10. Политический процесс при Септимии Севере

10. Политический процесс при Септимии Севере

Апрониан был обвинен на основании того, что его кормилица, говорят, видела когда-то во сне, будто он сделался императором, и он, ввиду этого, предался занятиям магией; его осудили заочно, когда он в качестве проконсула находился в Азии. Когда нам читали протокол следствия, мы нашли там имена того, кто вел допрос, того, кто рассказал сон, тою, кто слышал этот рассказ; кроме этого мы заметили, что один свидетель, между прочим, сказал: «Я видел одного лысого сенатора, который наклонился и смотрел». Слова эти привели нас в ужас, потому что свидетель не назвал никого по имени, и Север тоже не вписал никого. Все это было так неожиданно, что страх обуял даже тех, кто никогда не был знаком с Апронианом, и не только тех, у кого плешь была на макушке, но даже и тех, у кого не хватало волос на лбу. Никто не был уверен в своей безопасности, кроме обладателей обильной шевелюры; мы оглядывали тех, кто имел это преимущество, а кругом говорили: «Это вот кто; нет, вот этот». Я не скрою того, что произошло со мной в этом случае, как ни смешно это покажется: я так испугался, что стал рукой щупать волосы у себя на голове. Другие испытали подобное же беспокойство. Мы с особенным интересом высматривали тех, кто хоть сколько-нибудь казался плешивым, как бы для того, чтобы свалить на них угрожавшую нам опасность, но вдруг ликтор прибавил, что этот лысый одет был в тогy претексту. Когда указана была эта подробность, взоры всех обратились на Бебия Марцеллина, который в то время был эдилом и обладал большой лысиной. Он сейчас же встал и, выступив на середину собрания, заявил: «Если он меня видел, он, конечно, узнает меня». Эти слова вызвали наше одобрение, доносчик был введен и долгое время стоял молча перед Марцеллином, ища глазами того, на кого бы ему показать; в конце концов, по данному ему знаку, он заявил, что это тот самый. Вот каким образом уличили Марцеллина в том, что он был тот лысый человек, который смотрел: оплакивая свое несчастье, он выведен был из сената. Пройдя форум, он отказался идти дальше; здесь, обнимая своих четверых детей, он сказал им печальные слова: «Я жалею лишь об одном, о том, что оставляю вас в живых». После этого ему отрубили голову.

(Дион Кассий, LXXVI, 8—9).

11. Суд при Валентиниане I

Из многочисленных и разнообразных приговоров, некоторые отличались особенной строгостью и безжалостностью. Таково было

прежде всего дело адвоката Марина, которого присудили к смертной казни после самого поверхностного разбора его дела, за то, что он прибегнул к незаконным средствам, добиваясь брака с некоей Гиспаниллой... Сенатору Цетегу по доносу, обвинявшему его в прелюбодеянии, отрубили голову. Некто Алипий, знатный юноша, за маловажный проступок поплатился изгнанием; другие, менее знатные, подвергались публичной казни. В их судьбе каждый видел образ того, что его самого ожидает, и всем снились пытки, оковы, тюрьма...

Страх обуял всех. Все эти ужасы, совершавшиеся пока в тишине, грозили вызвать всеобщее раздражение. Тогда знать отправила к императору послов с ходатайством, чтобы наказания более соразмерялись с преступлениями и чтобы сенаторов не подвергали пытке, так как это неслыханная и незаконная мера. Когда послы в заседании совета передали это ходатайство Валентиниану, он заявил, что никогда не постановлял ничего подобного, крича, что это клевета. Тогда квестор Евпраксий очень вежливо возражал императору, и, благодаря смелости квестора, суровое постановление было отменено.

Около этого же времени префект Максимин возбудил дело против одного юноши, почти еще ребенка, Лоллиана, сына Лампадия; преступление состояло в том, что Лоллиан, по детскому неразумию, списал сборник священных формул (заклинаний). Все рассчитывали, что Лоллиан отделается изгнанием; но он, по совету отца, апеллировал к императору; дело передано было в императорский суд; это значило, как говорится, попасть из огня да в полымя. Суд производил консуляр Бетики Фалангий, и голова Лоллиана пала от руки палача.

Тарраций Басс, брат его Камений, затем Марциан и Евсафий, все люди сенаторского сословия, обвинялись все вместе в том, что помогали вознице Авхению посредством колдовства. Но, за недостатком улик, их оправдали.

Несколько знатных женщин погибли по обвинению в прелюбодеянии. Самыми известным из них были Харита и Флавиана; последняя отведена была на казнь без всякой одежды. Впрочем, палач, допустивший такое оскорбление женщины, был в наказание сожжен живьем.

Два сенатора, Пафий и Корнелий, сознавшиеся оба в том, что с помощью яда совершили преступления, были казнены по приказу Максимина. Та же участь постигла и прокуратора монеты [1]. Серик и Абсолий были забиты до смерти ударами свинцовых гирек, привязанных к ремням. Чтобы исторгнуть у них признание, Максимин обещал им, что ни железо, ни огонь не будут пущены в ход против них...
__________

[1] «Прокуратор монеты» — чиновник, заведующий монетным двором. — Ред.

Говорят, что из одного бокового окна претория всегда висела бичевка, которая служила Максимину для приема всевозможных доносов. Как бы малоосновательны они не были, всегда можно было сгубить кого-нибудь. Однажды он притворился, что выгнал двух своих служителей My циана и Барбара, отъявленных плутов. Они выдавали себя за жертв произвола, жаловались на жестокость своего господина, всюду рассказывали, что обвиняемым остается одно средство спасения: впутать в дело как можно больше знатных лиц. Чем больше будет доносов, говорили они, тем скорее все будут освобождены.

Террористическое управление продолжалось; арестам и счет потеряли. Знатные до того были напуганы, что уже одним своим видом выдавали внутреннее беспокойство. Впрочем, трудно упрекать их за то, что они до земли сгибались перед притеснителем: ведь им ежеминутно приходилось слышать, как этот озверелый разбойник кричал, что никто не может считаться невинным без его воли.

(Аммиан Марцеллин, XXVIII, гл. 1).