Глава 1 что такое правовая система

ПРАВО

ПРОГРЕСС
МОСКВА
1992

МОСКВА

Издательская группа «Прогресс»
«УНИВЕРС»
1992

ББК 67.8 (7 США)
Ф88

Редактор А. Куликов

Перевод с английского Г. Седуна
Под редакцией М. Калантаровой

«Прогресс — Универс»
сектор литературы по вопросам государства и права

© 1984, Lawrence M. Friedman
© Перевод на русский язык Г. Седуна, 1992

ОТ АВТОРА

Представленная вашему вниманию книга освещает общие вопросы права и правовой системы США. Как правило, книги, посвященные нашей правовой системе, не отличаются малым объемом и числом. Юридическая библиотека Гарвардского университета насчитывает более миллиона с четвертью единиц хранения. Из этого моря изданий триста тысяч посвящены тем или иным аспектам американского права. Ежегодно это собрание пополняется тысячами новых книг. Так нужно ли нам еще одно подобное изыскание?

Вероятно, да, ибо почти все эти сотни тысяч томов предназначены для узкого круга специалистов в области права. И лишь малая толика рассчитана на непрофессионалов. Данная книга принадлежит к разряду книг, написанных специально для широкого круга читателей и представляет собой обобщенную картину американской правовой системы, какой она была когда-то и какой является теперь.

Наша книга — это своего рода путеводитель по американской правовой системе, которая является комплексным организмом. Она состоит из многих частей, в ней задействованы многие действующие лица — от судей Верховного суда до бродяг, спящих в пристанционных двориках; правовые институты, включающие в себя тюрьмы, суды, советы графств, полицейские управления, и еще множество других звеньев. Как и во всех других существующих правовых системах необходимым условием жизнедеятельности этого сложного организма является наличие управляющего звена, народа и исполнительных институтов. Каким образом они между собой взаимодействуют — вот основной объект изучения и рассмотрения нашей книги.

Глава 1 ЧТО ТАКОЕ ПРАВОВАЯ СИСТЕМА

В современном американском обществе правовая система сопровождает человека во всех его действиях. Конечно, как правило, большинство из нас не каждый день сталкивается с необходимостью иметь дело с судом или адвокатом, за исключением крайне редких жизненных обстоятельств. Но не проходит и дня — и даже часа — без взаимодействия с правом в самом широком смысле слова или с людьми, чьи действия определяются правом. Право вездесуще, хотя зачастую его присутствия мы не замечаем.

Например, когда мы заходим в бакалейный магазин и покупаем хлеб, молоко, суп, картофельные хлопья, когда мы выписываем чек за продукты питания и достаем пакеты с покупками из нашего автомобиля, мы одновременно являемся субъектами и объектами юридических правил. Конечно, мы не ощущаем, что правовая система, подобно «Большому Брату», пристально наблюдает за нами, заглядывая через наше плечо. Но в известном смысле закон постоянно смотрит на нас. Определенные разделы права всегда регламентируют наше поведение.

Для того чтобы добраться до магазина, мы ехали в автомобиле или шли пешком, пересекая улицы. Правила дорожного движения шли и ехали вместе с нами. Десятки норм и правил регулировали условия на заводе, где был собран автомобиль, обязанности сборщиков, изготовителей кузова и мотора.

На банках и упаковках, стоящих на прилавках бакалейного магазина, много этикеток и ярлыков, а следовательно, и норм права — они пронизывают историю жизни каждой банки с вареньем, каждого тюбика зубной пасты. И конечно, работники магазина, как и работники атомобильного завода, подчинены федеральному и местному трудовому праву и законодательству штата.

Действительно, большинство вещей, которые мы покупаем, — телевизоры, приемники, мебель, обувь, что угодно — охвачено текстами определенных законов, правил безопасности и т. п. Большинство зданий и помещений, где «делается бизнес», должно соответствовать строительным правилам, правилам противопожарной и общей безопасности. Стандарты весов и мер, правила, регулирующие безопасность и удобство, продолжительность времени основной и сверхурочной работ, закон о выходных — список правовых вопросов, окружающих нас в повседневной жизни, бесконечен.

Более того. Когда я покупаю буханку хлеба или банку консервов, я заключаю договор, осознаю ли я это или нет. Если что-то происходит неправильно, правила о заключении договоров, Универсальный торговый кодекс или некоторые другие разделы торгового права вступают в действие по крайней мере теоретически. Торговый кодекс управляет правилами, имеющими отношение к операциям с чеками. Нормы банковского права касаются способа, которым эти кусочки

бумаги обеспечивают кредит и платеж. Если консервы были испорчены и в результате я заболел, я имею право преследовать компанию, изготовившую эти консервы, в судебном порядке. Это приведет меня к законам об ответственности производителя, то есть к отрасли гражданского права. Сказанное, однако, не означает, что мы постоянно ощущаем на себе свинцовую тяжесть права. Право — атмосфера, оно легко, как воздух, когда все идет нормально (владельцы заводов и магазинов, конечно, могут смотреть на вещи по-другому). Более того, неправильно было бы считать право паутиной запретов, в некотором роде придирчивым занудой или несносно строгим родителем. Большинство законов предназначено для того, чтобы сделать жизнь легче, безопасней, счастливее. Когда законы действительно запрещают что-либо (или требуют чего-либо от кого-либо), это обычно проиходит опять-таки для пользы кого-либо. Закон настаивает, чтобы компании, выпускающие консервы, наклеивали на свою продукцию этикетки, сообщающие нам в точности состав продукта. Это — бремя для компании, но выгода (может быть, только предполагаемая) для покупателя банки консервов. Существует еще много способов, которыми правовая система скорее облегчает жизнь, чем запрещает что-либо или создает помехи. Она содействует, она обеспечивает простой и легкий путь для осуществления желаемых целей. Нормы, касающиеся завещаний и договоров, например, — это правила в основном о способах сделать то, что вы хотите, безопасно и эффективно. Они гораздо меньше касаются того, чего нельзя делать, включая и штрафы за нарушение правил. Огромное количество законов облегчает жизнь. Они предлагают стандартные способы-шаблоны для достижения тех или иных целей. Они мостят дороги для движения общества.

Правовой процесс столь важен, что нам непременно следует знать о нем как можно больше. Но что мы понимаем под терминами «право», «правовая система» и «правовой процесс»?

Дать точные определения этим понятиям достаточно сложная задача. «Право» — слово для ежедневного употребления, часть разговорного словаря. Но оно имеет большое количество значений, хрупких, как стекло, неустойчивых, как мыльный пузырь, неуловимых, как время. Невозможно говорить о точном значении слова «право», как если бы право было конкретным объектом в окружающем нас мире, чем-то, что мы могли бы потрогать, как стул или собаку. Но мы можем попытаться дать ему несколько рабочих определений.

Один из способов постичь истину состоит в том, чтобы расспросить людей, часто употребляющих слово «право», и узнать у них, о чем, собственно, они говорят. На первый взгляд создается впечатление, что люди имеют в виду сеть правил и инструкций, которые окружают нас. Такой вывод напрашивается из выражений типа «нарушение права», «следование праву». Примерно то же самое «закон» означает в предложениях типа: «Если вы ведете машину со скоростью 90 миль в час, то вы идете против закона». Может быть, мы и уловим несколько других оттенков значения, но основная идея правил и инструкций останется доминирующей. В обычной разговорной речи слово «право» связано с «законами», то есть с правилами и инструкциями.

Дональд Блэк в «Поведении права» предлагает сжатое, обманчиво простое определение. Право, согласно Блэку, является «правительственным социальным контролем». Под «социальным контролем» он подразумевает социальные нормы и процессы, которые способствуют хорошему и полезному для общества поведению индивидов или групп индивидов и препятствуют плохому поведению.

Есть закон против грабежей; полиция, судьи и уголовные суды пытаются бороться с ними. Вместе они создают довольно очевидный пример социального контроля (по крайней мере попытку такого контроля). Уголовная юстиция ставит перед собой эту цель. Для человека с улицы это, возможно, наиболее знакомая, очевидная часть правовой системы. Но право — нечто большее, чем уголовная юстиция. Остальное законодательство — то, что называется гражданским пра-

вом, гораздо обширнее и более важно. Взяв на вооружение определение Блэка, мы, тем не менее, должны понимать «социальный контроль» в более широком смысле. Он означает целую сеть норм и процессов, применимых к каждому отдельному моменту поведения человека.

Возьмем, например, обычные нормы деликтного права. Если я паркую автомобиль невнимательно или слишком быстро и при этом задену чей-нибудь автомобиль, для меня наступают определенные правовые последствия. То, что я совершил, не преступление, я не буду помещен в тюрьму, но я или моя страховая компания должны возместить ущерб. Прямо или косвенно это зависит от статей деликтного права — правил о том, что происходит, когда один человек наносит ущерб другому человеку или его собственности.

Эти нормы могут воздействовать на мое поведение. Они непосредственно воздействуют на мой бумажник и страховую ставку, которую я плачу, следовательно, эти нормы также являются частью системы социального контроля. Эти нормы вознаграждают законопослушное поведение и наказывают нарушителей (или только пытаются) столь же надежно, как и все уголовное право. Они распределяют расходы и доходы среди людей в зависимости от того, как люди себя ведут по отношению к праву. Невнимательный водитель должен платить, потерпевший получает деньги.

Право, согласно Блэку, есть социальный контроль, но социальный контроль особого рода. Право — правительственный социальный контроль, но существуют и другие виды контроля. Учителя используют свои правила (поощрения и наказания), чтобы заставить детей вести себя хорошо в школе, родители используют свои правила (поощрения и наказания) дома. Как учителя, так и родители надеются, таким образом, сформировать характер ребенка. Огранизованные религии тоже имеют дело с социальным контролем. Они преследуют цель побудить членов религиозных общин к жизни с богом в душе, к правильной жизни, как ее определяет религия. Но эти формы социального контроля не носят правительственного характера, они не являются официальными, следовательно, согласно определению Блэка, не являются правом. По крайней мере, мы можем вполне определенно сказать, что в такой стране, как Соединенные Штаты, они не являются частью официального права. Но на самом деле существует два различных взгляда на право: один — что право создается исключительно официальными правительственными актами; другой же использует более широкий подход.

Если говорить об этой книге, то основное, на чем сосредоточено внимание автора, является не в узком смысле слова «правом», а в большей степени тем, что можно определить как «правовую систему». Термин «право» часто относят только к нормам и инструкциям. Но все же необходимо провести демаркационную линию между нормами и инструкциями как таковыми и их структурами, институтами и процессами, которые вдыхают в них жизнь. Эта расширенная сфера и есть правовая система.

Ясно, что правовая система нечто большее, нежели просто набор норм. Существуют, прежде всего, правила о нормах. Существуют правила о процедурах, правила, говорящие о том, как получать правила из «не правил». Если говорить более конкретно, то это нормы о юрисдикции, судебных процедурах, судьях, судах, порядке и условиях избрания в законодательные органы штатов и т. п. Правило, которое утверждает, что ни один билль не станет законом в Нью-Мексико до тех пор, пока не пройдет утверждение в обеих палатах и пока его не подпишет губернатор штата, и есть правило о нормах. Оно описывает способ создания закона в Нью-Мексико.

В своей знаменитой книге X. Л. А. Харт назвал эти правила о нормах «вторичными нормами»; он же назвал правила поведения человека в обществе «первичными нормами». Правила, запрещающие ограбление бакалейной лавки или вождение автомобиля со скоростью 90 миль в час, могли бы быть примерами

первичных норм. Право, согласно Харту, есть союз первичных и вторичных норм.

Как первичные, так и вторичные являются по сути нормами; в некотором смысле все нормы — это некие директивные условия, определяющие социальное поведение человека. Нашим примером вторичной нормы прежде всего является норма о способах и условиях законодательной деятельности в Нью-Мексико. Нормы важны, но правовая система состоит не только из них. Мы могли бы ознакомиться с содержанием этих норм по книгам и тем не менее знать очень мало о том, как действует правовая система. Право останется лишь фразой на бумаге, если мы не рассмотрим способ, при помощи которого люди в обществе в соответствии с законом думают, чувствуют и действуют. Приказы, команды и нормы пусты и бессмысленны, пока что-либо не происходит, пока они не заставляют что-либо двигаться.

Это, конечно, мысль не новая. Это как раз то, что все прекрасно знают. Люди говорят, что один закон «мертв», тогда как другой «работает». Для определения работающего закона мы используем термин «живой». Мертвый закон не похож на живой, так же как мертвые языки типа санскрита или латыни не похожи на языки, на которых говорят реально существующие сейчас люди. Живой закон — это закон, действующий в правовой системе.

Например, в США скорость ограничена 55 милями в час. Это юридическая норма. Но живой закон — реальная практика — более сложен. Само по себе правило не говорит нам, что люди на самом деле не могут вести автомобиль со скоростью 60 или даже 65 миль в час без риска быть подвергнутыми аресту. Полиция не воспринимает существующее правило буквально. Но, с другой стороны, если кто-либо попытается увеличить скорость до 70 или 80 миль в час и попадет при этом в поле зрения полиции, полицейские немедленно включат сирену и начнут преследование нарушителя. Любая ситуация требует тесного взаимодействия многих элементов правовой системы, не только норм и институтов, но также и людей и их поведения.

ЭЛЕМЕНТЫ ПРАВОВОЙ СИСТЕМЫ

Это — самое общее представление о том, что имеется в виду, когда говорится о правовой системе. Существуют и другие способы, позволяющие анализировать столь важный и сложный комплекс институтов.

Во-первых, правовая система имеет свою структуру. Сама система постоянно изменяется, но ее части претерпевают изменения с разными скоростями, и ни одна не меняется столь же быстро, как другая. Существуют некие постоянные, долго живущие части — принципы системы, которые присутствовали в системе всегда (даже в прошлые века) и будут такими же в течение еще долгого времени. Именно структура правовой системы — ее скелет или каркас — является длительно существующей частью, придает форму и определенность целому.

В стране существует Верховный суд, состоящий из 9 судей, суд стал таким, каков он есть сейчас и, судя по всему, будет в 21 веке, в конце 18 века. Его привычная работа изменяется очень медленно. Структура правовой системы состоит из элементов следующего ряда: количество и компетенция судов, их юрисдикция (то есть слушания какого рода дел в них происходят и почему), способы апелляции от одного суда к другому. Структура также определяет организацию и устройство легислатур, из скольких членов состоит Федеральная трудовая комиссия, какие действия может (законно) производить президент, а какие — нет, каким процедурам должно следовать управление полиции и так далее. Таким образом, структура есть вид сечения системы (вроде мгновенной фотографии), которая замораживает действия.

Вторым аспектом правовой системы является ее сущность. Под сущностью подразумеваются действующие правила, нормы и образцы поведения людей внутри системы. Это, прежде всего, конкретный закон (ограничение скорости 55 милями в час, норма, что грабитель должен предстать перед судом и быть осужден, правило, что производитель консервов должен перечислить их состав на этикетке, наклеенной на банку).

Но сущностью правовой системы в некотором смысле является и то, что полиция задерживает только водителей, едущих со скоростью 70 вместо 60 миль в час; то, что грабитель без надлежащего оформления протокола условно отпускается на свободу, или то, что Управление по контролю за пищевыми продуктами и медикаментами относится менее (или более) строго к консервной промышленности. Это всё рабочие образцы живого закона. Сущность также означает «продукт», который люди внутри правовой системы производят, решения, которые они принимают, новые правила, которые они создают. Мы можем сказать, что знаем кое-что о сущности правовой системы, если знаем, сколько людей было арестовано за совершение, например, поджогов в течение какого-либо промежутка времени, сколько грабежей зарегистрировано в Калифорнии, сколько случаев дискриминации по половому признаку зарегистрировано в федеральном суде за год, сколько раз в год Агентство по охране окружающей среды предъявляло иск компаниям, выбросившим или слившим ядовитые отходы их производств.

Таким образом, понятие сущность не всегда совпадает с тем, что, скажем, подразумевают под этим юристы. Мы акцентируем внимание на живом законе, а не просто на статьях законодательства. И это приводит нас к мысли, что существует и третий компонент правовой системы, который скрыт от поверхностного взгляда, — правовая культура.

Под этим термином мы подразумеваем отношение людей к праву и правовой системе — их убеждения, ценности, идеалы и ожидания. Другими словами, это та часть общей культуры общества, которая имеет отношение к правовой системе. Эти понятия и отношения в некотором смысле и являются тем, что движет правовым процессом. Когда люди говорят, что американцы любят сутяжничать (вне зависимости от того, правда это или нет), то есть что американцы обращаются в суд по каждому пустяку, люди при этом говорят о правовой культуре американского общества. Мы говорим о правовой культуре постоянно, ничего практически не зная о ней.

Если мы отмечаем, что католики стремятся избегать разводов (по религиозным соображениям), что люди, которые живут в трущобах, не доверяют полиции, что представители средних классов обращаются с различными жалобами к правительственным чиновникам чаще, чем состоятельные особы, или что Верховный суд пользуется высоким престижем, все эти утверждения непосредственно относятся к правовой культуре.

Другими словами, правовая культура — это барометр общественной жизни, являющаяся одновременно и общественной силой, которая определяет, как часто тот или иной закон применяется на практике, как его избегают или как им злоупотребляют. Правовая система без правовой культуры не действует — так уснувшая рыба лежит в корзине, тогда как живая рыба плавает в океане.

Попробуем представить правовую структуру в виде некой машины. «Сущность» — то, что эта машина производит или делает. «Правовая культура» — то и тот, кто решает включить или выключить машину и определяет, как она будет использована.

Любое общество, любое государство, любая общность людей имеют свою правовую культуру. Всегда существуют мнения о праве и отношения к его реализации. Это не означает, конечно, что все члены общества разделяют одни и те же представления. В обществе всегда существует много субкультур: белых и черных, молодых и пожилых, католиков, протестантов и иудаистов, богатых и бедных, людей с Востока и людей с Запада, гангстеров и полисменов, юристов, докторов, продав-

цов обуви, банкиров. Одна особенная компонента общей правовой культуры общества — это правовая культура «инсайдеров», то есть судей и адвокатов, которые работают внутри самой правовой системы. Так как право является для них профессией, то их ценности и отношение к системе во многом отличаются от остального общества. По крайней мере это весьма вероятные предположения, ибо вопрос определения границ такого влияния профессии «инсайдеров» на правовую культуру составляет предмет споров среди ученых.

Эти три компоненты американского права — структура, сущность и культура — и рассматриваются в данной книге. Она дает понятие о способах организации американской правовой системы, о том, какие функции она выполняет, как выполняет, и специально уделяет внимание правовой культуре — понятию и силе вне механизма права, — которая заставляет его «уснуть» или «работать». Для анализа всех аспектов деятельности правовой системы могут быть использованы вышеприведенные основные компоненты. Возьмем, например, знаменитое дело Фурмана. В этом деле простое большинство членов Верховного суда Соединенных Штатов — пять судей из девяти — дали конституционную основу вынесения приговоров к смертной казни законам во всех штатах, которые имели подобные законы. (Позже Верховный суд отказался от некоторых ранее принятых положений; этот вопрос будет затронут в другой главе.)

Для того чтобы уяснить, что же произошло с делом Фурмана, мы должны сначала понять структуру правовой системы. В противном случае мы не сможем представить ни как дело перекочевывало из суда в суд, ни почему оно в конце концов было рассмотрено в Вашингтоне, а не в Джорджии, где началось. Мы должны будем узнать кое-что о федерализме, о Конституции, о взаимоотношениях между судами и законодательными учреждениями и о многих других старинных, но сохраняющихся особенностях американского права.

Но это только начало. Само по себе дело занимает не менее 230 печатных страниц в официальном заключении (существует еще семь заключений). Когда мы пытаемся пробраться сквозь эти страницы, мы все более начинаем сомневаться в необходимости конституционного закона. Дело прежде всего обращается к вопросу, является ли смертная казнь «жестоким и исключительным» наказанием;

если это так, то Восьмая поправка к Конституции специально запрещает ее. Далее, имеют место продолжительные дискуссии по поводу того, что означают слова «жестокое и исключительное», что по этому поводу говорят материалы более ранних дел, каковы мотивации и какова сущность этой фразы.

Структура и сущность вместе взятые не объясняют причин, почему возникло дело Фурмана и почему все вышло именно так, как вышло. Мы должны знать и о социальном контексте — движении против применения смертной казни, о том, кто и какие силы скрывались за этим делом, какие организации выступали за и против отмены смертной казни и почему результат был таким, каким он был, то есть об отношении и убеждениях различных слоев социума, касающихся смертной казни, о законах, судах и прочем, что объясняет причины появления этого дела.

Мы могли бы поинтересоваться и тем, в чем причина появления различных решений. Кто слушал дело? Мы владеем некоторыми фактами о непосредственных последствиях приговора. Прежде всего, осужденные на смерть так никогда и не попали на свидание с газовой камерой или электрическим стулом. Их приговоры автоматически заменялись пожизненным заключением. Также были и другие последствия — для сущности, структуры и правовой культуры. Дело Фурмана породило целую лавину дискуссий, яростную активность в законодательных учреждениях штатов и, наконец, стоило нескольких судебных процессов. Это могло бы также иметь и более отдаленные (и важные) последствия, влияющие на престиж Верховного суда, уровень преступности или национальную нравственность и мораль. Чем более отдалены от сегодняшнего момента возможные последствия, тем труднее их обнаружить и оценить.

Вообще мы знаем удивительно мало о влиянии принятых решений, даже об их непосредственном влиянии. В задачу судов не входит осознание того, что же происходит с истцом и ответчиком после того, как они покидают зал суда, или того, какой резонанс будет в обществе и с какими последствиями. Этот вопрос является предметом некоторых исследований; время от времени свидетельства этих исследований будут отмечены или упомянуты в этой книге.

ФУНКЦИИ ПРАВОВОЙ СИСТЕМЫ

Собственно говоря, почему должна существовать правовая система? Что она дает обществу? Другими словами, какие функции она выполняет?

Большая часть ответов на поставленные вопросы уже была дана.

Правовая система — это часть системы социального контроля. В самом широком смысле это и могло бы быть функцией правовой системы; все остальное, если так можно сказать, вторично и подчинено первому. Иначе говоря, правовая система имеет дело с контролем поведения в обществе. Она является как бы разновидностью транспортной полиции. Она говорит людям, что делать и чего не делать, и она заставляет выполнять свои указания при помощи силы.

Правовая система имеет возможность делать это очень простым и законным способом. Она имеет, прежде всего, регулировщиков, которые стоят на оживленных перекрестках жизни общества, направляют движение в ту или иную сторону, и они определенно являются частью правовой системы в том смысле, как мы ее определили. Система уголовной юстиции, вероятно, является наиболее ярким примером права как социального контроля. Здесь мы обнаружили «тяжелую артиллерию» правовой системы: судей, присяжных, тюрьмы, начальников тюрем, полицию, адвокатов по уголовным делам. Люди, нарушившие закон, и другие «уклоняющиеся» преследуются, задерживаются и иногда наказываются; это контроль в наиболее грубом и первоначальном смысле.

Вторая, довольно обширная функция правовой системы состоит в том, что мы называем урегулированием спорных вопросов. Дело по спорному вопросу, согласно Ричарду Абелю, — это публичная защита одного из противоположных требований по поводу чего-либо, что имеет ценность. Например, два человека одновеременно настаивают на том, что им принадлежит один и тот же участок земли. Или автомобиль Рэббита врезался в другой автомобиль, и его водитель угрожает Рэббиту судебным преследованием. Или Марк и Линда Джонс разводятся и скандалят по поводу того, кому достанется дом, ребенок или деньги. Все эти спорные вопросы, по определению Абеля, являются «несовпадающими претензиями на чтолибо ценное».

Часто именно о конфликтных вещах (или личностях) и идет спор сторон; о чем-то, что можно потрогать и увидеть, — о ребенке, пачке денег, доме. Иногда «вещь» оказывается более абстрактной или туманной: право гражданства, репутация, которая была запачкана, компенсация за боль и страдание, чья-либо добрая воля или хорошее отношение. Спорные вопросы могут быть большими или маленькими, разбирательства — спокойными или агрессивными. Фраза «Вопрос урегулирован» обычно относится к достаточно незначительной локальной договоренности между индивидуумами или частными фирмами. Существуют, конечно, более крупные, более существенные противоречия в обществе — противоречия между классами и группами. Таковы, например, столкновения между трудом и капиталом, между регионами страны, между черными и белыми. Севером и Югом, между молодежью и старшим поколением, между людьми, которые хотели защитить природу, и людьми, предпочитающими, чтобы на морском шельфе добывалась нефть. Было бы неплохо дать этим макропротиворечиям свое собственное название и именовать их конфликтами, а не спорными вопросами. В любом случае правовая

система имеет дело с таким же количеством конфликтов, как и спорных вопросов, если не с большим. Правовая система, образно говоря, является агентством по разрешению конфликтов в такой же степени, как и агентством по урегулированию спорных вопросов. В этой связи на память сразу приходят суды, то есть институты, которые наиболее благоразумным способом помогают разрешению конфликтов. Этим они и занимаются в действительности. Но работа легислатур, вероятно, в целом более важна. Именно Конгресс и законодательные органы штатов сглаживают (в той мере, в какой это вообще возможно) большинство яростных сражений между работодателями и профсоюзами, между бизнесменами и Сьерра-клубом, между пенсионерами и налогоплательщиками. Например, в городском совете Чикаго сторонники строительства новых магазинов, фабрик и автодорог натыкаются на упорное сопротивление людей, желающих сохранить старые особняки. В пригородах это районные советы, которые имеют дело с конфликтами между теми, кому нужна легкая промышленность и магазины, и «жителями», желающими иметь только односемейные жилища, зеленые лужайки и кусты роз. Различные функции права, конечно, в отдельных областях пересекаются. Ни одна функция не имеет ясно и четко очерченной границы. Линия между спором и конфликтом реально неразличима. Другие функции права еще менее разделимы. Одна из этих функций — перераспределительная, или функция социального инжиниринга. Это относится к тому факту, что иногда право используется для того, чтобы вызывать некоторое запланированное изменение в социальном плане, изменение, намеченное в верхах, то есть правительством. Социальный инжиниринг — одно из самых выдающихся достижений современных развитых странГГСоединенные Штаты, как и другие западные страны, облагают налогами людей, которые имеют деньги, и используют таким образом полученные деньги для того, чтобы снабжать чеками, продовольственными талонами, медицинской помощью, а иногда и дешевым жильем бедняков и тех, кто это заслужил.

В этом случае право воплощает в жизнь планируемые аспекты социальной политики, и все это делается на основании общественного выбора. Такая государственная социальная политика стоит в оппозиции к свободному рынку. На рынке закон спроса и предложения устанавливает цены. Рынок сам решает, производство каких видов продуктов и услуг должно расти и развиваться, а какая область производства — сокращаться и умирать. Рынок распределяет продукты и услуги, прибыль и затраты через систему цен. Рынок — это вид аукциона, на котором покупатели назначают цену товарам; на дефицит (желаемые товары) цены растут, на широко распространенные (менее желаемые) — падают.

Правовая система в этом смысле — конкурирующий способ распределения товаров и услуг. Она также распределяет дефицитные товары. Для того чтобы создать армию на время войны, мы могли бы буквально купить солдат; и в историческом прошлом некоторые страны так и поступали. Если бы сегодня мы не пользовались этой системой, то мы бы получали солдат по призыву. Конгресс бы принял закон и создал правила о том, кто мог бы или должен был бы служить в армии. Были бы правила и инструкции об отсрочке, квоты для городов и штатов, о том, как обращаться с пацифистами и как относиться к тем рекрутам, кто страдает плоскостопием или близорукостью. Рынок имел бы мало или, скорее всего, вообще ничего общего с этими правилами.

Если мы изменяем правила, мы изменяем и распределительную систему. Другими словами, осознаем мы это или нет, наша правовая система представляет собой разновидность гигантской планирующей системы, гигантской системы социального инжиниринга.

Впрочем, мы не должны слишком далеко тянуть за собой термин «социальный инжиниринг». Это придает правовой системе слишком сильный привкус активности и реформаторства. В большинстве случаев право действует противоположным образом: оно скорее не изменяет, а стремится поддержать существующее статус -

кво. Эта функция может быть названа социальным сохранением. Правовая система заставляет механизмы работать более или менее в том же режиме, что и в прошлом. Прежде всего даже «свободный рынок» и «невидимая рука» нуждаются в том, чтобы право обеспечивало правила честной игры. Даже в системах с максимальным невмешательством законы обеспечивают необходимые условия для совершения всяческих сделок, создают и поддерживают денежную систему и пытаются поддерживать режим порядка и уважения к собственности.

Каждое общество имеет собственную структуру, и эта структура поддерживается не магией или случаем, не инерцией или законом всемирного тяготения. То, что заставляет структуру продолжать свое существование, — это прежде всего социальное поведение и общественное мнение — привычки, культура, традиции и неформальные моральные нормы. Но и их в современном обществе, кажется, недостаточно. Современное общество нуждается в мускулах и скелете законов, для того чтобы оставаться здоровым и даже просто живым. Если кто-то вторгается в мой дом и отказывается его покинуть, я могу «позвать» закон, и он вышвырнет его вон. Если мой сосед должен мне 300 долларов, я могу пойти в суд и получить мои деньги. Закон защищает мои права, включая мои права на собственность. Это функция социального сохранения. Уголовное право — часть этой функции. Прежде всего среди всех преступлений наиболее преследуемые — преступления против собственности: воровство, грабеж, растрата. Это преступления против людей, обладающих собственностью. Если мы караем людей, которые крадут вещи, мы в то же самое время защищаем людей, которым эта собственность принадлежит, следовательно, мы защищаем экономическую (и социальную) структуру общества.

Тот факт, что закон защищает статус-кво, является очевидным. Выражение «статус-кво» не несет в себе положительного заряда. Обычно оно употребляется с усмешкой, оно звучит консервативно, даже реакционно. Оно предполагает, что закон и общество разъевшиеся и толстокожие, поддерживают богачей и немилосердны к беднякам. Это может быть правдой, а может и не быть. Любое общество, даже революционное, стремится сохранить некоторую часть своего статус-кво. Революционное общество пытается сохранить и усилить революцию. Традиционное общество пытается сохранить и усилить традицию. Любое общество немедленно погибло бы, если бы не предпринимало действий для своего сохранения. Не существует таких вещей или явлений, как полная «революционность», стремящаяся изменить до основания все. Хорошо это или плохо — поддерживать старые порядки, — зависит от того, что это за порядки и о каких именно старых порядках идет речь.

Центральный постулат человеческой жизни заключается в ее конечности. Люди проживают отпущенный им срок и умирают. Но общество и его институты продолжают жить. Социальные структуры более долговечны, чем люди, которые в них играют свои роли. Структуры — они как пьесы (пример — «Гамлет»), которые передаются из поколения в поколение, но играют их разные актеры, используя время от времени новые постановочные версии, новые декорации и костюмы. Мы знаем, что нормы, мораль и обычаи помогают перекинуть мост между поколениями. Мы осознаем, что каждое поколение учит своему языку и культуре своих детей, так что каждое последующее поколение несет в себе большую часть того, что дали ему его родители. Если мы говорим по-английски, то же будут делать и наши дети, и дети наших детей, и даже новорожденный (который при рождении не говорит еще вообще), если бы его пытались обучать испанскому или португальскому языку, заговорил бы на английском, ибо английский будет для него тем языком, на котором говорят все окружающие его люди. Конечно, мы должны понимать, что социальные роли — это не роль в пьесах Шекспира, они претерпевают гораздо большие изменения. Социальные изменения происходят в настоящее время очень быстро — гораздо быстрее, чем когда-либо раньше. Но даже сейчас не все

изменения происходят одновременно и не во всех областях жизни. Человек из прошлого века, заснувший, как Рип Ван Винкль, и вернувшийся к жизни сегодня, был бы поражен многими вещами: автомобилями, компьютерами, «сексуальной революцией». Он имел бы достаточное количество сложностей при попытке приспособиться к нашей жизни. Многие вещи — одежда, обычаи, здания, образ мыслей — были бы как минимум смутно ему знакомы, но некоторые аспекты жизни поразили бы его своей неизменност

12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: