 |
Естественно-системные основы ментальности 7 глава
|
|
|
|
Существующие в обществе экономические и социальные интересы также условно можно разделить на три группы: людей наемного труда низкой квалификации; людей, занимающихся крупным бизнесом и смыкающихся с политико-управленческой элитой и, наконец, интересы тех, кто относится к среднему слою общества. Соответственно существует деление предпочтений людей, их политических пристрастий и взглядов на левые, правые и центристские. Левыми в современном обществе считаются те, кто выступает за полное социальное равенство, экономической основой которого является общественная, государственная собственность; правыми – те, кто настаивает на сохранении общественного неравенства, обеспечивающего неограниченную индивидуальную свободу, в том числе свободу частного предпринимательства и частной собственности. С учетом этого, центристами следует считать тех, кто выступает за баланс того и другого, социальную справедливость, сочетающую, согласно Аристотелю, равенство и неравенство в определенных соотношениях: равенство для равных и неравенство для неравных и обеспечивающую пропорциональность распределения собственности, благ и власти. Центристский подход предполагает, например, что экономика, совмещающая механизм саморегулирования с комплексом корректирующих его средств общегосударственного воздействия, более продуктивна и социальна.
Думается, что у зарождающегося центристского движения в нашей стране будет много сторонников; в среде народонаселения преобладает люди умеренных взглядов, руководствующиеся собственным здравым смыслом, а не лозунгами тех или иных политизированных партий и движений.
Чтобы преодолеть характерные для нашего времени шарахания из одной крайности в другую, не осуществлять экономические и социальные преобразования в крайне правом или крайне левом исполнении в ущерб интересам подавляющего большинства людей, всем нам важно осознать такую безусловную ценность, которая именуется центризмом. Сегодняшняя ситуация требует внимательнее присмотреться к философии и практике центризма.
|
|
|
Его Святейшество Далай-лама XIV, лауреат Нобелевской премии, в своей работе «Буддизм на пути с Востока на Запад» высказывался: «Не следует впадать в одну из крайностей – нехорошо быть слишком консервативным, также, как и слишком радикальным, – надо идти средним путем. И вообще в любом отношении очень важно выбрать умеренную середину…» (Тензин Жамцо. Буддизм на пути с Востока на Запад (Из произведений Далай-ламы XIV) // Гаруда. 1992. №1. С. 22). Тип развития, характеризующийся борьбой антагонистических сил, сегодня должен замениться новым типом, сердцевину которого составляет движение через согласие, совместимость, соразвитие. Соответствует такой установке концепция превращения диалектики сопротивления в диалектику сотрудничества.
Как возможно сосуществование (тождество) противоположностей, как возможна их «борьба» и их слияние в новую категорию, – вопросы не из легких и, кажется, неразрешенных в диалектической логике и философии. Сам диалектический принцип, очевидно, таков, что в известной формуле «единство и борьба противоположностей» обожествление второго варианта («непримиримой» борьбы) ничуть не лучше и не разумнее, нежели обожествление первого варианта («примирения» и «опосредования»).
Непревзойденным в истории философии, как нам представляется, остается все же сам родоначальник диалектики Гераклит Эфесский. Рассматривая материальный мир в его становлении и развитии, Гераклит сосредоточивает внимание и на внутреннем механизме этого процесса, приходит к весьма важному выводу: «Враждующее соединяется, из расходящихся – прекраснейшая гармония, и все происходит через борьбу». Ни Гегель, ни Маркс при всей своей любви к античным символам и аллегориям и при глубокой симпатии к Гераклиту не увидели глубочайшего символа Лука и Лиры, в котором Гераклит показывает, как из противоположностей рождается гармония.
|
|
|
Взаимополагание и взаимоотрицание постоянно сталкивающихся в действительности процессов – суть сложная диалектическая проблема. Как говорится, во всем необходимо проявить чувство меры, стараться серьезно, глубоко и всесторонне предвидеть последствия принимаемых решений.
Методология центризма, которую мы проповедуем, противостоит логике «или – или». Она скорее олицетворяет тактику «и – и», «и то, и другое», пытаясь объединить то рациональное, что содержится в противоположностях, в противоположных суждениях и действиях людей. Стремление избежать крайностей, стало быть, и составляет истоки центризма, воплощающего разумную философию компромисса. Общество в идеале, к которому мы стремимся, – это целостное, управляемое и вместе с тем децентрализованное свободное, гуманистическое образование.
КОНТУРЫ СОЦИАЛЬНОГО ДИЗАЙНА КАК НОВОЙ РЕАЛЬНОСТИ
Шишкина-Ярмоленко Л.С., СПбГУ; Ярмоленко А.Д., СПбГХПА
Термин «социальный дизайн» на грани 80-х и 90-х годов ΧX века обозначал одно из направлений дизайна, в котором художественное проектирование среды должно было отражать конкретные интересы взаимодействующих с нею людей. В таком понимании термин оказался избыточным, так как дизайн в отличие, скажем, от живописи уже нацелен на удовлетворение массового спроса населения на эстетизацию среды обитания. Однако оказалось возможным совершенно иное прочтение этого словосочетания, с достаточной точностью фиксирующее общее состояние ментальности на грани третьего тысячелетия, усиленное с начала ΧXI века. Маркируя определение «социальный», то есть меняя доминанту в смысловом поле термина, мы получаем новый концепт: социальное творчество человека, имеющее эстетические параметры, или творение собственной жизни, сообразуясь с высокими критериями красоты и гармонии.
|
|
|
В таком ракурсе социальный дизайн обозначился в последние годы как теоретическое и научно-практическое направление на стыке социологии, лингвистической антропологии и дизайна: его область – социология личности, методы выкристаллизовывались внутри лингвистической антропологии; критерии заимствованы из дизайна.
Фактически при этом происходит смена объекта дизайна, которым становится человек в его внутреннем развитии, воплощающемся в активном изменении социальной среды по эстетическому критерию. Стиль жизни провозглашается одной из основных категорий социального дизайна, согласующей внутренний рост человека с проявлениями социальной среды и воплощающейся в осознанной гармонизации жизненного пространства.
Является ли такое понимание социального дизайна закономерным и актуальным?
Дизайн как направление сложился в середине ΧΧ века и стал неотъемлемым атрибутом повседневности, характерной чертой быта. Постоянное обновление дизайна, его вездесущность кажутся фантастическими при кратковременности его исторического существования. Популярность дизайна обусловила появление исследований, связанных с его социальными, философскими и методологическими основаниями.
Однако сегодня приходится констатировать, что серьёзной теоретической базы у дизайна в отличие от архитектуры нет. Более того, массовость и неумеренная востребованность грозят вырождением дизайна в упаковку. Это обусловлено, по-видимому, сложностью самой области его действия, которая концентрируется вокруг внутренней границы пространства «человек – вещь».
В традиционном обществе всякая вещь сакральна, так как через неё и благодаря ей осуществляется символическая связь человека с Целым. Сущность символизма вещи обусловлена общим представлением об устройстве мира выработанным родовым сознанием. С развитием цивилизации и разделением мира на сакральное и профанное вещь в повседневной жизни утрачивает свой сакральный смысл и становится полностью функциональной, теряя при этом свой символизм. В противовес функциональности обыденной вещи формируется вещь как предмет искусства, уникальность её подчёркивается, а в форме воплощаются индивидуальные особенности образа мира её создателя. Вещь внутри искусства вновь обретает символический смысл, который формируется автором и от автора. Здесь, как известно, главенствует прямая перспектива.
|
|
|
В начале ХХ века в связи с формированием новой массовой позиции субъектов познания вне дистанции с миром, в резонанс с жизнью, наиболее проницательным художникам удаётся войти в поток архетипической логики творения и прозреть его начальные формы. И здесь знаменательна безусловная дополнительность творчества Казимира Малевича, отразившего в своих супрематических элементах и композициях исходные формы, и Василия Кандинского, увидевшего в движении света и цвета динамическую сущность творческого акта.
Третьим углом этого треугольника, безусловно, является искусство Павла Филонова, сумевшего воплотить процесс формотворчества в его целостности.
Естественно, что проекция архетипических структур и процессов в план профанного делает творчество этих художников лишённым национального своеобразия. И это ещё раз подтверждает идею Вильгельма фон Гумбольдта о единстве архетипических структур внутренней формы языков. Национальные различия обеспечиваются способами использования этих структур, типом их функционировании в процессе порождения речи, что обусловлено образом жизни народов и спецификой кормящего ландшафта.
Современный дизайн унаследовал от великих деятелей авангарда именно эти общепонятные, вненациональные черты: скупость формы, прорисованность силуэта, графичность цветовых решений, обеспечив внедрение эстетики в повседневную жизнь. Однако безусловный профессионализм дизайнеров, в массовом масштабе порождающих эстетичные интерьеры и упаковки, оказывается сегодня оторванным от глубинных духовных процессов, происходящих в человеке, нуждающемся в новом символизме.
Эту насущную потребность уже не может удовлетворить даже отказ от вещи, просматривающийся в минимализме как стиле. Сегодня требуется выход за пределы бинарной логики, включающей нас в заколдованный круг повторов. Выход видится в смене объекта дизайна, в возврате к идеям философского и художественного авангарда начала ХХ века с позиций уже отработанного и понятого. Речь идёт о том, что человек сегодня способен стать дизайнером своей души. Ещё Андрей Белый писал, что единственное творчество, которое достойно человека, – это творчество собственной жизни. И только через это глубоко личностное творчество оказывается достижим уровень истинного символизма. Символизм как творчество жизни возможен!
|
|
|
С этих позиций и раскрывается, с нашей точки зрения, актуальный сегодня концепт социального дизайна. Эстетические критерии формирования жизненного пространства отрабатывались достаточно долго, чтобы быть готовыми к употреблению. Они не сформулированы как кодекс, но это и противопоказано. Есть область, в которой каждый ищет сам. Не это ли первая ячейка социального дизайна в необъятном поле массового творчества жизни?
Социальный дизайн, может быть, впервые в истории способен обеспечить высокие требования социальной активности вне политики и даже вне экономики. В то же время социальный дизайн как область обеспеченной государством инициативы снизу требует проведения соответствующей политики, и более всего – развития в государственном масштабе социальной педагогики. Но не той социальной педагогики, которая сегодня занимается, в основном, только сирыми и убогими (раньше это называлось призрением), а социальной педагогики здорового общественного организма. И, прежде всего, речь должна идти о молодёжи.
Важнейший момент в воспитании молодёжи сегодня – это обеспечение её социоприродной и этнокультурной самоидентификации. Этот процесс как основа формирования личности можеть осуществиться лишь при участии молодёжи в организации социально- педагогического пространства своей малой родины, пространства, объединяющего людей в интересах места своего проживания, а значит, и в собственных интересах.
Социально-педагогическоле пространство выстраивается начиная с этапа социально-антропологической диагностики хронотопа, к проведению которой привлекаются местные жители. Опыт такой диагностики имел место в 1992 году в Старой Ладоге, включённой в программу «Малые города России», а также в период с 1998 по 2001-ый годы при проведении учебно-научного исследования в деревне Гостилицы Ломоносовского района Ленинградской области.
Организация социально-антропологической диагностики с инициацией процессов социального творчества среди местного населения может быть обеспечена социальными антропологами и социологами прошедшими специальный курс подготовки по социальному дизайну. Создание учебных программ по социальному дизайну видится сегодня делом первой необходимости.
В ПОИСКАХ ТЕХНОЛОГИИ СОПРИЧАСТНОСТИ
Щербаков Н.Ю., факультет социологии СПбГУ, Санкт-Петербург
Потребность в сопричастности, в духовной связи с социумом и его культурой, являясь в течение долгих веков важнейшей потребностью социального индивида, и в современном обществе, как отмечал Леви-Брюль, не потеряла своей глубины и интенсивности. На ранних этапах развития сопричастность является «материалом» для построения индивидуальной ментальности (души, идентичности, «Я»). Связанные с переживанием сопричастности культурно-психологические диспозиции зрелой личности (личностная вовлеченность) обеспечивают, по данным современных исследований (Ядов, 1993, 2003; Камерон, Куинн 2001), высокую активность и продуктивность социально-организационного поведения, производственной и научной деятельности.
В цикле исследований, проведенных нами в образовательных системах (школа, колледж, ВУЗ) получены убедительные свидетельства существенного влияния личностной вовлеченности не только на успешность учебной деятельности, но, что более существенно, на процесс прогрессивного развития личности учащихся, формирования социально-продуктивной жизненной позиции (Щербаков, 1998, 2002, 2003). Напротив, отчуждение, личностная невовлеченность в жизнь школы, как показано в ряде дипломных исследований, выполненных на кафедре социальной работы под нашим руководством, является одной из ведущих причин различных форм отклоняющегося поведения (Васильева, 2002; Докучаева, 2003; Климчук, 2003; Корнилова, 2004).
Какой должна быть стратегия и тактика социально-педагогического и психологического сопровождения, на какие принципы должна опираться организация социально-культурной среды школы, чтобы решить проблему «духовного укоренения» школьника и, что еще сложнее, содействовать эволюции форм сопричастности от инфантильной эмоциональной привязанности первоклассника к учителю до самостоятельно избираемых личностно-значимых форм продуктивного участия в школьной жизни?
В диагностической и консультативной работе мы исходим из системы социально-педагогических принципов, обеспечивающих организацию стратифицированной социально-культурной среды школы, в своей целостности создающей пространство духовного роста за счет использования специфических для каждой страты организационно-деятельностных и художественно-культурных ресурсов, отвечающих этапным задачам развития школьника и потенциалам его развивающейся личности.
При этом мы опираемся на два основных теоретико-методологических положения. Во-первых, это представление о духовной культуре как координаторе и регуляторе функционирования и развития социальной общности и ее членов (функции смысловой ориентации в окружающем мире, поддержание целостности и устойчивости жизнедеятельности общности, в т.ч. обеспечение сопричастности, сплоченности, солидарности ее членов, задание общих и индивидуальных перспектив развития и т.п.) (Д’Андраде, 1990; Коул, 1997; Камерон, Куинн, 2001). Во-вторых, это представление о единстве закономерностей исторического культурогенеза и индивидуального духовно-культурного развития (Пелипенко, Яковенко, 1998), предполагающее определенную последовательность включения и совместного скоординированного действия различных культурных программ, опирающихся на базовые (архетипические) конструкции духовной и, в частности, художественной культуры.
Эта система принципов и соответствующих культурных программ включает:
1. Принцип принятия, заботы и защиты (архетип Матери, дополняемый классическим художественно-культурным героем, утверждающим ценности социальной принадлежности, преданности, верности, любви). Основная задача – формирование «коренной сопричастности», духовной укорененности в школьном социуме.
2. Принцип адаптирующего напряжения (архетип Отца, дополняемый классическим культурным героем, утверждающим ценности социального служения, долга, достижения социального признания и уважения). Основная задача – формирование социально-деятельностной сопричастности, т.е. содействие развитию элементов идентичности, связанных с личностной вовлеченностью в предметные и социальные аспекты совместной учебной деятельности, умелостью и компетентностью. Средство – продуцирование системы требований и ожиданий, способной вести за собой развитие личности школьника как субъекта индивидуально- и социально-значимой деятельности.
3. Принцип автономизации-индивидуализации (художественно-культурная «опорная модель» – романтический культурный герой, утверждающий ценности свободы самоопределения, своеобразия внутреннего мира, самобытности, творческой оригинальности). Основная задача – содействие образованию индивидуализированной сопричастности, создание условий для самопознания и экспериментального самоопределения в школьном социуме и подростковой субкультуре.
4. Принцип свободы-ответственности (художественно-культурная «опорная модель» – реалистический культурный герой, утверждающий ценности творческой продуктивности, активного и ответственного участия в жизни общности). Основная задача – содействие формированию интегративной продуктивной сопричастности, т.е. индивидуально-своеобразного варианта «многомерного» продуктивного участия в школьной жизни, создание условий для свободного и ответственного самоопределения старшеклассника в школьном и в перспективе – более широком социально-культурном целом.
Как показывают данные исследований Докучаевой, Климчук и Корниловой, минимизация «культурного градиента», невыраженность качественного своеобразия культурной среды в младших, средних и старших классах (в частности, отсутствие существенных изменений педагогических установок и стиля общения учителей с учениками) приводят к аккумуляции дисгармоний личностного развития. Доминирование авторитарного варианта реализации принципа адаптирующего напряжения, без его дополнения «материнским» принципом (эмоциональное принятие, обеспечение психологической безопасности, защищенности) приводит к нарушению формирования сопричастности уже на школьном старте.
Неспособность учителей-предметников к реальному использованию индивидуального подхода и активных методов обучения, содействующих формированию личностной вовлеченности в учебную деятельность (проблемное обучение, педагогическая драматургия групповых методов) наносит удар по возможности формирования индивидуально- своеобразных духовно-культурных диспозиций субъектного уровня. Наконец, отсутствие разнообразия, творческого духа и демократических начал в организационной жизни школы затрудняет формирование социальной инициативы, продуктивной направленности, готовности взять на себя ответственность, т.е. качеств социально зрелой личности старшеклассника. Хотелось бы подчеркнуть важность задачи стимуляции и организации переживаний, формирования отношений при реализации организационно-деятельностных и художественно-культурационных технологий, т.е. важность использования специфических методов педагогической и художественно-педагогической драматургии (Предтеченская, 1992). Особое значение приобретает эффективное использование символических средств художественной культуры при формировании «превентивной сопричастности» в старших классах.
Нами было проведено сравнительное исследование ценностных ориентацией старшеклассников в школах, использующих художественно-педагогические и привычные рационалистические образовательные технологии. Результаты этого исследования дают основания считать, что в школах, где старшеклассники осваивают мировую гуманитарную и художественную культуру с использованием методов стимуляции и организации переживаний, в условиях разнообразных форм индивидуального и коллективного художественного и учебно-научного творчества, характерными для значительной части школьников является более зрелые, продуктивные и вместе с тем индивидуализированные, органичные формы «врастания» в социокультурное целое (Щербаков, Васильева, 1998).
СЕКЦИЯ 2. НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ, СПЕЦИФИКА И ДИНАМИКА РОССИЙСКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ
МЕНТАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ РОССИЙСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О СОЦИАЛЬНОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ
Аргунова В.Н., Иваново
Социальная справедливость представляет собою ценность, которая регулирует межгрупповое и межиндивидуальное взаимодействие. Она устанавливает исторически и культурно приемлемую для конкретного социума меру равенства и свободы индивидов в системе общественных отношений. Как и любая другая ценность, она имеет в своей структуре ментальные основания, формирующиеся в рамках социокультурного (цивилизационного) контекста того или иного сообщества. Ментальные основы обладают способностью к самовоспроизведению в общественном и индивидуальном сознании, т.к. являются институционально закрепленными.
При выявлении ментальных характеристик социальной справедливости актуализируются два признака: степень социальной активности индивида по отношению к внешнему окружению и характер отношений между «Я» и «Мы» в контексте представлений о равенстве и свободе. Они представляют собой личностную проекцию духовных основ цивилизационной общности и базовых социальных институтов, поддерживающих цивилизационный порядок.
Отношения индивида со своим внешним социальным окружением, зафиксированные в ментальных структурах, во многом формируются на базе сакральных представлений. Под влиянием религиозных догматов и культовой практики закрепляется способ мировосприятия и поведения индивидов, определяющий впоследствии характер и содержание создаваемых людьми социальных институтов.
Отношения человека с миром и познание Бога в российской цивилизации согласно восточно-христианской традиции осуществляются апофатическим путем. Он предполагает отрицание всего небожественного, тварного. Тем самым окружающий мир теряет значимость в глазах индивида. Ценность приобретает лишь мир духовный, царство истинной свободы и равенства. Порвать с внешним миром, отказаться от него, чтобы войти в совершенный мир, — вот главная задача человека. Человек в русской культуре призван не к устроению земной жизни, а к ее отрицанию. Негативность, конституирующая существо мира, предстает как положительная связь с Богом. Скрупулезная и монотонная повседневная работа по обустройству своего материального окружения не имеет значимости, поскольку «царство Божие внутри нас». Представитель российской цивилизации устремлен к некому духовному идеалу. Идеал содержит некие сверхзадачи, ради решения которых необходимо разрушить несовершенное бытие, добиться прорыва в новое идеальное состояние, мыслимое как совершенное единство материи и духа, при главенствующей роли последнего. Прорыв необходимо совершить сразу и сейчас, цена не имеет значения. По этой причине идеальная составляющая ценности носит утопический характер, не создает реальной картины бытия и часто дезориентирует индивида. Мир выглядит дискретным, разделенным на неравноценные промежутки времени. Прошлое или будущее имеет гораздо большее значение, чем настоящее.
Эта особенность ценности во многом объясняет тот факт, что в России все крупные революционные выступления проходили под лозунгами достижения социальной справедливости, а мирные реформы — без них. Народные бунты, радикальные революционные ломки представляются в качестве единственно возможных путей приближения к социальной справедливости. Российское общество безжалостно расстается со своим настоящим, устремляясь в будущее или идеализируя прошлое.
Второй пункт анализа состоит в определении отношений между «Я» и «Мы», диалектики соотношения индивидуального и коллективного, толковании социального равенства и свободы. Коллективная идентичность в российской цивилизации осуществляется посредством государства, предстающего в качестве стабильной центростремительной силы, к которой направлены экономические, политические, духовные, социальные устремления различных слоев общества. Институт государства становится не формальным средоточием общественной жизни, а подлинным, имеющим значение для каждого члена сообщества. Индивид напрямую связан с государством, поскольку именно ему принадлежит прерогатива решения различных социальных проблем индивидуальной жизни.
Этому способствовали обстоятельства хозяйственного и политического свойства, в том числе коммунальный характер материально-технологической среды общества. В российской цивилизации государство предстает в качестве носителя утилитарного начала, общего блага. Следствием этого выступает формирование на инстинктивном, генетическом уровне «этатизационных» ценностей у большинства российского населения, что означает приверженность к сильному государству, руководящему и управляющему всей хозяйственной и политической жизнью. Хотя государство в российской цивилизации является пределом соотнесенности индивидов друг с другом и обществом, отношение к нему отличается двойственностью. Наряду с благоговением и почитанием присутствует его отторжение, выливающееся порой в масштабные революционные выступления как социальных «низов», так и социальных «верхов». Объяснение этого феномена скрыто в сакральных представлениях об общественном устройстве, апофатическом восприятии земного устроения.
Таким образом, ось координат, на которой выстраивается российское цивилизационное содержание социальной справедливости, образуют следующие параметры: равенство этатистского толка, жесткая социальная регламентация внутренней и внешней свободы и апофатический путь конструирования отношений с внешним миром.
Социальная справедливость как принцип миропорядка находится в становлении. Она представляет собой бесконечный процесс приближения к некоему идеалу. Однако, в отличие от Запада, вектор идеальной устремленности социальной справедливости в российской цивилизации не носит прагматического, конструктивного характера. В целом можно обозначить российский цивилизационный тип социальной справедливости как этатистский.
МЕНТАЛЬНОСТЬ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ КОНЦА XIX – НАЧАЛА XX ВВ. И НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ (ПО МАТЕРИАЛАМ ЖУРНАЛА «РУССКАЯ МЫСЛЬ» 1880-1918)
Бакшутова Е. В., Самарский гос. пед. университет, Самара
К 80-м годам XIX века в русской культуре было сформировано представление о классической русской литературе, служившей ценностной основой интеллигенции, переносившей представления о духовных ценностях в сферу идей. К этому же времени стали считаться каноническими фигуры «учителей жизни» в общественной литературе, публицистике – Белинский, Герцен, Добролюбов, Михайловский. Всё это персонажи с ярким талантом, собственным мировоззрением и уникальными личностными качествами, входящие в пантеон русской культуры. Как показало наше исследование, в журнале «Русская мысль» наряду с авторами высоких эстетических образцов литературы, большая, наиболее активно публикуемая и читаемая часть пишущего сословия, не имела «достаточной сформированности письменного занятия» (Шкуратов, 1997). Это авторская группа, пробовавшая себя и в беллетристике, в публицистике, в научных, философских произведениях, и создаёт картину мира, присущую интеллигенции, транслируемую как основа духовной культуры российским читателям «толстых журналов».
На смену автору и читателю классического романа приходит ментальный слой интеллигенции, противопоставленный как профессиональному писателю, так и учёному – специалисту. Для этого слоя характерна беллетризация общественной жизни, превращение литературы, религии, философии, науки в квазиполитический орган интеллигенции. Личность, составляющая этот слой, имеет характеристики: совестливая, рефлексивная, индивидуальная, активная, но не стремящаяся к радикальным действиям. Главной темой либеральной интеллигенции всегда оставались размышления о народе и о себе. Данная проблематика – сквозная для всех периодов издания журнала «Русская мысль», она присутствует в большинстве публицистических статей.
Революция, война на Балканах, первая мировая война перевели обсуждение полезности интеллигенции народу в процесс концептуализации национальной идеи. Внутрижурнальная дискуссия проходит в разных направлениях. В исторических публикациях отмечается, что новые методологические приёмы позволяют по-новому осветить национальный вопрос. «Если прежде под национальностью разумелись известные прирождённые особенности народного характера, и само понятие народа принималось в смысле кровного, племенного единства, то теперь понятие нации стало конструироваться как понятие чисто историческое…Единство культуры – такова материальная основа современных наций» (Сыромятников Б. И. Основные моменты в развитии исторической мысли // Русская мысль. 1906. № 12, с. 95-96).
Вера и единение славянских народов – вот вселенская основа, на которой может строиться будущее русского народа: «Православие не может быть рассматриваемо как национальная или даже расовая вера, в многоплеменности его внешним образом выражается его вселенский характер. Не намечается ли новая культурная эпоха, эпоха нового византизма, не вливается ли новая закваска в старое бродило цивилизации? Невольно взоры всего православного мира устремляются на купол святой Софии, которая некогда его объединяла» (Булгаков С. «Три идеи» // Русская мысль. 1913. № 2, с. 144-149). На страницах этого же номера публикуется ответ В. Соколова С. Булгакову: «Можем ли мы надеяться на народный религиозный гений? Современность говорит о безмерно растущем хулиганстве деревни, о том, что и там, не только в интеллигенции и городе, выбрасывается из жизни всё святое, развивается оргия эгоизма, дикость, скотство» (1913. № 7, с. 107).
|
|
|
