Возникновение польского языка и праславянское наследие в нем

Зачатки языковой традиции, из которой вырос польский язык, восходят к незапамятным временам, к той эпохе, когда предки всех народов, говорящих в исторические времена на так называемых индоевропейских языках, пользовались, в сущности, одним общим языком. После того как связи между этими народами ослабели, языковые предки поляков сохраняли все же в течение некоторого времени связь с предками не только других славянских народов, но и балтийских, а по отделении от балтов, на протяжении сравнительно долгого периода, тесную языковую общность с прочими славянами. Этот, так называемый, праславянский период предопределил образование основного типа грамматического и лексического строя всех славянских языков, в том числе и польского. Дальнейшее сужение круга языкового развития до западнославянских наречий и - в этих рамках - до наречий лехитских племен не вызвало уже столь глубоких изменений и новообразований в структуре языка, как праславянская эпоха. Поэтому, чтобы понять то положение вещей, которое польский язык унаследовал от прежних времен, нужно принять за исходный пункт для последующих рассуждений состояние праславянское, т. е. то, которое, вероятно, существовало в конце периода праславянской языковой общности.

Сопоставление современного состояния грамматической и лексической структуры польского языка с праславянским состоянием, при учете не только исторически уловимых изменений, но и более старых западнославянских и лехитских новообразований, позволит нам установить пути развития польского языка от времени его обособления и превращения в самостоятельную диалектную группу вплоть до наших дней. При этом картина развития языка на протяжении более тысячи лет развернет перед нами и ход развития народной культуры в течение данного периода. Это будет весьма ценным восполнением ее истории, особенно для древнейших времен, поскольку сведения о них из других источников или скудны, или вообще отсутствуют.

Проводя сравнение грамматической системы современного польского языка с той, которую унаследовали предки современных поляков от праславянской эпохи, мы должны констатировать, что происшедшие в ней изменения относительно невелики: структурный остов остался в основном тот же. В области фонетики важнейшие изменения, касающиеся праславянских гласных е, ё (т. е. долгого е, так называемого "ять"), произошли еще до того, как порвалась связь между польскими и остальными лехитскими наречиями (переход праслав. ё > а и праслав. е > о в положении перед твердыми зубными согласными при одновременном совпадении этих гласных в других позициях в звуке е). Этим путем возникли характерные для польского языка чередования гласных е//а (ср. bielic//biaty, mierzyc//miara и др.) и е//о (ср. ziele//zioto, zenic//zona и др.), которых в праславянском языке не было.

Ещё одним важным изменением в области гласных, корни которого восходят к праславянской эпохе, но результаты развились лишь на почве восточнолехитских (польско-кашубских) наречий еще до окончательного сформирования польского языка, является эволюция праславянских редуцированных i и u, обозначаемых обычно в научных трудах буквами ь, ъ, заимствованными из кириллицы (староцерковнославянского алфавита) и именуемыми "ерь" и "ер" (как они в этом алфавите и называются). Эти редуцированные звуки, бывшие некогда в праславянском языке гласными более краткими, чем другие краткие гласные, с течением времени подверглись еще большей редукции, особенно в конце слов и в положении перед слогами с гласными полного образования. Наоборот, в положении перед слогами, которые сами содержали ъ или ь в слабом положении, эти редуцированные усилились в своем звучании, достигнув длительности прочих кратких гласных. Таким образом, после распада праславянской языковой общности отдельные диалектные группы унаследовали редуцированные в двояком положении: слабом и сильном. Слабые редуцированные почти всюду исчезли, а сильные развились в гласные полного образования с различными оттенками звучания в разных областях славянской территории. В восточнолехитских наречиях, из которых образовались польские и кашубские говоры, слабые редуцированные исчезли бесследно, а сильные перешли в е, следующее за мягким или твердым согласным (в зависимости от того, восходят ли они к ь, соответствующему первичному праслав. Ђ, или к ъ, соответствующему праслав. и); ср., например, pies из праслав. рьЂ, bez из праслав. bъгъ. Новое е с самого начала явственно отличалось от е, возникшего из праслав. е или ё, двумя признаками: 1) оно никогда не чередовалось ни с а, ни с о; 2) оно стало беглым, т. е. в одних формах данного слова е выступает, в других же его нет, например pies//psa, bez//bzu. Эта особенность является результатом праславянского чередования слабых и сильных редуцированных в ряду форм тех слов, которые в соседних слогах имели по два или более редуцированных: если в именительном падеже единственного числа существительных мужского рода конечный редуцированный ослабел (а впоследствии в связи с этим и исчез), то редуцированный предшествующего слога становился сильным и в дальнейшем переходил в польском языке в е, например: праслав. рьs(ъ) = польск. pies, праслав. bъs(ъ) = польск. bez. В родительном же и остальных падежах, оканчивающихся на гласный полного образования, редуцированный в слоге перед флексией был слабый (а впоследствии на польской почве и исчез), например: праслав. p(ь)sa = польск. psa, праслав. b(ъ)za = польск. bzu. В словах с большим количеством соседствующих друг с другом редуцированных эти чередования приняли более сложную форму; ср., например, праслав. p(ь)sъk(ъ) = стapoпольск. psek, род. п. pьs(ъ)ka = польск. pieska; праслав. s(ь)wьc(ь) = старопольск. и диал. szwiec, род. п. sьw(ь)ca = польск. szevca, и др. В новом польском языке, во избежание слишком большого различия в звучании именительного и остальных падежей, формы чрезмерно отклоняющихся именительных падежей psek, szwiec заменены новообразованиями, построенными на формах остальных падежей: piesek, szevc и диал. szewiec и т.п. Прочие праславянские гласные, а именно а, о, u, i, у, также носовые е и о, перешли в польский язык в основном без изменений; те же изменения, которые в них произошли в дальнейшем развитии польского языка, относятся к более поздним временам.

С развитием гласных связано в значительной степени и развитие так называемых слоговых согласных. В праславянском языке их было два, каждый в двух вариантах, твердом и мягком; это были r и l мягкие и твердые. От обычных r, l они отличались не произношением, а своей ролью в слоге: подобно гласным они могли быть вершиной, т. е. наиболее сильной частью слога (такие слоги известны и ныне в чешском и сербо-хорватском языках; ср., например, чеш. krk и польск. kark, чеш. vlk и польск. wilk, сербо-хорв. срб и русск. серб). В лехитских наречиях эти слоговые согласные не сохранились, перейдя в сочетания гласного с r или с l: праславянское слоговое r твердое развилось на всей лехитской территории в аr (ср. праслав. krkъ = польск. kark, праслав. grbъ = польск. garb), а мягкое r подверглось расщеплению, перейдя в положении перед твердыми зубными согласными в аr, наряду с первичным твердым r, а перед другими согласными в -'ir-, из которого позднее, на польской почве, возникло сочетание -'еr- (или -'erz; ср. праслав. wrchъ = польск. wierzch и диал. wirch). В польском языке этим путем образовалось чередование групп -ar-//-'ier-; ср., например, праслав. twrdь = польск. twardy//twrditi = twierdzic, праслав. mrtwъ = польск. martwy//smrtb = smierc. Праславянское слоговое l, как твердое, так и мягкое, развилось у западных лехитских племен в -оl-, но на польской почве оба эти варианта претерпели иное и более сложное развитие. Так, в положении после зубных согласных оба l перешли в -lu-, например: праслав. stjръ = польск. slup, праслав. sjnьce = старопольск. slunce (позднее slonce), праслав. tlka = польск. tluke, праслав. dlgь = польск. dlug и др. Праславянское твердое l после заднеязычных согласных перешло в -еl-, например: праслав. klbasa = польск. kielbasa, праслав. glkъ = польск. zgielt, праслав. chlpiti = польск. chetpic sie. В положении после губных праслав. l твердое дало -оl-, например: праслав. mlwa = старопольск. molwa (ныне mowa), праслав. plkъ = старопольск. Polk (собственное имя, наряду с pelk//Swietopelk). Праслав. l мягкое также подверглось расщеплению: перед твердыми зубными согласными оно перешло в -еl-, откуда после cz, z, sz развилось -оl- (праслав. рlпъ = польск. pelny, праслав. wl'na = польск. welna, праслав. с1'пъ = польск. czoino, праслав. zltъ = польск. zolty и др.), а перед другими согласными - в -il- (праслав. wlkъ = польск. wilk, праслав. ml'cati = польск. milczec и др.).

Если к указанным изменениям добавить еще перестановки гласных в первичных сочетаниях оr- и оl- в начале слов и в сочетаниях -or-, -оl- и -еr-, -еl- внутри слов (ср., например, первоначальное праслав. ordio = польск. radlo, праслав. огl´а = польск. radlo, праслав. orla = польск. tokiec, праслав. olъpdъ = польск. tabedz, праслав. worta = польск. wrota, праслав. inoltъ = польск. mtot, праслав. bergь = польск. brzeg, праслав. melko = польск. mieko), которые, как нам известно из предыдущего изложения, произошли еще до окончательного распада праславянской языковой общности, то мы получим более или менее полную картину того, что унаследовал польский язык в области вокализма от эпохи, предшествующей его самостоятельному развитию.

Рассмотрим теперь изменения в согласных. В части согласный польский язык унаследовал праславянский фонд с еще меньшими изменениями, чем в части гласных. Оставляя в стороне те изменения, которые произошли еще в эпоху диалектной дифференциации праславянской языковой общности, а именно переход нового смягченного s в s, а также сочетаний -tj- и -dj- в с и dz в северо-западных наречиях, в качестве новообразования, характерного для лехитских и, особенно, восточнолехитских наречий, из которых возник польский язык, следует назвать усиление и закрепление мягкости согласных р, b, rh, t', d', ri, s, z, r, смягчение которых было обусловлено исключительно положением перед гласными переднего ряда (е, ё, е, i, ь), а также перед мягкими слоговыми r и l, но никогда не появлялось перед остальными гласными (а, о, и, у, ъ) и перед твердыми слоговыми r и l. Эта строгая зависимость от смягчающего влияния последующих гласных исчезла на почве лехитских наречий, когда вследствие известного нам уже расщепления гласных е, ё, е и мягкого слогового r такие смягченные согласные во многих случаях оказались в положении перед гласными заднего ряда а (из ё), о (из е); ср., например, siano из праслав. seno, niosg из праслав. nesp. С этого момента мягкость данных согласных стала уже независимым и постоянным их свойством, косвенным подтверждением чего служит тот факт, что перед вновь образовавшимися тогда гласными переднего ряда, а именно перед е из ъ и перед -et- из слогового l, согласные р, b, m, t, d, n, s, z, r смягчению не подвергались (ср., например, bez из праслав. bъгъ, реtnу из праслав. р1'пъ). Вне этого польский язык унаследовал всю систему праславянских согласных без изменений. Следовательно, кроме перечисленных смягченных согласных р, b, m, w, t', d', n, s, z, r, l, он унаследовал и соответствующие им твердые р, b, m, w, t, d, n, s, z, r, l (l), а также твердые заднеязычные k, g, ch и, наконец, старые мягкие с, s, z, c, dz. Вместе с тем польский язык сохранил и свойственные праславянскому языку чередования согласных в рамках морфологических изменений одних и тех же или родственных слов (с соответствующими фонетическими изменениями): р//р', b//b', m//m' (например, chlop//chlopie, grob//w grobie, grom//w gromie, row//w rowie и др.), t//t' (откуда позднее в польском языке с), d//d' (польск. dz), n//n', s//s', z//z' (например, mlot//w miocie, woda//wodzie, rana//ranie и др.), r//r' (из которого впоследствии образовалось польск. rz), l:l' (польск. l//l например, mara-//marze, kolo//w kole и др.), s//s, z//z, t//c; d//dz (например, pisac'//pisze, mazac'//maze, kolatac//kotace, wladac//wladza и др.).

В области словообразования и словоизменения польский язык первоначально сохранил почти весь состав форм, унаследованных от праславянской эпохи. Здесь мы не можем вдаваться в подробную характеристику этого состава, во-первых, потому, что это потребовало бы чрезмерного углубления в детали, во-вторых, из-за невозможности точно установить, что именно из праславянского наследия подверглось изменениям (вначале, конечно, незначительным) уже на первых порах обособленного развития польского языка, а что изменилось лишь на протяжении последующих столетий. Сколько-нибудь обстоятельное ознакомление возможно здесь лишь в отношении более позднего периода развития польского языка, когда наличие письменных памятников позволяет уже ориентироваться в составе форм словообразования и словоизменения, какими располагал язык, и дает возможность сравнения с состоянием праславянским.

В лексике мы видим такую же ситуацию. Но поскольку лексика вообще хорошо отражает состояние и характер народной культуры в ту или иную эпоху, мы должны попытаться установить, какой же состав слов был унаследован польским языком от праславянской эпохи. Это даст нам возможность составить себе представление о степени развития культуры, унаследованной польским народом от его праславянских предков, и ознакомиться в известной мере с той основой, на которой в позднейшие века развивалась материальная и духовная культура Польши, а с нею вместе и язык, наиболее совершенное средство внешнего проявления этой культуры.

К сожалению, точное или даже приблизительное установление лексического состава, непосредственно перешедшего в польский язык из праславянской эпохи, невозможно за отсутствием источников, позволяющих нам составить себе ясное представление о том словаре, которым пользовался польский язык в древнейшую, дописьменную эпоху своего существования. Даже в более позднее время наиболее старые памятники польской письменности обладают столь бедным и односторонним запасом слов, что на их основе трудно установить, каким преобразованиям подвергалась в это время польская лексика и в каком отношении она находилась к тому, что перешло в нее от праславянской эпохи.

Единственный путь, который может приблизить нас к нашей цели,- это взять за отправную точку элементы праславянской лексики, сохранившиеся в польском языке до настоящего времени. Только это даст нам конкретные основания для сравнений: с одной стороны, у нас есть праславянский словарный состав, в общем научно установленный на основе сравнительно-этимологических исследований, с другой - современная живая лексика, которая преимущественно в области языка образованных слоев населения, достаточно изучена и проанализирована. Правда, такое сопоставление не даст исчерпывающего ответа на наш основной вопрос, поскольку оно не определяет отношения древнейшей польской лексики к лексике праславянской, но оно проливает свет на другой вопрос, который не может нас не интересовать с точки зрения современной. Определив, хотя бы приблизительно, что именно сохранилось в нынешней лексике от лексики праславянской, мы сможем до известной степени установить, какие элементы культуры праславянской эпохи удержались до сих пор в нашей культуре.

Рассматривая этот список слов с грамматической точки зрения, мы находим в нем более 1000 существительных, 460 глаголов, 170 прилагательных и 80 слов из прочих частей речи. Но для нас интереснее, конечно, группировка этих слов в семантическом отношении, так как она проливает некоторый свет на историко-культурные вопросы, связанные с праславянским наследием. Характерно, что из этих 1700 слов праславянского происхождения лишь около одной десятой (178) относится по своему значению к внутренней, духовной жизни человека, тогда как свыше восьми десятых (1450) касается внешнего (физического) мира и внешней (материальной) жизни человека; остальные слова (около 100) служат для обозначения грамматических категорий и отношений (местоимения, числительные, союзы, предлоги) и для историко-культурных выводов непосредственной ценности не представляют.

Из такого количественного распределения сохранившихся от праславянской эпохи слов на две основные семантические категории вытекает, естественно, прежде всего тот простейший вывод, что в нашем современном языке мы удерживаем из праславянского наследия гораздо больше элементов из явлений внешнего мира и материально-общественной культуры, чем из мира духовного (рассудочно-эмоционального). Этот вывод никого не должен удивлять: ведь несомненно, что в праславянскую эпоху, т. е. приблизительно в VI в. н. э., культура наших предков строилась в гораздо большей степени на переживаниях, связанных с внешним миром, окружающим человека, чем на его духовной жизни, которая в то время была относительно бедной и односторонней. Следовательно, во второй области число унаследованных слов должно было быть, естественно, значительно меньше, чем в первой, и нет ничего удивительного в том, что и теперь они занимают так мало места в совокупности праславянских пережитков в польской лексике. Ближайшее рассмотрение семантических категорий, которые выступают среди сохранившихся от праславянской эпохи слов, позволит нам установить с еще большей точностью, какие именно элементы этого общеславянского наследия удержались в польском языке. Мы не будем рассматривать здесь все слова нашего списка, а ограничимся важнейшими и наиболее показательными группами из них.

Вначале остановимся на области духовной жизни, хотя она и была, как мы уже подчеркивали, относительно бедной, мы сохранили от праславянской эпохи довольно большой список названий, выражающих отвлеченные понятия, среди которых на первый план выступают понятия духа (duch, dusza), духовных способностей (rozum, czu-cie, wola) и их основных функций (mysl, pamiec, chec, wiara, nadzieja, mitosc, nienavisc, gniev, strach, zai, radosc, wstyd). Далее мы находим здесь главные понятия из области религии и этики (bog, czart, bies, grzech. Mad, prawda, wina, kara, raj, piekto, modty, dziw, cud, mara) и, наконец, ряд основных понятий о мире и жизни человека (byt, zycie, smierc, poczatek, koniec, stan, czas, swoboda, niewola, postac, osoba, znak, imie, tad, czesc, chwata, slawa, viesc, wiedza, nieviedza, mqdrosc, starosc, mtodosc, moc, sUa, trod, twor и др.), а также его духовных качеств и пороков (dobry, zfy, madry, gtupi, szczodry, skapy, pilny, lenhvy, mity, luby, szczery, chytry, swiadomy, tajny, tagodny, srogi и др.). Мы видим, что этот запас отвлеченных понятий, хотя он и не слишком велик, все же говорит о том, что уровень духовной жизни, достигнутый праславянскими предками поляков, был сравнительно высок, если и в современном языке мы обнаруживаем столько слов этой группы праславянского происхождения. Мы видим также, что в этом наследии содержались уже все основные логические понятия, которые создали основу для будущего, столь бурного развития интеллектуальной и моральной культуры.

Как можно видеть, в основе этого словарного состава лежала унаследованная от праславян культура, типичная для оседлого, земледельческого народа, общественное устройство которого зиждилось на родоплеменных началах. Неудивительно поэтому, что в тех областях жизни, которые теснее всего были связаны с этой культурной подосновой, поляки до сих пор удержали наибольшее количество элементов от праславянской эпохи. Естественным отражением этого является тот относительно большой состав праславянских слов, которые все еще употребляются нами в измененной, правда, фонетической оболочке, но в первоначальной форме и в первоначальном по существу значении.

Совершенно ясно, что на заре самостоятельной общественно-культурной жизни польского народа, когда польский племенной комплекс только что обособился от общеславянского массива и когда его культура начинала пролагать себе самостоятельные пути развития, связь с праславянскими культурой и языком была гораздо теснее, а следовательно, и запас праславянских слов в неизмененной форме и в неизмененном значении должен был составлять значительно больший процент польского словаря, чем в настоящее время.

Однако с течением времени, по мере того как культурное развитие Польши охватывало все более обширные области и шло путями, все далее отклонявшимися от намеченных праславянскими предками, польская лексика, применяясь к новым жизненным потребностям, росла и обогащалась благодаря собственному и самостоятельному творчеству. Вследствие этого процент употребляемых в ней праславянских слов постепенно уменьшался, пока не дошел с течением столетий до своего современного состояния. На протяжении всего этого исторического развития основной материал польского лексического творчества составляли, разумеется, и составляют поныне главные словообразовательные элементы (корни, суффиксы и префиксы), доставшиеся нам от праславянской эпохи. Из них мы, в меру жизненных потребностей, создаем новые связи и сочетания, образующие новые слова, непосредственно, конечно, неизвестные нашим праславянским предкам, но строго ориентированные на унаследованные от них словообразовательные типы.

Эта праславянская традиция и сейчас еще противодействует различным, наплывающим главным образом извне словообразовательным тенденциям, если они не соответствуют тому, что обычно называется «духом языка» и что представляет собой не что иное, как известную подсознательную приверженность к древним языковым навыкам. Это относится, например, к сложным словам, которые в условиях современности, особенно в области техники, хотя и кажутся весьма удобными и желательными, но ощущаются все же польскими массами как неудобные и "тяжелые", очевидно, потому, что праславянская языковая традиция передала нам сравнительно мало таких образований.

Подводя итог, можно сказать, что праславянское наследие было и остается самым производительным элементом построения польской лексики, его стержневым устоем, вокруг которого группируются не только более новые собственные словообразования, но и всевозможные чужеземные элементы; последние в течение столетий, по мере культурного сближения с другими народами, проникали и проникают в язык, воздействуя прежде всего на его лексику и в значительно меньшей степени на его грамматической строй.

Древнейшая волна таких чужеземных проникновений в язык относится еще к эпохе праславянской общности, и польский язык унаследовал их вместе со всем праславянским словарным фондом. Это было естественным отражением тех культурных отношений, которые в различные периоды связывали праславянское население с другими племенами. Так как наиболее тесным и длительным было соприкосновение праславян с германцами, то в этом древнейшем слое чужеземных заимствований и оказывается наибольшее количество германских элементов, преимущественно готского происхождения. Сюда относятся такие польские слова, как ksiadz (первоначально wladca, ср. нем. Konig), pieniadz (нем. Pfennig), szelag (англ. shilling), mosiadz (нем. Messing), старопольск. szlom (helm), miecz, kupic (нем. kaufen), skot (нем. Schatz "сокровище", перенесенное у славян на "скот"), izba (старопольск. istba, ср. нем. Stube), tyn, lek, szklo, kociel, lew, wielblad, osiel и др. Своим значением они свидетельствуют о тех отношениях, которые соединяли славян с германцами: это были отношения военные и торговые, а отсюда и заимствованные названия оружия, товаров и платежных средств, причем эти две области не всегда можно было точно разграничить. Торговля часто связывалась с разбоем, а потому, например, нем. hansa "союз, дружина (купеческая)" превратилось в устах славян в слово chasa "разбой", которое в этом значении существовало в польском языке еще в XV в. (вместе с производным chasba "грабеж"), а в сербском - в слово хуса, откуда хусар "разбойник" (отсюда венгерское название тяжелой и легкой конницы, заимствованное, в свою очередь, поляками в форме husarz).

Связи славян с другими соседними племенами были менее тесными, а потому праславянский язык сохранил от них меньше заимствованных слов. Все же мы можем назвать несколько слов иранского происхождения, заимствованных у скифов или сарматов, например: kur, socha, topor, и несколько больше слов латано-греческого происхождения: wino, koleda (лат. calendae), pogan(in) (от лат. paganus), cesarz (лат. caesar), korab (от греч. χαρατον), воспринятых, очевидно, в связи с теми торговыми сношениями, которые приводили римских и греческих купцов через славянские территории к Балтийскому морю и Днепру.

Мы не будем вдаваться здесь в более детальное рассмотрение вопросов, связанных с этими заимствованиями, тем более что, с точки зрения польского языка, все они, хотя по происхождению и чужеземные, целиком входят в праславянское наследие: все эти слова были в то время уже усвоены и настолько переработаны по принципам славянской фонетики, что в рамках польского языка внешне ничем не отличаются от исконно праславянского словарного состава. И только углубленный научный анализ может показать, что эти слова являются заимствованиями из чужих языков, этимологически не связанными с исконно праславянским словотворчеством.