Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Дмитрий Степанов, 2 страница




– Да я его маму видал вдвоем с иммунитетом!

– Маму его вы не трогайте...

 

Лунс выехал из Парка Победы возле Триумфальной арки и на огромной скорости понесся в посольство. Было час тридцать.

 

Дубов вернулся с последним автобусом, снова долго стоял на пороге комнаты, оглядываясь, потом бросил газету на пол, подошел к столу и, достав из кармана ветку, открыл ее и вынул оттуда батарейку.

– Ну‑ ка, ну‑ ка, – сказал Константинов лейтенанту Дронову, – неужели это контейнер?

– Мне кажется, это четыреста тридцать седьмой элемент, товарищ генерал, – таких в магазинах навалом...

... Дубов сидел у стола и отвинчивал дно обыкновенной батарейки для карманного фонаря «элемент 437». Эти действительно можно купить в магазине, единственно эти, остальные только в «Березке» и продают. Ай да молодцы ребята из ЦРУ, ну и предусмотрели всё, ну и залегендировали!

Дубов достал из батарейки пленку, положил ее на стол, тяжело вздохнул, медленно поднялся, шаркающе подошел к книжной полке, достал из нижнего ящика очки, вернулся к столу, привычным жестом расправил пленку и начал читать ее, медленно, чуть шевеля губами.

«На очки никто не обратил внимания, – отметил Константинов, – это не очки – это ему такие лупы сделали».

 

Дубов долго читал инструкцию, переданную только что Лунсом, потом спрятал ее в батарейку, сунул батарейку в китайский фонарь, стоявший на столе, проверил – горит ли; горел нормально, потом достал из стола бумагу, что‑ то начертил на ней, сжег; растер пепел в руке; сжег еще один лист; потом третий – рисовал‑ то шариковой ручкой, боялся, останутся следы; поднялся и медленно пошел к двери; вернулся через минуту, сел к столу, обхватив голову руками.

– Черствый все‑ таки хлеб у шпиона, – Константинов обернулся к Дронову, – можно скульптуру лепить: «страх и отчаянье».

 

В 7. 30 «Лесник» вышел из дому в спортивном костюме и в течение сорока минут бегал трусцою – до Парка Победы и обратно. В Парке Победы ни с кем в контакт не входил, обежал вокруг обелиска, вернулся домой, в 8. 45 спустился к машине и поехал на работу...

В 9. 10 была получена санкция прокурора.

В 9. 40 группа Никодимова вскрыла тайник, спрятанный в батарейке.

Первая инструкция гласила:

 

Передаем новое место. От выхода метро «Спортивная» (ближайшая к Лужникам) идите по правой стороне Фрунзенского вала, параллельного железной дороге, по направлению к Ново‑ Девичьему кладбищу. Приближаясь к реке, вы увидите большой железнодорожный мост. По этому мосту разрешается пешеходное движение. Там есть тропинки и лестница, ведущие к мосту с обеих сторон и обоих концов моста. На мосту четыре вышки, по две с каждой стороны. Поднимитесь по лестнице, которая ведет к мосту с Фрунзенского вала, напротив автозаправочной станции, то есть по стороне, ближней к центру города. Когда вы начнете переходить через реку, дорожка, по которой вы следуете, пройдет через одну из вышек. Наш пакет будет внутри вышки на выступе глубокого каменного окна слева от вас в тридцати – сорока сантиметрах от края. Он будет замаскирован как кусок серого камня, примерно 15x20 сантиметров. Ваш сигнал подбора: оставьте раздавленную молочную картонку с тяжестью в ней, чтобы увериться, что ее не унесет ветром. Если вы хотите передать нам материалы, положите их в ту же картонку. Обязательно положите эту отяжеленную молочную картонку на край, на то же место, где вы нашли наш пакет для вас. Потом продолжайте проход через мост и спускайтесь по лестнице к набережной в сторону реки, где Киевский вокзал. Обычно милиционер стоит на этой стороне реки у светофора. Однако он не сможет увидеть ни то место, ни вас в то время, когда вы будете переходить мост. Он обычно уходит с дежурства между 22. 30 и 23. 30. Наш пакет будет на месте обмена в 23. 00, вы должны его подобрать в 23. 15, заменив его сигналом подбора, то есть оставив пустую смятую отяжеленную молочную картонку с материалами для нас. В случае, если вы оставите пакет для нас, мы оставим вам сжатую молочную картонку у автобусной остановки на Бережковской набережной. В этот раз наш сигнал подбора будет пустая смятая банка из‑ под горошка, в углу, в глубине, на стороне, ближайшей к улице. Вы сможете увидеть сигнал подбора в 24. 00. Слушайте наши радиопередачи по‑ прежнему в то же время; новый ключ к расшифровке вы найдете в романе Бичер‑ Стоу, «Детгиз», 1965 год, страница 82, переданном вам во время прошлого контакта; страховочно мы будем повторять наши сеансы с 7. 00 до 7. 30, когда вы занимаетесь гимнастикой перед пробежкой в Парк Победы. Пожалуйста, не прекращайте бега трусцой, мы должны иметь постоянную возможность видеть вас, когда это представляется нам необходимым.

 

Во второй инструкции были следующие указания:

 

Дорогой друг! Мы благодарны вам за фотокопии тех документов, которые вы переслали в прошлый раз, однако качество кадра оставляет желать лучшего. Видимо, вы держите ручку, оборудованную для вас сверхчувствительной камерой, не строго вертикально, а чуть скашивая ее влево. Пожалуйста, проследите за тем, чтобы ручка шла вертикально листам с крайне важной для нас информацией. Наши специалисты сейчас работают над тем, чтобы сконструировать для вас вторую модель, с большим «захватом» камеры, однако этот аппарат мы сможем передать вам либо через месяц, либо уже здесь, на западе, когда вы приедете в служебную командировку.

В следующем контейнере мы пришлем вам дополнительно те ампулы, о которых вы просили, но делаем это с неохотой, потому что мы убеждены в вашей полнейшей безопасности, особенно после того, как мы начали здесь операцию прикрытия, которая развивается успешно.

Мы также вышлем вам вашу заработную плату в рублях за два месяца и те ювелирные изделия, которые вы обозначили в каталоге.

Хотим с вами поделиться – совершенно откровенно – нашими соображениями о вашем будущем. Мы понимаем ваше желание приехать сюда в командировку и высоко ценим вашу преданность идеалам западной демократии, однако ваша работа в Москве приносит неоценимую пользу нашему делу, и мы бы просили вас продумать вопрос о возможности оттянуть выезд хотя бы на год. За это время на вашем счету будет уже 57 721 доллар 52 цента, что даст вам возможность заняться бизнесом.

По поводу кооперативной квартиры. Хотя мы и пришлем вам деньги в сумме 4000 рублей на вступительный взнос, не вычитая его из вашей заработной платы, а проведя это по смете «конспиративная квартира», тем не менее не можем не выразить опасение, что такого рода приобретение вызовет вопросы знакомых и сослуживцев, а также привлечет внимание соседей, поскольку легенда, продуманная для вас – «крайне ограниченные денежные средства, экономия во всем», – может оказаться несостоятельной; ваши родственники первыми выразят недоумение по этому поводу. Мы сейчас продумываем вопрос о том, чтобы оборудовать вашу нынешнюю комнату – как вы и просили – специальной сигнализацией на случай, если к вам тайно войдет кто‑ либо в ваше отсутствие. Для этого при следующем обмене информацией вы должны дать нам полное и исчерпывающее описание вашего радиоаппарата, который и станет центром «сигнализации» в вашей комнате, связанным с нашими людьми, работающими на улице Чайковского. Такого рода «подстраховка» позволит вам спокойно хранить свои записки дома, а не держать их в гараже.

Просили бы вас прислать все данные о вашей новой знакомой, включая отпечатки пальцев, а также девичью фамилию матери и бабушки. Сколь печальный финал ваших отношений с прежней знакомой, которая расшифровала вас, оказался хорошим уроком для вас, а уж для нас тем более. Мы потеряли осторожность; ни в коем случае нельзя было снимать такой номер, в котором вы встречались; на будущее следует арендовать квартиру в частных домах, где вместо радиопрограммы отеля вполне можно оборудовать хорошую стереофонику, создающую такое же настроение, как и то, которого добивается «Хилтон» своей радиофикацией номеров.

Хотим передать вам привет от вашей очаровательной «П». Она по‑ прежнему с нетерпением ждет встречи с вами. Ее и ваши дела в бизнесе идут хорошо, в ближайшее время «П» обещала подготовить для вас полный отчет о вложениях и возможных дивидендах.

 

Третья инструкция гласила:

 

Дорогой друг, очень просим вас фотографировать все попадающие вам секретные документы, а не выборочно, как вы это делаете сейчас. Никак не сомневаясь в вашей компетенции, мы, тем не менее, хотели бы исследовать все повороты, нюансы и положения, содержащиеся в них. Мы убеждены, что даже та фоторучка, которой вы сейчас пользуетесь, дает вам возможность фотографировать от двадцати до сорока страниц в день. Просим вас также прислать нам ваши записи бесед с теми руководящими работниками, которых вы встречали во время вашего отдыха в Пицунде. Пожалуйста, постарайтесь придерживаться того вопросника, с которым мы вас ознакомили, это облегчит нам изучение вашей информации для доклада ее самым высоким руководителям нашего правительства. По‑ прежнему максимум внимания уделяйте Нагонии, потому что в самое ближайшее время вы прочитаете в газетах о торжестве того дела, которому мы с вами совместно служим. Задуманное нами получило самую высокую санкцию, и теперь все решают дни, а не месяцы. После того как свершится то, во что вы вложили так много сил, видимо, вам следует отдохнуть. Мы готовы будем считать вас в «консервации» три месяца, за это время вы укрепите нервную систему, хорошо проведете летний сезон, а затем мы восстановим наш контакт таким же образом, как мы это сделали полгода назад. Напоминаем, что следующая встреча состоится послезавтра в 23. 30 в объекте «Парк» в известном вам месте. Парольный сигнал с 18. 00 до 18. 30 у стоянки вашей «Волги» на объекте «Паркплатц»; информация от нас будет заложена в «ветке». Ваши друзья.

 

Генерал‑ лейтенант Федоров ознакомился со всеми документами, которые принес Константинов, походил по кабинету, остановился у окна:

– Что Дубов хранит в гараже?

– Дневники, письма, фотографии, – ответил Константинов. – Я еще не проработал их, сделали фотокопии, сохнут.

– Полагаете начать с ним игру?

– Он пойдет, Петр Георгиевич.

– Где‑ то в моем архиве военной поры хранится занятная таблица: из тех агентов абвера, которых мы заманили на радиоиграх, большинство сразу же согласились работать на нас... Но имеем ли мы право на игру в данном случае? Информация, которую он гонит в Лэнгли, – истинна. Объект – Нагония. Время путча – недели, точнее – дни. Мы просто‑ напросто не успеем подготовить достоверную информацию, они поймут нашу игру и перенесут срок – ударят еще раньше. А сейчас мы на коне, мы вправе обнародовать эту штуку. – Петр Георгиевич вернулся к столу, ткнул пальцем в фотокопии инструкций: – Сдается, что это произведет шоковое впечатление, придется Вашингтону отрабатывать назад.

– Они откажутся ото всего, Петр Георгиевич. Если мы не возьмем на тайнике здешнего разведчика ЦРУ, они откажутся.

– Где собираетесь брать Дубова?

– Дома. Сразу после работы, сегодня же. Медлить нельзя – сожжет инструкцию, мы останемся голыми.

– Да уж, голыми лучше бы не надо. Как это говорится – «нас не поймут»? А? Не поймут нас, останься мы без улик? Я‑ то вас никак не пойму – во всяком случае. Что от Славина?

– Он сегодня не вышел на связь.

– Повторно запросили?

– Никто не знает, где он, Петр Георгиевич.

 

 

СЛАВИН

 

– Послушайте, – устало повторил Глэбб, – если нашим газетчикам не поверили, то вашим разоблачительным публикациям не поверят и вовсе. Мы не реагируем на ваши разоблачения, как, впрочем, и вы – на наши.

– Мистер Глэбб, на разоблачения такого рода, о которых я сказал лишь намеком – вы же просили меня поинтриговать, – прореагируют. Адмирал не захочет иметь в конторе человека, связанного родством с нацистами и укрывающего от «Интерпола» женщину‑ агента, живущую по фальшивому паспорту. Пошли вниз, неудобно, Пол нас заждался...

– Я устроил Полу новое интервью у мистера Лоренса, он уехал, так что мы одни, не тревожьтесь. Пилар, ты не хочешь приготовить нам коктейль, гвапенья?

– С удовольствием. Что будет пить наш друг?

– То, от чего не мрут, – улыбнулся Славин. – На ваш вкус.

– Кто больше начитался авантюрных романов? – Женщина пожала плечами. – По‑ моему, вы, а не я.

Она спустилась по лестнице вниз, и Славин услыхал, как мягко хлопнула входная дверь; они остались в доме одни.

– Документы, которые вас свалят, – заметил Славин, – хранятся не в моем номере. Они укрыты вполне надежно.

– Это вы сказали к тому, что мне нет смысла ликвидировать вас? Боже, до чего вы все подозрительны, Вит. Хорошо, давайте начистоту, о'кэй?

– О'кэй.

– Мне будет неприятно, если все то, что вы схематично проговорили Полу, обретет форму документа – с именами, фотографиями, фактами. Другое дело, тот скандал, о котором вы помянули, оброс массой фантастических сплетен, там больше вымысла, чем правды, но я его не хочу. Ваши условия?

– Меня, как и Пола, интересуют имена «добрых друзей» фирмы мистера Лоренса, ничего больше.

– Какой национальности?

– Нашего гражданства, понятное дело.

– Что вам это дает?

– То же, что и Полу, – сенсацию.

– Я вам отдам имена, а вы, в свою очередь, передадите мне документы, связанные с Гонконгом.

– А с нацизмом? С женщиной, которая живет по чужому паспорту, – это вас не волнует?

– Я определяю «Гонконгом» весь комплекс вашей информации.

– Хорошо. Перенесем встречу на завтра?

– А сейчас уже завтра.

Славин посмотрел на часы: половина третьего утра.

– Предложение? – спросил он.

– Вы пишете мне имена участников Гонконгского дела, а я пишу вам имена тех друзей Лоренса, которые известны мне.

– Договорились. Где можно сесть? Внизу? Или там гости?

– Почему? Пошли вниз.

В холле, когда Славин и Глэбб спустились, была одна Пилар. Она стояла у огромного, во всю стену, окна, прижавшись лбом к стеклу.

– Мы договорились с мистером Славиным, гвапенья, – сказал Глэбб, – порадуйся за нас.

Женщина обернулась, лицо ее было бледным.

– И это – ужасно, – сказала она. – Пусть мы с тобой будем иметь неприятности, в конце концов мы их переживем, а каково будет тому русскому в госпитале, если его выдадут Москве?

– Вы имеете в виду Зотова? – спросил Славин, подавшись вперед. Он точно сыграл счастливое изумление.

– Я не знаю его имени, я не знакома с ним, просто я читаю газеты...

Джон рассмеялся своим деревянным смехом, стремительно глянув на Славина, и тот подумал, что играют они в смычке неплохо, ловко играют, хорошо вводят компонент чувства, понятного для женщины, – не сдержалась, бедняга, а он так строго и привычно для Славина (мотивированный смех в сложных ситуациях) сработал ярость, что не поверить в измену Зотова нельзя просто‑ напросто.

– Неужели Зотов – ваш человек? – снова поддался Славин.

– Вы так легко верите женщине? Что ж, ваше право брать ее слова на веру и не писать мне про Гонконг, – он снова посмотрел на Пилар, – о чем мы только что уговорились по‑ джентльменски.

– Я напишу, Джон. Но ведь Пилар сказала имя, а вы повторили дважды – имена.

– То, второе имя я могу и не писать вам, ей ничего не грозит.

– Ей?! Почему ей? Почему не грозит? – Славин понял проверку, среагировал точно, он увидел это по глазам Пилар. – Она была не таким хорошим другом Лоренса, как этот Зотов?

– Она была очень хорошим другом, – ответил Джон. – Только ее больше нет, у вас ничего с ней не смогут сделать – она умерла, Вит.

– Это, кажется, жена Зотова?

– Да, – ответила Пилар и протянула Славину стакан с джином. – Хотите, чтобы я отпила глоток?

– Вы же пьете только красное, гвапенья, – ответил Славин. – Кстати, почему «гвапенья»?

– Она родом из Галисии, – пояснил Глэбб. – А там уменьшительное от «гауппа» – красавица – звучит «гвапенья» – красотуля, и мне это больше нравится.

«Они считают, что смогли провести подстраховку своей «операции прикрытия», – подумал Славин, отхлебнув джина. – Они провели ее неплохо, я думал, получится топорнее. Они отдали нам мертвую Винтер и скомпрометированного ими Зотова. Они полагают, что мы теперь пойдем по этому следу. Очень хорошо. Меня это устраивает, ух как устраивает, только меня совершенно не устраивает то, что вы держите под охраной Зотова, несчастного, седого, доброго мужика, вот что меня не устраивает, Глэбб, и ты сделаешь так, что его освободят, клянусь честью, ты сделаешь это».

– Поскольку вы мне назвали имена ваших дру...

– Друзей мистера Лоренса, – перебил его Глэбб. – Я и он – разные вещи, я дерусь за свою любовь и свой бизнес, у него – другие задачи, Вит.

– Хорошо. Я понимаю. Это – позиция... Я просто хотел сказать, что поскольку вы назвали мне имена, то и я не стану писать, а назову известные мне имена, идет?

Джон посмотрел на Пилар; та кивнула.

– Итак, мистер Лао, мистер Лим, мисс Фернандес, герр Шанц, покойный секретарь Лао мистер Жуи, инспектор британской таможни. Видите, я дал вам куда как больше имен, чем вы мне. Я поступил по‑ джентльменски?

– Да, – сказал Глэбб. – Вполне.

«Зачем ты торопишься? Я ведь не назвал тебе те имена, о которых ты не можешь не догадываться, – неужели у тебя плохая память? – напряженно думал Славин. – Или тебе важнее всего засадить мне свои имена? Давай засаживай, видишь, как я напряженно жду? »

– Нет, – тихо сказала Пилар. – Вы не назвали еще одно имя.

Глэбб снова усмехнулся, сыграл немедленно:

– Ей никто не поверит, она безумна.

– Вы – про Эмму? – спросил Славин. – Нет, Пилар?

– Да.

– Больше я никого не упустил?

– Нет, – сказала Пилар.

Славин допил свой джин, поставил стакан на мрамор камина и улыбнулся:

– А вы?

 

Центр.

Не выходил на связь, поскольку проводил беседу с Глэббом. «Компаньоном», именуемым «П», по‑ моему, является Пилар Суарес, она же Фернандес. Глэббом и Пилар названы имена Винтер и Зотова как «друзей» Лоренса в обмен на мою информацию о Гонконге. Я, как мне кажется, убедил его в том, что поверил измене Зотова. Глэбб убежден, что, «отдав» нам Винтер и Зотова, комбинацию прикрытия закончил успешно. Он рассчитывает на сдержанную реакцию Лэнгли в случае появления разоблачительного материала о нем и Пилар. Ему, однако, неизвестно, что фотография Пилар и Зотова на балконе накануне нападения на него находится в моем распоряжении.

Славин.

 

 

ПОИСК‑ IX

(ТРУХИН, ПРОСКУРИН)

 

Дубов зашел в кабинет начальника отдела в двенадцать.

– Здравствуйте, Федор Андреевич, я к вам с просьбой.

– Пожалуйста.

– Вы меня сегодня с двух до трех не отпустите?

– Вы уже закончили обработку материалов по Нагонии?

– К часу закончу. Посижу без обеда, но закончу. Хочу съездить в загс...

– Ах вот так, да?! Поздравляю, от всей души поздравляю. Кто пассия?

– Милый, славный человечек из рабочей семьи, так что с оформлением, думаю, никаких сложностей не будет. Визу на меня уже запросили?

– Ждем.

– Время есть, конечно. Так, значит, вы позволите, да?

– Конечно, конечно, Сергей Дмитриевич.

Дубов вернулся на свое место, заглянув предварительно в секретный отдел, разложил на столе папки с материалами по Нагонии и, достав ручку, начал вчитываться в строки; ручку теперь он держал строго вертикально, замечание ЦРУ учел; кадры получались со срезанным верхом и низом, а в Лэнгли ценили не то что строку – запятую.

В два часа он спустился на стоянку, сел в «Волгу» и поехал к Ольге.

– Здравствуй, лапа, – сказал он. – Паспорт с собою?

– Да. А что?

– Ничего. Я хочу сделать тебе сюрприз.

Около загса он остановил машину, поднялся с девушкой на второй этаж; Ольга повисла у него на руке, прижалась, поцеловала в ухо.

– Не надо привлекать внимание, – шепнул Дубов. – Сдерживай эмоции, пожалуйста.

– А если они не сдерживаются?

– Так не бывает. Выдержка – прежде всего. Очень хочешь быть женой?

– Очень.

– Почему вы все так замуж стремитесь, а?

– Потому что любим, наверное.

Дубов усмехнулся:

– А что такое любовь? Можешь определить? Ладно, это философия, заполняй бланк, лапа. Через пару месяцев поедешь со мною на запад, там мы с тобою выясним эту философскую проблему. Хочешь со мною уехать, а? На работу, на работу, бить буржуев в их берлоге, хочешь?

– Какой же ты сильный и умный, Сережа! Как мне радостно быть с тобой!

Дубов заполнил бланк быстро, помог Ольге, выслушал рассеянно слова загсовского работника:

– От всего сердца поздравляем с вашим решением. Ждем вас через три месяца, машину можно заказать на первом этаже, по поводу обручальных колец обратитесь в комнату номер восемь, там все объяснят.

– Про кольца и машину – спасибо, – сказал Дубов, – а вот три месяца нас никак не устроят. Мы вот‑ вот уезжаем за границу, по делам, может, посодействуете ускорить оформление брака? Необходимые ходатайства я подготовлю, ладно?

 

... Потом Дубов отвез Ольгу на работу, дал поцеловать себя:

– Только в ухо не надо, мне щекотно.

В пять часов он сдал все папки в отдел, проверил, как точно секретчица отметила время, и пошел на профсоюзное собрание.

Дубов, в отличие от других, был подчеркнуто внимателен; когда кто‑ то из выступавших поднимал острый вопрос, он переглядывался с теми, кто сидел в президиуме, в зависимости от реакции там, соответствующим образом вел себя: лицо его менялось, словно человек примерял маски античных актеров – недоумение, радость, возмущение, снисходительность, интерес...

 

После собрания Дубов поехал домой. Он поднялся в лифте на четвертый этаж, открыл дверь и почувствовал на плечах руки: рядом с ним стояли Проскурин и Гмыря; около двери – три чекиста; понятые – две женщины и мужчина со странной бородой; она показалась Дубову отчетливо клетчатой; седина – внизу, потом клочья черных волос и рыжий отлив возле ушей.

– В чем дело, товарищи? – спросил Дубов, чувствуя, как лицо его сделалось багровым; горло перехватило; тяжелый комок мешал дыханию.

– Мы войдем к вам и там все объясним, – сказал Гмыря. – Открывайте дверь своим ключом.

Дубов не мог сдержать дрожь в руке, ключ никак не попадал в скважину.

– У меня кто‑ то уже был‑ ыл, – скачал он себе самому, – я чувствую, тут уже был кто‑ то...

В комнате ему предложили сесть, обыскав предварительно: лицо его сделалось бледным, сразу же обозначились синяки под глазами.

– Ознакомьтесь с постановлением на обыск, – сказал Гмыря.

Дубов никак не мог прочитать, строчки двоились.

– Вы можете искать, но что только? – сказал он. – Мне сдается, что случилась‑ ась какая‑ то ошибка. Или нарушаются нормы социалистической законности‑ ти.

Следователь, капитан Анибеков, подвинул себе стул, сел напротив Дубова:

– Вы не хотите признаться во всем чистосердечно?

– В чем?

– Подумайте. Чистосердечное признание всегда учитывается.

– В чем‑ ем я должен признаться‑ аться? – тяжело заикаясь, спросил Дубов.

– Умели напачкать, сумейте и отвечать, Дубов, – сказал Гмыря.

– Мне признаваться‑ аться не в чем. И напрасно ваши люди угоняют мою машину.

Проскурин глянул на Гмырю – машину действительно отгоняли; надо было срочно проверить, нет ли в ней тайника.

– Что ж, приступайте к обыску, – сказал следователь Анибеков, – а мы пока посидим...

Наблюдая за тем, как чекисты приступили к обыску, Анибеков рассеянно взял фонарь, стоявший на столе, вытащил батарейки, две отодвинул, а третью начал сосредоточенно вертеть в руках.

Дубов неотрывно следил за его пальцами – лицо его снова покраснело, язык сделался сухим; он казался ему невероятно тяжелым.

Следователь отложил батарейку, закурил, подвинул себе пепельницу, аккуратно положил обгоревшую спичку, посмотрел на Дубова; тот сидел напряженный, чуть откинув голову, губы его тряслись, побелели.

Анибеков снова взял батарейку, отвернул дно, выложил на стол капсулу с пленкой, глянул на Дубова.

– Значит, знаете‑ аете...

– Знаем, – ответил Анибеков и достал из портфеля камень: булыжник как булыжник, только легкий, нажми невидимую кнопку – откроется; этот тайник только что обнаружили в гараже...

Дубов посмотрел на Гмырю и Проскурина, которые сидели рядом с ним, на ручках кресла, так, чтоб он не мог встать, потом перевел взгляд на Анибекова:

– Если вы хотите использовать меня для работы, прикажите вашим людям немедленно вернуть машину на место: каждая парковка контролируется людьми из посольства, можете сорвать следующую встречу...

Проскурин поднялся, вышел из комнаты, на его место сел Трухин.

– Но машиной мы не отделаемся, – продолжал Дубов. – Я также являюсь объектом постоянного наблюдения людьми из посольства, следовательно, моя жизнь имеет товарную ценность. Гарантируете жизнь? Тогда проведем все в лучшем виде.

– По поводу жизни суд будет определять, Дубов, – ответил Гмыря.

– А без суда нельзя?

– Нет, – сказал Анибеков. – Нельзя.

– Напрасно‑ асно... Я могу дать очень много; то, что я могу дать, никто не сможет...

– Что ж, давайте, – сказал Гмыря. – Послушаем.

– Я лучше напишу‑ шу... х‑ хотите?

Он поднялся, легко взял ручку из кармана пиджака, который висел на другом стуле, потянулся к бумаге, что лежала стопкой возле лампы, размашисто написал:

 

Я, Дубов Сергей Дмитриевич, считаю своим долгом заявить следующее по вопросам, связанным с моей работой на ЦРУ...

 

На мгновение Дубов задумался, поднес ручку ко рту и свалился на пол, лицо его стало синеть; «скорая помощь», вызванная из Склифосовского, констатировала отек легких; три часа Дубова пытались спасти. В десять часов он умер; вскрытие показало идентичность яда, от которого погибла Ольга Винтер и он, агент ЦРУ, «Умный». Доктор, проводивший вскрытие Дубова, потерял сознание, вдохнув пары яда; вторая бригада работала в противогазах.

 

 

КОНСТАНТИНОВ

 

Он оглядел собравшихся, откашлялся, но говорить не начал; долго раскуривал сигару, даже после того, как пустил струю голубого легкого дыма прямо перед собою, словно отгонял на осенней охоте последних комаров, самых злых и надоедливых.

– Нуте‑ с, – наконец выкашлянул он, – с чем пойдем к руководству?

– С трупом, – выдохнул Гмыря. – Провал полнейший, что и говорить.

– Я бы так резко вопроса не ставил, – заметил Проскурин. – В конечном счете агент выявлен, утечка информации остановлена, инструкции ЦРУ у нас на руках. Разве этого мало?

– Зачем себя успокаивать? – Коновалов пожал плечами, прислушался к бою курантов – отзвонило два раза, два часа ночи. – То, что сказал подполковник, – само собою разумеющееся, но главного мы не выполнили: мы не имеем изобличенных с поличными разведчиков.

– Верно, – согласился Константинов. – Снова провал. Но мы должны их изобличить.

– Как же без Дубова мы их теперь возьмем? – спросил Проскурин. – Не следует обольщаться, надо довольствоваться тем, что есть.

– Давайте проанализируем, что мы имеем, – сказал Константинов. – Начинайте, товарищ Гмыря.

Тот поднялся:

– Мало что имеем. В наших руках инструкции: послезавтра Дубов должен встретиться с неизвестным разведчиком, скорее всего с Лунсом или Карповичем. Место сигнального пароля для машины Дубова – стоянка на «Паркплатц». Где эта стоянка, нам неизвестно. Неизвестно и точное место встречи в парке, а он – громаден. Чтобы вывести работников ЦРУ на встречу с Дубовым у объекта «Парк», мы должны высчитать, где находится «Паркплатц». Пока – все.

– Вы? – обратился Константинов к Проскурину.

– Согласен с Гмырей.

– Товарищ Коновалов...

– Если мы хотим выйти послезавтра в «Парк», надо продумать легенду для исчезновения Дубова, столь внезапного: разведчики смотрят не только за машиной, но и за ним самим.

– Все? – спросил Константинов. – Спасибо. Итак, первое: подразделение товарища Гмыри разрабатывает и обеспечивает легенду «срочной командировки» Дубова на Дальний Восток, на конференцию по проблемам, связанным с зоной Тихого океана. Второе: подразделение Проскурина продолжает работу по аккуратному опросу всех знакомых Дубова: маршруты поездок; время; привычные места парковок. Третье: подразделение Коновалова готовит все материалы о маршрутах выявленных сотрудников ЦРУ – не было ли пересечений, снятия сигналов с дубовских мест стоянок, вроде той, у МГИМО, это, видимо, парольный сигнал, полученный им в прежней инструкции, очень похоже: он оставил там машину чуть более чем на полчаса, встретил Ольгу, а на следующий день пошел на контакт в Парк Победы.

– А как же мы вычислим «Паркплатц»? – вздохнул Проскурин. – Никаких зацепок...

– Вызывайте Ольгу Вронскую к девяти утра, – сказал Константинов. – Попробуем с ней побеседовать. Пригласите Парамонова, он ведь и Дубову делал профилактику.

 

В четыре часа утра Константинов отправил сообщение Славину:

 

Попросите Глэбба о содействии в вызове Зотова в Союз. Дайте понять, что от вас требуют это; таким образом, вы еще раз подтвердите успех его «операции прикрытия». Фотографию с Пилар считаю нецелесообразным вводить в мероприятие. Полагаю, что этот документ нам пригодится позже.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...