В. Привязанность матери и ребенка

Привязанность — это слово, которым обозначают проч­ные эмоциональные связи между ребенком и одним или несколь­кими взрослыми. Эти узы устанавливаются начиная с возраста 6 месяцев как следствие врожденного поведения ребенка (плач, смех) на окружение взрослых (Goossens & Swaan, 1983). После­военное развитие детской психиатрии происходило под влияни­ем Rene Spitz и John Bowlby. Spitz опубликовал в 1945 г. иссле­дование под названием «Госпитализм» в первом номере «Пси­хоаналитического исследования ребенка» («The Psychoanalytic Study of the Child»), что само по себе является четким ориенти­ром. Старая — сексуальная — травма не выдерживает испыта­ния временем, а на свет появляется новая психотравма, приход которой горячо приветствуется.

Spitz в своем сравнительном исследовании описывает две группы детей, находящихся соответственно в «яслях» при тюрь­мах, в которых содержатся молодые матери этих детей, и в дет­ском доме. У детей, которые находились в последнем учрежде­нии более 6 недель, отмечались признаки выраженного госпи-тализма, в то время как у детей, находящихся в «яслях», никаких

я-¹⁴«113

симптомов не отмечалось. Причина, по Spitz, в том, что «мать дает ребенку все, что хорошая мать обычно дает, и даже более того» (возможно, это своего рода соревнование?). Дети, прожи­вающие в детдомах, обходились без этого.

Pinneau (1955) подверг резкой критике эту и более поздние публикации Spitz. Он указал на серьезные методологические ошибки, в том числе на значительные расхождения между груп­пами по расовой принадлежности, социальному фону, что дела_: ет группы несопоставимыми. Pinneau также отмечал, что Spitz описывал матерей «ясельных» детей как «социально дезадапти­рованных, слабоумных, имеющих психический дефект, психопа­тических или криминальных». В заключение Pinneau приходит к выводу, что исследование Spitz не дает оснований для утвер­ждения, что у госпитализированных детей, разлученных с роди­телями, обнаруживаются нарушения развития, даже несмотря на его уверения, что ребенку лучше быть рядом с матерью,.чем в детском доме. Наиболее значимым положительным эффектом публикации Spitz было значительное улучшение ситуации с дет­скими домами, больницами и детскими учреждениями. Никто не отрицал, что условия в этих учреждениях были ужасными. Но в то же время нельзя, исходя из этих экстремальных условий, де­лать вывод, что любая краткая или длительная разлука с ребен­ком имеет одинаковые последствия, и было бы неправильно при­водить результаты Spitz в качестве доказательства травмирую­щего эффекта любой разлуки.

Идеи Bowlby внесли значительный вклад в формирование мифа. Вся критика содержит элементы, требующие серьезного научного исследования. Особый интерес представляет исходный пункт Bowlby: он прибавляет к двум основополагающим инстин­ктам Фрейда (либидо и агрессия) третий — привязанность. При­вязанность определяется как «поведенческий комплекс», служа­щий целям.привязывания к фигуре матери или другим взрос­лым из окружения ребенка, пользующимся его доверием. Этот поведенческий комплекс остается активным и в последующей жизни индивидуума — при формировании взаимоотношений с людьми. Такое объяснение представляется более вероятным, чем мысль Фрейда о том, что эмоциональная связь с матерью (и другими) — это вытесненная форма сексуальной связи. Если этот контакт эротизируется или сексуализируется, тогда мы рассмат­риваем его как аномальный.

Фрейд предполагает, что ребенок привязывается к своей ма­тери через условно-рефлекторный процесс, в частности, пото­му, что она обеспечивает ему питание и уход. Это относится к

теории «оральной фазы». Эта теория не выдерживает критики. Привязанность, по Bowlby, нельзя сводить к половому инстинк­ту (или агрессивному инстинкту) — это самостоятельная биоло­гическая сила. Bowlby по заданию ООН провел исследование судеб детей, разлученных со своей семьей на своей родине. В 1951 г. был опубликован его отчет под заголовком «Maternal Care and Mental Health» («Материнская забота и психическое здоровье»). Существование «госпитализма» стало уже фактом, и хотя этот термин не совсем подходящий (понятие не всегда от­носится к специализированному учреждению или больнице), тем не менее последствия были очевидны. Bowlby отмечал, что «дли­тельное отсутствие материнской заботы имеет выраженные и далеко идущие последствия для характера и соответственно всей будущей жизни». Материалом данного исследования были дети в возрасте от 5 до 10 лет (на период обследования), поэтому выводы автора представляются несколько преждевременными и чересчур категоричными.

«Материнская любовь в младенческом и детском возрасте так же важна для психического здоровья, как витамины и бел­ки для физического здоровья», — это одна из посылок из того же отчета. Печальное последствие этого—то, что родители в любом случае отвечают за судьбу своего ребенка. Как следствие, создается «приторный» образ идеальных родителей, который пропагандировался во всем мире. Было даже хуже: бесчислен­ное количество родителей оказались под угрозой вины и были дезориентированы в своем отношении к ребенку неким призра­ком. «Сомнительная любовь» — назвал это явление Van den Berg; Green (1946, 1955} характеризует его как «личностную абсорб­цию» («Personality Absorption») — когда ребенок является узни­ком, находящимся в постоянной амбивалентной зависимости от оков взрослых, и каждый момент спокойного пребывания ребенка в одиночестве — это и «брошенность», и «недостаток любви».

Давайте более подробно рассмотрим концепцию Bowlby. Пер­вая критика относится к шестидесятым и семидесятым годам, причем среди критиков следует упомянуть Chess & Thomas (1982) и Herbert et al. (1982). Лонгитюдинальные исследования не выя­вили прямых связей между отношением и поведением родите­лей и развитием ребенка; но они указывали на изначальное ак­тивное воздействие собственной индивидуальности (темперамента) на взаимоотношения с родителями. Chess & Thomas ссылаются на публикацию Bell (1968), который исследовал детей с физичес­кими дефектами (глухие и слепые дети) и который указывал на пластичность мозга, а также психические возможности детей

научиться эффективно справляться со сложными ситуациями и осуществлять контроль в стрессовом окружении. Вместе с тем автору не удалось установить каких-либо корреляций с харак­теристиками родителей; идея лишения материнской заботы не получила своего подтверждения. Крупные лонгитюдинальные ис­следования перечисленных авторов, а также четырех других групп исследователей привели к одному и тому же выводу: опыт ребенка на первом году жизни, включая взаимоотношения меж­ду матерью и ребенком, не является надежным предиктором² поведения в более позднем возрасте. Безусловно, мать оказыва­ет важное влияние на развитие ребенка, но и отец, и братья с сестрами, и покровитель семьи, и образ функционирования се­мьи, а также школа, группы сверстников, более широкое социаль­ное окружение наряду с личностными характеристиками ребенка являются не менее значимыми. Развитие ребенка является ре­зультатом взаимодействия всех этих влияний на последователь­ном временном отрезке, и нет одного такого фактора или одной фазы развития, которые играли бы решающую роль. В течение длительного времени среди исследователей царило разумное со­гласие по проблеме. Но в последние годы мнения опять стали расходиться. В начале многие исследователи обозначали период жизни с нуля до пяти лет как «критический период», в настоя­щее время высказываются мнения, что критическая фаза — это первый год жизни или даже первый час после появления на свет. Klaus & Kermell (1977) пишут: «Изначальная связь между матерью и ребенком является источником всех других связей и центральной основой, вокруг которой ребенок строит образ себя. На протяжении жизни качество и сила этой привязанности бу­дут влиять на качество связей с другими людьми». Они также отмечают: «Это один из наших принципов: события в раннем возрасте имеют длительные последствия. Тревога матери о груд­ном ребенке, даже если речь идет о легкоразрешимой пробле­ме, может испортить ее отношения с ребенком на длительное время».

Принцип «критической фазы» или «периода ранимости», пришедший из (раздела привязанности) этологии (ср. Lorenz, 1935), выдвигается заново: «Мы убеждены в том, что неотъем­лемый принцип привязанности состоит в том, что существует «период ранимости» в первые минуты и часы после рождения, оптимальный для установления привязанности между родителем и ребенком».

² Предиктор — фактор, предсказывающий развитие (примеч. ред.). 116

«Оптимальное развитие» было бы невозможно, если бы ре­бенок в эти первые часы был отделен от матери. Эти взгляды принесли много вреда. Идеальных матерей в их понимании мы видим лишь в телевизионных мелодраматических сериалах, но реальность вносит свои коррективы — в жизни они невозмож­ны. Rutter (1981) пересмотрел свою прежнюю точку зрения и отмечал следующее: «Существует предположение, что первая привязанность качественно отличается от всех остальных. Дан­ные последних исследований показывают, что это не так. Bowlby утверждает, что отношения между ребенком и матерью отлич­ны от других взаимоотношений, особенно это касается качества привязанности, но результаты научных исследований не подтвер­ждают эту точку зрения».

Herbert et al. (1982) опубликовали другую обзорную статью с такой же тенденцией. Они ссылаются на добрую дюжину ис­следований, которым не удалось подтвердить особую роль не­посредственного контакта новорожденного со своей матерью и соответственно отрицательное влияние разделения матери и ре­бенка после родов (в соответствии с правилами больницы либо в связи с необходимостью содержания ребенка в кувезе). Пре-, пери- и постнатальные факторы, как описывалось, не могут вли­ять на взаимоотношения между матерью и ребенком. В отличие от мистически окрашенных идей кровных уз, приемные родите­ли оказываются равными биологическим родителям во всех от­ношениях, а иногда даже лучше (Tizard, 1977).

В ситуации с запущенными детьми опыт разлуки с матерью в раннем детском возрасте был наиболее значимым. Здесь клю­чевая роль принадлежала другим факторам, таким, как неста­бильная ситуация в семье, психические расстройства, незрелость родителей и т. д.

Несмотря на то что многие из нас придают большое значе­ние понятиям «любви» и «тепла», интересно посмотреть, в ка­кой степени это подтверждается данными научных исследова­ний. Dunn & Richards (цит. по: Herbert et al., 1982) провели экс­тенсивное исследование корреляций между некоторыми видами поведения, которые мы обычно расцениваем как признаки ма­теринской любви. Несмотря на некоторые различия в стиле вза­имодействия матери и ребенка, он коррелировал с ситуацией родов, собственными качествами ребенка, но не эмоциональным отношением к контакту. Говоря другими словами, уже с самого раннего возраста ребенок вносит свой вклад в общение с мате­рью. После рождения одни дети могут опережать других в тех или иных аспектах развития, в то время как другим, отстающим

детям надо догонять. Klaus & Kennell указывали на длительный эффект в этих случаях; Rutter считает, что это, вероятно, каса­ется социально незащищенных групп. И действительно, Kennell показал в 1981 г., что для женщин с низким уровнем социально­го обеспечения отчетливый благоприятный эффект контакта с ребенком отмечался сразу же после его рождения. Это, в част­ности, сказывается на более активном и положительном контак­те с персоналом больницы, в которой находится мать, по срав­нению с матерями, изолированными от своего ребенка. Возмож­но, эти женщины, лишенные многого, «выигрывают» от этих дополнительных контактов, дополнительного внимания и успо­коения — таково возможное объяснение³.

Вместе с тем существуют миллионы родителей, которые в условиях традиционного режима больницы были разделены со своими детьми, но тем не менее установили с ними нормаль­ный и здоровый контакт. Если же вы сталкиваетесь с наруше­нием или разрывом взаимоотношений между матерью и ребен­ком, целесообразно поискать множественные причины вместо единственной травмы (Egeland & Vaughn, 1981). Заслуживает об­суждения критический период с восьми до двенадцати месяцев. Это связано с тем, что примерно в этом возрасте большинство младенцев начинают проявлять негативные реакции на незна­комых людей, особенно если это связано с разлукой с матерью. Ainsworth (1978) провел специальное лабораторное исследова­ние, на что Rutter заметил, что следует быть очень осторожным в выводах, основанных на странной процедуре, при которой мать, няня и постороннее лицо входят и выходят из комнаты непо­нятно зачем, не вступая при этом во взаимодействие с ребенком. Он уже больше не верит в линейную модель, в которой первое место принадлежит связи мать — ребенок, из которой происте­кают и другие: различия в поведении ребенка по отношению к незнакомым можно проследить уже в возрасте двух месяцев.

Различные реакции в исследовании Ainsworth можно свести также и к различиям темперамента, вместо того чтобы относить их за счет характеристик привязанности (тревожная или безо­пасная привязанность). Особенно это может относиться к тен­денциям приближения или отхода, адаптации, настроения, ин­тенсивности реагирования.

³ Можно предположить, что тот же процесс был задействован в исследо­вании Spitz. Его женщины-заключенные, возможно, получали больше внимания и подд^еР^{жки в} связи с проведением исследования, что поло­жительно сказывалось на их отношении к ребенку.

Заключение. Суждения о долговременных эффектах ранне­го детского опыта не имеют под собой достаточных оснований в виде надежных научных исследований, но тем не менее они время от времени становились причиной пагубного терапевти­ческого пессимизма и нигилизма. Результаты исследований ско­рее обосновывают обратное: долговременный эффект ряда срав­нительно кратких по времени воздействия травмирующих фак­торов в столь юном возрасте сравнительно невелик; в возрасте менее семи месяцев эффект просто очень краток. Это справед­ливо для любых травмирующих событий,, включая уровень при­вязанности между матерью и ребенком, который не является ис­ключением из этого правила. Таким образом, есть возможность для оптимистического взгляда на развитие человека и возмож­ности исправления недостатков.