Заключение

Далеко не каждый исследовательский вопрос непременно должен получить положительный ответ. В настоящем исследовании гипотеза о наличии общего нюрнбергского стиля фехтования не подтвердилась, что является важным исследовательским результатом, требующим отдельного развернутого комментария. Конечно, до нашего времени дошло меньше источников, чем было фехтовальщиков в Нюрнберге во второй половине XV в. Но даже если между имеющимися текстами нет единства, то на каких основаниях предполагать, что это единство вдруг появится, если удастся расширить источниковую базу?

Отсутствие местного общегородского стиля во многом объясняется тем, что фехтование отнюдь не было массово востребованным и сверхпопулярным занятием среди городского населения германских городов вообще и Нюрнберга в частности. Помимо рассмотренной выше биографии Дюрера, хорошей иллюстрацией этому тезису служат шванки, короткие юмористические рассказы, которые служили цели развлечения и досуга широких масс населения, в первую очередь городского. Если взять три самых популярных сборника шванков XVI в. – “В шутку и всерьез” Иоганна Паули, “Дорожную книжицу” Йорга Викрама и “Общество в саду” Якоба Фрея^[87] – и посмотреть, сколько раз там упоминается фехтование, окажется, что ровно единожды, да и то не само фехтование, а фехтовальщик, комический второстепенный персонаж, единственной характеристикой которого является отсутствие глаза, что, собственно, и послужило поводом для авторского юмора, – «это каким же надо быть недалеким человеком, чтобы сознательно заниматься таким делом? », между строк проговаривает весьма популярный автор второй половины XVI в. Меж тем, к оружию персонажи шванков прибегают значительно чаще; например, разгневанный золотых дел мастер берется за меч, чтобы покарать студента, с которым мастеру изменила жена.

Здесь можно было бы формально возразить, что фехтование не попало в шванки, поскольку было очень серьезным занятием, сопряженным с угрозой жизни и здоровью, и потому не могло быть объектом шуток. Однако другие сюжеты, в основе своей тоже не юмористические, вроде появления наемника-ландскнехта в одиноко стоящем доме, где живет девушка со своей матерью и нет ни одного мужчины (различные уголовные сценарии такого визита читатель легко может представить сам), в эти развлекательные рассказы всё же попали, а вот фехтование – нет. Вывод о том, что авторы, работающие на широкую публику, фехтованием не заинтересовались, потому что сама эта публика фехтованию внимания особо не уделяла, кажется гораздо более логичным. Среди тысяч произведений нюрнбержского мейстерзингера Ганса Сакса фехтованию напрямую посвящено одно-единственное - “Разговор о фехтовании”^[88], и это совершенно закономерно.

В историм с Дюрером и его незаконченным фехтовальным трактатом это отношение к фехтованию как к маргинальному искусству отражается, как в капле воды: в Нюрнберге есть постоянно действующая фехтовальная площадка, ведется активная фехтовально-теоретическая работа, и при этом великого художника всё это заинтересовало лишь на краткий период времени в перспективе коммерческой выгоды, а как только подвернулась другие, более выгодные заказы, интерес к фехтованию тут же угас. Бои на мечах для средневекового горожанина были чем-то сродни футболу для горожанина современного: да, есть такое явление, иногда вызывает больше внимания, иногда меньше, но если сам этим не занимаешься, то в большинстве жизненных ситуаций никаких проблем из-за собственной неосведомленности в предмете не испытываешь.

В 2020 г., когда я исследовал текст Ганса Фольца, я хотел обнаружить в нем фехтование на мечах, маргинальное по отношению к магистральным линиям развития германского фехтования. Сейчас я отчетливо понимаю, насколько сильно я в тот момент заблуждался. У записок Фольца больше общего с кодексом Валлерштайна, нежели у MS 3227a с любым из этих текстов; Фольц явно не одинок. При этом не получается выделить даже локальное преемство среди нюрнбергских фехтовальщиков, а стало быть любой разговор о некой всегерманской традиции и ее магистральных линиях становится бессмысленным. “Система Лихтенауэра”, вокруг которой обычно строится современный дискурс о фехтовании в Германии, не господствовала в рамках инстуционализированных городских фехтовальных сообществ; каким образом эта “система” могла быть хоть сколько-нибудь значимой вне таких сообществ, никто до сих пор не объяснил. Все эти выводы уже получили обоснование для Франкфурта-на-Майне, теперь еще и для Нюрнберга. Последней надеждой “системы Лихтенауэра” среди крупных германских фехтовальных центров остается лишь Аугсбург; если и в нем не обнаружится устойчивого воспроизводства этой “системы”, то станет неоспоримо очевидным, что изучение “искусства Лихтенауэра” малополезно не только в плане современной фехтовальной практики, но и в смысле поисков того, как фехтовали германские бойцы на мечах в XV-XVI вв., - в целом, по-разному, но в подавляющем большинстве случаев не по Лихтенауэру.