 |
Закон угла. Не молчи о своих желаниях 3 глава
|
|
|
|
Парень приподнял голову с плеча Дина, на котором лежал вместо подушки, рассматривая посапывающего любовника. Мужчина по-хозяйски раскинулся на кровати, грудь его размеренно вздымалась, наполняя легкие и вновь опустошая, на бедра, расчерчивая пах наискось, накинуто покрывало. Горячий, как печка, такой комфортный и родной. Беззащитный. Тянет подкатиться под бок и смежить веки, растаять в блаженном небытие грез. Нельзя. Кастиэль решил сохранить хрупкое очарование страстной ночи, не разрушая его беспочвенными ожиданиями и требованиями. Запечатать в сознании вид красивого мускулистого тела, осторожные касания и лихорадочный шепот, насмотреться всласть на безмятежное лицо, вкусить тепла и неги, спрятать в сердце моменты сокровенной близости, сберечь их. Стараясь не раскачивать матрас, капрал подполз к краю и уже собирался спустить ноги, чтобы встать, как на бок упало предплечье, авторитарно обвиваясь вокруг талии, и мощным гребком подтянуло обратно, на середину постели. Спина прижалась к обжигающему животу, а в короткие волосы на затылке зарылся нос, щекоча кожу выдохом. Несколько минут стояла тишина – Новак дожидался, пока партнер снова погрузится в сон, но, когда он еще раз попытался ускользнуть, безмолвие нарушил хриплый баритон.
— Не дергайся, — услышал парень. — Спать мешаешь.
— Дин, я... — начал оправдываться Кастиэль, но почувствовал, как правая кисть проскользнула под бок и обхватила левое запястье в замок, вжимая тела друг в друга. Фактически, хотел он того или нет, Новак оказался в ловушке человека стократно сильнее, и выбраться из переплетения рук не представляется никакой возможности, а главное – желания.
— Ледышка, — недовольно посетовал мужчина. Хватка ослабла, Винчестер закопошился, чего-то разыскивая под слоями простыней. Спустя мгновение на озябшего Кастиэля лег тонкий шерстяной плед, а слияние тел стало еще теснее, согревая продрогшего парня.
|
|
|
— Уже рассвело, мне лучше… — предпринял еще один порыв Новак. Он не любил неловких объяснений. Если он отправится домой прямо сейчас, получится избежать дискомфорта угловатых слов и проявления никчемных эмоций, лишних и не к месту.
— Т-ш-ш, — интимно шепнул Дин, проигнорировав невнятный лепет, поелозил немного, устраиваясь удобнее. Прикоснулся губами к шее, обозначая поцелуй, и, кажется, отрубился прежде, чем капрал успел зажмуриться от оглушающего наплыва чувств.
Он лежал, боясь лишний раз вдохнуть. К черту переживания, в конце концов, какая разница – уйти сейчас или позже, когда капитан проснется? Логические причины удивительным, прямо-таки волшебным образом переплетались с душевными, плюсов в пользу «остаться» оказалось несоизмеримо больше, чем минусов, поэтому Новак расслабился и доверчиво обмяк в мертвом захвате партнера. Со всех сторон окутывало тепло Дина. Его дыхание обдувало затылок. Запах тела – едва уловимый аромат геля для душа, парфюма и кожи. Нет ничего, кроме Дина. Ни волнений, ни боли, ни страха потери. Ритм пульса медленно успокаивался, спускаясь по отвесной стене от судорожного до неспешного, арабской вязью выписывая новую главу жизни Кастиэля. С чистого листа, сверху вниз и справа налево, витиеватыми символами с пугающим содержанием, настолько глубоким, что лишь искренне верующим и посвященным подарена привилегия прочесть. Складываясь в мозаику калейдоскопа, по щелчку пальцев переменяющую свой затейливый узор, сочиняя карту извечного, бесконечного пути, предстоящего всем сущим. Коварно обманывая, заставляя блуждать в потемках, маня на фальшивый свет и лишь изредка показывающий подлинное сияние. Наполняя миг соприкосновения с истиной неистовым потоком благодати, разрывающим усталую сущность на атомы. Вновь воссоздающим из тлена. Наконец исступленный писарь, средоточие человечности, сжалился над подопечным, отложил стило в сторону, позволяя свежим чернилам сохнуть под длинными выдохами. Гулкое биение, спокойное. Умиротворенное и блаженное таяние – не содрогается вена у ключицы, а еле заметно колеблется. Сердце, генератор смысла и метроном бытия, смилостивилось над обладателем, позволив ему погрузиться в спасительное небытие перед шагом за черту.
|
|
|
Струи душа секли широкую спину, омывали тело, сдирая следы ночного бодрствования. Мужчина улыбался, жмурясь от пены. Вряд ли он сам смог бы объяснить, от чего губы растягивает в хитро-блаженной улыбке, а на щеках то и дело вспыхивает румянец. Ладони стряхнули с короткого ежика волос остатки шампуня, сполоснули водой. Обмакнув торс сдернутым с сушилки полотенцем, он обмотал его вокруг бедер и влез в теплые тапочки – вообще, он привык ходить босиком, но Стивен, тот самый приятель-отиатр, пригрозил ухудшением слуха, если ноги будут мерзнуть, поэтому пришлось подчиниться и беречься. Терять службу из-за досадной контузии капитан вовсе не горел. Вместо использованного, на перекладину лег благоухающий чистотой отрез махровой ткани – для гостя. Дин ткнул пальцем в кнопку вентилятора – душно в ванной – и вышел на кухню, мягко ступая обутыми ступнями. Он знал в квартире все скрипящие плитки паркета и старательно обходил их, стараясь производить как можно меньше шума, кажется, даже не осознавая того. В мыслях назойливо крутился вчерашний день – один из многих, обещавших закончиться, как и предыдущие – музыка, продукты службой доставки и пустая кровать. Но вместо ожидаемой рутины на пороге объявился Кас. Закутанный, испуганный, настороженный. Подарок притащил, правда, Дин его не открывал еще, но заранее знал, что ему понравится. За исключением Сэмми, Винчестеру года четыре никто подарков на Рождество не дарил. Наверное, потому что он ни с кем, кроме брата, не отмечал этот праздник. Парни из отряда, конечно, тоже не забывали, но вот так, на Boxing Day… только в детстве, когда семейство Винчестеров еще в Лоуренсе жило. После пожара Джон увез сыновей в Висконсин, одному Богу известно, почему именно сюда. Возможно, из-за недвижимости, а может быть, просто хотел уехать как можно дальше от Канзаса.
|
|
|
Проснулся Дин около часа назад, когда город уже окончательно ожил. День катится к полудню, солнце нахально просачивается меж плотных жалюзи, разгоняя заспанные тени в комнатах. Мужчина подхватил со стола в гостиной ноутбук и ушел на кухню. Не жил, пока не принимал душ и не выпивал две чашки крепкого эспрессо, сваренного в массивной кофемашине – первом агрегате, поселившемся на кухне при переезде несколько лет назад. Она уже немолода, но работает отменно, особенно если за ней следить и часто менять фильтр. Спустя несколько минут по квартире расплылся густой аромат божественного нектара – Дин влил в себя первую дозу и, вновь наполнив чашку, поставил ее на стол, чтобы слегка остыла. От желудка по всему телу прошлась волна тепла, горечь на языке взбодрила, а мир начал раскрашиваться в привычные краски. Бросив ноут на столешницу, мужчина уселся на стул и воткнул наушники, уже собираясь врубить на полную громкость музыку. Скривился, едва слышно выматерился и поднялся, аккуратно прикрыв дверь. Он сам не понимал, почему настолько суетится по поводу спокойного сна Кастиэля, просто делал все для того, чтобы тот не вставал как можно дольше. Первым делом после установки музыкального сопровождения, Винчестер влез на сервер 151 противопожарного подразделения – пробежался по сводкам, время от времени негромко хмыкая. Часть еще в 2007 внесли в списки на модернизацию, и поступившее новое оборудование не могло не порадовать заядлого трудоголика. Увеличенный объем формирующих пенобаков, удлиненная платформа, усовершенствованные ИТ-костюмы. Каждый апгрейд дает пожарным фору перед стихией, приумножает шансы на спасение. Капитан за время отстранения настолько истосковался по службе, что готов на стены лезть и волком выть. Срок взыскания подходит к концу, осталось каких-то пару недель… в голове мелькнула фатальная мысль – теперь оставшиеся дни пролетят незаметно.
|
|
|
В наушниках, перебивая AC\DC, начал тренькать сигнал входящего вызова Skype. Дин, дозвониться до которого вне рабочее время совершенно невозможно, общался с близкими и родственниками с помощью интернета. Сейчас настроение перебрасываться ложью во спасение отсутствовало, но мужчина, несмотря на желание немедленно выдернуть из порта роутер, глянул на аккаунт предполагаемого респондента. Опознав в куче малопонятных закорючек никнейм брата, Дин открыл объектив вебкамеры на верхней панели ноутбука, воровато оглянулся на дверь, убеждаясь, что разговор не разбудит любовника, и установил соединение.
— Здоров, — поприветствовал его собеседник. Офицер широко улыбнулся, от чего от уголков глаз до висков разбежались мимические стрелочки, придавшие суровому лицу мужчины, которого за глаза называли сукиным сыном Винчестером, добродушное и теплое выражение.
— Здоровее видали – не боялись, — пошутил в ответ Дин. — С Рождеством.
— Тебя тоже, — кивнул парень с того конца сети. — Ты чего так тихо разговариваешь? У меня динамики на максимум, а слышно еле-еле.
— Уши надо с мылом мыть, — отбрехался капитан.
— Парни тебе привет передавали.
— Я в январе приступлю к обязанностям, хрена ли вы сопли распустили? — Винчестер опустил взгляд, явно избегая повышенного внимания. — У Лорелай кто-нибудь был? — перевел он разговор на животрепещущую тему.
Со дня похорон Гарта он ни разу не заходил к его вдове, переживая гибель друга и страшась новых оскорблений. Ни на секунду голос убитой горем женщины, с нотками истерики и неупиваемого горя, не умолкал в сознании капитана. «Бездушный сукин сын», каким бы бездушным его не считали, очень болезненно переживал слова и обвинения Лори, признавая за ней право и на ненависть, и на презрение, бесконечно казня себя за потерю сослуживца, единственного отца в его отряде, погибшего глупейшей, случайной смертью. Словно в унисон к горьким, отвратительно-липким воспоминаниям смерти правый бок свело отчаянным спазмом, заставившим Винчестера побледнеть и прижать ладонь к ноющему комку под кожей. Губы скривились, выдавая состояние офицера.
— Дин? — забеспокоился брат. — Ты болен? Я не вовремя?
— Нет, — покачал головой Дин, разгибаясь. — Рассказывай.
— Я заходил. Занес ей документы от Сингера – прошение подписал Патрик Льюис…
— Чего? — недоверчиво переспросил капитан. — Этот скользкий гад Льюис подписал мое прошение?
— Понимаю твое удивление, — эфир передал тихий смех. — О ваших склоках по управлению байки травить начали – челюсть с полом поздоровается, если всему верить. Но, тем не менее, видимо не такой уж он и гандон.
|
|
|
— Как она?
— Плохо. Ронни постоянно у родителей Гарта, Лори возится с девочкой. У малышки плохо со здоровьем, каждую неделю то температура, то еще какая-нибудь зараза.
— Как назвали? — поинтересовался Винчестер, тяжело вздохнув. Пауза подзатянулась, поэтому он недоуменно нахмурился, изучая светло-серую радужку собеседника. — Адам?
— Диана, — произнес Миллиган. Воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь шумом дыхания в наушниках. Они рассматривали друг друга, читая по глазам скрытые чувства и эмоции. — Дин, — ожил, наконец, сержант, — Лорелай просила тебя зайти после праздников. Она сожалеет.
— Хорошо, — отрешенно ответил тот.
Парни узнали о сводном родстве после смерти Джона. Разбирая документы отца, Дин наткнулся на несколько писем со штемпелем почтового отделения Виндома, штат Миннесота, от незнакомки по имени Кэтрин Миллиган, или Кейт, как она подписывала конверты. Исходя из содержания, она и Джон состояли в давней любовной связи — мать Дина и Сэма еще была жива. Капитан что-то такое припоминал – некоторое время отец не жил вместе с семьей, а Мэри часто плакала, пряча слезы от сына. Так он и выяснил, что один из служащих противопожарного управления Миннеаполиса – его брат, но пылкий гнев, порожденный предательством и ложью Джона, являвшегося для Дина едва ли не ликом с иконы, не позволил ему предпринять каких-то действий по сближению. Однако родная кровь догнала Винчестера независимо от его воли. Приняв руководство отрядом АРИСП, Винчестер приступил к ознакомлению с составом звена, и первой папкой, попавшейся ему в руки, оказалось личное досье Адама Миллигана, светловолосого парня с светло-серыми глазами, на три года моложе. Причудливо судьба тасует людскую колоду. Молчаливый, исполнительный и неконфликтный Адам, стойко сносивший методы воспитания старшины и не позволявший над собой издеваться без причины, вызвал в душе Дина сначала уважение, затем искреннюю привязанность. В конце концов, офицер плюнул на ярость и, пригласив тогда еще капрала Миллигана в бар, рассказал ему все, что знал. Парень улыбнулся, отпил пива, и, сев вполоборота, сообщил, что давно, еще с подросткового возраста, в курсе, потому выбор профессии и пал на стезю пожарных. С тех пор они, скрывая ото всех, кроме Сэма, довольно близко общаются. Афишировать, кто они друг другу, братья не стали – помимо романтических, Федеральное агентство не поощряет также и родственные связи, вполне справедливо опасаясь необъективности и чрезмерной опеки, способной привести к трагедии.
— Ты как праздники-то хоть провел? — подчеркнуто-оживленно сменил тему Миллиган. — Опять, поди, пил в одиночку? — на лицо Дина помимо желания вернулась блаженная улыбка, резонируя всплывшим перед глазами эпизодам прошлой ночи. — Не понял? — с подозрением протянул брат. — Какого хрена у тебя такая рожа довольная?
— Ты заблуждаешься, — попробовал соскочить Винчестер, осознав, что прокололся. Начался гвалт, Адам тараторил все громче и громче, выпытывая из офицера подробности. Дин делал страшные гримасы и отнекивался. За оживленным спором мужчина не заметил, как дверь открылась, а на пороге возник Кастиэль в одном полотенце.
— Дин? — окликнул он, но Дин, увлеченный и оглохший от громогласных воплей брата, естественно, не услышал. Тогда парень приблизился и осторожно положил ему ладонь на плечо. Капитан вздрогнул всем телом и стремительно захлопнул крышку ноутбука.
— Ты что, не один? — донеслось из наушника. Операционная система, продвинутая, новейшего поколения, позволяла слушать аудио в закрытом состоянии, а так как Skype – голосовая прога, то и она не отключалась.
— Не твое дело, блин, — рявкнул офицер. — Я перезвоню, — мужчина приложил палец поперек губ, давая понять капралу, что стоит вести себя очень тихо, приподнял верхнюю панель и задвинул рычажок объектива, не позволив Адаму рассматривать гостя.
— Конспиратор, — обиженно буркнул Миллиган и сбросил вызов.
Мужчина бросил ставшие ненужными наушники на стол, повернулся к Кастиэлю, нервно переминающемуся с ноги на ногу. Окинул его полным недоумения и тепла взглядом – выглядел парень, как взъерошенный воробей, только что с трудом избежавший кошачьих когтей. Влажный, в одном полотенце, мерзнущий. Дин знал, чувствовал, что не сбежал Новак воистину чудом – Винчестер был готов к подобному повороту событий. За то время, что он принимал душ и пил кофе, успел обдумать сложившееся положение. Возможно, вчерашний его порыв стал самой величайшей ошибкой, совершенной капитаном за всю свою жизнь. Возможно, он не раз пожалеет и проклянет себя за несдержанность. Проблемы необходимо решать по мере поступления, а пока Дин в произошедшем проблемы не видел. Не готов произносить каких-то определенных громких слов, но испытывал острую, саднящую потребность в любовнике. С размаху, твердой, недрогнувшей рукой, сжимающей пылающее тавро, поставил на него печать собственника, усыпав шею засосами, забрав невинность, перекрыв дорогу назад. Где-то в глубине души созвучно мысли отпустить Кастиэля, проворачивался раскаленный прут ревности и отрицания. Теперь Кастиэль принадлежит ему. Весь, сколько его есть, от кончиков темных ароматных волос до ногтей на пальцах изящных ступней. Поздно дергаться. Надо было сопротивляться вчера. Сознание буйствовало. Ночь разбивалась на осколки длиной в секунду и мелькала в памяти эпизодами, терзая сердце стальными крючьями, как раньше терзала вина. Что будет, если парень сейчас оденется и уйдет? Что будет, если уйдет навсегда? Дин не мог припомнить ни одного, кто остался бы – из тех, чье присутствие было до рези в теле необходимо. Потерять его, лишь миг назад приобретя – выше чаши терпения. Кас одним своим присутствием успокаивал измотанную личность, глушил голоса, кричащие из могил, разгонял мрак и тени, утешал. Пришел, сам. Наверное, теперь Дину остается лишь не дать ему уйти.
Новак нерешительно рассматривал Дина, силясь понять, правильно ли поступил, уговорив себя не торопиться с выводами. Поведение офицера, его необъяснимая нежность, столь несвойственная грубому мужлану, каким стремился показать свою натуру Винчестер, не вязались с вбитой в голову капрала идеей – прошедшая ночь не более чем развлечение, лекарство от скуки или одиночества. Он убеждал себя не питать напрасных надежд, но, почувствовав авторитарные объятия и заботливо уложенное на замерзшие плечи одеяло, элементарно не смог покинуть квартиру Дина, даже не попрощавшись. Поэтому он, рассмотрев через стеклянную вставку хозяина квартиры, замотанного в полотенце, нырнул в душ, расслабляясь под согревающими хлесткими струями. Парень несколько минут стоял у двери в кухню, раздумывая, стоит ли войти. Кастиэль не слышал, с кем разговаривал Дин, да и спрашивать не решился бы, но интонации, проскальзывающие в тягучем, бархатистом баритоне, изумляли парня яркой живостью и переливчатой, радужной окраской. На работе капитан редко столь неприкрыто радовался общению – смеялся нечасто, но заразительно, не оставляя равнодушным никого из окружающих. Любимый человек раскрывался перед Кастиэлем с новых, совершенно незнакомых граней, позволяя увидеть неожиданные стороны характера, настолько удивляющие, что дух захватывало. Одновременно с тем, парень до дрожи в пальцах боялся происходящих перемен. Узнать Дина с более человечной стороны означало проникнуться более глубоким сопереживанием, полюбить еще глубже, чем уже есть. И что потом, когда выяснится, что чувства его невостребованны и невзаимны?
— Завтракать будешь? — решился нарушить молчание мужчина. — Кофе, может?
— Кофе – это очень заманчиво, но…
— Но? — не позволил договорить Дин, изогнув бровь.
— Я не мешаю тебе? — в лоб спросил Новак, устав ходить вокруг да около. Слишком отчаянно и слишком долго он скрывал в себе накопленные эмоции и нерастраченную привязанность, чтобы сейчас сделать вид, что ничего не произошло.
— Нет, — отрицательно кивнул офицер.
— Я пойму, если ты, — парень поежился, — захочешь побыть один.
— Ага, — Винчестер прикусил губу, окинул любовника долгим взглядом, словно желал прочесть мысли, но потерпел поражение. Вздохнул раздосадовано и прошел мимо Кастиэля в гостиную. Новак ошарашенно проводил его глазами, вышел в комнату, не вполне осознавая, что происходит. Дин появился из спальни минуты через три, в шортах и футболке, сжимая в руках теплую фланелевую пижаму. Рубаху он накинул на плечи парнишки, а в руки сунул штаны. — Одевайся.
Прикосновение пальцев к подбородку, Дин приподнял голову партнера, осматривая шею, усыпанную темно-фиолетовыми пятнами засосов. Удовлетворенный, горделивый смешок, улыбка на красивых губах. Мужчина подмигнул окончательно растерявшемуся капралу, сдернул, не глядя, с бедер полотенце, и скрылся за дверями кухни, оставив Кастиэля наедине со своим удивлением и наготой. Тот постоял немного, складывая два и два, но результата, несмотря на отличный балл по математике, не достиг. Пожав плечами, он натянул мягкие штаны на вконец замерзшие ноги и вошел вслед за Дином в небольшую кухоньку, окутанную ароматом свежесваренного напитка. Винчестер устроился на подоконнике и пил уже основательно остывший кофе, который пришлось развести с горячим, чтобы не околеть от холода – отопление оставляло желать лучшего, потому что даже не мерзлявый по своей природе Винчестер продрог. Кас осмотрелся, поднял со стола большой бокал и отхлебнул, сыто жмурясь от удовольствия – кофе капитан предпочитал такой же крепкий, как и его гость. Дома Новак варил едва ли не сусло, и Бэт изводила сына претензиями, беспокоясь о здоровье драгоценного чада. У стены звякнул таймер, Винчестер, ловко соскочил с излюбленного места и вытащил из нутра микроволновки тарелку с куском черничного пирога, распространяющим сногсшибательный, аппетитный и выбивающий слюнки запах.
— Ешь, — безапелляционно распорядился Дин, поставив добычу перед парнем. Тот несколько осуждающе посмотрел на капитана, который в принципе имеет право приказать ему все, что угодно в пределах разумного, но послушно взял ложку и буквально в три приема вкинул в себя еду, параллельно вспоминая, что кушал он последний раз вчера во время ланча. Аппетит от волнения пропал начисто, поэтому сейчас он совершенно не протестовал против завтрака. Расправившись с пирогом, Кас отодвинул блюдце, устроил в него вилку и приготовился в полной мере насладиться кофе, заслуживающим звание божественного нектара. — Еще хочешь? — отвлек его вопрос.
— Спасибо, нет, — отказался Новак. — Я мало ем по утрам.
— Кас, сейчас почти половина первого, — упрекнул его офицер, улыбаясь. Парень смущенно отвел взгляд, боковым зрением отметив, как мужчина вышел в соседнюю комнату у него за спиной – буквально на пару секунд, а вернулся с шуршащей оберточной бумагой коробкой, в которой Кастиэль вчера принес подарок. Дин склонился над любовником, заглядывая ему в глаза вверх тормашками. В глубине орехово-зеленой радужки плясали чертенята. — У тебя ничего не болит? — невинно поинтересовался он без тени насмешки, но капрал все равно залился румянцем от шеи до лба.
— Тебе, — отвернулся капрал, — нравится меня смущать? — с укором договорил он еле слышно.
— Извини. Послушай, — мужчина положил подарок на стол и сел на корточки возле гостя, заставив его покраснеть до состояния свеклы – очень уж мило смотрелся жестокий старшина, заглядывая снизу вверх на подчиненного. — Ты наверняка хочешь подробностей. Мне… — он замялся, — нечего тебе сказать. Я еще сам толком ничего не понимаю. Давай, — просительно протянул Дин, — оставим пока все, как есть. У тебя есть ключи от моей квартиры – приходи, когда захочешь. Я буду рад тебя… — он осекся, разулыбался широко, замечая, как щеки Кастиэля снова наливаются краской, — видеть, пошляк.
— Да иди ты, — парень прикусил губу, помолчал немного, не веря тому, что услышал. — Договорились, — выдавил он из себя, наконец. — Но коробку, — Кас кивнул на стол, — все-таки открой.
— Что там?
— Эксклюзивные записи Manowar. «Death Tone» и «Fast Taker», стихи написаны Эриком в 1982 году. Записаны, — капрал понижал голос, теряясь от искр эмоций, сияющих в глазах Винчестера, — для узкого круга в 2005. Правда, наушники тебе лучше поменять. Низкие частоты наверняка уже хрипят.
— Хрипят, — согласился Дин.
Дайвинг
Nana – You
Nana – Remember The Time
Massive Attack – Angel
Madonna – Frozen
— Не нервничайте, миссис Гриссом, — мягко улыбнулась медсестра. — Вы зря тревожитесь.
— Милочка, — усмехнулась Бэт, — за прожитую жизнь я дважды попадала на операционный стол – во время кесарева сечения и сейчас. Мне простительно, — она свела брови, придавая лицу храброе выражение. Девушка похлопала ее по плечу, затянутому в больничную пижаму и отошла, сжимая в руках файл с анамнезом.
Микрохирург Сайто Нибори, приветливый японец лет сорока, откладывал операцию пациентки до весны, мотивируя задержки возрастом Элизабет. Рассмеялся, когда женщина отметила, что не станет моложе даже через десяток лет, и прописал комплекс витаминов для укрепления тонуса. Гриссом больше не спорила с сыном. Когда манипуляцию впервые перенесли на более поздний срок – в конце января – Бэт предприняла еще одну попытку отговорить Джеймса от дорогостоящей затеи. К февралю мать стала не в пример сговорчивее. Возможно, мастерство убеждения Новака сработало, но, что более вероятно, она решила не упускать шанс освободить драгоценное чадо от груза ответственности и опеки. Гриссом надеялась, что с возвратом ее зрения к Джимми вернется озорная легкомысленность молодости. Положив все имеющиеся силы на воспитание приемного ребенка, она считала, что становится обузой, требуя слишком много внимания. Недуг поразил не только глаза Бэт, но и сердце Джимми, возложившего на себя обязанность заботиться о матери ценой собственного счастья.
После Рождества Новак иногда не возвращался домой со смены. Появлялся к полудню, звенящим от напряжения голосом выдавая полноту переживаемого восторга, тщетно скрываемого. Ее мальчик полюбил и, кажется, обласкан взаимностью, но на вопросы с каждым днем отвечает все неохотнее, а повторное предложение разъехаться встретил в штыки. Элизабет знала – пока она не обретет независимость, Джеймс не решится строить личную жизнь отдельно от матери. Женщина гордилась столь пылкой преданностью и огорчалась одновременно с осознанием полного одиночества, которым окружил себя ее сын. Он не разговаривал по телефону, не ходил на свидания или развлечься, не рассказывал о партнере. Постоянно молчал, приходя домой окутанный густым, несколько резким ароматом чужого парфюма. Бэт переживала за него, но давить не осмеливалась, не желая лезть в душу. Щекотливая ситуация, сложившаяся вокруг привязанности Джимми, создавала впечатление пути по шатким мосткам – лишнее слово, и ты уже тонешь. Она не знала, чем ему помочь, не знала, как облегчить ношу, что он помимо воли взвалил на плечи, потому и выбрала единственно подходящий, по ее мнению, способ – распрощаться с вынужденной беспомощностью и стать для сына опорой, а не гирей, тянущей к земле.
Спинка манипуляционного кресла, занятого Элизабет, медленно поползла вниз. Женщине на мгновение показалось, что сердце пропустило удар. Конечно, перспектива обрести утраченное зрение влекла и радовала, но в действительности она боялась врачей – всегда. Джимми порой посмеивался над матерью, замечая, как она сжимается при виде или позвякивании приборов типа скальпеля или катетеров, а она в ответ гордо вскидывала подбородок, прилагая массу усилий, чтобы скрыть позорную, по ее мнению, иатрофобию. Справа над головой пациентки навис разъем лазерной офтальмологической установки, и следом за жутким аппаратом, близкое наличие которого она ощущала фибрами откровенно трясущейся от страха сущности, рядом возник человек – медсестра, как предположила Гриссом. Бэт испугалась до дрожи в коленках, но не подала виду, вцепившись пальцами в подлокотники, не замечая, как от напряжения побелели сгибы фаланг. Девушка, приговаривая какие-то успокаивающие глупости, закапала невидящие глаза анестезирующими каплями с содержанием атропина и инокаина, от чего способность управлять глазными яблоками и веками практически немедленно пропала. Единственное, что почувствовала Бэт – нежное прикосновение расширителя, совершенно неболезненное.
— Элизабет, — раздался над головой голос с еле уловимым восточным акцентом. — Как самочувствие? — весело поинтересовался Нибори, раскладывая на подносе инструменты. Женщина длинно выдохнула и сложила кисти в замок на животе.
— Вам честно ответить или солгать, чтобы вы снова не отложили операцию? — сварливо проворчала Гриссом. — Все в порядке. Я… — замялась она, — нервничаю в присутствии докторов.
— О, mitsumori, — с обиженными нотками протянул офтальмолог. — Вы мне не доверяете? Я плохой врач? — изогнул бровь мужчина. Живая мимика его выразительного лица с гладкой кожей желтоватого оттенка показала бы пациентке, что он оскорблен до глубины души. Медсестра аккуратно надела на него защитные очки, и Сайто вновь повернулся к манипуляционному креслу, с упреком рассматривая Бэт.
— Нибори, — она вздрогнула, услышав мерное гудение аппарата. — Вы не плохой врач. Зачем так близко к сердцу принимать бухтение старухи? — мужчина повеселел, а под маской растянулась улыбка.
Легким движением он активировал лазер и принялся осторожно наносить надрез. Чуть больше полутора миллиметров, никаких швов, закрывается самостоятельно и регенерируется буквально за считанные мгновения. Минут десять стояла тишина, нарушаемая лишь гулом техники, удаляющей молочно-густой налет катаракты. К удивлению Гриссом, она перестала дергаться и расслабилась, не ощущая ни малейшего дискомфорта. Японец, привыкший к работе с немолодыми пациентами, знал, насколько тяжело лишиться зрения и как сильно недуг меняет характер больного. Вот уже пятнадцать лет помогающий страждущим обрести утраченное здоровье, он научился говорить тогда, когда слова необходимы, отвлекать от гнетущих мыслей и переживаний. Возможно, его мастерство филигранно играть на нервах пришло вместе с ним из страны восходящего солнца, где предки и старшее поколение в целом являются примером для подражания и предметом непререкаемого почтения младших. Строптивые пациенты за пятьдесят часто становятся источником головной боли медработников. Но не Нибори. Он умел правильно обращаться с взбалмошными или чересчур впечатлительными подопечными, не уязвляя их достоинства.
— Джеймсу не понравится, услышь он, как его мать называет себя старухой, — ответил, наконец, доктор, недовольный тем, как она о себе отзывается. Гриссом одна из немногих, попавших в его руки больных, не воспользовавшаяся собственной слабостью, чтобы сесть на шею родственникам, и не закатывающая капризных истерик медперсоналу. Многие изумились бы, узнав, насколько широко применяется практика жалости к себе. Легко оправдаться свалившимся на голову несчастьем, чтобы вить веревки из окружающих. А сын Гриссом – истинный образец идеального японского сына – обходительный, любящий и заботливый. С его-то работой… — На моей родине – знаете, остров Хоккайдо? – женщины вашего возраста смело надевают сиромуку.
— Что, простите? — не поняла Бэт.
— Белое свадебное кимоно, — произнес Сайто, сосредоточенно рассматривая поврежденный хрусталик через микроскоп. На замену пришедших в негодность, врач, через тот же надрез ввел в образовавшуюся полость ИОЛ – интраокулярные асферические линзы, предотвращающие возникновение различных аберраций, преследующих большую часть прооперированных. Сложенные вдвое линзы из биологически совместимых материалов расправляются, заняв место удаленного хрусталика, и исполняют его функцию, оберегая сетчатку и преломляя свет. Уже через час после вмешательства Элизабет начнет различать предметы, а в течение недели зрение полностью вернется, став даже лучше, чем до факоэмульсификации. Солнцезащитные очки, ранее служившие своего рода обозначением слепого, теперь приобретут единственное назначение – украшение.
|
|
|
