёнными и гибкими, которые связывают вышестоящего и подчинённого, требуя от первого прямой ответственности, а от второго — доверия и преданности. Неотъемлемым условием является наличие вышестоящего авторитета, хотя бы в том виде как его представлял Гинденбург.
Во время правления Гинденбурга Гитлер предпринял ещё одну инициативу, носившую антитрадиционный характер: он распространил действие Gleichschaltung на Земли, то есть отдельные региональные единицы, пользовавшиеся частичной автономией и суверенитетом, подобно княжествам, королевствам и вольным городам, объединённым на федеративном принципе во второй Рейх, центром которого была Пруссия. Автономии были одна за другой упразднены, отдельные Земли объединены под общим руководством, тем самым уподобившись Гау (Gaue) — округам, во главе которых стояли функционеры центрального правительства Рейха, а не представители соответствующих сообществ. Первой этой судьбе подверглась Пруссия, чему, к сожалению, способствовал фон Папен, представитель правых. Гинденбург также ничего не возразил против. В результате, восторжествовали централизм и уравниловка. Оправданием вновь послужила необходимость тотальной мобилизации всех сил в целях максимальной эффективности. Особый упор делался на то, что впервые за свою историю Германия объединилась как «нация» (в смысле современного национализма). Однако, по нашему мнению, негативный аспект подобной инициативы совершенно очевиден. Органичной и качественной, в высшем смысле традиционной была именно прежняя система, при которой вышестоящая центральная власть находилась в гибкой взаимосвязи с мелкими политическими единицами, обладавшими частичной автономией. В этом отношении Германия служила образцом для всех европейских наций[38].
Нельзя обойти вниманием эпизод, подтверждающий лицемерие гитлеризма первоначального периода. Мы имеем в виду события, произошедшие 30 июня 1934 г. В этот день, точнее ночь, прозванную «ночью длинных ножей», усилиями главным образом СС были устранены отдельные личности. Среди них фигурировали представители различных политических направлений: от генерального экс-канцлера фон Шлейхера до таких представителей правых как фон Безе, фон ден Декен, фон Альвенслебен, секретарь фон Папена, Эдгар Юнг. Но основной смысл операции заключался в следующем: среди СА, коричневых рубашек, возглавляемых Эрнстом Рёмом, распространилась идея «второй революции» или второй стадии революции, направленной на уничтожение «реакционных групп», то есть правых, а также против сговора Гитлера с «баронами армии и индустрии». Главный удар был направлен на рейхсвер, его высший состав, связанный с аристократией и юнкерами. Рейхсвер, сохранившийся от прежнего режима, хотели заменить новой «народной армией», революционным Volksheer чисто национал-социалистического духа (подобную идею сегодня проводит в жизнь маоистский Китай), а старый реакционный тип офицера — новым «политическим солдатом» национал-социализма. Таким образом, 30 июня 1934 г. по сути можно считать уничтожением внутрипартийного радикального течения и предполагаемых зачинщиков заговора. Распростился с жизнью Рем, глава СА и близкий друг Гитлера, а также Грегор Штрассер, организатор штурмовиков в Берлине. Показательно, что Гинденбург, имея в виду лишь данный аспект акции Гитлера, за которой последовало разоружение СА, что явно шло на пользу его классу, не постеснялся поблагодарить Гитлера за его «мужественное выступление против предателей», пытавшихся подорвать единство Рейха. Геринг также получил от него благодарственное письмо, составленное в схожих выражениях.
После смерти Гинденбурга (2 августа 1934 г.) события ускорились. Изменили конституцию, что привело к возникновению чисто тоталитарного Führer-Staat (государства Фюрера). Гитлер отомстил за себя, объединив в своём лице должность президента Рейха (занимаемую Гинденбургом) и канцлера (пост, который он уже занимал), оставшись при этом руководителем национал-социалистической партии. Впрочем, это также было осуществлено законным демократическим путем. Большинством в 90% голосов (что нельзя объяснить лишь принуждением, так как в других областях, остававшихся под иностранным контролем, результаты голосования практически не отличались; причины чего, по видимому, кроются в поразительном влиянии пропаганды) национальный референдум одобрил нововведение. Таким образом, Гитлер стал вдобавок главнокомандующим вооруженными силами и ему приносили присягу «безоговорочного послушания», что, учитывая огромное значение присяги в традиции, служило весомым залогом в дальнейших событиях.
Можно сказать, что в некотором отношении Третий Рейх был народной диктатурой. Власть находилась в руках отдельной личности, но не имела высшего узаконения, так как её «легитимность» основывалась исключительно на народе и его согласии. В этом состоит суть так называемого Führerprinzip. Тем самым была предпринята попытка возродить традиции древних германцев, восстановить узы верности, объединяющие вождя и его воинов. Однако забыли о следующем: во-первых, в те времена подобные отношения устанавливались лишь в чрезвычайных обстоятельствах или для достижения конкретных военных целей, то есть пост Führer'а (dux или heretigo), как и должность диктатора в изначальный римский период, не был постоянным; во-вторых, договор заключался с предводителями отдельных племён, а не с массой — Volk; в третьих, в древнегерманском обществе помимо вождя, обладающего исключительными правами в указанных обстоятельствах и имеющего право требовать безоговорочного повиновения — помимо dux или heretigo — существовал rex, обладающий верховным саном, благодаря своему происхождению. Мы уже упоминали об этом, говоря о «диархии», установившейся в фашизме вследствие существования монархии, и признали положительное значение подобного решения проблемы. Гитлер испытывал непреодолимую неприязнь к монархии, а его полемика, направленная в частности против Империи Габсбургов, зачастую носила невыносимо вульгарный характер. Для него принципом законности служил лишь Volk, прямым представителем и вождем которого он являлся и который должен был беспрекословно ему подчиняться. Никакого более высокого принципа он не признавал. Таким образом, его режим с полным правом можно назвать народной диктатурой, укрепившийся за счёт режима однопартийности и мифу Volk. Как мы увидим в дальнейшем, не только древние германские традиции, но и сама концепция расы и Рейха были перенесены Гитлером на уровень масс, что привело к деградации и извращению данных идей. Тем не менее, именно благодаря этому они стали могущественным оружием. Успех Гитлера во многом основывался на том, что он дал массам, народу идеи и символы высшей германской традиции, которые, несмотря ни на что, сохранили силу в коллективном подсознании.
Учитывая сказанное, понятно, что в этом отношении нацистский Третий Рейх не имел положительной ценности, независимой от исторической конъюнктуры. Всё вращалось вокруг одного человека, обладавшего исключительными способностями захватить, увлечь, активизировать и фанатизировать народ. По словам многих, он сам нередко напоминал одержимого: создавалось впечатление, что за него действовала некая сверхъестественная сила, наделявшая его ясной, железной логикой в действии, но лишавшая его чувства меры. Этим Гитлер заметно отличался от Муссолини, который лучше умел сохранять контроль над ситуацией и самим собой. Естественно для режима настолько сконцентрированного на Фюрере как нацистский Третий Рейх стабильное будущее было немыслимо; самое большее могло возникнуть нечто вроде правления народных трибунов. Но в реальности, даже в случае успешного завершения войны, после смерти Гитлера образовалась бы пустота. Невозможно изготовлять по приказу и серийно людей, которые обладали бы исключительными чертами, обеспечившими Гитлеру власть и сделавшими его центром тяжести всей системы. Führer-Staat неизбежно должен был уступить место иному порядку. Пока Гитлер был жив и судьба была к нему благосклонна, его животворящая сила обеспечивала единство целого и до последнего часа заставляла людей приносить немыслимые жертвы. Однако полный идеологический коллапс, в котором оказалась Германия после 1945 г. (несравнимый с тем, который последовал за поражением в первой мировой войне), когда напряжение спало, свидетельствует о том, сколь поверхностно, несмотря на «мифы» и жёсткую тоталитарную организацию, было магнетическое воздействие на массу.
Именно в период становления Führer-Staat, начавшийся после смерти Гинденбурга, отдельные представители «консервативной революции» ясно осознали контраст между своими идеалами и новым государством, которое их фальсифицировало и профанировало, тем самым, разорвав связь с прежней традицией. Некоторые из них покинули Германию (как Герман Раушнинг, бывший нацистский президент данцигского сената, в 1938 г. опубликовавший за границей книгу под названием «Революция нигилизма: за фасадом Третьего Рейха», в которой он подверг Третий Рейх резкой критике[39]), другие остались, но замкнулись в молчании или занялись литературной деятельностью (как Юнгер или фон Заломон), третьи подверглись преследованиям. Те же, кто остался на службе у режима (к слову сказать, таких было немало), надеялись, что в будущем возобладают те положительные тенденции, которые всё же существовали в Третьем Рейхе и отчасти были связаны с их идеями.
На самом деле, прусской традиции было свойственно действовать при помощи народа, но удерживая его на расстоянии, а не через народ, следуя за ним после его соответствующей политизации и активизации согласно якобинской модели. Указанный принцип лежал в основе так называемого «прусского социализма» или «социальной монархии» Гогенцоллернов. Führer-Staat, черпавшее свой авторитет (по крайней мере, с точки зрения официальной идеологии) из массы или коллектива Volk, с нераздельным двучленом Volk-Führer, противоречило принципам, на которых строилась Пруссия и создавался Второй Рейх. Действительно, Пруссия была делом рук династии, опиравшейся на знать, армию и высшую бюрократию. Основополагающим элементом была не «нация», не Volk, но государство, более чем земля или этнос, служащее подлинной основой и объединяющим принципом. Ничего подобного в гитлеризме (хотя бы в плане общей политической идеологии) не существовало. Государство считалось чем-то второстепенным, средством. Организующей, движущей и ведущей силой должен был стать Volk во главе с Führer'ом, его представителем и олицетворением. Поэтому правы те, кто проводит различие между доктринами национал-социализма и итальянского фашизма, так как фашистская доктрина, несмотря на то, что в Италии не существовало традиции аналогичной прусской, признавала главенство государства над «нацией» и «народом». Некоторые нацистские писатели, зачарованность которых равнялась забвению собственной истории, считали эту сторону фашизма «романской» чертой, чуждой «немецкой натуре». Подобное отношение стало одной из причин нападок на государственные наднациональные структуры, аналогичные существовавшим в Империи Габсбургов. Ein Reich, ein Volk, ein Führer — то есть единый народ, сплочённый в единый Рейх и идущий за своим Фюрером — вот главный лозунг системы, слепое упрямство которой в стремлении собрать всех немцев, живущих за пределами Германии, стало одной из причин, приведшей (после мимолётного миража Großdeutschland, Великой Германии) к авантюре, закончившейся катастрофой. Кроме того, он нёс в себе внутреннее противоречие, которое неизбежно вышло бы на поверхность, если бы, вследствие возрождения пангерманских идей или экспансионистской теории «жизненного пространства», Третьему Рейху удалось бы установить власть над территориями, находящимися за границами Deutschtum — немецкого этнического пространства — в рамках которого этот лозунг мог сохранять свой смысл.
|
|
|
