Драматическая ролевая игра

Когда ребенок завершил сотворение своего первого Мира, ему предлагают присесть, и, перед тем как перейти в игровую комнату, психотерапевт объясняет правила игры. Следует подчеркнуть, что главным, «боссом», в игровой ком­нате будет ребенок, а терапевт лишь будет ему подыгрывать. Затем они оба переходят в игровую комнату, терапевт садится на пол, давая ребенку возможность сориентироваться.

Комната довольно велика, там стоят пружинистые кресла, низкий стол, скамейки; лежат плед и подушки. Важнейши­ми элементами являются вместительный игрушечный дом и шведская стенка. В доме имеется разнообразная домашняя ут­варь, включая чайный сервиз, кастрюли и сковороды, плиту и, что особенно необходимо, сковородку с игрушечной яични­цей, а также обширные запасы еды из пластмассы и настоя­щие консервы. На большом подоконнике стоит кассовый ап­парат, так что окно по желанию может превращаться в магазин. Шведская стенка достаточно большая, с горизонтальной платформой посередине. Это важно, потому что ребенок мо­жет использовать ее по-разному: как тюрьму, космический ко­рабль, гору, замок, спальню, трон, убежище, - всего и не пере­числить. В комнате имеется удобный гардероб с крючками, на которых развешаны часто используемые предметы, такие как сумки, в том числе медицинская сумка (с настоящим стетоско­пом и т. д.), наручники, парики и шляпы. При помощи парика можно легко изменить внешность, головные уборы позволяют превратиться в полицейского, ковбоя, военного, красивую и не очень красивую даму, медсестру и т.д. Кроме того, во всех час­тях игровой комнаты расположены телефонные аппараты, кото­рые могут звонить, а также «песочница», где вместо песка насы­пан сушеный горох. Эта «песочница» позволяет выполнять раз­ные воображаемые действия, например, варить пиво, готовить еду для животных или перебирать украденные драгоценности. В комнате имеется транспортное средство, которым могут вос­пользоваться дети разного роста: у нас была детская машина-тягач, достаточно прочная и не имеющая определенного назна­чения, поэтому пригодная для использования в качестве любо­го транспорта, который требуется по сценарию.

Конечно, двух актеров для постановки спектакля недоста­точно, поэтому при необходимости можно привлекать и дру­гие персонажи. Мы использовали больших кукол мужского я женского пола; были и куклы с выраженными половыми орга­нами, хотя мы считаем, что расследование обстоятельств сек­суального насилия над ребенком не следует совмещать с игро­вой терапией. В комнате стояла настоящая клетка с плюше­выми кроликами разных цветов и размеров (которые обычно были жертвами, но у некоторых детей становились людоеда­ми или охотничьими кроликами). Кроме того, имелось мно­жество больших мягких игрушек в виде животных - жираф, медведь, тигр, крупные перчаточные куклы разного вида, в том числе попугаи и другие птицы, а также, что особенна важно, натурального размера игрушечная овчарка. Именно овчарку дети часто выбирают персонажем для своего спектакля, по-видимому, из-за ее размеров и многофункциональности. Та­кая собака способна прийти на помощь, но может и напасть.

Дети используют овчарку для нападения на взрослых или кро­ликов (при этом сам ребенок может выступить и в роли за­щитника), но иногда дети сами становятся жертвами нападе­ния и даже умирают. Этот персонаж оказался настолько вос­требованным, что, когда его непонятно кто и как похитил, мы тут же выделили деньги для покупки замены.

Роли и правила

По нашему мнению, работа с театрализованным проигры­ванием ролей ставит перед психотерапевтом три основные задачи. Первая заключается в том, чтобы обеспечить благоприят­ную для ролевой игры обстановку. Это означает, что в игровой комнате не должно быть занимательных игрушек, которыми ребенку захотелось бы просто посидеть и поиграть, иначе он будет все время отвлекаться. Предназначение игрушек в том, чтобы помогать ребенку играть ту или иную роль. Так, в мага­зинах продается множество игрушечных кассовых аппаратов, которые очень похожи на настоящие, однако мы выбрали наи­более простой, чтобы не отвлекать ребенка от роли владельца магазина. Аналогичным образом, когда потребовалась музы­ка, мы приобрели музыкальную шкатулку в виде проигрыва­теля, а не магнитофон с набором кассет.

Второе требование состоит в том, чтобы тактично подыг­рывать ребенку, не перехватывая у него инициативу. Если ре­бенок говорит: «Я - мама, а ты маленький ребенок», взрос­лый должен без промедления лечь на пол и начать сосать палец. Начинающие психотерапевты испытывают при этом опреде­ленный дискомфорт и принимаются задавать вопросы: «Кто я, мальчик или девочка?» или «Хорошее у меня настроение или плохое?», пытаясь тянуть время. Вследствие этого сюжет разворачивается медленно, а ребенок, естественно, начинает скучать. Можно задать один-два наводящих вопроса, но сна­чала необходимо произвести действие. Конечно, ребенок мо­жет исполнять свою роль, никак не комментируя роль взрос­лого. В этом случае рекомендуется включиться в игру, руко­водствуясь собственной интуицией, а через некоторое время поинтересоваться у ребенка: «Я все правильно делаю?» Если взрослый исполнителен и тактичен, дети быстро привыкают корректировать его поведение, чтобы оно лучше отвечало их потребностям.

Третье условие связано со структурой игры; ребенок по своей воле управляет ходом действия и актерами, отчасти бла­годаря чуткому реагированию психотерапевта, о чем говори­лось выше, а также благодаря правилам поведения в игровой комнате, которые распространяются на обоих участников. Со­четание свободы и соблюдения правил поведения может по­казаться странным, но в реальной жизни дети ощущают ско­ванность из-за необходимости контролировать ситуацию и свои отношения со взрослым, поэтому с облегчением воспри­нимают правила поведения в игровой комнате, которые рас­пространяются на обоих участников и в рамках которых они оба действуют. Когда ребенку говорят, что он ответственен за все, что происходят в игровой комнате, это не означает пол­ной свободы, поскольку детям известно, что ни один взрос­лый не позволит им бить окна и светильники, лить воду на пол, таскать терапевта за волосы и тыкать в глаза острыми предметами. Каждый ребенок, следовательно, вознамерится тут же проверить, действительно ли ему все позволено, и мо­жет зайти в этом довольно далеко. Это особенно касается тех детей, которые привыкли к контролю со стороны взрослых. В действительности, настоящая свобода, в частности, для хао­тичных и импульсивных детей, связана с обязательными для всех правилами поведения, которые так же присущи игровой комнате, как четыре ее стены.

По этим соображениям правила формулируются безлично или с использованием местоимения «мы»:

• драться можно только понарошку;

• ломать можно только понарошку;

• когда пора идти домой, мы идем домой и ничего с собой не берем.

Сочетание ролевой игры и набора правил, обеспечивающих, как и стены комнаты, безопасность участников, дает удиви­тельный раскрепощающий эффект, который я вкратце опишу. Но сначала давайте рассмотрим, как впервые ввести ребенка в театрализованную ролевую игру.

Ребенку говорят, что в игровой комнате он главный, и психотерапевт садится на пол в ожидании, пока ребе­нок освоится. Именно на пол, потому что каждый ребенок нео­днократно был свидетелем того, как взрослые сидят на стуле или в кресле и наблюдают за ним, а мы намеренно стремимся избежать этого. На этой стадии ребенок еще ничего не знает о правилах поведения в комнате. Дело в том, что ему сложно вос­принять, что он главный, одновременно с набором ограничи­тельных правил, но по прошествии времени это принимается без труда.

Обычно ребенок, впервые попавший в игровую комнату, несколько раз ее обходит, берет в руки какие-либо предметы, иногда высказывает свое мнение; практически всегда ребенок заходит в домик, причем его внимание привлекает игрушеч­ная яичница на сковороде, вот почему этот предмет так важен. Исследуя предметы, находящиеся в доме, ребенок, как прави­ло, приступает к «приготовлению пищи» или пытается играть с кассовым аппаратом. В этот момент психотерапевт может снять трубку ближайшего телефона, чтобы зазвонил телефон в домике. Мало кто из детей способен устоять перед таким приглашением к игре. Если же ребенок все-таки не поднял трубку телефона, психотерапевт пытается вовлечь его в совме­стную деятельность в зависимости от того, чем ребенок в на­стоящее время занят. Например, спросить: «Можно мне войти в твой дом и выпить чаю?» или «Мне нужно кое-что купить, могу я зайти в твой магазин?» Большинство детей отвечают положительно; если же ребенок говорит, как это было у нас: «Нет, я занят уборкой», «Нет, мы уже закрываемся» или про­сто не снимает телефонную трубку, психотерапевту следует проявить терпение и подождать, по меньшей мере, пять ми­нут, прежде чем вновь обратиться к ребенку. В случае повтор­ного отказа можно сыграть роль: обращаясь к кукле или собаке, посетовать на то, что магазин опять закрылся слишком рано, или некоторые люди не отвечают на телефонные звонки. Во всяком случае, с помощью одной из таких уловок непременно удастся добиться от ребенка какого-либо сигнала, свидетель­ствующего о его расположении. Как только психотерапевт получает от ребенка разрешение присоединиться к игре, он, ни минуты не теряя, входит в под­ходящий образ. Например, берет собаку, сумку и шляпу (шля­па - наиболее простой путь изменить внешность) и стучится в игрушечный дом или подходит к прилавку как покупатель. С этого момента главной заботой психотерапевта является точ­ное и своевременное исполнение роли или серии ролей в со­ответствии с замыслом ребенка, при этом ребенок получает возможность выступить в той роли, в которой пожелает. Та­кое поведение требует определенных навыков: начинающие психотерапевты, руководствуясь желанием передать инициа­тиву ребенку, часто упускают время на первой сессии. Посколь­ку крайне важно, чтобы ролевая игра была сразу же принята обоими участниками, целесообразно наблюдать за ходом сес­сии непосредственно во время ее проведения. В этом случае супервизор может дать полезные рекомендации (это единствен­ный случай, когда разрешается прерывать ход сессии). Напри­мер, ребенок, вместо того чтобы войти в дом, катается вокруг него на тягаче. Психотерапевт может взять головной убор по­лицейского и попросить его подвезти, чтобы догнать грабите­ля, или надеть дамскую шляпу, толкнуть игрушечную собаку под колеса и начать звать врача, чтобы он вылечил раненое животное, одновременно тихим голосом подсказывая, где ви­сит медицинская сумка (еще один предмет, от которого дети редко отказываются). Если ребенок играет в мяч, психотера­певт может выступить в роли спортивного комментатора, дру­гого ребенка, играющего в парке, или сердитого сторожа.

Главной целью первой сессии, помимо знакомства, являет­ся активная ролевая игра и, если удастся, разъяснение правил поведения. Если разговор о правилах можно отложить, то без своевременного введения ролевой игры психотерапия сильно замедлится. Завести речь о правилах лучше всего в тот момент, когда одно из них будет явно нарушено. Психотерапевт пере­стает играть свою роль, какой бы она ни была, останавливает действие и, обращаясь к ребенку, отчетливо говорит: «Изви­ни, я забыл тебе сказать. В игровой комнате действуют три пра­вила, которые мы должны соблюдать. Слушай меня внимательно. Драться только понарошку... и т.д.». Хотя психотера­певт на самом деле вовсе не так «забывчив», этот метод введе­ния правил настолько эффективен, что такая уловка вполне себя оправдывает. Таким образом, если ребенок впоследствии нарушит правило, достаточно будет выйти из роли и напом­нить ему об этом, иногда вновь сформулировать нарушенное правило. По нашему опыту даже сильно расшалившиеся дети брали на себя ответственность за соблюдение правил, препод­несенных таким способом. Так, обычно агрессивный и склон­ный к жестокости Пол прекратил шутливую потасовку и спо­койно спросил своим обычным голосом: «Я сделал вам боль­но?» Его решимость взять себя в руки, хотя бы только в данном контексте, была очень трогательной.

Хочется еще раз подчеркнуть необходимость быстрого вве­дения ролевой игры, поскольку именно комбинация правил поведения и разыгрывания ролей оказывает терапевтическое воздействие. Что дает основания так думать?

Во-первых, такая комбинация позволяет участникам игно­рировать условности отношений типа взрослый-ребенок. В любой другой ситуации взрослый, по мнению ребенка, пы­тается контролировать его поведение и выступает в роли «над­смотрщика». В стенах игровой комнаты, в радиусе действия специальных правил, не может быть и речи о хорошем или плохом поведении или рекомендациях о том, как выйти из того или иного затруднительного положения (к чему так привык­ли многие дети). В событиях, происходящих в игровой комна­те, будут принимать участие не Пол и психотерапевт, а персо­нажи, которых Пол выбрал. Если все происходит понарошку (хотя с ведома и по воле ребенка), то и допускается все: нельзя ограничиться запрещением драться и ломать вещи на том осно­вании, что следует соблюдать безопасность. Дело в том, что важные для данного ребенка события могут быть связаны имен­но с деструктивными действиями.

Особенно важно предотвратить вопросы типа «Что я могу взять с собой?», которые ставят ребенка в положение проси­теля. Последнее правило нацелено на профилактику просьб вроде «А можно еще хотя бы пять минут?» или «Пожалуйста, разрешите забрать этот маленький шарик». Взрослые, кото­рым бывает трудно отказать ребенку, ставят себя в позицию надсмотрщиков. Психотерапевту нет необходимости приме­нять какие-либо санкции или использовать свой авторитет; ребенку ясно, что «правила игры» являются неотъемлемой час­тью всего происходящего в игровой комнате (коль скоро он хочет играть, то должен соблюдать правила). Игровая комна­та и правила поведения в ней рассматриваются в комплексе. Ребенок знает, что за пять минут до окончания времени игры он будет предупрежден об этом (некоторые дети используют это время для того, чтобы завершить намеченный сценарий и ничего не забыть). Кроме того, ребенку известно, что вновь войти в игровую комнату он сможет только во время следую­щей сессии. Таким образом, ценным становится само пребы­вание в игровой комнате.

Роли и правила поведения в игровой комнате позволяют детям отыгрывать любую тему по своему выбору, выбирать персонажи и менять их местами, исследовать проявления же­стокости, покровительства, авторитета, отвержения и смер­ти, - все, что в реальной жизни и с реальными людьми иссле­довать небезопасно. В частности, обнаружилось, что дети, ко­торые были (или продолжают оставаться) жертвами насилия (или обстоятельств), часто испытывают потребность экспери­ментировать с ролью жертвы. Контекст драматического про­игрывания ролей (dramatic role-play) позволяет это осуще­ствить: таким образом ребенок может выбрать для себя роль жертвы, предоставив взрослому исполнить роль насильника. Если предполагается, что ребенок будет выступать в роли «бос­са» и брать на себя ответственность за принятие ключевых решений во взаимодействии с терапевтом, выступить в каче­стве беспомощной жертвы он сможет, только сыграв роль. Та­ким образом, введение ролевой игры является одной из важ­нейших задач психотерапевта. Аналогичным образом, сам те­рапевт без труда сможет вести себя жестоко по отношению к ребенку, лишь разыгрывая роль отрицательного персонажа в предложенном сценарии.

Более того, ролевая игра дает терапевту возможность в со­ответствии с исполняемой им ролью выражать протест против действий персонажа, роль которого играет ребенок. Так, ребе­нок, войдяв роль отца, полицейского или преступника, может совершить разбойное нападение или даже убийство. В таком случае будет вполне уместно, если терапевт, выступающий в другой роли - например, скорбящего друга, матери или вла­дельца собаки, - выразит горе и возмущение. Возмездие (вы­зов полиции, вендетта и т.д.) не всегда является лучшим ва­риантом ответа; проявление скорби с большей вероятностью заставит ребенка задуматься. Иногда дети убивают и тут же говорят: «Он ожил»; тогда желательно, не выходя из роли, на­помнить ребенку о необратимости смерти. Еще раз хочется напомнить, что подобные реакции терапевта допустимы толь­ко в рамках его роли и не должны мешать ребенку контроли­ровать ситуацию.

Еще одним преимуществом ролевой игры, о которой идет речь, является возможность ее использования другими специ­алистами, работающими с ребенком: социальными работни­ками, персоналом детских учреждений, медсестрами, школь­ными и клиническими психологами и т.д. Именно это качество позволяет считать ее «походным вариантом» игровой терапии («barefoot play therapy»), поскольку она дает возможность ока­зать помощь детям в отдаленных географических регионах, где никто никогда не видел «настоящего» (то есть, имеющего спе­циальную подготовку) игрового терапевта. Когда мы с моими аспирантами разрабатывали подход к игровой терапии, успе­хи были столь поразительны, что другие специалисты также захотели попробовать освоить наш метод. Речь шла не о том, чтобы полностью переключиться на это направление: игровая терапия помогала работать с детьми, в отношении которых тра­диционные методы оказывались неэффективными. Первыми с такой просьбой к нам обратились социальные работники, и я поначалу засомневалась, сможет ли специалист, уже работаю­щий с ребенком в качестве социального работника, выступить еще и в роли терапевта. Прежде всего, я вспомнила о 12-летней Линде, которая каждую неделю пыталась помирить своих хо­роших и плохих мужей. Когда работавшая с ней терапевт в роли сочувствующей соседки поинтересовалась: «Кто такой социальный работник?», девочка ответила: «Ну, это такой человек, который советует вам, что и как надо делать» - немно­го упрощенное, но по сути верное определение, которое не име­ет ничего общего с терапией.

Все же мы решили откликнуться на просьбу группы соци­альных работников и обучить их проведению игровой тера­пии. Я ожидала, что группа будет состоять в основном из энер­гичной молодежи, однако это оказались люди среднего возра­ста, искушенные и разочарованные в традиционных методах работы, но не оставившие надежды достучаться до самых «труд­ных» своих клиентов. Все мои «ученики» добились успехов на этом поприще, кто-то - довольно значительных; кроме того, многие из них утверждали, что узнали кое-что о себе, открыли новые возможности контролировать ситуацию, что сказалось на стиле их повседневной работы с детьми. Некоторые из наи­более выдающихся успехов в работе с детьми были достигну­ты именно благодаря умелому сочетанию этих двух ролей - терапевта и социального работника, и я сочла нужным вклю­чить некоторые примеры в заключительную часть главы.