 |
Глава двадцать первая
|
|
|
|
Хотя прошло лишь четыре месяца с тех пор, как я переехала в квартиру Келлана, кажется, что гораздо больше, когда делаю три ходки по тихим улицам Бернема, чтобы полностью перевезти вещи к Марселе. В дополнение к тому, что она оставила мне ключи от своего – нашего – дома, она также одолжила мне машину, и в данный момент я паркуюсь на обочине и взбегаю по лестнице к моей – Келлана – квартире, чтобы посмотреть, как наилучшим образом засунуть длинные панели каркаса кровати в крошечный багажник.
Сейчас девять часов вечера кануна Нового года и все остальные уже разъехались. Я добралась до дома в три, чтобы закончить паковаться и начать переезд, полная решимости проснуться завтра в новом, лучшем месте, как буквально, так и метафорически. Но столкнувшись сейчас с последними кусочками головоломки, я чувствую себя изнуренной. Во время одной из сегодняшних поездок я притормозила в городе у китайской закусочной и теперь плюхаюсь на диван с картонной коробкой холодной лапши и стаканом апельсинового сока, чтобы посмотреть, как на Таймс Сквер опускается шар. В прошлом году мы с родителями стояли на их лужайке, чтобы понаблюдать, как соседи запускают фейерверки. Они притворились, будто это из-за их живого интереса к пиротехнике, но все мы знали, что причиной было нежелание каждого уступать праздник, отправляясь в чужую часть дома, чтобы смотреть за отсчетом по телевизору.
Идет обратный отсчет, и Нью-Йорк взрывается ликующими возгласами, все улыбаются, обнимаются и целуются, счастливые и беззаботные. Я переключаю каналы, пока не нахожу старое черно-белое кино, желая, чтобы все было так же просто, а затем даю себе мысленный пинок за нытье. Да, я двадцатиоднолетняя девушка, которая проводит Новый год в одиночестве. Да, меня недавно выселили. Да, меня недавно бросили. Но если рассмотреть список моих целей на этот год – «не быть выселенной» и «не быть брошенной» в нем никогда не фигурировало. Мне удается не провалить ни одного предмета и меня не арестовывают, так что технически я все еще на коне.
|
|
|
Я разворачиваюсь и выглядываю в окно, за которым начинает падать легкий снег, припорашивая ветки деревьев и прилипая к траве. Не знаю, каков прогноз погоды, но если хочу закончить переезд сегодня, то не могу тратить время на самобичевание. Во всяком случае, не здесь. Я могу заняться этим в моей новой квартире.
Выбрасываю пустую коробку в мусор, ополаскиваю стакан, кладу его в посудомоечную машину и запускаю цикл, чтобы по возвращении Келлан попал на чистую кухню. Свежее начало для всех.
Я только что спустила все части каркаса кровати вниз по лестнице к входной двери и тянусь к своим ботинкам, когда вдруг раздается стук. Я замираю, затем медленно распрямляюсь. Спустя секунду очередной стук в дверь. Мне известно, что Бернем уже опустел. Мне попались лишь трое прохожих за все время моих поездок до дома Марселы, и ни у одного из них не было причины нагрянуть ко мне с визитом в десять вечера в канун Нового года.
Я встаю на цыпочки и осторожно заглядываю в глазок. И во второй раз за последние минуты замираю.
Это Кросби.
Хотя я очень тепло одета в джинсы и обтягивающий шерстяной свитер, мои пальцы немеют, когда я вожусь с засовом и поворачиваю дверную ручку, чтобы открыть дверь. Холодный ночной ветер врывается в помещение, и я дрожу. Даже зная, что это был он, я все же поражена видеть Кросби в двух шагах от себя с втянутой в плечи от холода головой и руками, засунутыми в карманы джинсов. Его дутая черная куртка застегнута до подбородка, он переминается с ноги на ногу и прекращает лишь когда поднимает глаза и встречается со мной взглядом.
|
|
|
– Привет, – произношу я, не в состоянии придумать ничего другого.
Он коротко кивает.
– Хэй.
Казалось бы, крошечная, отчаянная надежда начала было расцветать, но тут же увядает.
– Его тут нет, – говорю я, кивая себе за плечо. – Он не вернется до второго.
– Знаю, – он смотрит на меня с непроницаемым лицом, тени под глазами сильнее заметны от желтого света с крыльца.
– Тогда что ты… – я снова дрожу. – Ты что-то забыл? Хочешь зайти?
Легкое колебание.
– Да.
Я отступаю на шаг, он заходит, вытирает ноги о коврик и закрывает за собой дверь. Без снежных завываний ночи в комнате как будто стоит гробовая тишина, наполненная мучительным напряжением. Наконец он отводит взгляд, осматривая знакомые деревянные части, приставленные к стене.
– Что ты делаешь? – его голос хриплый, и он прокашливается, выглядя смущенным.
– Переезжаю, – отвечаю я, также глядя на каркас кровати. – К Марселе. Это последний заход.
Он кивает и смотрит мне через плечо на лестницу.
– Кроме шуток?
– Кроме шуток.
Опять тишина.
– Тебе что-то нужно? – спрашиваю я, когда больше не могу ее выносить. – Видеоигру или еще что-то? Почему ты так скоро вернулся? В городе больше никого нет.
Он снова встречается со мной взглядом.
– Знаю.
Мое сердце так сильно колотится, что кажется, на нем останется ушиб.
– Знаешь?
– Да. Знаю.
– Тогда… почему? – я задумываюсь обо всех моих не отвеченных сообщениях. Извинениях. Рождественском подарке. – Ожерелье? – тихо спрашиваю я. – Оно на столешнице. Могу принести. Я собиралась попросить Келлана вернуть…
– Не из-за чертового ожерелья, Нора.
Я оборачиваюсь вполоборота, стоя одной ногой на первой ступеньке, когда тихие слова заставляют меня остановиться. В них нет неистовства, нет гнева, лишь грусть. Изнеможение. Словно гнев оставил его выжатым и опустошенным. Знакомое чувство.
Долгую, томительную минуту мы просто смотрим друг на друга, и я не выдерживаю. Стараюсь сморгнуть слезы насколько могу, но чувствую, как они повисают на кончиках ресниц, в итоге я сдаюсь и беспомощно пожимаю плечами.
– Мне жаль, – говорю я. – Я писала тебе тысячу раз, оставляла сообщения. Прости, Кросби. Мне так жаль. Больше мне нечего сказать.
|
|
|
Он играет желваками и кивает:
– Верно.
– Хочешь, чтобы я сказала что-то еще? Сказала, что сожалею об этом? Что сожалею, что не рассказала тебе? Что сожалею, что пошла на ту дурацкую вечеринку? Потому что так и есть. Я сожалею обо всем. Но как я могла знать, что ты… я… это… – легким жестом провожу между нами, – должно было произойти? Я не могла знать. Я не знала… – я осекаюсь, когда слезы начинают слишком давить и ощущаться на губах. – Мне нужен платок. – Что мне действительно нужно, так это пространство. Ведь несмотря на то что последние две недели я ничего так не желала, как увидеть Кросби, поговорить с ним, сейчас все разительно иное.
И он тоже теперь воспринимает меня по-другому.
Я Нора-Бора, Красный Корсет и все что между.
Беру из ванной бумажный платок и вытираю глаза, учащенно дыша и заставляя себя успокоиться. Когда я возвращаюсь, Кросби сидит на подлокотнике дивана в расстегнутой куртке. За исключением отсутствующих благорождественских декораций квартира выглядит почти также. Моя жизнь в основном протекала в спальне и если только он не подходил к двери и не заглядывал туда, то никак невозможно определить, проживала ли я тут вообще.
Я просто смотрю на него. Не знаю, что еще делать.
– Это несправедливо, – говорит он, водя кончиком кроссовки по деревянному полу.
Я сглатываю.
– Знаю.
Он качает головой.
– Несправедливо, что у меня есть список, который я, нафиг, закрасил, а у тебя что – пять минут в чулане? – за которые ты получила прозвище и охоту на ведьм.
Не уверена, дышу ли я еще.
– Ч-что?
– Я имею в виду, это несправедливо, что у моей девушки был секс с моим лучшим другом, но откуда мы могли знать?
– Крос…
– Я был на той вечеринке, Нора. Но даже не видел тебя. На тебе был чертов красный корсет, а я тебя даже не заметил. Затем ты появляешься здесь, стараешься быть незаметной, и вдруг я больше никого другого не вижу перед собой.
– Чт…
Он трет руки о бедра, будто его ладони вспотели.
– Я должен был обо всем подумать. В ту ночь ты разбила мне чертово сердце. Понимаю, что не нарочно, но это не означает, что ты этого не сделала.
|
|
|
Я морщусь.
– Знаю.
Его взгляд блуждает по комнате и останавливается на маленькой красной коробочке, лежащей на шкафчике.
– Видимо, знаешь.
– Прости, Кросби.
– Я поехал домой, потому что подумал, на расстоянии станет легче и не видеть тебя будет проще, но это не так. Я все время думаю о тебе. Еще с сентября. И я старался выйти проветриться, чем-нибудь заняться, но просто не мог перестать думать. Я не мог избавиться от этих мыслей. Потому что хочу быть тем парнем на стене в туалете не более, чем ты хотела стать девушкой в дурацком списке Келлана.
Хотя я понимаю, что мы уже две недели как расстались, но мысль, что он выходит проветриться и «чем-нибудь заняться» по-прежнему рвет мне сердце надвое.
– Ты…
Он качает головой, точно зная, о чем я думаю.
– Я ни с кем не мутил. Каждый вечер к девяти был дома. Именно тогда мои родители и поняли, что что-то случилось.
– Что ты им сказал?
– Что была девушка.
– И что они ответили?
Он слабо улыбается.
– Что пора бы уже.
– Ты говорил им о… – я не могу произнести этих слов. Теперь, когда они повисли в воздухе, я не могу их вымолвить так же, как и взять назад.
– Нет. Конечно же нет. Это твоя тайна и тебе решать, раскрывать ли ее или нет.
– Я бы предпочла второе.
– Я тоже.
Снова наступает тишина.
– Кросби, – голос звучит скрипуче. – Почему ты здесь?
Он беспомощно приподнимает плечо.
– Потому что хотел тебя увидеть. Всегда хочу.
– Даже…
– Я получил твои сообщения.
Я замолкаю.
– Все сто четырнадцать.
Меня передергивает.
– Я не…
– Все в порядке. Келлан прислал триста двадцать два. По сравнению с ним ты была совершенно не заинтересована в моем благополучии.
Я слабо смеюсь.
– Он сказал тебе, что выгнал меня? Именно поэтому я переезжаю.
– Да, сказал.
– Он сказал, что бро превыше шлюшек?
Его брови взмывают вверх.
– Он так сказал? Вслух? Тебе?
– Ну это скорее прозвучало как: «бро превыше шлюшек-соседок».
Теперь Кросби смеется.
– Сгладил.
– В смысле, я также уезжаю, потому что с самого начала мне вообще не стоило сюда въезжать.
– Я был тут в тот первый день, – напоминает он. – Когда ты осознала, что тебе, вероятно, придется сталкиваться со мной время от времени, то уже тогда у тебя не было никакого шанса.
– Именно это все и предрешило.
Опять тишина.
– Помнишь, когда ты сказала, что не знаешь, как находить баланс? – в конце концов спрашивает он. – Что из одной крайности бросаешься в другую? Нора-Бора или… Красный Корсет?
Я прикусываю губу и киваю.
– Знаешь, о чем я подумал?
|
|
|
– О чем?
– Что на Хэллоуин мы встретились прямо посередине. Тот собачий парк находится на полпути от этого места к дому братства.
От удивления мой рот сам собой открывается, а затем закрывается.
– Это очень… проницательно.
– Знаю. Также я понял, что мы оба были в костюмах. Ты была безумной женщиной в бегах, а я вполне естественно был супергероем.
– Естественно. – Но мой мозг лихорадочно работает, собирая разрозненные кусочки и соединяя их в новую картинку той ночи. Он был Суперменом, чьим-то альтер-эго, тем образом, который представал перед обществом. Но когда мы вернулись сюда и с его плеч слетела накидка, он был Кросби, а я Норой, и мы оба были сами собой. И этого было более чем достаточно.
Он рассматривает свои ногти, а затем поднимает на меня взгляд.
– У тебя есть еще какие-нибудь секреты, Нора?
Я качаю головой.
– Нет. Однозначно, нет.
– У меня тоже.
Рядом со мной заканчивается фильм, и короткая реклама сменяется на обратный отсчет до Нового года в Чикаго.
– Уже одиннадцать часов, – говорю я, засуетившись.
– Да. И что?
– Я сказала себе, что начну новый год в месте получше. А конкретно в квартире Марселы. Без… ну ты понимаешь.
– Меня.
Я небрежно взмахиваю на окружающее нас помещение.
– Этого.
– Тебе нужна помощь?
– Остался только каркас кровати.
– Давай, я помогу. Где живет Марсела?
– В пяти минутах от «Бинс».
– Ясно.
Мы в четыре захода засовываем все части в оба багажника, и даже в этом случае Кросби приходится привязать шарф, чтобы его закрыть, так как замок не защелкивается. Снег усилился и улицы окутаны в белое. Он ждет на ступеньках за дверью, пока я бросаю на квартиру последний беглый взгляд, выключаю везде свет и запираю за собой дверь.
Мы медленно едем по припорошенным, темным улицам, свежевыпавший снег хрустит под колесами. Кросби следует за мной в течение десяти минут и, когда я паркуюсь у дома Марселы, тормозит на соседнем месте.
Мы выбираемся из наших машин и встречаемся у багажников.
– Это здесь.
– Я так и понял. – Он отвязывает шарф и сгребает деревянные панели, после чего настаивает на том, чтобы нести и половину моих. – Показывай дорогу.
Марсела живет на третьем этаже здания, которое квалифицируется в Бернеме как «новое», это означает, что ему около пятнадцати лет. Ее квартирка довольно обшарпанная, зато просторная, и Кросби одобрительно кивает, когда мы пересекаем порог.
– Симпатичная.
– Это будет моя комната. – Я провожу его через кухню к маленькому коридору с расположенными напротив друг друга спальнями. Он останавливается у двери и хмурится на коробки из-под молока, вещмешок и матрасы, которые я перевезла, чуть не померев в процессе.
– Снова? – спрашивает он, выгибая бровь в мою сторону. – Консерваторша?
– У Марселы есть гаечный ключ и отвертка, – сообщаю я. – Так что… возможно, она будет знать, как собрать мебель.
Он ухмыляется, аккуратно расставляя деревянные панели вдоль стены, подальше от деревянных частей, приставленных к противоположной стене, которые были моим письменным столом.
– Сходи за этими «инструментами», – велит он, снимая с себя куртку. – И на этот раз будь внимательна.
Я не собираюсь смотреть в зубы дареному коню, разворачиваюсь и топаю на кухню отыскивать разводной ключ и отвертку в Марселином ящике со всякой всячиной. К тому времени, как я возвращаюсь, Кросби уже разложил все детали на ковролине и в недоумении сидит среди них на коленях.
– Что ты сделала с винтами? – спрашивает он. Мне требуется секунда, чтобы ответить. На нем черная футболка, которая натянута на его спине, бицепсы широкие и четко очерченные.
Я трясу головой, чтобы избавиться от похотливых мыслей.
– Я оставила их в машине. Схожу принесу. – Я разворачиваюсь и спешу за дверь, прежде чем он успеет обдумать сказанное. Я бы солгала, если бы сказала, что не испытываю радостный трепет оттого, что он здесь. Что он… пытается.
Дойдя до машины, я вытягиваю пластиковый пакет, в который сложила винты, а затем колеблюсь, рассматривая машину Кросби. Блокиратор двери со стороны водителя поднят, и прежде чем успеваю отговорить себя, я уже роюсь под пассажирским сиденьем, пока не нахожу подарок, спрятанный мной еще до дня Благорождения. Может, я преподнесу его в знак признательности за сборку моей мебели. В конце концов, он же мне что-то приподнес. Даже если мне пришлось это вернуть.
Я возвращаюсь в квартиру и присоединяюсь к Кросби, сидящему на коленях на полу в моей комнате, и подаю ему предметы согласно инструкции, притворяясь, что вся во внимании, как делала это в прошлый раз.
– Как прошли твои экзамены? – спрашивает он, зажимая винт губами и завинчивая второй.
– Думаю, хорошо. Определенно лучше, чем в прошлом году. А твои?
Он пожимает плечами, отчего его футболка задирается, обнаруживая участок бледной кожи и боксеры, выглядывающие из-под джинсов.
– Неплохо.
– Это хорошо.
– Да. Как прошла поездка домой?
Я колеблюсь.
– Э-э…
Он перестает работать.
– Это что значит? Без индейки?
– Индейка была. А еще… разговор по душам.
– Разговор по душам?
– Да. Если вкратце, я заставила родителей признать, что они ненавидят друг друга.
– Серьезно признали? На самом деле ненавидят?
– Да и да. Папа уже ищет себе новое жилье.
– Не может быть.
– Индейку переоценивают.
– Или недооценивают, – парирует Кросби. – В качестве сыворотки правды.
Я смеюсь.
– Вполне справедливо.
– Что насчет Нэйта и Марселы? Они все еще ругаются? – Он возвращается к работе, соединяя последние части каркаса.
– Не знаю, – мямлю я. – Не думаю. Марсела сказала, что не готова признать, что была влюблена в него, но и не собирается делать вид, что он ей безразличен.
– И что это им даст?
Я пожимаю плечами.
– Марсела на Таити, так что… рай?
Он улыбается и поднимается на ноги, осторожно пиная каркас, чтобы убедиться, что он крепкий.
– Берись за другой конец, – инструктирует он, поднимая пружинный блок. Я делаю как велено, и мы помещаем его в раму кровати, накрывая сверху матрасом. Кросби садится на него всем весом, несколько раз подпрыгивает, и конструкция выдерживает.
Затем он смотрит на меня.
– Ты знаешь, что я собираюсь сказать.
– Счастливого Нового года?
– Запрыгивай на кровать, Нора.
– Помнишь, что случилось в прошлый раз?
Он оценивающе окидывает меня взглядом.
– Ты, похоже, немного похудела. Все должно пройти хорошо.
– Не могу поверить, что вообще скучала по тебе.
Его улыбка мгновенно исчезает.
– Правда?
– Правда ли скучала? Да, конечно. Ты же получил сотню сообщений.
– Сто четырнадцать, но кто считает?
– В самом деле, кто. – Я задерживаю дыхание, когда он поднимается и протягивает мне руку, чтобы помочь встать. Я вполне способна и самостоятельно забраться на постель, но мне хочется снова ощутить его, даже если это всего лишь грубая кожа его пальцев на моих и слабое пожатие, прежде чем он меня отпускает. Я стою в центре и наблюдаю, как он прислоняется к дальней стене и скрещивает руки на груди. Его бицепсы бугрятся, предплечья выглядят невероятно сильными – он такой сексуальный, а я чувствую себя такой идиоткой.
– Я не…
– Прыгай, – прерывает он. – Мы должны убедиться, что конструкция безопасна.
– Я наверно…
Он прокашливается и приподнимает бровь.
Я корчу мину и делаю предварительный толчок на кончиках пальцев. Пружины матраса скрепят, но ничего ужасного не происходит. Я смотрю на свои ноги в носках и на этот раз отталкиваюсь чуть сильнее, пятки отрываются от гладкой материи, немного скользя. Я сгибаю колени и пробую еще раз, с опаской глядя вверх, будто могу удариться о потолок.
Но это не так.
Я вздыхаю и говорю себе, что сделаю это лишь раз, всего один высокий прыжок, чтобы продемонстрировать Кросби, что я могу, хотя думаю, теперь он это знает.
Я прыгаю.
Ничего не ломается.
Я приземляюсь на ноги и жду, с полной уверенностью полагая, что матрас рухнет или соседи постучат в дверь, но этого не происходит. Я вновь прыгаю и матрас скрипит, но все держится крепко. Я прыгаю снова, и снова, и снова, а когда поднимаю глаза, Кросби улыбается, наблюдая за мной сексуальным, позабавленным и по какой-то причине понимающим взглядом.
Остановившись, я опираюсь рукой о стену, матрас колышется у меня под ногами, дыхание чуть сбивается, и я подзываю Кросби пальчиком.
– Иди, – говорю я. – Твоя очередь.
– Моя очередь уже была.
– Просто хочу знать, что ты можешь веселиться, – говорю я. – Разве ты не это мне сказал?
– Я?
– Хмм.
– А что ты ответила?
– Я сказала типа «Ладно, прекрасная идея».
Он смеется.
– Я уже дважды собирал эту штуку и не собираюсь делать это в третий раз. Слезай.
– Почему?
– Потому что я так сказал. – Он наклоняется, чтобы поднять с пола свою куртку и у меня все внутри обрывается. Ох.
Но затем он достает из кармана куртки плоскую красную коробочку и разворачивается ко мне, осторожно выдыхая.
– Знаешь, что еще я понял? – тихо спрашивает он.
Я спускаюсь с матраса, но не пересекаю разделяющие нас четыре фута.
– Что?
– Что мы виделись с тобой на День Труда, День Ветеранов, Хэллоуин, Благорождение и вот на Новый год. Но не на Рождество.
Я смотрю на коробочку, которую он, должно быть, забрал из кухни.
– Знаю.
– Я принес тебе это. Положил под подушку, но потом…
– Знаю.
– Я много думал об этом в последнее время. В смысле, черт, я много думал об этом с тех пор, как мы встретились. Я действительно волновался, что влюбился в кого-то, кто влюблен в другого.
– Я не влюблена в Келлана.
– Знаю.
– Я… Правда знаешь?
– Да. Сто четырнадцать сообщений, помнишь?
– Звучит до неприличного много. Но если ты не считаешь это сталкерством или прилипчивостью, тогда все нормально.
– Ты подсобила мне с учебой, – говорит он, проводя пальцем по краю коробочки. – Давала мне бесплатные закуски в кофейне. Притворялась, что не знаешь о том «Хастлере» в моей наволочке.
– Каком «Хастлере»?
– Тебя впечатляют мои магические фокусы.
– Они впечатляющие.
– И ты помогла мне закрасить ту стену в туалете. Будто те выборы, что я сделал в прошлом году и о которых сожалею, были естественными. Потому что именно это происходит в колледже. Ты совершаешь ошибки. И учишься на них.
Я киваю с надеждой и страхом.
– Некоторые бегают голышом по Мэйн-Стрит и попадают в полицию, – добавляет Кросби в заключении, – но они действительно сумасбродные.
– Ты хорошо с этим справлялся.
Он улыбается и смотрит на коробочку.
– Который сейчас час?
Я проверяю время.
– Одиннадцать сорок девять.
Он вздыхает.
– Хочешь подождать одиннадцать минут, чтобы наступило идеальное время?
Я усердно качаю головой.
– Я не хочу ждать.
Он протягивает коробочку.
– С Рождеством, Нора.
– Ой, что это?
Он неловко смеется и подходит ближе, наступая мне на кончики пальцев.
– Просто открой ее.
Конечно я уже знаю, что там, но у меня по-прежнему перехватывает дыхание, когда я открываю крышку и вижу внутри изысканное золотое ожерелье, очаровательную крошечную книжку с аккуратной гравировкой на обложке.
– Ты его надевала? – спрашивает Кросби, подхватывая пальцем и доставая цепочку. – Когда нашла?
Я качаю головой, не в состоянии произнести ни слова, в то время как он возится с застежкой, а затем осторожно надевает украшение мне на шею. Золотая книжка ложится в V-образный вырез моего свитера, и мы оба следим взглядом за его движением, когда он проводит большим пальцем по выгравированным на ней буквам.
– Что думаешь? – шепчет он. – Я правильно выбрал?
Я молча киваю.
– А ты?
Наконец слова сами приходят.
– Ни о каком выборе и речи не было, – говорю я, поднимая руку и касаясь его лица, волосы завились у мочки его уха и жилки на шее.
Он широко улыбается и склоняет голову для поцелуя, но я отстраняюсь.
– Погоди секундочку.
Он замирает.
– Серьезно?
– Да. – Я выбегаю из комнаты и выуживаю подарок из-за кресла в гостиной, где припрятала его ранее. Когда я возвращаюсь, он таращится на упакованную коробку размером с настольную игру и медленно принимает ее. На одном из углов вмятина, а обертка немного надорванная и частично отсыревшая.
– Что это?
– Твой рождественский подарок. Я спрятала его в твоей машине до того, как все случилось, но потом…
Он изучает меня, затем снова смотрит на коробку и подцепляет пальцем краешек бумаги.
– Он не такой красивый как твой, – поспешно говорю я. – То есть, отчасти он дурацкий. Я знаю, тебе не нужно…
– Замолчи, – велит он, срывая бумагу и роняя ее на пол, пока в его руках не оказывается коробка. Огромная, блестящая надпись на ней гласит: «Магический набор», а ниже печатными буквами написано: «Прекрасный Ассистент! Поразительные Иллюзии! (Ассистент не входит)».
– Это... э-э… Это все фокусы, в которых требуется ассистент, – говорю я, внезапно испытывая невероятную неловкость. – Подумала, что пока не станешь чувствовать себя на сцене комфортнее, если пожелаешь, я могла бы… ассистировать… тебе. Или… как захочешь. Это из маленького магазинчика странностей в Гэтсби, а парень на кассе заверил, что их будет легко освоить. Он также попытался продать мне нечто, по виду напоминающее что-то чуть крупнее купальника, и пару чулок в качестве моего «наряда ассистентки», но я отказалась.
– Спасибо, – наконец говорит он, поднимая голову. Я ошеломлена от силы эмоций в его взгляде, искренности и пристальности. Он подарил мне золотое ожерелье, а я дала ему магический набор, но он ведет себя так, будто это каким-то образом равнозначные вещи.
Тем не менее, все что я произношу:
– Пожалуйста.
Он кладет коробку на матрас позади меня и снова касается пальцами книжки-кулончика, глядя на меня.
– Ты все еще хочешь быть моей ассистенткой?
– Если ты все еще хочешь меня.
– Это будут единственные секреты, которые ты можешь хранить.
– Обещаю.
– Ты заберешь их с собой в могилу.
– О, безусловно.
– Ладно, Нора. Ты нанята.
Я не могу сдержать смех.
– Чудесно.
– И… – он в упор смотрит на меня и тянет за ожерелье. – Я люблю тебя. На случай, если ты не умеешь читать.
– А теперь ты соберешь мой письменный стол?
– Нора. Клянусь…
Я встаю на носочки, чтобы поцеловать его.
– Я люблю тебя, Кросби. Только тебя. Клянусь, что раньше никому этого не говорила. – А затем я говорю ему нечто, что он не часто слышал, нечто, что он заслуживает слышать каждый день. – Ты первый.
Я ощущаю его улыбку у моих губ, его ладонь скользит мне на затылок, пальцы сжимаются, зарываясь в мои волосы.
– И у меня.
Прежде чем я успеваю ответить, снаружи начинается фейерверк. Он звучит как миллион крошечных взрывов, действо короткое, но насыщенное, и через покрытое инеем окно мы видим размытые всполохи красных, зеленых и желтых огней, взмывающих в небо, быстро распускающихся, а затем угасающих. Восхитительные, интенсивные, эфемерные.
– Идеальное время, – говорю я.
– Как я и планировал.
– Это часть твоих иллюзий?
Он улыбается и целует меня.
– Нет. Это реальность.
Эпилог
Я пристально смотрю на Кросби и упираю руки в бока.
– Вчера ты ходил гулять, – резко выдаю я.
– И что? – он смотрит в ответ. – Я больше не могу видеться со своими друзьями? Мы поженились, и ни с того ни с сего весь мой мир теперь должен ограничиваться только этим?
Я ахаю.
– Значит, это так плохо? Я работаю не покладая рук, чтобы тебе было приятно на это смотреть! – я жестом окидываю сцену, декорированную под импровизированную гостиную. Она состоит из старого кресла, отключенной из сети лампы и длинного деревянного ящика на возвышающемся столе.
– Я работаю не покладая рук, чтобы за все это платить! Не говоря уже о том! – Он указывает на огромное поддельное бриллиантовое кольцо на безымянном пальце моей левой руки. – И заслуживаю немного времени на себя!
– Поверь мне, – огрызаюсь я. – У тебя будет больше, чем немного личного времени. Прекрасно – иди, гуляй с друзьями. А я отправляюсь в кровать.
– Прекрасно.
– Отлично!
Кросби уносится со сцены, а я тем временем обхожу ее, чтобы залезть в стоящий на опоре ящик и лечь в него на спину, при этом голова выглядывает с одного конца, а ноги в шпильках видны с противоположного. Опускаю крышку, тем самым оказавшись надежно закрытой внутри, дергаю пальцами ног и преувеличенно зеваю, прежде чем изобразить, что якобы быстро заснула.
Мы репетировали это сотню раз, поэтому мне нет нужды открывать глаза, чтобы увидеть, как Кросби пробирается назад на сцену с пилой. «Бинс» полон под завязку, в помещении яблоку негде упасть, так как люди заполонили все ради вечера живого микрофона в День Святого Валентина. Как обычно участвует много поэтов и певцов, но лишь один магический номер. Кросби большую часть представления провел в одиночку, но этот – финальный номер – требует ассистента, поэтому я здесь.
Буду разрезана пилой надвое.
Аудитория ахает и тихо смеется, когда он запирает ящик и начинает решительно распиливать дерево, мои глаза как по команде распахиваются.
– Что ты… – Я визжу на полуслове, затем пускаюсь в демонстрацию очень убедительной сцены смерти.
– Давно следовало это сделать, – заявляет Кросби, когда ящик оказывается полностью распилен. Он отбрасывает пилу на пол и разделяет половинки, показывая, что я действительно аккуратно разделена надвое. Хотя эту иллюзию все мы ранее видели, зал шумно аплодирует, а мне с трудом удается сохранить бесстрастное выражение лица, ведь я продолжаю изображать труп.
Слышу дыхание Кросби, когда он обходит стол, проверяет пульс, удовлетворенно кивает, не находя его, и вновь соединяет половинки ящика. С прирожденным талантом он открывает крышку, и я вылезаю невредимая, мы держимся за руки и кланяемся, зрители аплодируют стоя.
Он склоняется, чтобы поцеловать меня в щеку.
– Счастливого Дня Святого Валентина.
– А ты знаешь, как соблазнить девушку.
Мы широко улыбаемся и в последний раз кланяемся, после чего быстренько отодвигаем наши реквизиты в сторону, освобождая место для следующего исполнителя. Кросби стискивает мою руку, пока мы пробираемся сквозь толпу, благодаря и давая «пять» в ответ, прежде чем нырнуть на кухню, прихватить две бутылки с водой и направиться по коридору к заднему входу, чтобы подышать свежим воздухом. Хотя мое участие в номере длится лишь шесть минут, это были волнительные шесть минут, и я сильно взмокла, несмотря на то, что мой наряд ассистентки состоит лишь из тонких черных колготок и маленького черного платья, которое едва ли можно воспринять всерьез.
– Ты был великолепен, – произношу я, стоит нам перевести дыхание. – Трюк, где ты бросаешь карты и достаешь нужную прямо из воздуха, всех просто поразил.
Кросби смотрит на меня, пока опустошает за раз половину своей бутылки.
– Ты же знаешь, они смотрели лишь на тебя, – говорит он, вытирая рот тыльной стороной ладони, и указывает на мой наряд. – Кто может их винить? Я с трудом мог концентрироваться.
Я улыбаюсь.
– Я горжусь тобой.
Он смущенно улыбается в ответ.
– Спасибо.
С последнего выступления его волнение не ослабло, но, как всегда, он выходит туда, пробует, старается изо всех сил, выкладывается по полной. И хотя моя роль «ассистентки» была практически неприметна до самого финала, меня это больше не беспокоит. Пребывание в центре внимания не так уж важно. Быть заметной не так уж важно. Если я должна выбирать между количеством и качеством, то каждый раз предпочту качество. Потому что Кросби Лукас – самый лучший бойфренд, которого я когда-либо могла пожелать.
– О чем думаешь? – спрашивает он, допивает воду и закидывает бутылку в ближайший мусорный бак идеальным трехочковым.
– Что ты хороший бойфренд.
– Ах так? В чем это?
– В основном в том, что такой скромный.
– Да, я довольно классный.
– И ты умный.
– Я великолепен, но было близко.
Я потираю подбородок.
– И… ты очень быстро бегаешь.
– Хммм.
– Э-э… Ты вроде как привлекательный.
Он издает жужжащий звук.
– Ошибочка.
– У тебя хороший вкус в выборе подружек?
– Снова ошибочка. А ведь ты так хорошо начинала, Нора. Когда у тебя очередная встреча с деканом? Я планирую сказать ему, что у тебя не наблюдается такого прогресса, как мы надеялись.
Я прыскаю.
– Не впутывай в это декана Рипли.
По переулку гуляет прохладный февральский ветер, вызывая у нас дрожь. Мы возвращаемся в помещение и направляемся проверить, как проходит оставшаяся часть шоу, но резко останавливаемся у кухонной двери. По другую сторону кофейного прилавка Нэйт и Марсела сидят без дела. После размолвки на Благорождении у них наблюдается потепление, но, насколько мне известно, ничего существенного между ними фактически не произошло. Тем не менее, в данный момент они вместе едят попкорн из одной миски и их пальцы соприкасаются, когда они одновременно тянутся за ним, продолжительное время смотрят друг на друга, после чего убирают руки и притворяются, что наблюдают за шоу.
Но, несмотря на медлительность движения, я вижу, как нога Нэйта в парусиновой кроссовке сокращает разделяющие их дюймы и останавливается в миг от непосредственного прикосновения к блестящему золотистому ботинку Марселы. Мгновение спустя она перемещает пятку и ударяется ногой о его ногу. Они вновь не смотрят друг на друга, но и не двигаются.
– О, – шепчет Кросби, не менее завороженный. – Кому нужна ловкость рук, когда есть ловкость ног? Возможно, я недооценивал этого парня. Может, он все-таки ведет свою игру.
Мы отходим от двери, не желая мешать.
– Давай выйдем через заднюю дверь, – предлагаю я. – Где ты припарковался?
– В конце квартала.
Наши куртки и моя сумочка лежат в подсобке, мы быстренько забираем их, выходим в переулок и сворачиваем на улицу. По плану мы отправляемся в «У Марвина» после окончания шоу, так что Нэйт дал добро на то, чтобы оставить наши реквизиты на ночь в кофейне. Первую половину вечера я работала, но моя смена закончилась, когда началось выступление Кросби, поэтому я спокойно могу уйти пораньше.
– Думаешь, они когда-нибудь будут вместе? – спрашиваю я. – Ожидание меня убивает.
– Конечно будут, – отвечает Кросби, беря меня за руку. – Разве магия тебя ничему не научила? Все невидимое так же важно, как и то, что ты видишь.
Я вспоминаю свое запоздалое прозрение. Как порой вещи, которые мы делаем, когда думаем, что никто не смотрит, в действительности имеют значение.
– Ты прав.
– Конечно прав.
– Ха-ха.
Мы доходим до его машины, он галантно открывает дверцу и жестом приглашает меня забраться внутрь.
– Погоди. Зачем мы лезем в машину? – спрашиваю я. – Разве мы не собирались в «У Марвина»?
Кросби проверяет время.
– Шоу продлится еще полчаса. У нас есть время.
– На что?
– Вернуться в твою квартиру, чтобы кувыркаться всю ночь напролет.
– О, сердце мое, успокойся.
Он смеется.
– Просто залезай.
Я делаю как велено, и он захлопывает дверцу, после чего обходит машину спереди и залезает на водительское место.
– Хоть намекни, – требую я. Мы условились сегодня не делать ничего особенного, так что происходящее подозрительно похоже на то, что меня обдурили.
– Придержи коней.
Он заводит машину и некоторое время дает ей возможность прогреться, но прежде чем успевает тронуться с места, рядом с нами останавливается машина, маниакально сигналя.
Кросби стонет.
– Черт побери.
Я не могу сдержать смех, когда он опускает стекло, чтобы завидеть Келлана, склонившегося через пассажирское сиденье своей машины, на котором ютятся не одна, а две девчонки.
– Классное шоу! – кричит он. – Ты должен рассказать мне, как сделал ту штуку со стаканом воды!
Девчонки вторят похвалам, и Кросби спокойно, вполне комфортно справляется с таким вниманием. У них не заняло много времени вернуться к статусу лучших друзей, так что я все еще вижу Келлана время от времени. Это не странно, хотя и не совсем нормально, а Келлан похоже забыл свой обет перестать трахаться направо и налево. Однако я уже не тот человек, который переехал в ту квартиру в сентябре, а Кросби не тот человек, за которого я его приняла при первой встрече. Но вот Келлан именно такой, каким казался – никакого притворства, никаких иллюзий. Может, он изменится, а может, и нет. Похоже, что бы он ни делал, у него все получается, а это главное.
Он приглашает нас на вечеринку влюбленных в одном из женских сестринств, но Кросби отмазывается, говоря, что у нас планы. Келлан блудливо поигрывает бровями, желает нам удачи и отъезжает.
– Завидуешь? – спрашиваю я, когда Кросби вздыхает и провожает их взглядом.
Он переводит на меня взгляд.
– Чему?
– Этому. Такому… разнообразию.
– Ты шутишь? – Он выезжает на дорогу и едет в сторону Бернема. – У меня есть Нора-Ботаничка, Нора-Ассистентка, Нора-Осужденная Преступница, Нора-Заядлая Тусовщица… Многообразие твоей личности предоставл
|
|
|
