Разбор пятого ответа. Свидетельства св. книг, приведённые Денисовым в доказательство того, что якобы св. Владимир принял от греков двуперстное сложение

На основании двух Корсунских икон, представляющих не только двуперстное, но и именословное перстосложение, с которым двуперстное имеет близкое сходство, и на основании новгородских Корсунских врат, имеющих позднее западное происхождение и представляющих перстосложение латинское, – на основании этих двух памятников сделав решительное заключение, что будто князь Владимир при крещении принял и предал России двуперстное сложение, что будто бы и в древлегреческой церкви употреблялось для крестного знаменования и благословения именно двуперстное и только двуперстное сложение, Денисов как будто и сам чувствовал недостаточность приведённых им оснований и неосновательность сделанного из них заключения. И потому в подтверждение такого заключения тщится привести свидетельства от св. книг: «еще же, говорит он, сие восточныя церкве древлеправославное содержание (т. е. двуперстие) древнии гречестии учители писанием показуют». Он ссылается именно на следующих учителей: 1) на Блаженного Феодорита, 2) на Петра Дамаскина, 3) Никифора Панагиота, 4) Мелетия Антиохийского и 5) Максима Грека. Рассмотрим приведённые им свидетельства, действительно ли они доказывают, что в греческой церкви во времена св. Владимира и издревле содержалось двуперстное сложение и только одно двуперстное¹¹.

1. Свидетельство Феодоритово

Вот как приводит Денисов это свидетельство: «Древний греческий учитель блаженный Феодорит поучает и протолкует: сице благословити рукою и креститися, три персты вкупе имети, во исповедание святыя единосущныя троицы; а двема перстома образовати оба естества во Христе, Божество и человечество, еже о сем самого Феодорита богословное писание во многих древлецерковных старопечатных и старописьменных книгах ясно засвидетельствует».

Замечание

Феодоритово слово о перстосложении в греческих книгах не обретается, как о том засвидетельствовал собор 1667 года. И старообрядческие начётчики по сие время не доказали, что оное Феодоритово слово находится на греческом языке. Сам Денисов также этого не сделал и в ответе своём на греческие списки не ссылается, а говорит только вообще о «старопечатных и старописьменных книгах», очевидно, разумея наши русские. А между тем он мог бы сделать такие справки в греческих книгах, ибо в Помории были знающие греческий язык, как, например, Михаил Вышатин, и таковое знаменитое и важное для старообрядцев свидетельство оставить без исследования Денисов не мог и не должен был, а особенно после объявления собора 1667 г., что слова Феодоритова на греческом языке не обретается. Не опровергши же этого соборного свидетельства о Феодоритовом слове и не показавши его нигде в греческих книгах, Денисов несправедливо приводит оное слово в свидетельство, что именно в Греции существовало двуперстное сложение, хотя бы только во времена блаженного Феодорита.

Именуемое Феодоритово слово о перстосложении встречается в одних славянских рукописях и является не ранее 15-го века. Притом же в том виде, или в той редакции, как оно изложено в наших древних рукописях, слово Феодорита служит доказательством скорее в пользу троеперстия, нежели двуперстия, ибо во всех древних рукописях (кроме сборника Даниилова) оно читается так: «сице благословити рукою и креститися: три персты равны имети вкупе по образу троичьску, Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святый; не трие суть Бози, но Един Бог в Троици, имены разделяется, а Божество едино; Отец не рожден, а Сын рожден, а Дух Святый ни рожден, ни создан, но исходя; трие в едином Божестве; едина сила, едина честь, едино покланяние от всея твари, от ангел и от человека; тако тем трем перстом указ. А два перста имети наклонена, а не простерта; а тем указ тако: то образует два естестве, Божество и человечество; Бог по Божеству, а человек по человечению, а в обоем совершен; вышний же перст образует Божество, и нижний человечество, понеже сошед от вышних и спасе нижняя; тож согбение персту толкует: преклони бо небеса и сниде нашего ради спасения. Тако святыми отци указано и узаконено». Такой именно текст именуемого Феодоритова слова, сколько мы могли видеть, находится во всех древнейших его списках, – различие только в некоторых орфографических особенностях; тот же текст его приводится даже и в Стоглавнике¹². Из древних списков выделяется только один, находящийся в сборнике митрополита Даниила, где в тексте Феодоритова слова указаны по имени три перста: «большой да два малых». Что же мы находим в древнейшей редакции Феодоритова слова? Во-первых, говорится прежде всего о трёх перстах равных, образующих Святую Троицу, а по имени эти три перста не называются, и уже потом, во-вторых, говорится о двух перстах, которые повелевается иметь наклонены, а не простёрты, и которые также не названы по имени, а только различается между ними вышний и нижний. Тремя перстами равными справедливее могут именоваться великий именуемый перст, указательный и великосредний, нежели великий с двема малыми, ибо самое название их малыми не дозволяет признавать их равными великому. Вышним же и нижним в точном смысле могут называться указательный и мизинец, а не в точном смысле нижним в отношении к указательному, вышнему, может именоваться и великосредний, равно как в отношении к малому персту, то есть мизинцу, вышним может именоваться находящийся возле его (безымянный, или близосредний). Мизинец же по положению своему при нижней части длани справедливее в собственном смысле может именоваться нижним, нежели великосредний, посему и справедливее вышним мизинца почитать здесь находящийся возле, т. е. близосредний, или четвёртый перст. Но мы не в том находим особенную важность, что в древнейших списках Феодоритова слова не названы по имени ни три перста равные, ни два, между коими различаются верхний и нижний, тогда как в позднейших списках и в печатных изданиях Феодоритова слова все персты поименованы применительно к так называемому двуперстному сложению: о перстах мы говорили только по потребности для старообрядцев. Гораздо важнее мы считаем то, что в Феодоритовом слове прежде всего говорится не о двух перстах, которыми воображается в двуперстном сложении крестное знамение, но о трёх и о том, что тремя перстами образуется Св. Троица, а потом уже говорится о двух перстах, образующих два естества во Христе. В троеперстном сложении, согласно этому указанию, на первом плане и поставляется сложение трёх первых перстов во образ Св. Троицы, а потом уже сложение двух перстов во образ двух естеств во Христе. И это согласно с порядком исповедания православного богословия, где излагается прежде учение о троическом таинстве, как предвечном, а потом уже о воплощении, как под леты совершившемся. А притом именуемое Феодоритово слово даже и в той редакции, как она обретается в сборнике митрополита Даниила, не благоприятствует употребляемому у старообрядцев перстосложению, ибо повелевает иметь оба перста наклонена, а не простёрта, тогда как двуперстное употребляемое старообрядцами перстосложение по тому же Феодоритову слову, положенному в печатных Псалтирях, повелевает иметь два перста простёрта и только един великосредний перст имети мало наклонён. Ясно, что это перстосложение ни с редакцией Феодоритова слова в сборнике Даниила, ни с древнейшими его списками не согласуется. Старообрядцы, всякое изменение в сложении перстов полагающие за изменение догмата веры, такое ими самими допускаемое несогласие в перстосложении с требованиями Феодоритова слова не могут считать незначительным, чтобы не остаться непоследовательными.

Итак, именуемое Феодоритово слово, вопреки желанию Денисова, не только не может быть доказательством существования двуперстия в греческой церкви времён великого князя Владимира, ибо у греков и не существует этого слова, но не может быть доказательством даже и того, что употребляемое старообрядцами перстосложение и в самой России существовало до издания оного слова в Псалтирях, потому что во всех существовавших до его напечатания редакциях оно служит доказательством более троеперстного сложения, нежели двуперстного.

2. Свидетельство Петра Дамаскина

Второе свидетельство о существовании у греков двуперстия и единственно двуперстия ещё до крещения князя Владимира и при князе Владимире Денисов приводит из книги Петра Дамаскина, где написано так: «яко два перста убо и едина рука являют распятого Господа нашего Исуса Христа, во двою естеству и едином составе познаваема».

Какой смысл и какое значение имеет это свидетельство?

Оно не соответствует старообрядческому двуперстному сложению, образующему собою и три лица Св. Троицы, и два естества во Христе, во-первых, потому, что Пётр Дамаскин о двух естествах, во единой ипостаси образуемых двумя перстами, пишет, а о трёх перстах, чтобы их слагать известным образом и чтобы они имели какое-либо значение, ничего не пишет. Ежели бы трём перстам усвоялось какое-либо значение, то Пётр Дамаскин умолчать бы о том не мог, как это не умолчено и в именуемом Феодоритовом слове. Посему перстосложение, упоминаемое Петром Дамаскином, от перстосложения, заповедуемого в печатных Псалтирях, имеет существенное различие. Во-вторых же, и о самых двух перстах свидетельство Петра Дамаскина с положенным во Псалтирях следовательной и учебной наставлением о двуперстии имеет существенное различие в толковании их значения, а потому может иметь различие и в самой видимой форме их сложения. В Псалтирях соединение двух естеств во Христе во едину ипостась образуется сложением или соединением двух перстов. Там сказано: «Два перста, вышний и средний великий, вместе сложити и протянути, показуется тайна самого Господа нашего Исуса Христа, иже есть совершен Бог и совершен человек». А у Петра Дамаскина соединение двух естеств во Христе образуется не сложением или соединением двух перстов, но единством руки: «два перста и едина рука». Здесь персты, очевидно, могут быть и не сложены, не соединены, потому что единство ипостаси во Христе образуется не сложением или соединением перстов, но единством руки; и даже здесь можно разуметь два перста не рядом находящиеся, ибо и они одинаково могут образовать во Христе два естества, а единством руки, на которой оба находятся, образовать единство ипостаси. На многих древлеписьменных иконах действительно встречаются изображения такого перстосложения, что указательный палец и мизинец простёрты, а два средних перста и великий совокуплены и пригнуты ко длани. Таких изображений много обретается во соборе Старой Ладоги, на фресковых изображениях 12-го века (см. в журнале Прохорова); с таковым же перстосложением в Никольском единоверческом монастыре в Москве в соборном храме Успения есть древняя местная икона, по преданию, чудотворная, св. Иоанна Предтечи; такие же есть изображения руки на мозаических иконах, открытых в Константинопольском Софийской храме, созданном императором Юстинианом. И такое перстосложение можно признать вполне согласным слову Петра Дамаскина, в котором говорится, что соединение образуемых двумя перстами двух естеств во Христе во едину ипостась образуется не соединением сих перстов, но единством руки. В Сирии действительно существование такого двуперстного сложения для означения двух естеств во единой ипостаси Христа могло быть вызвано потребностию противодействия учения еретиков единовольников. Но можно ли этим свидетельством Петра Дамаскина доказывать, что таковое сложение было и в Константинополе? Справедливо ли особенно приводить его в доказательство, что перстосложение, описанное в Псалтирях п. Иосифа, которое едино старообрядцы приемлют и приемлют как догмат веры, – что это перстосложение всегда существовало в Греции и было во всеобщем употреблении во времена св. Владимира? Не должно забывать при этом, что Пётр Дамаскин – писатель позднего времени, что это есть не тот Пётр Дамаскин, который жил в седьмом веке, а писатель 12-го века, как о том свидетельствуют самые его творения, в которых приводятся во свидетельство писания отцов, живших после седьмого столетия, как, напр., свидетельства Симеона Метафраста, жившего в девятом веке, которого Пётр Дамаскин, живший в седьмом столетии, очевидно приводить не мог.

3. Свидетельство Никифора Панагиота

Денисов излагает его так: «Во дни греческаго царя Михаила Палеолога, иже бе в лето 6764 (1256), греческий учитель, святый Никифор Панагиот, обличаше латыны, почто истинного креста не воображают двема персты, на главе и на сердце и на правом плече и на левом. Сие же писано в Макариевских минеях во августе месяце и во иных старописанных книгах».

Иных старописанных книг Денисов не называет; о Макарьевских же Минеях должно заметить, что в сих Минеях, писанных ранее августа месяца, на который ссылается Денисов, именно в месяце июне, по списку, хранящемуся в Синодальной библиотеке (№ 995, лист 1008 на обороте), и по списку, сделанному для царя Ивана Васильевича, хранящемуся в той же библиотеке (№ 118 на листе 672), по обоим спискам одинако прение Панагиота описано обстоятельнее и пространнее, и вот как именно излагается указанное Денисовым место: «Почто не слагаеши 3 персты и крестишися десною рукою, и не полагаеши на челе твоем, и на десную грудь, и одеваешися оружием Христа моего, но твориши крест со обоими персты, и воображение креста твоего зрит вон, вместо еже бы ся сим одеяти, а ты ся свлачишь животворящего креста». И в книге Кирилловой, напечатанной при патриархе Иосифе, на листу 236 в беседе Панагиота с Азимитом о перстосложении напечатано так: «И почто не согбаеши три перста и крестишися десною рукою, егда полагаешь на челе своем, и не одеваешися оружием креста Господня, но твориши крест обоими персты, и последи пальцем внешнею страною, и воображение креста твоего зрит вон вместо еже им одеятися, якоже мы христиане, а ты совлачишися животворящего креста». Итак, в трёх книгах Макарьевских Миней обретается словопрение Панагиота, и в двух более ранних оно излагается в обоих согласно: «почто не согбаеши три перста». От сего явственно показуется, что в третьей книге Миней, августовской, более поздней, где говорится: «почто не согбаеши два перста», содержится или ненамеренная ошибка, или намеренно сделанная ревностным двоеперстником поправка. За ошибку или неверную поправку признали это чтение, како видно, и издатели Кирилловой книги при патриархе Иосифе, ибо и они напечатали: «почто не согбаеши три перста», а не два. Посему справедливым должно быть признано чтение, обретающееся в двух раннейших книгах Макарьевских Миней и напечатанное в Кирилловой книге. Что же показывает это правильное чтение? Оно показывает, что латины на главу и живот полагали два перста (явственно, что указательный и велико-средний, которые полагаются и в двуперстном сложении), а перенося руку с левого плеча на правое, прикасались к плечам одним уже великим перстом; значит, они полагали на себе крестное знамение тремя же первыми перстами, но только не соединёнными вкупе, – сперва на главу и на живот полагали два перста, а с левого плеча на правое крестились одним. И православный обличает латынянина не за то, что он не те персты употребляет в крестном знамении, какие следует употреблять и какие употребляются самими православными, а за то, что эти персты не слагает, или не сгибает вкупе, когда полагает на чело и прочие члены, то есть когда совершает крестное знамение: «почто не слагаеши три персты», «почто не согбаеши три персты». Итак, из беседы Панагиота с Азимитом видно, что православный грек требовал троеперстного, а не двуперстного сложения (О сём чти пространнее в моей книге, части первой, главе 45-й). Значит, свидетельство Панагиота доказывает, что в тринадцатом веке в Константинополе существовало для крестного знамения троеперстное сложение¹³. Отсюда нужно заключить, что такое перстосложение существовало и раньше, в конце десятого века, когда князь Владимир принял от греков крещение, ибо в течение этого времени в Царь-граде не было никаких значительных смущений о вере, вследствие которых могло бы измениться и перстосложение. И посему с несомненностию можно утверждать, что при князе Владимире как для благословения приняла Россия именословное перстосложение, о чём свидетельствует вышеупомянутое украшение созданных тогда св. храмов иконами с именословным перстосложением, так и для крестного знамения приняла сложение троеперстное, о чём свидетельствует сие прение Панагиота, близкое к тем временам. Итак, свидетельство это, приведённое Денисовым в доказательство, что аки бы в Греции и для благословения, и для крестного знамения всегда во все времена существовало одно двуперстное сложение, которое будто бы принял и св. Владимир, не только не составляет такого доказательства, но ещё доказывает, напротив, что в Греции и в близкие к крещению России времена существовало и употреблялось для крестного знамения троеперстное сложение, которое принято и св. Владимиром¹⁴.

4. Свидетельство из сказания о Мелетии

Засим Денисов приводит во свидетели того, что в Греции издревле существовало будто бы только одно двуперстное сложение, святого Мелетия: «Древний восточный учитель Мелетий патриарх Антиохийский, бывый во время второго вселенского собора, яко же о нем священный собор в Стоглаве повествует, два перста совокупив, а три пригнув, благослови люди, и прослави Господь сие благословение снитием огня».

И это свидетельство в пользу двуперстия Денисов приводит несправедливо. Св. Мелетий не для того показывал персты, чтобы научить, как полагать на себя крестное знамение, но для того, чтобы обличить Ариян, не веровавших в единосущие Св. Троицы; и это действие св. Мелетия хотя бы и могло быть примером перстосложения для крестного знамения, но собственно о двуперстии свидетельства оно не представляет, как можно видеть из сказания о нём древних греческих историков Созомена и Феодорита, ибо они именно свидетельствуют, что св. Мелетий показал персты в показание единосущия Св. Троицы, а не в оправдание двуперстного сложения.

Вот как повествуется о сём в Церковной Истории Созомена: «Когда Мелетий прибыл в Антиохию, то собралось, говорят, множество народа из последователей Ариевых и общников Павлиновых: одни – с намерением посмотреть мужа, которого слава долетела к ним ещё прежде его прибытия, другие – желая узнать, что он скажет и с кем согласится; ибо была молва, что он держится учения отцов Никейского собора, как доказали и последствия. Сначала Мелетий всенародно говорил так называемые нравственные поучения, а наконец открыто исповедал Сына единосущным Отцу. Говорят, что, когда он ещё произносил это, архидиакон тамошнего клира подбежал и заградил ему уста рукою; но он яснее, чем голосом, выразил свою мысль посредством руки, показав сначала только три пальца, а потом опять сложив их и показав один, – и этим видом руки изобразил народу то, что мыслил и что препятствовали ему высказать. Когда же неловкий архидиакон схватил его руку и чрез то открыл уста, то он, получив свободу языка, ещё яснее и громче объявил свою мысль, то есть увещевал держаться определений Никейских и внушал слушателям, что мыслящие иначе отступают от истины» (По изданию 1851 г. стр. 298–299).

А в Церковной истории Феодорита, епископa Киррского, повествуется: «Мелетий выразил прямой смысл догматического учения о Боге; руководясь истиною, как отвесом, он избежал и преувеличения, и недостатка. Народ долго сопровождал его речь одобрительными восклицаниями и просил его повторить вкратце своё учение. Тогда Мелетий, показав три перста и потом два из них сложив и оставив один, произнёс следующее достохвальное изречение: разумеем три, а беседуем как бы о едином» (Изд. 1852 г. стр. 192).

И в древних славянских списках приводится текст сказания о Мелетии согласно этому повествованию Феодорита. Так, в харатейном Прологе 14-го века, находящемся в Хлудовской библиотеке, на листе 215 читается: «Тогда же бе Мелетий епископ Севастийский, бе же и словом и житием славен, бещиния же ради и сущих под рукою его отрекл се бе от епископа, и бе млче: мневше же еретизи яко с ними мудрствует Мелетие, и спросише у царя того поставити епископом в Аньдиохии. ти имже послуша и. и юже патриархом се нарече. на сборе арианом инако глаголещим, встав Мелентие богословного правила показа управление. людем же просещим скоро сим учением показати. три показа прьсты, потом два сьвькупль, а един оставль: достохвалны иоань глас испусти, глаголе: трое убо разумеваемо е. о едином же беседуем».

А в рукописном Прологе 16-го века той же библиотеки под 12 февраля сказание о Мелетии излагается так: «Тогда же бе Мелетий, в Севастии епископ бысть; бяше же житием и словом славен. Вещания ради сущих под рукою его, и отрекся епископии, и бе в молчании. мневше еретицы, с ними мудрствует Мелетий, просиша у царя того поставити епископом в Антиохии. яко се сътвориша я, и уже патриархом ся нарече. посем бысть сбор. Арианом инако глаголющим, встав Мелетий, и богословесного правила показа правлениа людем, просящих скорое учение от Бога показати им. 3 персты, и не бысть им знамениа. потом совокупль я, едино пригнув, благослови люди. и изыде от нею огнь яко млъния. достохвальный он испусти глас: трии убо разумеем, о едином же беседуем».

В приведённых сказаниях о Мелетии древних греческих историков Созомена и Феодорита и в согласном с сим последним сказании древнего славянского харатейного Пролога, как может видеть каждый, нет ни малейшего указания на двуперстие; а более поздние русские редакции сказания, как приведённая нами из пролога 16-го столетия, если бы и содержали что-либо благоприятствующее двуперстию, не могут служить доказательством о существовании оного в Греции во времена св. Мелетия, так как они суть русские позднейшие произведения, не согласные ни с сказанием древних греческих историков, ни с текстом сего сказания в славянских древних харатейных его списках. А притом и эти новые русские редакции сказания о Мелетии действительно ли свидетельствуют о двуперстии? Рассмотрим, во-первых, редакцию Стоглавника, на которую именно ссылается Денисов. Здесь говорится, что св. Мелетий «показа три персты во Отец и Сын и Святый Дух, и не бысть знамения; посем же два совокупль а три пригну» (Стогл. гл. 31). Каждому понятно, что когда были показаны три перста, тогда два остальные должны были находиться пригнутыми, из трёх же показанных два совокупить и три пригнуть невозможно, ибо три не составляют пяти. Здесь очевидная несообразность. А потом и неясно, которые два были совокуплены. Можно сказать, что были совокуплены великий перст и указательный, а три остальные пригнуты. Посему редакция сказания о Мелетии, положенная в Стоглаве, на которую именно указал Денисов, будучи не только не согласна с греческими историями и русскими древними харатейными Прологами, но и сама в себе представляя несообразность и неясность, не может служить свидетельством о существовании двуперстия в древлегреческой и древлероссийской церкви. Такою, очевидно, признали её и издатели статьи о крестном знамении, внесённой во Псалтыри, ибо они привели другую, не согласную с Стоглавом редакцию, которую мы также рассмотрим. Здесь, в Псалтирях, говорится, что св. Мелетий «показа три перста, и не бысть знамения; потом два совокупль и един пригнув». По сему изложению св. Мелетий прежде показал три перста несложенные, – а показать ему свойственно было именно три первые перста: великий, указательный и великосредний, в чём и сами старообрядцы согласны. Несложенные три перста св. Мелетий показал во образ трёх ипостасей Св. Троицы. Но ему оставалось ещё показать, что три ипостаси Св. Троицы составляют едино существо: для сего оные три перста, образующие три ипостаси Св. Троицы, он соединяет воедино, о чём и говорится далее в сем сказании: «два совокупль и един пригнув». То же сокращённее выражено и в вышеприведённом прологе 16-го века: «потом совокупль я (т. е. три перста), един пригнув». Эта редакция сказания о Мелетии, принятая и издателями Псалтири, хотя с повествованием Созомена и Феодорита и различествует несколько, но по смыслу с ними тожествует, ибо как у Созомена и Феодорита, так и здесь говорится, что во образ трёх ипостасей Св. Троицы Мелетий показал три несложенные перста; но там, у Созомена и Феодорита, говорится, что единство существа во Св. Троице св. Мелетий означил показанием единого перста, здесь же – что единосущие трёх лиц Св. Троицы он показал соединением трёх перстов воедино. Таким образом и приведённое в столь уважаемой старообрядцами статье о крестном знамении, напечатанной в Псалтырях (также и в Кирилловой книге), сказание о Мелетии ничего свидетельствующего о двуперстии не содержит.

Впрочем, в Поморских же Ответах, именно в ответе 41-м, Денисов возражает (а за ним и вообще возражают старообрядцы), что в троеперстном сложении персты указательный и великосредний пригибаются к великому, великий же к тем двум растягается, а не пригибается, и потому о нём не свойственно разуметь выражение «един пригнув». Денисов показует себя здесь истинным перстословом, рассматривая, который перст более пригибается, который растягивается в троеперстном сложении. Но в Сказании очевидна мысль не о тонком перстоописании, а о том, чтобы показать, что св. Мелетий совокуплением перст обличил еретиков, не исповедующих единосущие Св. Троицы. А ежели допустить, что св. Мелетий, по этому описанию или списку Сказания, пригнул большой перст к двум малым, прежде бывшим пригнутыми, праздными от всякого образования (как именно толкуют старообрядцы), то он не показал бы этим действием единосущия Св. Троицы, напротив, один из них отделил бы и тем показал бы не трёх лиц единосущие, а только двух, и сделал бы радость духоборцам, не исповедовавшим Духа Святого единосущным Отцу и Сыну. Вот на что должен был бы обратить своё внимание Денисов – на то, согласно ли рассматриваемое перстосложение с целию св. Мелетия – показать единосущие лиц Св. Троицы, а не на то, который здесь перст наклоняется и который растягается. Притом же справедливо ли Денисов утверждает, что великий перст не может быть пригнут к указательному и великосреднему? По естеству своему он стоит в отдалении от указательного и великосреднего, и если его в нижнем его составе не пригнуть к этим двум, то соединения трёх перстов быть не может. Посему нет никакого препятствия разуметь его в словах Сказания «един пригну»¹⁵. В том же 41 ответе Денисов говорит: если бы св. Мелетий три перста первые, которыми показывал три ипостаси Св. Троицы, соединил воедино, то посему писатель не сказал кратко о их совокуплении: таже совокупив их? но говорит: два совокупль и един пригнув? Ответствуем. И сии слова не излишние. Тогда были еретики Ариане, которые не исповедовали единосущия Св. Духа со Отцом и Сыном. Св. Мелетий, два перста соединив, показал единосущие Сына со Отцом, а к ним присоединив и третий перст, тем показал и единосущие Св. Духа со Отцом и Сыном. Но, повторяю, все эти ухищрения Денисова не сообразны с целию св. Мелетия – показать единосущие Св. Троицы, и составляют только многоречие о перстах.

Денисов ещё говорит, что нет такового обычая, чтобы троеперстно благословлять, посему-де св. Мелетий, о котором сказано «и благослови люди», не три первые персты соединил воедино. Действительно, такого всеобдержного обычая, чтобы святители всегда благословляли тремя персты нет, но Денисов не то должен бы показать, что нет всеобдержного обычая святителям так благословлять, а то, что ни при каком случае и никогда таковое действие святителям не дозволяется. Но мы видим в благословении святителей православной церкви различные действия: ибо и свечами благословляют народ – иногда одним трикирием во образ Св. Троицы, каковое действие подобно благословению тремя перстами, иногда одним дикирием во образ двух естеств во Христе, иногда обоими вкупе, трикирием и дикирием, во образ обоих таинств: и Св. Троицы, и воплощения Господня; благословляют и книгою св. Евангелия и хлебом. А посему св. Мелетию, проповедовавшему единство естества во Св. Троице, что возбраняло в сем только случае благословить люди и тремя перстами? Но не должно забывать, что у древних греческих историков вовсе не говорится, чтобы св. Мелетий, показав персты, благословил люди. И если, по сказанию Созомена, св. Мелетий, показав во образ Св. Троицы три перста, потом во образ единосущия показал один перст, какое тут могло быть благословение¹⁶?

Из сказанного нами видно таким образом следующее: во-первых, греческие историки и русские древле-харатейные Прологи свидетельствуют, что св. Мелетий совершил известное действие перстами не в показание того, как полагать на себе крестное знамение и как благословлять, но для посрамления еретиков, не исповедовавших единство Божества во Св. Троице, и по своей форме Мелетиево сложение перстов нимало не сходственно с двуперстным сложением. Посему Денисов несправедливо оное сказание о Мелетии привёл во свидетельство существования в Греции двуперстного сложения во времена великого князя Владимира. Во-вторых, из позднейших русских редакций редакция Стоглава, как не согласующая сама с собою, а также ни с древнейшею русскою редакциею, ни с позднейшими печатными, не может служить достоверным доказательством двуперстия; редакция же печатных Псалтырей и Кирилловой книги служит показанием более в пользу троеперстного, нежели двуперстного сложения. Итак, и российские редакции, а особенно редакция Стоглава, на которую именно указал Денисов, нимало не служат к подтверждению его мнения, будто двуперстное сложение и только оно одно издревле содержалось в греческой церкви и от неё принято св. Владимиром в церковь российскую.

5. Свидетельство Максима Грека

После св. Мелетия Денисов ссылается как на свидетеля о исконном существовании двуперстия в греческой церкви на «восточного же учителя» преподобного Максима Грека, который «в книзе своей, в гл. 40-й, о сем знаменовании честнаго креста засвидетельствует и все вкупе благоверия таинство сим исповедовати глаголет: совокуплением триех перст тайну Святыя единосущныя Троицы, и протяжением двою, указательного и средняго, сшедшася два естества во Христе исповедовати поучает».

Но, во-первых, какое основание имел Денисов приводить Максима Грека, писателя 16-го столетия, в свидетели того, что у греков якобы издревле и во времена св. Владимира употреблялось для крестного знамения двуперстное сложение? А, во-вторых, приписываемое Максиму Греку слово о крестном знамении и в описании перстосложения, и в толковании его знаменования не соответствует принятому старообрядцами учению о двуперстии, как оно изложено в Феодоритовом Слове, напечатанном в Псалтырях. Положенное во Псалтырях Феодоритово Слово повелевает «вышний да средний великий (персты) вместе сложити во образование двух во Христе сшедшихся естеств, «великий же перст имети мало наклонно», чем образуется «преклон небеса, сниде на землю». В слове же, именуемом Максима Грека, сшедшаяся два естества во Христе образуются не соединением обоих перстов, но протяжением: «протяжением же долгого и среднего (образуются) два естества во Христе». Потом о пригнутии великосреднего перста совсем не говорится. Итак, по слову, именуемому Максима Грека, требуется обоих перстов только протяжение, а не соединение. И если протянутыми, но не соединёнными двумя перстами могут образоваться два естества во Христе, то соединение двух естеств во едину ипостась чем здесь образуется? ¹⁷ Описанное в именуемом слове Максима перстосложение не имеет также и знаменования, усвоенного в Феодоритовом слове мало преклонённому великому персту: «преклон небеса, сниде на землю». Итак, описанное в слове Максима Грека перстосложение ни по внешней форме, ни по внутреннему богословскому разумению с употребляемым у старообрядцев перстосложением не согласует, и посему вотще Денисов приводит его во оправдание сего перстосложения, а паче в доказательство, что у греков издревле и во времена св. Владимира аки бы одно только двуперстное существовало перстосложение.