 |
Моя блокада. Воспоминания. Над памятью — жестоко откровенной… . Блокадные дети. Реквием
|
|
|
|
Моя блокада
Нет, не «над вымыслом слезами обольюсь»,
А над судьбой недетскою — военной,
Над страшною блокадною зимой,
Над памятью — жестоко откровенной…
Я из блокады и войны,
Я знаю то, что знать не надо…
Я в ней жила, я помню все —
Какой была моя блокада…
Огонь в буржуйке догорал,
Чуть тлели крохотные угли,
И чайник быстро остывал,
И ноги почему-то пухли…
В озябший детский кулачок
Я дула, пальцы согревая,
Но холод лез из всех углов,
До мелкой дрожи пробивая…
Как старушонка, сгорбясь, я
Прошаркала к своей постели,
И, зябко кутаясь в платок,
Я дотащилась еле-еле…
Качнулась подо мной кровать,
Как довоенные качели —
Сознанье плыло в никуда…
По кругу, как на карусели.
Но, приходя опять в себя,
Я снова в очередь тащилась…
Опять жила, опять ждала…
Слезами детскими давилась…
И обмороженные руки
От боли ныли по ночам,
И холод ледяным ознобом
Блуждал по худеньким плечам…
Неправда, что не помнят дети
Все тяготы блокадных лет…
Мы — Книга памяти и боли
И детских маленьких побед…
Л. Пожедаева
Воспоминания
Воспоминанья хлынули лавиной…
Они способны раздавить меня.
Война, блокада, страхи и болезни,
Берггольц, бомбежки, лютая зима…
Подружка по блокадной коммуналке,
Огрызки довоенных карандашей…
И на дрова поломанные стулья,
Вода, к утру замерзшая в ковше.
Стихи и сводки, голос Левитана…
Смерть бабушки и наш истошный крик…
Буржуйка, кипяток… истерзанный младенец…
В углу у бабушки печальный Божий Лик…
125 святых, бесценных граммов
Святого Хлеба… очередь за ним…
Вода из грязного растопленного снега
|
|
|
И похожденья долгие за ним…
Постель холодная и комната без света.
И мышь голодная без страха… на столе…
«Тарелка» репродуктора на стенке
И светомаскировка на окне.
Стук метронома жесткий и тревожный,
И вой сирены, и смертельной страх…
И мама неестественно худая,
И тетя Ксенья в стареньких очках…
Собачий суп и варево из клея,
Украденные карточки на хлеб…
И одиночества тягучие недели.
На грани смерти мой голодный бред…
Машина, Ладога, кругом вода, теплушка,
Болезнь мамы… стук колес и… вши…
И госпиталь — плавучие палаты,
И боль чужая, смерть… и вопль Души.
Нет, и детей война не пощадила.
Нас повзрослеть заставила нужда.
Я стала малолетнею старухой…
Все видела… все знала… все могла…
Воспоминанья хлынули лавиной,
Они способны раздавить меня…
И вспоминать не хочется блокаду —
Все снова пропускать через себя…
Л. Пожедаева
Блокада
Чёрное дуло блокадной ночи…
Холодно, холодно,
холодно очень…
Вставлена вместо стекла
картонка…
Вместо соседнего дома —
воронка…
Поздно.
А мамы всё нет отчего-то…
Еле живая ушла на работу…
Есть очень хочется…
Страшно… Темно…
Умер братишка мой…
Утром… Давно…
Вышла вода…
Не дойти до реки…
Очень устал…
Сил уже никаких…
Ниточка жизни натянута тонко…
А на столе —
на отца похоронка…
Н. Радченко
Блокадные дети
Еще была не прорвана блокада
Девятисот душивших город дней,
И к нам везли ребят из Ленинграда,
Таких худых, что некуда худей.
Одни глаза из голубого неба
С недетскою тоскою в глубине,
И руки, потянувшиеся к хлебу,
И робкий шепот: «Это мне?! Все мне? »
Я помню, мама с чугунком картошки
Застыла, без кровиночки бела,
Когда они невидимые крошки
Ладошкой собирали со стола.
Нам ничего выдумывать не надо,
Хватили все мы лиха здесь и там.
|
|
|
Но как представить тот паек блокадный —
Сто двадцать пять ничтожно малых грамм.
Земной поклон всем, пережившим это,
И не дожившим наш поклон земной.
Сегодня преклонилась вся планета
Перед великой стойкостью людской!
Г. Раткун
Реквием
Я это знаю не по слухам,
Я помню этот особняк
На ГейслерОвском... Ремеслуха...
Не забывается никак...
Пришли мальчишки после смены,
Свалил их сон. А через час
Без объявлений, без сирены,
Их дом насквозь прошил фугас.
И страшный пир огня и стали
Двутавры в дуги искривил.
Лишь стены бурые остались,
Как будто краска — на крови.
Судьба к ним снизошла: их веки
Не разомкнул ни гром, ни стон...
И вот уж больше полувека
Их беспробудный длится сон.
Вставайте, дети! Солнце светит,
И нет войны, и тишина!
Вставайте, дети! Вас от смерти
Спасёт родимая страна!
Вставайте, дети! Завтрак подан!
Живее, стол — на восьмерых.
И будет булка, с маслом, с мёдом,
А не блокадный чёрствый жмых...
Напрасен зов. Они не слышат...
Неугасима сердца боль
За тех ремесленных мальчишек,
Курносых, стриженых под ноль.
На Гейслеровском нет мемориала,
Но не кипит во мне гражданский пыл:
Мемориалов по стране — немало,
А боле — неухоженных могил.
Кружила смерть над детскими садами,
Трамваи, что битком — не продохнуть,
Снаряды разрывали, и ручьями
Вдоль рельсов кровь вершила жизни путь.
Что Ленинград, войною разорённый?
У нас, у всех — «особенная стать»:
Потери на десятки миллионов
Привыкли бесшабашно мы считать.
Болит душа, не заживает рана,
Суров и скорбен поминальный тост...
От Бреста — на восток, до Магадана
Одна страна, один большой погост.
Я приеду в мой город, пройду Гейслеровским проспектом —
Пиккадилли трущоб Петроградской моей стороны,
Мрачноватым, но, всё же, по-своему добрым и светлым,
Где дороги заметны, и где бездорожья видны.
Всё здесь памятно мне: каждый дом, подворотня и садик.
Здесь любил я когда-то, и был, несомненно, любим.
Есть особая радость: родиться и жить в Ленинграде,
Есть особое горе: подолгу не видеться с ним.
Пусть Россия — не сад Эпикура, сравнения — лишни:
И поныне лютует нужда и бесчинствует смерть.
|
|
|
Как России нужны не спасённые ею мальчишки!
Как нужна была им этой жизни земной круговерть!
Тот, кто выжил, — счастливец. И, льготам копеечным рады,
Хоть на сердце печаль, да нещадно болит голова,
Доживают свой век уцелевшие дети блокады,
Где державно и плавно несёт свои воды Нева.
М. Резницкий
* * *
Я — житель блокадного Ленинграда.
В то время — воспитанник детского сада.
Мы знали: в тяжелое время блокады
И взрослым, и детям — держаться надо.
Старались детишек кормить получше:
Бывал на обед хоть пустой — все же супчик.
В судочке дорогой давно мне знакомой
Я супчик тащил — из детсада к дому.
И тут, как назло, почти рядом — грохот.
Упал я на снег. Ах, как было мне плохо!
Совсем не от боли — меня не задело;
И не от испуга — привык к обстрелу.
Но суп! И ревел от несносной досады
Я — житель блокадного Ленинграда.
В. Репин
|
|
|
