 |
Глава 3. ИВС
|
|
|
|
Улица Тверская была, как обычно оживлена. Толпы прохожих сновали в разные стороны. Все куда-то спешили, сбивая по пути, друг друга. Боря вышел из метро, и направился по подземному переходу на Пушкинскую площадь. Здесь возле памятника Александру Сергеевичу уже стояли профкомовские друзья его. Завидев Борю издали, они сразу начали кричать, изумляясь изменившемуся его имиджу. Вместо зелёных волос в стиле Денниса Родмана, типичная короткая деловая стрижка, гладко выбрит, в пиджаке, но почему-то без куртки.
– Чем занимаешься, Боря? – спросила Лиза, художественный руководитель университета, глава студенческой самодеятельности.
– Я в тюрьме сижу, – ответил Боря, удивившись мысленно своему ответу. Но почему-то остальные ребята не стали разделять Бориного удивления. Никому даже не показалось странным, что человек стоит рядом, и утверждает, что он сейчас в тюрьме. Все думали только о том, что Лёша-неформал и Коля-брейкер почему-то запаздывают. Боря и сам был не прочь их повидать. Неожиданно гул голосов стих, и послышались звуки скрежета тяжёлого замка.
Как это обычно бывает в неволе, сновидение прервалось по требованию властей, заставивших подняться и двигаться куда-то в спешном порядке. Когда двери открылись, Боря увидел перед собой двух каких-то новых полицейских, явно не работающих в ОВД " Тверское" и одетых в странный камуфляж без нашивок, и без прочих знаков отличия. У обоих были разные лычки на погонах. Тот, что с лычкой, расположенной вдоль погона, начал резкими словами:
– Так, Пахомов, побыстрей собирайся. Вещи все свои забрал?
– У следака ещё есть мои вещи.
– Дома сидит твой следак уже, водку пьёт. Всё своё забрал?
|
|
|
– Да, всё.
На него надели наручники, и повели на улицу к машине. Боря, как и любой здравомыслящий человек, окажись он на его месте, не сопротивлялся. Полицейские, тем не менее держали его под руки не слишком доверяя подозреваемому.
На улице стояла белая газелька с синей надписью " Следственный комитет РФ". Борю завели в неё, здесь были три микро-камеры на одного человека, и позади машины клетка на троих человек. Именно в неё Боря и был помещён. С него сняли наручники, и закрыли клетку на замок. Один из ментов вышел на улицу и сел на переднее сиденье, а второй остался на единственном сидячем месте в салоне машины. И она поехала.
" Подумать только, – мысленно проговорил Боря. – Ещё позавчера пил пиво в хорошем заведении, а теперь еду в этой неудобной газели. Где темно, невозможно книжку почитать". О своём уголовном деле он думать не мог. Поэтому решил сделать попытку поглядеть в окно. Хотя вообще-то у него кроме книжки теперь была копия постановления о возбуждении уголовного дела, её-то стоило почитать. Но, как уже отмечалось, была слишком неудобная темень, в которой разглядеть какие-то буквы невозможно, а чтоб ознакомиться со своей собственной делюгой, нужна более спокойная обстановка. К несчастью Боре, испытывающим желание поглядеть на свободную улицу, газель устроена так, что сделать это практически невозможно. Можно лишь, вытянув шею увидеть из окна кабины водителя саму дорогу, голый асфальт.
Куда его везут, Боря не знал. Из слов адвоката, он помнил, что едет в какое-то учреждение, под странным названием ИВС. Как оно расшифровывается, адвоката почему-то не спросил. Он сделал попытку догадаться, куда едет машина. Из клетки на последнем сиденье (" стакан" ) можно было разглядеть водителя и дорогу. Но было уже темно, а дорога везде одинаковая. Если бы у Бори были права и машина, он бы разбирался в дорогах по внешнему виду средней полосы. Но он не разбирался в этом, и мог различать улицы лишь по их обочинам. А вслух, полицейские не говорили о том, куда едут. Машина то стояла в пробке, то на светофоре, то ехала. Боре запомнилось множество поворотов. Затем перед газелью появились ворота, машина остановилась. Из КПП вышел охранник, водитель дал ему какие-то бумаги, и охранник удалился. Затем ворота открылись, машина въехала во двор и остановилась.
|
|
|
Открылась дверца машины, полицейский встал со своего места, направился к Боре, открыл ему клетку, надел на него один наручник, другим пристегнул к себе со словами:
– Ты не буйный? Вторые " браслеты" не понадобятся?
– Всё нормально будет. – Ответил Боря, – не надо вторых " браслетов".
– Тогда пойдём.
И Борю повели. Его завели в очередную клетку (" стакан" ), которую за ним закрыли, и отстегнули от наручника. Полицейский удалился и Боря остался в помещении один. Он достал из пакета уголовный кодекс и попробовал почитать, но после первого же абзаца, в комнату вошли двое. Какой-то военный мужичок преклонного возраста, и с ним пожилая женщина в белом халате. Военный громким командирским голосом потребовал от Бори:
– Все свои вещи клади сюда. Одежду снимай полностью и тоже складывай сюда. Будем досматривать.
Боря сначала отдал пакет с двумя книгами и бумажкой с уголовным делом Бори (делюга). Пока он раздевался, мужик в военном камуфляже разглядывал содержимое пакета. Затем он принялся осматривать одежду доставленного. Возвращая пакет с книгами Боре, он ещё раз продемонстрировал свой командирский голос:
– Поворачивайся задом, и раздвигай ягодицы. – После того, как Боря выполнил это распоряжение, он добавил: – Пакет твой досмотрели, можешь забирать. Одежду сейчас досмотрим и тоже вернём.
Женщина в белом халате спросила:
– Хронические заболевания есть: туберкулёз, астма, простатит?
– Нету ничего.
– Точно нету? – Усомнилась женщина и добавила: – А то я знаю как у вас обычно это бывает. Сначала говорят " нету", а потом выясняется и сифилис, и ВИЧ, всё есть оказывается.
В разговор вмешался военный:
– Забирай одежду и одевайся.
Боря оделся, и его вывели из стакана. Без наручников его повёл военный по коридорам. По лестнице поднялись на третий этаж, а там на входе сидели за столом две молоденькие девушки, обе в милицейской форме без нашивок. На погонах сержантские лычки. Одна из них поднялась со своего места с ключами, и пошла вдоль коридора, а другая стала принимать от военного, какие-то бумаги.
|
|
|
Когда бумажная возня закончилась, военный повёл Борю к тому месту, где уже стояла девушка, которая вблизи оказалась не столь молоденькой как представлял себе Борис, и она, вставив ключ в замок, начала отворять камеру со словами:
– Одеялом можно накрываться только после десяти вечера, за нарушение в карцер. Если хочешь накрыться, курткой своей накрывайся.
Дверь открылась, Боря вошёл в камеру. Здесь оказалось просторнее, чем в обезьяннике. По левую руку от него к стене были прибиты вешалки для верхней одежды, по правую руку находилась " утка" – санузел, без унитаза. Он был огорожен специальной стенкой по пояс. Вдоль левой стены находились две маленькие кровати, у дальней стены стояли три кровати в ряд, а по правую стену находился железно-деревянный столик, прибитый к стене. Снизу к столику была приварена скамья. Между столом для приёма пищи и санузлом находилась раковина, над которой было зеркало. Единственным свободным местом была кровать у дальней стены, которая стояла посередине. К ней Боря и направился. Когда он присел на неё, послышался голос соседа:
– У тебя курить есть?
Боря поглядел на сокамерника. На вид лет тридцать пять или сорок. На левом плече несколько неразборчивых наколок. На пальцах татуировка " За В. А. С. ". Накрывался дублёнкой, а под ней был одет в белую майку, на советский манер. В верней челюсти не хватало одного из передних зубов, из-за чего он имел манеру говорить с лёгким посвистыванием, не доходящим до шепелявости.
– Нету, – с сожалением ответил Боря. – Я вообще не курю. – Вообще-то он курил, когда учился в старших классах школы, но в университете, со временем бросил. Как-то само прошло. Видимо, курил, что называется, не в затяг, поэтому и бросить было легче.
|
|
|
– Почему вы все сюда без сигарет заходите?
– Не наезжай на него! – Попросил другой сосед сиплым голосом. Боря кинул взгляд и на него. Худое, повидавшее в этой жизни немало, лицо. Кашель через каждые пять минут. Если первый был одет налегке, то этот его сокамерник укутался как следует в тёплый пуховик с мехом, а под ним и рубашка, и тёплая кофта.
– Да я не наезжаю, – сразу сменил тон первый. И с улыбкой продолжил: – Тебя как зовут?
– Боря.
– Меня Толик. Я цирюльник местный. Слышал песню такую " парикмахер дядя Толик, подстриги меня под нолик"?
Боре доводилось слышать блатные песни, несмотря на то, что в студенческие годы он был специалистом по электронной музыке. Анатолий же продолжал, всё время улыбаясь:
– Этого доходягу, который возле тебя лежит, Володя зовут. Тебя за что закрыли?
– За грабёж. – Признался Боря. – " Макдоналдс" ограбил.
– Красава! – Воскликнул Толик, – А меня за кражу. Ночью проник в магазин и ящик водки стащил. Он оказывается больше тысячи стоит, вот меня и поймали. Сто пятьдесят восьмую шьют, народную.
– Почему народную?
– Потому что большинство тюрьмы по этой статье сидит, вот она и получила прозвище " народная статья". Но тут ещё не тюрьма. Это " Петровка, тридцать восемь", изолятор временного содержания, в советские времена КПЗ назывался, теперь в ИВС переименовали. Тут рядом детский сад, и баланда прям оттуда идёт.
– Что идёт? – переспросил Боря, услышав незнакомое слово.
– Ну, баланда. То, что мы едим тут. Каша там, макароны, рассольник. Из детского сада поставляют, так что она тут сносная, есть можно. А вот когда в тюрьму поедешь, там сами зеки готовят, козлы – картошку почистить нормально не могут, с кожурой в супе попадается.
– Ты его давай не стращай! – Подал голос Володя, – Может его ещё не закроют, а на подписку о невыезде выпустят.
– Ты, конечно, оптимист, Вован! – Передразнил его Анатолий, и, переведя взгляд на Борю, добавил: – Его не слушай особо. Он ни разу не сидел, вот и не знает ничего. У меня уже две ходки позади, так что лучше ко мне обращайся. Запомни главное правило арестанта: надо надеяться на лучшее, а ожидать худшего. Вот Вова ожидает лучшего, а как судья объявит " арестовать", так за сердце ухватится. Приступ случится.
– Не случится, – уверенно парировал Владимир, прерываясь на кашель. – Если, когда закрывали, не случился, значит уже больше точно не случится.
– А лет-то тебе сколько? – Настаивал на своём Толик. – В твоём возрасте, как раз сердечные приступы и характерны. Борь, хочешь я тебя по фене научу разговаривать? В тюрьме пригодится.
– Отстань от него – не унимался Вова. – Успеет он научиться. Может ему вообще твоя феня не пригодится.
|
|
|
– Вот старый! – Улыбнулся Толик. – Хотя да, по фене тебя и в тюрьме научать говорить. Что у тебя за книжки?
– Уголовный кодекс адвокат дал, и Стивен Кинг у меня с собой был. – Ответил Борис.
– Надо было кроссворды у адвоката попросить. А то здесь не расчитаешься особо. – Толик откинулся на спинку кровати, и принялся вслух разгадывать сканворд. – Гвардеец Ивана " Грозного"?
– Опричник. – Сказал Владимир, в голосе чувствовалось лёгкое пренебрежение к невежественному сокамернику.
– Подходит, – на ходу записывая, откликнулся Толик, и произнёс следующее задание, погрызывая ручку: – Пронзит струна осколком эха?
– Песня была такая, – сказал Владимир, – не помню, кто поёт.
– Олег Митяев. – За него продолжил Боря. – Пронзит тугую высь.
– О! " Высь" подходит. – Успел с улыбкой сказать Толик, как по радио объявили:
" Московское время двадцать два часа. В эфире новости".
– Можешь одеялом накрыться, Боря. Кстати, радио тут всю ночь играет, по нему и ориентируемся во времени.
– Киргизу скажи, чтоб накрылся. – Перебил Владимир. И поскольку Толик был ближе всех к четвёртой кровати, то он и крикнул, сделав серьёзное лицо:
– Эй, киргиз!
– Чего-мана? – ответил тот. Киргиз поднял голову. Неизвестно сколько дней он не брился и не принимал душ, но он явно зарос. Представитель Средней Азии тоже предпочитал одеваться в пуховик, как и Володя. Из национальной одежды на нём ничего не было, одет был как типичный москвич, и только растительность на лице и смуглая кожа выдавали в нём киргиза.
– Одеяломана можешь накрыться – Передразнил киргизский акцент Толя, – десять уже. " Микки из Голивуда? ". Четыре буквы.
– Маус – ответил Володя.
– Не подходит. Первая " Р".
– Тогда не знаю.
– Может Микки Рурк? – предположил Боря.
– Подходит. – Ответил Толик. На следующем задании Боря заснул, и дальнейшая судьба кроссворда ему осталась неизвестной. Разбудил его утром строгий женский голос за пределами камеры:
– Подъём граждане! Время шесть утра. Заправляем кровати. Побыстрее!
– Ну ты и храпишь, братишка – обратился к Боре Анатолий, заправляя кровать. – А ты какой " Мак" ограбил? Тут, кажется, ночью по радио про тебя передавали.
– На " Сухарях". – Ответил Боря, уже покончив с заправкой койки.
– Через два часа завтрак принесут, его здесь сотрудники изолятора раздают. – Боря удивился, как Толик мог резко и часто менять тему для разговора, и даже не находил слов, чтобы ответил ему, или вставить. – Ты, поди, давно уж не ел-то?
Боря, вдруг, вспомнил, что в действительности, он принимал пищу в последний раз дома, перед выездом в субботу. А теперь понедельник, утро. То есть полностью всё воскресенье в его желудок не упало ничего съедобного.
– После завтрака у них тут проверка бывает. Можешь на режим пожаловаться.
– На обжарку надо б попроситься, – вставил своё слово Владимир. – Мне кажется, киргиз этот: блохастый.
– Кстати, да. " Беттеры" скорее всего у него есть. Он же по два-два-восемь залетел-то. А они когда колются, могут неделю не мыться вообще.
– Два-два-восемь – это за наркотики что-ли? – Уточнил Борис, неоднократно слышавший этот номер статьи. Вот почему от киргиза так несёт. Наркоманы, как правило, не утруждают себя своевременным приёмом ванны или душа.
– Да. Прикинь его на " точке" поймали. В ларьке газетном героин покупал, пять граммов порошка. Его-то " без прима" взяли, а газетчик, похоже, надолго уедет.
– Что значит " без прима"? – Боря сделал растерянное лицо, явно не понимая новую для него речь.
– У тебя же уголовный кодекс есть. Вот открой, посмотри. Там два-два-восемь, несколько статей есть. Прим-один, прим-два, а у него " хранение без цели сбыта", значит " без прима".
Позже, изучая состав двести двадцать восьмой статьи, Боря выяснил, что " прим" – это сокращение от слова " примечание". И что статей с этим номером целых пять, в каждой ещё части есть. Без прима – это обычная двести двадцать восьмая. Первая часть за мелкую наркоту – до трёх лет лишения свободы, по второй части крупный размер – от трёх до десяти, в третьей части особо крупный размер – от десяти до пятнадцати лет. Судя по всему у киргиза была вторая часть. Статья двести двадцать восемь прим один – означала сбыт наркотиков, и тоже три части, но насколько они суровые Боря прочитать не успел, поскольку принесли завтрак, и задержанные пошли его получать. Передавая друг другу тарелки с кашей, они накрыли на стол, и принялись за еду. После того, как помыли тарелки, и понесли их сдавать, раздали чай. У Толика в сумке ещё оставались печенья, которыми он охотно поделился с остальными. Киргиз от приёма пищи отказался.
– Ломка у него. Всё время строгает, и аппетита нет.
Что значит " строгает" Боря уже догадался сам, поскольку видел не однократно, как их азиатский пассажир подходил к " утке" блевать. Во время проверки, все задержанные, кроме плохо себя чувствующего киргиза, выстроились по струнке, и один из сотрудников в военной форме спросил:
– Мамедов опять от еды отказался?
– Да. – ответил Толик. – Он рыгать ходил всю ночь на дальняк. Может ему какую-нибудь таблетку дать?
– Метадон сейчас ему выпишем, может, проспится.
Проверка удалилась, и задержанные принялись за разгадывание кроссворда. Через час после этого дверь открылась, вошёл какой-то молодой сотрудник изолятора, одетый, правда, не в синий милицейский камуфляж, а в военный – защитного цвета, и спросил:
– Пахомов, у тебя помыться есть желание?
– Да, конечно. – Отозвался Боря.
– Пошли. Только вновь прибывшим оказывается такая честь.
Его отвели на второй этаж. Дали кусок хозяйственного мыла. И Боря принялся раздеваться. Всю одежду он сложил на скамье около двери в душевую, открыл воду, и долго-долго намыливался хозяйственным мылом. Поскольку ни мочала, ни вехотки у него здесь не было, то как следует отмыться ему здесь, похоже, не удастся, он решил как можно дольше находиться под водой. Но не слишком долго, чтобы не раздражать администрацию. Сменной одежды у него при себе не было, поэтому одеваться пришлось в то же самое. " И какой смысл в этой помывке, если ту же одежду на себя одеваешь? " – сказал мысленно, про себя. Его привели обратно на третий этаж, в ту же камеру.
Во время обеда, его сосед Толик задал вполне распространённый вопрос в такой ситуации:
– Ну как тебе наша жизнь, тюремная?
– Жить можно.
– Правильный подход – похвалил Володя. – От того, что тебя закрыли, жизнь не закончилась? Поэтому унывать не нужно.
– Можно даже веселиться, – улыбнулся Толик. И добавил со смешком: – когда меня первый раз закрыли, я тоже грустный ходил, только в зоне уже разморозился. Ничего, Боря, в тюрьме тоже весело бывает. Хотя может быть, завтра домой поедешь. Нас-то с Володей по-любому закроют.
Надеяться на лучшее, но ожидать худшего. Вот правило, которое Боря уже точно для себя уяснил. Он слушал радио, и старался о своём деле не думать. Искал любую зацепку, чтобы отвлечься. А Толик, как некий гуру, рассказывал ему то одно правило, то другое. Правила поведения в тюрьмах, которые устанавливают авторитетные воры. Но, естественно, всего рассказать невозможно. Он успел только поведать о священном сне арестанта. " Если администрация кого-то вызывает, то будить не нужно, пускай сами заходят в хату и будят. Когда арестант спит, тогда ему кажется, что срок идёт быстрее, поэтому будить нельзя". Поведал про передачку: всё что попадает в камеру с воли, должно быть поделено между остальными. Потому что не у всех есть родственники, друзья, многие – одинокие люди, и им никто ничего не передаёт. Правило пользования туалетом Боря узнал на ходу. Захотелось справить нужду, и услышал голос Толика за спиной:
– Когда на дальняк идёшь, воду открывай. Здесь не унитаз, тут смыва нет. Открой воду, пусть она течёт. Справишь нужду – закроешь. Так пахнет меньше оттуда.
В середине дня Толик попросил Борю почитать бумаги, которые были у него с собой. Боря замялся, с непривычки подумал стоит ли это делать. Но Толик его успокоил:
- Запомни. Свою делюгу не показывают только стрёмные арестанты. Которые что-то скрывают от зеков. Там, изнасилование, или подельников сдают. А если тебе нечего скрывать от нас, то можешь смело давать свою делюгу. Вон, на возьми, хочешь мою почитать? Обменяемся так сказать.
Отдав свою дело («делюга») Толику, Боря взялся читать постановление о возбуждении уголовного дела в отношение своего соседа. Когда этот процесс закончился, Толик сказал Боре:
- Вот видишь? Ничего стрёмного в этом нет. Ты дал мне свою делюгу, а я тебе свою. А всякие ссученные, обычно, своё дело скрывают от остальных. Нам с тобой скрывать друг от друга нечего.
Наутро, после завтрака, вместо проверки, в камеру вошли множество людей в военной форме, и спросили не очень грубо, но всё же требовательно:
– У кого " беттеры"? – Этот вид насекомых не только задержанные, но и сотрудники ИВС предпочитали так называть. И Боря, без дополнительных разъяснений сокамерников, понял, что имеются ввиду блохи.
– У киргиза, скорей всего – ответили все. Как зовут задержанного Мамедова выучить никто не смог.
– Понятно. Тогда собираемся, граждане. Все вещи, всю одежду, постельное бельё, матрацы, и прочее собираем и несём вниз на обжарку.
Началась суета. Все жители камеры начали спешно скручивать матрацы, одежду. Боря решил на всякий случай пакет с книгами и бумагами тоже взять с собой.
– Да оставь здесь, всё равно сейчас вернёмся. – Посоветовал ему Толик, однако у Бориса такой уверенности не было.
Их повели в подвал, где они сдали матрасы в какую-то камеру, которую тут же включили. Затем в подобную камеру отправилась вся их одежда. Потом их стали опрыскивать каким-то ядовитым средством, напоминающим по запаху средство от тараканов. Спустя некоторое время их пригласили под душ, а после душа выдали короткое вафельное полотенце.
В помещение зашли двое в полицейской форме, и задали один вопрос:
– А где здесь Пахомов?
А Пахомов в чём мать родила, стоял и обтирался вафельным полотенцем. Когда он уже одевал " обжаренную" одежду к нему подошли.
– Как удачно, Боря! – Начал один из подошедших, – поедешь с нами и уже помытый, после обжарки. Вещи свои все забрал?
Уже знающий, что отвечать, Боря сказал, что у него есть пакет, в котором лежат его две книги, бумаги («делюга») и больше вещей с собой нет. Его вывели на улицу, отвели к газели, посадили в дальнюю клетку и повезли. На этот раз с ним ехали другие полицейские, как показалось Боре более вежливые, чем в субботу, когда его доставили в ИВС.
|
|
|
