Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!

Великая Триада: наука, техника и технологии

2.1. Раскрытие составляющей «техно» как Великой Триады: науки, техники и технологий

Рассматривая в первой главе систему социо(техно)-геосферных отношений, я обозначил второй элемент первого блока как «(техно)», подчинив его первому элементу «социо». Современные понятия «техника» и «технологии» хотя и происходят от греческого слова «технэ» – искусство, мастерство, умение, но не тождественны ему. Слитые воедино представления греков в настоящее время надо разделить на три составные и взаимосвязанные части. Обозначая техническую составляющую первого блока СТБГС, я использую именно кальку с греческого оригинала[22].

Техно (технэ) – это способности и навыки человека, которые имеют отношение к преобразованию объектов[23]. Это воздействие человека на природу осмысленное, не спонтанное, преследующее определенные цели. В этом «технэ» отличается от всего сделанного по наитию, без

образования: спонтанных проявлений поэзии, сказительства, живописи – любых форм творчества, не имевших периода ученичества. Все, что было передано в качестве некоторой рефлексии над объектом, а также созданное на основании знания (науки), является «технэ». Провести грань трудно, практически невозможно в наше время: все что мы делаем, за малым исключением, – это «технэ». Разве только детское творчество может рассматриваться как максимально «нетехническое». Во взрослой жизни поток информации всегда научает нас тому или иному действию, редко кто решается действовать при операции с предметами, не задумавшись о последствиях. Такое широкое понятие как «технэ», естественно, получало более конкретные трактовки. Так, в качестве частей появились орудия труда, инструменты, механизмы, заводы и т.д. Градация вещественных проявлений «техне» привела к установлению понятия «техника», которое должно было бы применяться к артефактам, но в связи с утратой первоначального понятия «технэ» стало применяться вместо него. В результате этого возникала путаница. Ведь первоначально техника – это вещественные объекты, а не само технэ, «техника» только след «технэ» в создаваемом человеком мире. Возникшая путаница усугублена тем, что технике стали приписывать позабытые свойства «технэ», возвращая древнегреческое представление об искусстве и умении в понятие «техника». В широком понимании «технэ» – это техническая реальность: знания об мире, созданные человеком изменения мира, организация использования техники и последствия ее применения. Таким образом, «технэ» – это и знания, и полученные результаты и, как это ни прискорбно, побочные и непредсказуемые последствия человеческой деятельности.

Если рассмотреть все значения «технэ», то они предполагают определенную градацию навыков: от простого умения до мастерства, а вслед за этим и рефлексией различной

проницательности о собственных действиях и свойствах элементов мира, подвергнутых воздействию «технэ».

Наконец, содержащаяся скрыто (имплицитно) в «технэ» эпистема (достоверное знание) – наука – часто воспринимается только как естествознание. Игнорирование гуманитарного и социального знания обедняет представление о возможностях технической реальности и поле ее применимости. Как отдельный человек, так и социальные группы являются объектом воздействий и, следовательно, частью технической реальности.

Искусство – неотъемлемая часть «технэ»: в качестве артефакта (воспроизведение музыкального произведения, его запись на носитель, картина, здание и др.), а также используемых для его создания материалов и инструментов – это техника; в качестве навыков, умений и знаний, использованных при его создании, – наука; в качестве потребления обществом (выставки, аукционы, коллекционирование и т.д.) – социальные технологии. Реставрация, хранение, транспортировка объектов искусства включают в себя естественнонаучные и социальные технологии.

Интегральное понятие «технэ», русифицированное как «техно», становится наименованием того явления, которое позволяет нам преобразовывать действительность, создавая новую реальность – техническую, – и соучаствовать в коэволюции СТБГС.

Разнообразные проявления технической реальности были бы невозможны без единства трех элементов: науки, техники и технологий, но только в Новое время они стали соединяться в единое целое. Промышленная революция, научно-технический прогресс и новое состояние – научно-технологическая эволюция[24] – стали результатами этого процесса. Поэтому я сосредоточу внимание имен-

но на рассмотрении этих трех элементов, обозначаемых в дальнейшем как Великая Триада.

Наука как знание, техника как инструмент и технологии как последовательность действий – три составные части «техно» – существовали всегда, но только в XIX веке произошло событие, принципиально изменившее их отношение друг к другу. Наука как вербализованное знание стала оказывать влияние на дальнейшее развитие техники, а потом и на создание технологий. То, что знали в основном на интуитивном уровне, повторяя эмпирически найденные рецепты и алгоритмы деятельности, получило свое формальное выражение. Научные методы познания были перенесены в новые области и дали мощный импульс для развития. Без науки современное развитие и существование технологий, создание техники невозможны, а без техники и технологий развитие науки неосуществимо. Возник резонанс, когда все три элемента стали оказывать влияние на развитие друг на друга. Раздельное и совместное рассмотрение элементов Великой Триады, естественно, требует своего объяснения. Либо три элемента существуют относительно самостоятельно, либо они «три стороны одной медали». Несмотря на то что элементы Великой Триады могут рассматриваться самостоятельно, их связывает внутренняя зависимость. Наука (знание) делает возможным создание техники и технологий, которые, в свою очередь, влияют на развитие науки (знания).

Развитие науки, техники и технологий не протекало в башнях из слоновой кости, а было вплетено в ткань общих социальных и культурных процессов, происходящих в обществе, в частности экономических и политических процессов. Именно они диктовали условия развития таких «локомотивов» экономики XIX в., как пароход и паровоз. Потом военные потребности стимулировали развитие химии и т.д.

Для понимания эволюции современного общества необходимо рассмотреть Триаду: науку, технику и техноло-

гии – в контексте социальных отношений, порождаемых ими в обществе. При существующей скорости научного и технико-технологического прогресса возрастает опасность протекания в социуме непрогнозируемых, неконтролируемых и нежелательных процессов [140, c. 10-11]. А воздействие техники на окружающую природную среду делает глобальные экологические изменения значимой частью условий, определяющих экономические, политические, социальные и культурные процессы.

Устоявшееся представление о научно-техническом прогрессе не отвечает различному воздействию науки, техники и технологий на общество. Новый феномен «технологий» остается неопределенным и таинственно неразличимым за понятием «техника». Именно применение новых технологий оказывает широкомасштабное воздействие[25] на все стороны жизни людей, быстро изменяет характер социальных коммуникаций, влияет на их динамику и формирует принципиально новые общественные явления, не имеющие аналогов в прошлом. Новые социальные процессы мифологизируются только потому, что технике приписываются все новые и новые свойства, а другой реальный участник происходящих трансформаций – «технологии» – остается в тени.

Использование для описания процессов неадекватной терминологии оказывает реальное воздействие на принятие неправильных решений как на государственном уровне, так и в управлении отдельными предприятиями. Причинами, тормозящими выработку действенных программ модернизации экономики, являются стереотипы поведения и мировоззренческие установки, сформированные в условиях второй половины XX в.. Для дальнейшего развития необходимо достигнуть лучшего понимания предметной области, связанной с наукой, техникой и технологиями.

Рассмотрим одну из ошибок прошлого: непонимание связи развития науки, техники и технологий с социальными процессами. Одним из ее следствий было игнорирование этических факторов развития техногенного общества. Причем вниманием были обделены как сами этические проблемы, сформированные под воздействием технологий, так и проблемы перспективной этической оценки возможных последствий от их внедрения. И если биоэтические комитеты становятся социальной реальностью, то аналогичное отношение к другим технологиям еще впереди.

Представления об этической нейтральности техники и технологий – следствие доминирования в обществе объективистской установки естествознания и распространения технократического мышления. Свойственная технократизму ценностная ориентация влияет на все сферы деятельности людей и на их мировоззрение, закрепляется в культуре и противостоит религиозной иерархии ценностей. Этическая нейтральность науки и техники не более чем эвфемизм, призванный замаскировать систему ценностей технократии. В мире, пронизанном техникой и объединенном технологическими процессами, опора на ценности, сформированные исключительно на основе профессиональных взаимодействий, представляется проявлением однобокого технократизма. Если мы согласны с тезисом, что «данный мир не мир техники и технологий, а мир людей и для людей», то необходимо рассмотреть формирующиеся под воздействием науки, техники и технологий ценности, а также предложить альтернативные ценности, исходя из обывательской точки зрения [81, с. 242-244]. Обывательская точка зрения здесь противопоставлена профессиональной точке зрения. Все мы обыватели, выступающие как профессионалы только в узкой предметной области. Все остальное, затрагивающее нашу жизнь и связанное с наукой, техникой и технологиями, должно рассматриваться с позиции «здравого обывательского смысла».

Конечно, «здравый смысл» – понятие растяжимое, и то, что кажется одним «здравым», может вызывать активную неприязнь у других. Тем не менее иного выхода нет. Попытки отдать экспертизу научно-технических проектов на откуп профессионалов в данной области приведут к принятию решений, выгодных только для определенных групп специалистов и оплативших их работу властных структур, а не для широких масс людей. Поэтому для создания «хорошего общества» [175] необходимо создавать условия для реализации активности граждан. Вторым шагом станет институциональное оформление подобной активности в «техноэтических комитетах», создаваемых вслед за «биоэтическими комитетами». Необходимо институционально оформлять возможность контроля граждан планируемых и реализуемых технических проектов. Активность граждан в развитии или сохранении существующих градостроительных решений, защите окружающей среды и значимых исторических, культурных, социальных, природных объектов продолжает возрастать.

В современном мире технологии, техника и наука становятся этически значимыми объектами, развитие и применение которых должно подвергаться внешней оценке непрофессионалов[26]. Причем оценке, дифференцированной в зависимости от воздействия, оказываемого членами этой Триады на общество, а также и обратное воздействие общества на науку, технику и технологии.

Выявление этого разнонаправленного процесса взаимодействия технической реальности и общества, а также воздействие общества на техническую реальность позволяют мне утверждать принципиальное различие между техни-

кой и технологиями, рассматривать технологии раздельно, как многомерный объект, не допускающий обезличенного определения как некая единая «технология». Далее будет показано, что наука, техника и технологии по-разному влияют на общество и, в свою очередь, различным способом оказываются под влиянием социально-культурных процессов.

2.2. Определение элементов Великой Триады: науки, техники и технологий

Многие авторы страдают проблемой неразличения техники и технологии – не отличают объект от процесса. Эта проблема уже была затронута мной в книге «Философия социо(техно)-природной системы» [102, с. 45-52], продолжу ее исследование. До тех пор пока в философии науки, техники и технологий будет царить чудовищная смесь объектов и процессов, принимать адекватные реалиям экономические и политические решения в сфере инноваций будет весьма затруднительно. Различив три элемента Великой Триады, мы получим возможность рационально обосновывать стратегию и принимать тактические решения в инновационной деятельности.

Проблема в выделении трех элементов заключена в идолах третьего и четвертого рода Ф. Бэкона: идоле театра – некритическом следовании философской традиции – и идоле рынка – проблеме словоупотребления.

О. Шпенглер отказывался рассматривать технику инструментально, т.е. под понятием «техника» у него выступает «технология» [183, с. 457-458]. М. Хайдеггер, будучи крупным философом, поклонился двум идолам одновременно. Он писал, что «… техника есть средство для до-

стижения целей» и «техника есть известного рода человеческая деятельность. Оба определения говорят об одном» [174, с. 221]. А современный итальянский философ Э. Агацци считал, что технология – это исторический этап развития техники [4, с. 57, 62-63].

Рассмотрю тех авторов, чьи точки зрения по разным причинам не попали в предшествующее исследование.

Особо хочется отметить позицию А. Дренгсона и Р. Макгина [221, p. 12], которые выделяют технологию как процесс[27], что разительно отличается от большинства, рассматривающего технологию как синоним техники. Вопреки этой традиции А. Дренгсон выделил четыре периода развития технологий, а именно: технологическую анархию, существовавшую большую часть XIX в.; технофилию (technophilia), отражавшую автономность техники, и технофобию (technophobia), акцентирующую внимание на гуманитарных ценностях, сменивших друг друга на протяжении XX столетия [205, p. 28-31]; и, наконец, наступающий этап экологически целесообразной технологии, способной учесть все многообразие противоречий предшествующих периодов и создать устойчивый симбиоз человека и природы [205, p. 31-38]. Последнее утверждение хотя и утопично, т.е. нереализуемо, но интересно. Будущее предстает не как симбиоз человека и техники, воспетый во множестве художественных произведений, а как совместная эволюция человека, вооруженного технологиями, и природы. Интуитивно А. Дренгсон чувствует необходимость передаточного звена между человеком и природой, но относит его возникновение в будущее, полностью игнорируя роль техники и технологий в социоприродных отношениях как в прошлом, так и в настоящем.

В западной литературе смешение понятий техники и технологий во многом связано синонимией терминов.

Рассмотрение особенности употребления терминов technology, technique и techniks в англоязычной литературе приводит О.Д. Симоненко [154, c. 28-30], также рассматривая технологию как самостоятельную часть сложной системы техноструктур [154, c. 35-36]. К сожалению, работа по выявлению различий техники и технологий и, соответственно, по разграничению понятий не была проведена ею до логического конца.

Введение «технологий» как самостоятельного объекта философской рефлексии выводит нас на прямую дорогу в области принятия решений в сфере управления производством и научной деятельности. Разграничение сфер науки как знания, техники как материального объекта и технологий как социально приемлемой формы [28] организации использования техники на основании научного знания позволяет избежать ошибочной редукции и понять взаимодействие между элементами Великой Триады. Разобраться в хитросплетениях элементов Великой Триады, необходимо, тем более что технологии уже рассматриваются как важная часть экономического развития страны. На технологии возлагаются надежды по обеспечению промышленной модернизации, решению экологических и других менее популяризированных проблем.

Несмотря на то, что рассмотрению феномена «технологий» уделяется недостаточно глубокое внимание, сам термин широко применим как синоним техники. Если технологии и выделяют как особый объект, то исключительно в

единственном числе, что наводит на мысль о существовании некоей Единой Технологии. В отличие от множества авторов, использующих понятие «технология», только французский мыслитель Ж. Эллюль говорит о единой системе разнообразных технологий и пытается выделить именно то общее, что свойственно этой системе. Именно это общее он и называет термином «технология». Ж. Эллюль утверждает: «… c научной точки зрения я могу сконструировать феномен из особенностей и взаимосвязей феномена, общеизвестного как «технологическое» в нашем обществе» [207, p. 23, 31]. Очевидно, что в данном случае приводится интуитивное обоснование, понимая это, он в следующем абзаце вообще отказывается «возвращаться к проблеме определения технологии» [207, p. 23]. Несмотря на такую эквилибристику, положительная сторона размышлений французского богослова в том, что он четко указывает на внутреннюю структуру своей технологии, состоящую из отдельных технологий (которым он отказывает в рассмотрении, считает это «мелочным реализмом и несистематизированным подходом») и собственно машин (или техники в моей терминологии); кроме того, технология Ж. Эллюля погружена в контекст социальных процессов, она – «часть мира, который не инертен» [207, p. 23, 31].

Попытки дать определение Единой Технологии, предпринятые в отечественной литературе, принадлежат В.М. Розину [147, c. 26] и Б.И. Кудрину [65; 66]. Но уже в «Новой философской энциклопедии» В.М. Розин публикует две различные статьи «Техника» и «Технология» [142; 143], что показывает эволюцию взглядов данного отечественного философа.

Единая Технология – абстрактный объект, логически не обоснованный, практически не применимый, лишь фактически используемый в умозрительных построениях, далеких от реальности. Поэтому необходимо использовать в философии понятие «технологии» во множествен-

ном числе, подчеркивая их многообразие. Представление о технологиях как реальных объектах крайне необходимо, но требуется их рассматривать не изолированно от двух других элементов Великой Триады и не редуцируя к ним.

Взаимосвязь науки, техники и технологий подробнее будет рассмотрена ниже, пока буду утверждать, что эта взаимосвязь образовывалась одновременно вместе использование техники приводило к познанию ее свойств и формированию правил ее применения (технологиями).

Прежде чем дать определения, что я буду понимать под наукой, техникой и технологиями, уточню, что под наукой я буду в данном контексте понимать не только естественнонаучное, социальное и гуманитарное знание, но также и социальные институты по получению и трансляции этого знания. Проблема демаркации научного знания от иных его видов в данном случае неактуальна. Наука в ее современном варианте всего лишь вершина айсберга знания, состоящего из ныне существующего и уже забытого. Без этого «забытого», также вне- и ненаучного знания наука как одна из форм знания возникнуть не может, а вне социокультуры не сможет существовать и развиваться.

Итак, наукаобъясняет (конечно, не сама наука, а ее представители в рамках получения и трансляции знания),что можно сделать с подвластным человеку миром. Наука, в широком историческом контексте существующая как знание, функционирует благодаря социальным институтам по его получению и трансляции.

Техникавыступает, материальным воплощением научного знания [29]. Она существует как трансформированная человеком живая (которая включает в себя человека, соци-

альную организацию и т.д.) и неживая природа. Традиционно техника рассматривалась исключительно как механизм или машина. Это упрощенное понимание техники устарело. Ею является любая преображенная или используемая человеком часть природы. Техника многообразна: это механизмы и всевозможные устройства, начиная с древнейших орудий труда; техникой являются сельскохозяйственные растения, животные, бактерии, плесени (грибы) и др., обрабатываемые с целью получения урожая территории, включая и почвенный слой; геологическими формами техники являются шахты, карьеры, скважины, ирригационные сооружения, каналы, шлюзы, дамбы. Человек частично является техническим объектом: ровно настолько, насколько он способен контролировать свое поведение и тело, управлять ими для достижения поставленных задач. Социальной формой техники являются не просто организации людей на основе вербально сформулированных правил, а именно сознательное исполнение этих правил. Военная и спортивная деятельность, соблюдение правил гигиены, выполнение медицинских предписаний, распорядок дня, соблюдение дисциплины и т.д. позволяют рассматривать человека и общество как технические объекты. Полная редукция представлений о человеке и социуме к технике является проявлением технократизма. Индивидуум и социум не всегда выполняют предписанные правила, они их формулируют, принимают, модернизируют или отменяют, т.е. способны изменять сами себя и собственную организацию. Эта активность по трансформации радикальным образом отличает нас от пассивной техники. Другим отличием от техники является поведение на основе морального выбора, эстетических принципов, биологических детерминант (инстинктов, работы внутренних органов и т.д.)[30]. Техническое поведение человека имеет

много положительных сторон: оно предсказуемо, основано на рациональном анализе предшествующей ситуации (т.е. не является спонтанным), но полностью построить разнообразные социальные отношения исключительно на рациональной основе не получается.

Технологияявляетсясоциально приемлемой формой организации использования техники на основании научного знания (в древности – обыденного знания). Технологии основаны на знании (позднее – на науке), и чем выше уровень технологического развития, тем большая последовательность действий и объектов включается в технологию, тем жестче связь между ее элементами. Причем объектом преобразования выступает не только живая и неживая природа, но и социальная организация общества, и, конечно, сам человек во всем разнообразии своих психических и соматических проявлений. Роль социума в технологиях двояка: с одной стороны, это организация производства, а с другой – востребованность этого результата со стороны общества. Сама технология возникает как способность общества признать данное производство (способ применения техники) и отражает заинтересованность социума в конечной продукции и методах ее получения.

Степень влияния на общество социальных технологий требует отдельного рассмотрения. Широко распространены и ангажированы две стратегии.

Первая, технократическая, предполагает, что чем точнее будут познаны законы общества и природы, тем лучше будут организованы общество и природа человеком. Наиболее адекватное воплощение эта стратегия получила

в советском марксизме (идеология марксизма-ленинизма) и в системе государственного строительства. В культуре такая стратегия находит свое отражение в технократической форме мировоззрения [99; 101]. Вторая, антисциентистская, направлена на огульное неприятие техники и научно-технического прогресса, в культуре проявляется как экологический алармизм. Его приверженцы непременно указывают на неминуемое и скорейшее исчерпание ресурсов, погибель биосферы и всего человечества, представление о прошедшем «золотом веке» человечества, наступающем «закате Европы» и прочих подобных эмоциональных апокалипсических настроениях.

С отстаиваемой мной точки зрения технологии существуют также как социально организованная трансляция способов трансформации природы. То есть, так же как и наука, технология имеет социальную институализацию, ответственную за ее применение, сохранение и развитие, – это всевозможные учреждения по среднему, профессиональному и высшему образованию, а также профессиональные курсы подготовки и переподготовки специалистов. Таким образом, социальные институты технологий в большой мере совпадают с научными социальными институтами. Первоначально технологии создавались по принципу «делай как я», в дальнейшем они развивались как часть научного технико-технологического знания и получали формальное описание в учебниках. Но часть неформализованного и неформализуемого знания сохранялась как минимум в виде традиций и социальной организации [128, c. 87].

Сложившееся недифференцированное рассмотрение науки, техники и технологий приводит к многочисленным философским искажениям. Смешение науки и техники [203, p. 414], науки и технологий[31] представляет то науку как

технологию [138, c. 14] (процесс), то технологию как естествознание[32], или технику как предмет и как действие, а технологию как процесс и как знание о нем [144, c. 83]. Наука, техника и технологии представляют хотя и связанные друг с другом, но достаточно самостоятельные сущности. Связь между ними и обособление их друг от друга требует внимательного рассмотрения.

Влияние, оказываемое наукой, техникой и технологиями на общество, неодинаково. В этом заметно их различие и несводимость друг к другу.

Наука сама по себе не способна удовлетворить потребности общества. Ее воздействие на общество резко изменилось с конца XIX в. До конца «века пара» наука непосредственно оказывала влияние на культуру. Научные открытия будоражили общественное сознание: возник феномен научной фантастики как способа популяризации научных достижений. Сегодня нельзя согласиться с точкой зрения на науку как сферу духовной жизни, оказывающую преимущественное, по сравнению с другими сферами, воздействие на общество [156, c. 3]. Наука значительно потеснена мистикой, шарлатанством и даже пропагандой идей, порожденных психически больными людьми. Кинематограф отчетливо фиксирует устойчивый интерес потребителя к расстройствам психики, изображая их на экране.

Российские ученые, описывая происходящие изменения, смело пишут: «… в обществе резко упал авторитет науки, и научные критерии оценки предлагаемых проектов не являются сегодня единственными и определяющими при при-

нятии решений. Наряду с этим, диктат демократических принципов толерантности и вольно трактуемого плюрализма мнений привели к тому, что для властной бюрократии аргументы профанов и профессионалов звучат сегодня одинаково убедительно» [15. c. 29]. Их печальная констатация факта относится не только к отечественной науке, но и к мировому опыту фальсификации (имитации) научной деятельности. Начиная с 1989 года после публикации в газете «Financial Times» статьи о «холодном термоядерном синтезе» ширится и расползается это не обоснованное экспериментально и теоретически недостоверное вероучение. Достаточно очевидно, что если бы удалось получить хоть мало-мальски значимый практический результат, то он неминуемо получил бы дальнейшее развитие, ибо сулит фантастические выгоды. Но результата нет, а выгода есть, но лишь для тех, кто получает финансирование.

Причины гипертрофированного возвеличивания науки скрываются в опоре на прошедший исторический опыт. Сегодня наука уже не столь популярна, хотя из этого не следует делать вывода об утрате ее могущества по потенциальному преобразованию природы и человека. Вера в науку имела важную религиозную и этическую составляющую. Наука противостояла религии, а ученый заступал на смену дискредитированному образу монаха и священника. Ученый без страха и упрека смотрел вперед, и его деятельность однозначно сулила благо всему человечеству. Последним певцом этого образа был Р.К. Мертон: ему удалось заметить отличие реального ученого от идеального образа [91].

Последняя треть XX в. продемонстрировала, что точка зрения на внеморальный облик науки и ее представителей должен быть поколеблен [4; 35; 146]. Сегодня наука способна польстить тщеславию, удовлетворить любопытство отдельных граждан, но вне практического применения в технике и технологиях она влияет на общество незначительно. Период, когда научное знание непосредственно оказывало

влияние на культуру и мировоззрение, остался в прошлом. Непосредственной силой, создающей новое знание, наука выступает только в умозрительных концепциях. Пока промышленное производство не оказалось зависимым от научных разработок, наука действительно непосредственно влияла на культуру. Ее достижения были понятны образованному человеку. В кон. XIX – нач. ХХ в. ситуация начала принципиально изменяться. А с вовлечением науки в производство и особенно с использованием ее достижений в военных отраслях наука лишь приобрела вид производительной силы, да и то в философских концепциях.

Роль ученых как активных культуртрегеров была сильно преувеличена, когда они, поверившие в свое предназначение, попытались поучаствовать в политической области и не получили вожделенных полномочий. Пример А.Д. Сахарова – печальное тому подтверждение. При президентах и премьер-министрах лишь появились советники по науке, доводящие до своих патронов информацию о новейших разработках, но само принятие решений осталось за старой элитой. Более адекватная, как казалось, претензия на власть со стороны инженеров была сформулирована Т. Вебленом, но и она осталась исключительно философской утопией. Инженер по роду своей деятельности гораздо больше, чем ученый может влиять на власть. Он ею в рамках свой профессиональной деятельности и обладает. Но практика XX века показала, что в мировой политической элите инженеры представлены незначительно.

Технократическая утопия Т. Веблена не была реализована в чистом виде, но нельзя сказать, что никакой политической реальности она не обрела. Философия К. Маркса, послужила основой для создания идеологии марксизма-ленинизма (на самом деле сталинизма). Власть технократии была властью людей с техническим образованием, но отнюдь не ученых. Количество управленцев в высших эшелонах власти СССР с техническим образованием постоян-

но росло [37, c. 118]. В политическом плане реализуемая в СССР политика была насквозь технократической, что отражало специфическое мировоззрение инженерного образования.

Научное знание в ХХ в. становилось все более непонятным обывателю, и вслед за этим уменьшалось непосредственное влияние науки на общество. (Опосредованно, через технику и технологии, наука увеличивает свое влияние на экономику, а также влияет на общественное поведение и мировоззрение). Вера в науку сменилась на доверие оккультизму, вере в «паранормальные» явления и т.д. – все это наглядно демонстрирует, что атеизм как мировоззренческая позиция является для массового сознания фикцией. Место традиционных религиозных культов занимают культы нетрадиционной ориентации, экстремистского толка или неклассифицируемая ахинея. По обилию информационного потока, несущегося с экранов телевизоров, легко установить, какая именно информационная доктрина является сегодня культурообразующей в нашем обществе. Религиозная информация, равно как и научная, уступает «экстрасенсам» и ахинеологам всех мастей и рангов. Люди с устойчивыми психическими проблемами заняли постоянное место в информационном поле российского телевещания. Все эти источники «информации» влияют на образование новых культурных представлений у населения.

Наука уступила свое влияние не только мистике и магии. В большей степени культуру формирует теперь практический результат научного знания – техника и технологии. Именно им наука в большей мере уступила свое былое духовное величие. Вся повседневная жизнь протекает в мире техники и технологий, где создаются условия для формирования новых культурных потребностей. Конечно, это не должно приводить к утверждению тотальной зависимости бытия человека от созданных техникой и технологиями условий, начиная от псевдо-марксовского

«Бытие определяет сознание»[33] и заканчивая современными: «Бытие человека определяется технологиями, в которые он включен» или «Язык шоппинга понятен каждому». Такие утверждения способствуют очередному витку демонизации[34] техники и технологий. Человек в подобных концептуальных утверждениях выступает как функция потребления. Его потребности и возможности изгоняются из рассмотрения – важно продать товар. Но демонизации техники – приписывания ей свойств универсального языка или однозначной детерминации человеческого поведения – следует избегать. Этот подход попросту ничем не обоснован. Наоборот, история развития техники демонстрирует развитие параллельно с ней правил и ограничений ее использования, а то и прямых запретов. Создание инструкций по эксплуатации технических устройств, обучение специалистов – все это и многие другие социальные институты призваны направлять социотехнические взаимодействия в относительно безопасное русло.

В ХХ веке техника и технологии определяют возможности науки по получению нового знания. Вне техники и технологий наука перестала существовать. Даже самые гуманитарные науки для своего развития должны использовать хотя бы компьютерные технологии для оформления нового знания. Вне технологий и техники никакое научное

достижение не будет доведено до сообщества ученых, оно даже не будет получено. Таким образом, уже не сама наука непосредственно, а ее воплощения в технике и технологиях оказывают воздействие на общество. А все кажущееся могущество науки развеется как дым при отсутствии финансирования и внедрения научных разработок в практическое воплощение. Этот процесс был наглядно осуществлен в эпоху распада СССР.

Как уже обращалось внимание, наука – результат социокультурных процессов. Для дальнейшего развития наука нуждается в поддержке и контроле со стороны общества. Само общество заинтересовано в оценке науки, ее практических воплощений в технике и технологиях. Поэтому этическая оценка науки должна разделять оценку содержания научного знания, оценку внутренней структуры и социальных институтов. Когда речь заходила о направлениях будущего развития науки (в конце 80-х о программе «Геном человека», о программе «Стратегической оборонной инициативы» и т.д.), то этической оценке должно было подвергаться еще не полученное знание. В том случае, когда моральной оценке подвергается способ получения нового знания, несомненно, речь идет о социальной организации, делающей предлагаемый метод познания возможным. Иллюстрацией такого различия могут служить научные и инженерные данные, полученные в концлагерях нацистской Германии или в биологических лабораториях императорской Японии 30-40-х годов. При внешнем осуждении, гласном и негласном запрете на упоминание этой информации она была востребована спецслужбами стран победительниц и стала частью научного знания. Таким образом, осуждение метода нисколько не повлияло на осуждение информации.

В тех случаях, когда рассматриваются фундаментальные открытия, то этическая ответственность ученого за них вряд ли может быть объектом общественного рассмо-

трения, оставаясь при этом составной частью профессиональной научной этики. Практическое использование фундаментальных разработок в технике и технологиях нужно предполагать заранее. Несомненно, это благое и в большой мере «теоретическое пожелание». Очевидно, что только малая ча

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Воспользуйтесь поиском по сайту: