 |
Гибель капитана Иволгина в марте 1943 г. (Это рассказ еклира, написанный по материалам пройденной сессии.) 6 глава
|
|
|
|
Я весь в себе, выхожу, настораживает, что люди как-то странно стоят под репродуктором. Я сначала как-то не врубился. Голос громкий из репродуктора:
- Война. Сегодня в четыре часа без объявления войны гитлеровская Германия напала на нашу Советскую Родину.
Я в ступоре совершенно, не могу понять, как это. Совершенно неожиданно. Как обухом по голове.
Люди стоят в растерянности, не слышно разговоров. У всех жуткий вид, женщина плачет.
- Не может этого быть. Никто не ожидал.
- Как же не ожидал, когда все это ожидалось. Многие понимали неизбежность войны.
- Не говорите за всех, если не знаете.
Звучит песня из фильма "Трактористы" о танкистах "Если завтра война, если завтра в поход...".
- Нас предупреждали.
Разговор затихает, мужчины спорят между собой. Женщины:
- Война, какой ужас, война! Что же будет?
Я просто не могу двинуться с места. Я с авоськой, в которой незавернутая буханка черного хлеба, саечка за семь копеек, сверток масла, спички.
Какое это жуткое слово. Сдвинуться не могу с места, стою под репродуктором. Все обрывается, все планы рушатся. Все рухнуло в один день, все надежды, все мечты. Какое горе, какой ужас! Ну так хорошо жили, ну так светло. Вчерашний день был такой счастливый. А жизнь совсем счастливая! Все перевернула сразу война. Ну с чего вдруг такое? Ну зачем она пришла на нашу землю? Какая весна предвоенная чудная, какие праздники первомайские, все цвело. Мы были такие счастливые! Одно слово - и все под откос. Как страшно, война.
- Какой ужас, детоньки. Господи, что же это деется, - старушка крестится.
Другие возгласы:
- Будь ты трижды проклята!
- Войска стоят крепко на страже своих рубежей, враг не пройдет. Сегодня на рассвете, перейдя Буг... коварный враг напал на нашу землю... германский фашизм...
|
|
|
Стою у репродуктора, стою как вкопанный. Солнца не видно, еще прохладно. Ничего не вижу вокруг.
- Какое горе. Какой ужас, какой кошмар, война началась.
Выть хочется, сразу такая тяжесть навалилась. Я все перепутал, не туда иду, каша какая-то в голове. Я ничего не понимаю, этого просто не может быть. Понуро возвращаюсь домой. Сразу такой контраст. Родители еще ничего не знают, как им сказать. Уже ничего не поделаешь, началось. Тяжело поднимаюсь. Представляю, как маме тяжело подниматься, она же грузная женщина. Надо было маме чаще помогать - обостряются чувства, надо самому предлагать, чтобы она не просила. Вхожу.
- Петя, ты слышал, что началась война? Что же теперь будет?
Мама взволнованная, папа в костюме:
- Я иду на завод.
- Когда ты вернешься?
- Аннушка, ты же понимаешь, я этого не могу сказать, я не знаю, какие будут распоряжения... Наверное, введут военное положение...
- Отца не заберут, он на военном заводе, а тебе еще..нету
- Я не маленький, мы уже взрослые, мы тоже хотим участвовать.
У мамы смена после обеда, но она тоже заспешила, собирается.
- Петя, ты остаешься за старшего, пригляди за сестрой Обедайте сами. Щи я приготовила, свари еще каши.
- Мама, я схожу к Кольке.
- Конечно, сходи. Но вы сегодня уже, наверное, никуда не пойдете больше.
- Нет, мы будем с ребятами во дворе.
Мать набросила пиджак темно-синий (похоже, что форменный), цветастый платок, в руках коленкоровая потертая сумка. Анюта собирается остаться дома. У нее глазенки испуганные.
- Что и как теперь?
Коля живет в нашем доме, во втором подъезде, на третьем этаже, квартира как наша расположена. У него папа тоже собирается идти.
- Ну что, молодые люди, чем теперь вам придется заниматься. До школы еще далеко. Могли бы эти два месяца поработать. Я могу помочь устроиться. К нам на завод нельзя, долгое оформление. Вы бы могли поработать в слесарной мастерской у Тимофеича. Мастерская металлоремонта, ключи изготовляют.
|
|
|
Не понятно, что там делать.
- До первого сентября еще много времени, нечего вам без дела болтаться.
- Пап, ну ты же знаешь, что мы не бездельничаем, мы сейчас приемник соображаем.
- Но это все на уровне баловства, пора за ум браться.
- Ну что же, мы не серьезные люди, хочешь сказать.
- Времена меняются.
Отец ушел. Мы сначала даже не знаем, что говорить, оба ошарашены. Коля в ажиотаже.
- Надо идти в военкомат.
- Что ты не понимаешь, что они скажут: "Рано". Призыв с 18. Тебе 16, а мне только в сентябре будет 17.
- Скажем, что уже 17.
- Все равно не поверят, потребуют документы, свидетельство о рождении. Оно проверяется, в загсе можно проверить.
. Можно потерять, цифру можно исправить, можно подчистить.
Коля вынимает свое свидетельство, смотрим, чего тут можно сделать. Притащил ацетон.
- Можно подтереть. Можно аккуратненько бритвочкой.
- Все зря, мы же с тобой живем в городе, в котором родились, и это смогут всегда проверить. И еще накажут за обман. С сегодняшнего дня, сам понимаешь, военное время. С этим будет еще строже.
- Надо что-то решать.
Мысли мечутся в подсчетах, никуда не попадаешь с этим возрастом, какого-то годика не хватает.
- В военное училище берут с десятилеткой, а нам еще целый год учиться.
- Еще целый год учиться, как обидно. На будущий год будет поздно, война уже кончится без нас.
Мы с мальчишками сидим на лестничной площадке, бурлим. Новости - кто что слышал.
- Надо защищать Родину. Испания без нас, и тут быстро закончат. Опять не успеем, не призовут.
- Пойдем на призывной пункт, добьемся. Они не могут нам отказать, они не смеют нас не взять.
Прибывают в военкоматы люди уже в тот же день. Мне 16, 17 - 30 сентября только будет, на войну не возьмут. Отца не возьмут, военный завод. Не знаю, что с нами будет.
Зима 41 г. Учимся. В школе холодно, не топят. Мы в пальто. Часть завода отца эвакуирована, часть осталась для ремонта самолетов. Отцу предлагали эвакуироваться, но он отказался.
- Не верю, что до Москвы дойдет. Не верю, что Москву сдадим.
Вижу ежи недалеко от нас, заграждения. Танки идут по улице Горького. Город почти вымерший, тревожный, народа мало. Ночью затемнение. В школе нас кормят - баланда, черный ноздристый хлеб. Мы и работаем, организована работа старшеклассников.
|
|
|
Наши войска оказывают мощное сопротивление. Враг на подступах к Москве. Волоколамское направление.
Дома в верхней одежде, холодно. Буржуйку организовали. Стол сдвинут, труба в форточку. Топит кто чем может, заборы разобрали. Отец на военном положении, днюет и ночует на заводе.
Кончил школу, был оставлен на отцовском заводе. Долго добивался отправки на фронт, обивал пороги военкомата. Вернулись из эвакуации, есть кому работать.
Сначала учебное подразделение. Хотел летчиком, но долго учиться. Надо скорее на фронт, поэтому в пехоту.
Весной выпустился из скороспелого училища. Сейчас лето 1943 г.
- Младший лейтенант прибыл...
Форма свежая, на груди нет ничего. Побрит наголо. Портупея скрипит, сапоги тоже. У меня кирзачки. У старших офицеров яловые. 43-й год, обмундирование хорошее. Пояс широкий, с пряжкой. Китель с накладными карманами. На воротничке один кубик. Вещмешок, скатка шинели пока не нужна, тепло, хорошо класть под голову, как подушку. Брезентовая плащ-накидка, есть смена белья (белая рубашка, кальсоны, трусов не было), помазок, опасная бритва.
Вижу себя перед зеркалом, усердно скребу, хотя скрести и нечего, я светленький. Пытался отрастить усы. Смотрюсь в маленькое кругленькое зеркальце, заворачиваю в газетку, чтобы не болталось по мешку. В связке три-четыре письма из дома с марками, у нас-то треугольнички. Две банки тушенки, бумажная упаковка галет, тут же индивидуальный пакет, марля, бинты. Новенький скрипучий планшет на левом боку таскаю, в нем карандаши, бумага, документов же еще не водилось. Приходится отбрехиваться - докладываться. Есть документы отчетности: состав, отчет о выбывших, сколько единиц питания, о здоровье. Обычные фразы: "Рота в таком-то количестве находится на такой-то дислокации. Больных и раненых нет". В последнем отчете у меня 12 человек. Указывал, что необходимо подкрепление. Писанины достаточно. Иногда пишу чернилами, обычным пером, чаще карандашом. В нормальных условиях писанина обеспечена. На правом боку в кобуре небольшой плоский ТТ. Здесь уже этакий петушок, на фронте уже пообтерся. Полотенце типа рушника, мамой еще данное. К газетке мыло прилипло, мочалка.
|
|
|
- В баньку захотелось.
Когда отводят с передовой, ходим в баньку.
Первое ранение 3 августа 1943 г.
Давно сидим, окопались. Я взводный. Комдив пригласил
на обед:
- Зайди ко мне, делишки обсудим. Не смущайся, заходи По-соседски. Давай тащи, кружечку опрокинем.
Захожу, низко косяк, наклонился. Я парень развернутый, хорошего роста. Очень только белобрысый, простая русская мордашка, розовые щечки пухленькие еще. Увалень, тугодум, потом стану шустреньким. Вошел, фураньку повесил на гвоздь слева. Потолок скатом, выше, в сторону противника, щель смотровая, бинокль висит у этой стены. Стол посередине у средней балки. Помещение просторное, из бревен, метров 16, у меня ниже и поменьше. Полати вдоль стен. У него даже есть одеяло шерстяное. Здесь ведь командный пункт. На гвозде висит портупея. Комдив Чепурной... Борисович (Александрович?). Он бритый, здоровый, шрам над левым виском, нос картошкой, пухлые губы, темноволосый, лет за 50, немножко обрюзгший.
- Товарищ полковник.
На нем гимнастерка болтается, широкая, без ремня. Сапоги (смотрю на них с завистью) мягкие. Про себя: "Хорошо бы сапожки офицерские". Что тут еще из быта? Часы - большой будильник. Планшеты с картами закрыты. Карты видеть не положено. С младшими по званию это не обсуждается. Когда обучался, нас учили тактике ведения боя в наступлении и в обороне в разных родах войск, старались заложить много. Уставы, книжку уставов дают в коленкоровом переплете, русско-немецкий разговорник. Я в школе учил немецкий. Цветные карандаши "Тактика" рядом с картами, нормальная писчая бумага (удивляюсь). Около стола лавки с двух сторон. Переступил одну, сажусь. Стоит котелок с кашей, большой, с ручкой, как кастрюля. Принес ординарец. Щи в индивидуальном котелке, плоском. Ординарец рядом режет хлеб, на грудь положив. Накрыл и вышел. В углу еще сидит низко на рации молодой парнишка.
Разговор довольно сдержанный. Спросил, как приняли ребята, не допекают ли.
- Ты с ними построже. Только дай слабинку. В панибратство не входи, это не той стороной оборачивается. А так что чего - заходи. Родные-то живы?
- Да, в Москве. Сестренка есть.
- Богатенький, да еще москвич. Должно, парень образованный, семилетку кончил.
- Нет, десятилетку в 41-м.
0-Зак.22Ю.
Поговорили, познакомились. Он меня пригласил неофициально первый раз. Заходил вестовой, обращался к радисту.
- Иди отдохни, пока я здесь, - это радисту.
- Заходи, Петрович, мы тут с Малининым обедаем. Оприходуешь с нами стопочку? Кружка есть? Давай кружку.
|
|
|
Булькает во фляжке. Меня это мало соблазняет, но чтобы не назвали щенком... Разлил. Кружка у меня самая новенькая. Плоский котелок, алюминиевая ложка, но есть и деревянная.
- Что на обед? Он с присказкой:
- Щи да каша - радость наша.
Разлили в тарелки, у него есть из чего угощать.
Щи густые, удивляюсь, что теплые. Ординарец, видимо, тащил в телогрейке. Комдив - есть кому быть на посылках. Мои ребята не любят быть рядом с начальством. Их тогда используют, могут туда-сюда отсылать.
Каша хорошая, разваристая, без масла, правда. Что-то вроде котлеты.
- Возьми, лучок припас.
- У вас какие новости? Чего новенького?
- Вторую неделю без перемен, стоим, окопались.
- Ты как, полностью укомплектован?
- Да откуда же, одной трети не хватает. Обещали отвести на некоторое время на пополнение.
- День-два, приказ придет. А мы только заступили. У вас тут простор, а мы, как брянские волки, в лесочке. Дороги хорошие, хоть боеприпасы подвезут. Вторую неделю обещают усилить боевые расчеты. Мы поистрепались. Опять придет молодежь необстрелянная, уж их. В нашем деле сноровка нужна.
Петрович - артиллерист, его пушки на пригорке севернее нас, на мысу высоты, а мы ниже.
- Не хочется об этом говорить. Не идет.
Разговор о том, что меняют форму, вводятся знаки различия.
- Разведка доносила, готовится удар не на нашем направлении. (Крутится... С хода взяли город Брянск.) Глядишь, на несколько дней передышка затянется, а там опять. Вы-то покатили, а мы все пехом да на пузе. Уж сколько прошли, в каких переделках ни перебывали.
- Да что тут говорить, всем достается. Нам мало на себе тащить приходится? Лошадям достается. Живая сила, перебили. Хорошо сейчас на тягачах. Этой-то осенью с ними легче будет, не то что наши лошаденки несытые.
Развеселились.
- Спел бы что ли.
- А чего, разве праздник какой? Чего ребята подумают.
- Ну чего, затишье, гуляем. Немец далеко. На хвост наступили. Чего-то скучно, ребята. Уж лучше делом заниматься, чем так сидеть.
- Нашел тоже дело. Руки по настоящим делам чешутся. То ли дело до войны. Я на Путиловском слесарил.
- Ты чего, питерский?
- Да, рабочая косточка. К технике с малолетства приставлен, почему и в артиллерии. Нам без технической жилки нельзя. Не всякого обучишь. Тут и талант требуется, и интуиция.
Хотел сказать, что я тоже токарь, но в разговор старших не вмешиваюсь.
- Скажешь тоже, интуиция, - математический расчет.
- Ну да другой раз и не знаешь, чего срабатывает больше. Ну я пойду к своим, чего-то засиделся. Почты чего-то давно не было.
- Чего, письма ждешь?
- А кто не ждет.
- От жены?
- И от нее тоже. У меня мать в деревне болеет. Пишут, урожай собирать некому, мужиков нет, одни бабоньки. Достается им, бедным. А мужиков коса косит. Будь она проклята, распроклятая.
- Ну чего, я тоже пойду.
- Ну а ты чего, Петро, посидел бы еще, тебе рядом. Твои молодцы небось не соскучились по тебе. Давно не видели что ли.
- Да нет, пойду проветрюсь, чего-то развезло малость.
- Да брось ты, со ста граммулечек, так только для аппетита и выпили. Ты еще слабак по этой части. Ничего, война ко всему приучит, с наше повоюешь. Не смущайся. Все когда-то начинали.
Телефон, он снял трубку. Я кручу самокрутку, чтобы себя занять.
- Понятно, будет сделано.
Нельзя обращаться ни по имени, ни по званию, только пароль. Звучит "Сосенка". Прислушиваюсь, с кем разговаривает, не понятно, не из чего сделать вывод. У меня связи нет, хотел выведать что-то новенькое. Сердечко замирает, что будет со мной, как первый бой. Так ничего и не выведал. Пока тут тихо, где немцы, не понятно. Вроде за полем у леса. Сидят тихо. На этом плацдарме ничего пока не готовится. В каком-то ожидании.
- А ты чего махру-то куришь, не получил что ли?
- Да нет, все кончились, ребята расстреляли.
- Чего даешь, дешевый авторитет заработать хочешь? Ну бывай. Дверь не закрывай, тут чего-то душно стало.
Думаю, да, душно, он раскраснелся, да и мне на воздух хочется. Он сидит красноморденький, сытенький, боевой. Я на них посматриваю с завистью. Мне похвастать пока нечем. Курсы подготовки младшего комсостава. Толком боев-то и не было. Недавно после выпуска. Состав опытный. Меня прислали к ним вместо убитого. Назначают старшим, а ребята поопытней меня, поучить могут.
Дверь досчатая, грубо сколоченная, на кусках кожи, за мной захлопнулась. Мне стыдно перед ребятами: они сидят, а я в гости хожу к старшим по званию, но отказать нельзя, когда старший по званию приглашает. Справа пистолет бьет по правому боку, полевая сумка по левому, но еще "люминевую" кружку приладил на пояс. Выхожу из блиндажа, этакий молодой петушок. Приятственно. Фуражка задела за притолоку, придержал ее рукой, снял, жарко. Теплый августовский день. Глотнул воздуха, расправил плечики.
- Чего пить...
Недоволен собой, жарко, да чего еще ребята скажут. Всегда важно, а чего ребята скажут. Иду по щели, они тут недалеко совсем. Ход извивается. Штабной блиндаж, а мы ближайшая к нему рота. За нами связисты, потом у леска артиллеристы. До своих дошел, они обедали. Сидят, балагурят. В мой адрес ничего не сказали. Стараюсь идти молодцевато. Хотел прошмыгнуть, мой блиндаж дальше. Посторонились, продолжают разговаривать.
- Сидите, сидите.
Кто-то рыпнулся встать по армейской привычке.
- Сидите, обедайте.
Слышу звуки моторов, прислушиваюсь, как они тяжело урчат. Это бомбардировщики, звук знакомый. Приближаются, один спустился ближе к нам. Их тройка.
- "Мессеры" летят. Точность, по ним можно часы проверять.
- Сейчас будут бомбить, никуда от этого не скроешься.
- Каждый день прилетают эти стервятники. Наши вскакивают, начинается суета.
- Авиация. Боевой расчет!.. Залпом пли!..
Пуляют по ним. Винтовки старые, со штыком. Ничег больше нет против самолетиков-то. Свистит отвратительно.
Вижу взрывы - сначала далеко справа на открытом поле северо-западнее, там нет наших, следующий ближе, а третий уже с перелетом за спиной справа. Наклонился, присел. Ребята стреляют. Мне-то что стрелять, не из пистолета же, они-то из винтовок. У меня каска в блиндаже осталась, нестреляный воробей. Схватился за голову, присел. Вообще-то положено быть в каске в таких случаях, а я в фураньке. Звук фугаски, поднимается земля. Сползаю по краешку на донышко.
- Ой, срезала.
Тут чувствую... Что же я тут чувствую? Да уже ничего не чувствую.
Рассматриваю сверху. Лежит на дне окопа безусый лейтенантик лет двадцати (30 сентября 19 должно исполниться), белобрысенький, безусый. Детская мордашка еще пухленькая.
Двое солдатиков высказываются:
- Нашего лейтенанта накрыло.
- Чего ж он без каски? Я про себя:
- Был бы еще трезвый.
Без выпивки на войне невозможно, но выпьешь - контроль снижается. Пьяному и море по колено. Дозы еще не привычны. Щенок. Училище, опыт есть, но небольшой, а тут старший по званию предложил. Отказаться стыдно, подумают, что... Хочется казаться этаким бравым парнем.
- Посмотри, живой.
- Живой, без сознания. Ранен в голову и, видно, контужен. Достань его инпакет. Надо перевязать.
- Подержи, перевяжем.
У меня сумка на боку, индивидуальный пакет, бинты, вата. Вижу со стороны: бинтуют неумело, проложили ватой, так как кровь сочится. Ранение по касательной осколком, контузия от взрывной волны.
- Поверхностно. Зови санитаров с носилками, надо срочно эвакуировать. Контузия.
- Только из блиндажа вышел, а тут накрыло.
Оглушенный, вялость, стону. Ничего не вижу. Голова болит, тошнит, а санитаров все нет, а я все валяюсь. Что-то подстелили. Санитары, два бугая, с трудом пробираются по узкому ходу. *
На носилках. Вижу со стороны: сапоги, галифе, гимнастерка, повязка на голове промокла. Носилки очень удобные, мяг-™е- Я никогда не задумывался, что носилки такие удобные, ° можно пролазить по всем местам. Раскачиваюсь на носилках. Они рысцой, трусцой.
- Не будет ли сейчас второго налета?
- Не боись, они должны загрузиться. Они тут все, что могли, поскидали.
Матерится...
-...тудыть его в качели.
Наслушался... Но сейчас я тут ничего не слышу. Куда-то они меня тащат, раскачиваюсь в "качелях". Все тащат, тащат Тошнит, болит. Кладут на край бруствера. Открытое место. К лесу, к лесу, дотащили до палатки оказания первой помощи положили на травке. Притащили к машине санитары, а тут девочки-санитарки. Готовят к отправке, есть раненые после бомбежки.
Везут на открытом грузовике в кузове. Трясет здорово, голова болтается, шинель моя под головой, вещмешок рядом. Неудобно голове на скатке. Один сидит, рука на перевязи. Все, кто лежит, дохлые, как и я. Мы все рядком. Сопровождающая сестричка Ольга сидит в углу и держится за два борта, они скрипят, грузовичок потрепанный. Посматривает на нас, толком не знает, что делать. Рядом голос:
- Пить, пить.
- Подожди, милок, скоро приедем. Терпи, терпи.
Вижу сверху и тело свое, и машину. Соломки на дне жидковато. Дорожки фронтовые дай Бог, все кочки наши. Подъехали к небольшой речушке, песчаный берег. Через брод машину шатает, бросает. Переехали. По камням сильно трясет. Противоположный берег местами повыше, корни березки обнажились при последней наводке. Въезжаем на горку, за рекой желтое поле ржи. Урожай созревает. Едем по его краю до виднеющегося за полем низкорослого лиственного перелесочка. А там небольшая русская деревенька, через которую проходит проселочная дорога. Домов немного - хатки маленькие, с пали-садничками, окна с наличниками. Медицинский пункт на дальнем краю села. Под него занят один дом, и рядом развернуты палатки. Село Дубровицы... Дубровка...
Вижу как карту сверху: Брянщина в переходе в Белоруссию - юго-западнее Москвы, севернее Смоленщина, западнее Белоруссия.
Тут есть врачи, хирурги, идет сортировка, оказывается первая врачебная помощь. Сгрузили, есть кому. Я не в своем теле. Вижу со стороны. Когда возвращаюсь в тело, то больно. Боль усиливается, тошнит. Вне тела боль исчезает. Глаза закрыты. Уже вылететь не получается. Лежу на травке. Раненых много,
я0 меня еще очередь не дошла. Суетливый, с бородкой старичок-врач, щупленький, интеллигентный, проводит сортировку, кому куда. Живым сюда, неживым туда.
- Я еще живой, еще поживем.
Когда в теле, жарко. Был жаркий день.
- Куда же вы его ставите, отнесите в тень. Сейчас я подойду.
- Где сопровождающий? Я хочу у Вас узнать, где и как произошло.
- В четвертом часу. Младший лейтенант Малинин.
- Повязки промокли. Сколько часов прошло?
- Четыре.
- И что, в себя не приходил?
- Не знаю, как до меня, но во время транспортировки нет, в себя не приходил. Периодически что-то бормочет. Все командует: "Боевой расчет... залпом пли... Авиация, "мессеры" летят...". Некогда было, принесли, когда уже уходила машина.
Голова ватная, уплываю, прямо что-то на тебя наваливается. Доктор осматривает, задирает гимнастерку.
- Живот мягкий. Отследите как невропатолог. Не приходил в сознание более четырех часов.
- Глазные рефлексы отсутствуют, зрачок расширен, дерматоглифика по вялому типу. Кожные покровы тоже бледные. Контузия.
- Оперировать будем на месте. Он без сознания, обойдемся без наркоза. Повязки намокли несильно, можно надеяться, что крови немного потерял, переливания не потребуется, а то у нас крови немного. Есть жар, нужно измерить температуру и в операционную, нет ли мелких осколков.
- Ревизия раны. Необходимо побрить. Машенька, обрейте его наголо, осторожнее края, побрейте вокруг.
- Осторожнее. Он так и не приходил в сознание? Готовьте к операции. Несите, я сейчас приду. Ассистировать будет Акимов.
Руки моют на улице.
- Карболку. Опять эта холодная вода. У нас вообще бывает теплая вода? Чего там с титаном? Тогда грейте на керосинке.
Сестра доктору из кувшина поливает. Халат завязывается
сзади.
- Перчатки.
Я на операционном столе в форме, даже сапог не сняли.
- Снимите сапоги.
Палатка оборудованная как операционная, предбанника нет. Один стол посередине. Интересно, стол металлический,
складной. Лампа на ножке типа торшера установлена сзади от меня. Хирург не доволен, что тень от правой руки, переставил. Закрывают простынями, на голову простыню с окном. Рана рваная, края неровные, плохо побрито. Хирург сидит на металлическом крутящемся стуле. Врач-здоровячок. Сестра подтащила столик слева с двумя полочками. Сверху лежат инструменты, завернутые в рыжие от стерилизации салфетки. Простыни белые, халат у доктора очень белый, а у сестры застиранный.
- Фиксируйте голову.
Смотрит рану пока один, промокает, сочится сукровица. Вырван фрагмент ткани, видна оголенная черепушка.
- Сейчас промоем рану. Перекись. Ранение поверхностное, кости целы, а жирок наползет.
Обработка перекисью водорода.
- Тампон.
Врач держит в левой руке тампон, сестра льет перекись. В правой пинцет. Промокает, осматривает, расправляет участки кожи. Стягивает, фрагмент не закрывается.
- Дефект мягких тканей, потребуется аллопластика, лоскут возьмем с бедра. Подготовьте поле. Следите за пульсом.
Стягивают брюки.
- Он даже промывку не прошел.
- Обработайте бедро спиртом, йодом. Лоскут будет небольшим, берем тонкий слой эпидермиса.
- Да быстрее вы, у нас еще народа сегодня... Какой тяжелый день оказался.
- Волосы запутались. Ножницы, тампон. Подсачивается. Промокните, сушите.
- Клавочка, не так, осторожнее.
- Еще один мелкий осколочек. У нас магнита нет?
- Шовный материал, иглу. Давайте кетгут, здесь нежные ткани. Рваные края, как бы не было инфицирования. Присыпьте стрептоцидом.
- Зажим, кетгут, игла. Прихватывайте конец. Подержите здесь. Не загораживайте свет, Аркадий Борисович.
- Ну вот и все в порядке.
- Устал, к вечеру большой поток раненых, многие требуют первичной обработки. Класть некуда. Еще много там сегодня?
- Последняя машина.
Лежу на травке. Хорошо, теплое время года. Ну вот и все в порядке.
- Да, не транспортабелен, но оставить его здесь я тоже не могу. Надо отправлять по назначению, он должен попасть в неврологический госпиталь. Там ему окажут специализирован-
дую помощь. Здесь лежать негде. Аккуратно, будем эвакуировать. Ничего, молодой организм, справится. Скоро пойдет машина. Сколько у нас раненых?
- Набралось семь.
- Будем отправлять. Семен, малой скоростью. Один сопровождающий, нам здесь люди тоже нужны. Положите сопровождающие документы под голову.
Доставили по этапу в офицерский госпиталь, он уже в городе, где есть медицинский институт (звучало "под Лугой", потом вертится "Смоленск"). Неврологическое отделение. Большая госпитальная палата размером с классную комнату, много рядов коек. Передо мной маячит фигура - рука в гипсе, у другого голова перебинтована. Я лежу на койке у стены, головой к стене, где-то в середине ряда. Обычные металлические кровати и тумбочки. Противоположная стена, в которой дверь, наполовину застекленная.
- Обезвозживание (дегидратация - звучит). Глюкоза внут* ривенно...
Голову поднять не могу. Вижу рядом молоденькую медсестру. Халатик спереди глухой, завязывается сзади,' волосы полностью убраны под косынку.
- Сестричка, что же со мной-то?
- Товарищ лейтенант, Вам нельзя разговаривать, Вы после тяжелой контузии.
- А где я?
- Вы в неврологическом госпитале.
- И чего со мной произошло? Я ничего не помню.
- И не мудрено, после контузии бывает ретроградная амнезия. Бьии долго без сознания. Думали, Вы не выкарабкаетесь. Осколочное ранение в голову. Само ранение не тяжелое, а вот контузия серьезная. Не надо сейчас напрягаться и вспоминать, это может усугубить Ваше состояние. Вам предписан строгий постельный режим, не вставать.
Слабость, сонливость, меня подташнивает, голова тяжелая, ватная, еле ворочается язык. Лежу весь размазанный. Голова гудит, звуки, как будто голова в котел засунута.
- Сестричка, дай мне попить, губы пересохли.
- Осторожненько, сейчас.
Голову приподнимать нельзя, из чашки неудобно. Простой еленький чайничек, пью из носика. Высокая подушка. Голова обмотана бинтом.
Тошнота усиливается, тело все затекло. Взяла мою руку, щупает пульс.
- Вам лучше поспать, товарищ лейтенант.
Шманаются по палате ребята, духарят. Кто-то на костыле в гипсе. Почти у всех головы перебинтованы.
Валяюсь и валяюсь. Тело все затекло, вставать нельзя. Вообще мне здесь надоело, скучно, завидую ходячим. Читать нельзя. Если тебе читают, то быстро устаешь, начинает болеть голова. И болит и тошнит.
Обход профессора. Докладывает ординатор:
- Лейтенант Малинин, доставлен пятого августа. Осколочное ранение мягких тканей головы. Контузия третьей степени.
- Ничего, молодец, живы будем, не помрем. Медикаментозное лечение. Обезболивающие прекратить, продолжайте внутривенно глюкозу и комплекс витаминов. Обезвозживание, кожа сухая. Желтизна склер. Периферические рефлексы вялые.
Стучит молоточком по рукам и ногам. Чертит на груди в разрезе рубашки чем-то острым.
- Дерматоглифика по вялому типу. Тоны глухие, частит, везикулярное дыхание, легкие чистые.
- Жить будем, молодой человек. На этот раз все обошлось. Вот Вас подлечим - и в строй. Первое время могут беспокоить головные боли, потом, органон молодой, сильный, справитесь. Жить будете, сражаться будете.
- Зрение и слух проверяли?
- Все в порядке. Зрение единица.
- Отлично.
- Ну что, молодой человек, скоро будем выписываться? К строевой службе годен, товарищ лейтенант. Еще повоюете. Фронтовыми граммами не увлекайтесь. Я бы Вам не рекомендовал.
- А курить можно?
- Курите, что с Вами сделаешь.
Я очень счастлив, что годен к строевой службе. Скорее бы из госпиталя.
Зима. В полушубках, мы тепло одеты. Окопы, блиндажи, землянки. В окопах дежурные, отдых в землянках. В тылу человеческие условия. Если квартируемся в поселках, то там ови-ны. Офицеров приглашают в дома. Солдаты в более суровых условиях. Обязательно горячая пища. Котел может быть на бензиновом подогреве, а так костровое. На обед первое, второе, чай, хлебушек. Выдается ротными по количеству живых.
|
|
|
