 |
Глава 5. Бутырка
|
|
|
|
" Хожу туда-сюда, подошву протираю. Вдыхаю кислород тюремного двора. " Эти слова раздавались из кабины водителя. Интересно, подумал Боря, почему сотрудники полиции слушают блатные песни, в которых их оскорбляют? К примеру " Хоп, мусорок, не шей мне срок". В советские времена оскорбительным считалось слово " мент", а после того, как их стали звать процитированным выше непотребным словом, так " мент" стало для них нормальное прозвище. Теперь полицейские сами себя ментами называют. И шансон они любят. Вот сейчас, например, везут арестованного Борю в тюрьму, и слушают " Бутырская тюрьма. Жизнь не кончается. Тюрьма стоит, столица спит, земля вращается. " Впрочем, Бориславу понравилось разговаривать с полицейскими, и он решил сократить затянувшуюся паузу:
– А мы туда же едем, в ИВС?
– Нет, конечно, – ответил конвойный, который, видимо, не прочь был тоже побеседовать с задержанным. – Мы едем в следственный изолятор. СИЗО сокращённо.
– А разве они всё ещё так называются?
– А как иначе? Как в советские времена СИЗО были, так и сейчас СИЗО. Другого названия не придумали. Там ты проведёшь два месяца, а может и больше. – Сделав паузу, он счёл нужным добавить: – Сразу тебе скажу, чтоб ты не надеялся скоро выйти, что скорей всего ты под замком проведёшь много времени, как минимум полгода. Обычно в таких делах, как у тебя, люди не скоро домой возвращаются.
Машина остановилась, полицейский схватился за наручники. Но выводить Борю никто не спешил, из КПП вышел человек в синем камуфляже без нашивок. Водитель газели дал какие-то бумаги этому человеку, и тот удалился. После чего ворота открылись, и машина поехала, чтобы сразу остановиться. За ней закрылись одни ворота, и тут же открылись другие, машина проехала ещё немного, и остановилась у дверей. Открылась клеть, на Борю одели всего один комплект наручников, и со словами " Давай, Боря! " вывели на улицу.
|
|
|
Здесь он увидел огромное четырёхэтажное здание из тёмно-бордового кирпича. Вход в это здание осуществлялся через высокие, с два Бориных роста, деревянные тяжёлые двери. По обратную сторону от машины возвышался белый бетонный забор, с колючей проволокой на конце. За забором виднелся ещё один металлический забор, тоже с колючей проволокой. " И как отсюда сбегают, подкопы, что ли роют" – подумал Боря.
Перед ним открылись двери, его завели в огромный подъезд, в котором было окно, за ним находились сотрудники учреждения. Полицейские подвели Борю к окну, и оттуда раздался голос:
– Докладывай.
– Что, простите? – Недоумённо переспросил Боря.
– Ты с воли, что ли приехал? – Переспросил сотрудник в окне.
– Нет, с ИВС.
– А что вас на ИВС доклад не учат делать? Так, ребята, снимайте с него " браслеты", и научите делать доклад.
Полицейские, которые привезли Борю, видимо, находились уже не в первый раз в такой ситуации. Один из них, который был с Борей в салоне газели, снимая наручники, проговорил:
– Доклад нужно делать так. " Подследственный Пахомов, статья такая-то, часть такая-то". Приехал из суда, избрали меру пресечения " содержание под стражей".
Боря подошёл к окну повторно, и попробовал сделать доклад:
– Подследственный Пахомов, статья сто шестьдесят первая часть первая…
Сотрудник прервал его доклад, фразой:
– Откуда прибыл?
– Из суда.
– Что постановил суд?
– Два месяца содержания под стражей.
– На два месяца к нам приехал? Хорошо, через полгода уйдёшь, теперь здесь твой дом. Вынь руки из карманов!! – Боря испугался резкой смены интонации сотрудника, и встал в позу " руки по швам". – Ты знаешь где ты находишься? Ты на тюрьму заехал.
|
|
|
Боре всегда казалось, что правильно говорить " в тюрьму", но поправлять сотрудника он не осмелился. А тот, в свою очередь, продолжил:
– Да, Боря. Ты на тюрьме. Привыкай к новой жизни, и научись правильно держать руки. Заводите его!
Сотрудники тюрьмы открыли перед ним ворота, и Боря вошёл в просторный коридор. Боря огляделся вокруг и заметил, что каждый из коридоров тюрьмы разделены между собой железными клетями, и сотрудники их открывают одним и тем же ключом. Пройдя одну из таких, Борислав увидел агитационный плакат «Вежливость порождает и вызывает вежливость». Далее он попал в комнату для досмотра. Пожилая женщина лет шестидесяти, спросила у него:
– Как фамилия?
– Пахомов, – Машинально ответил Боря.
– Давно сидишь?
– Чего? – не понял вопроса Боря.
– Его только что закрыли, – выручил Борю один из сотрудников СИЗО.
– Хорошо, – Продолжила женщина, хотя чего хорошего Боря не понимал. – Клади сумку вот сюда на досмотр.
Боря положил свой пакет на конвейер, который тут же зашевелился. Его вещи поехали в камеру, где подверглись сканированному досмотру. В это время самого Борю уже досматривали с помощью металлодетектора. Потом ему сказали: " Сними штаны и трусы по колено". Боря подчинился. Его попросили повернуться задом к досматривающему и раздвинуть ягодицы. Убедившись, что ничего не спрятано в анальном отверстии, Боре разрешили одеться. После этого его повели в другую комнату. Там уже ожидал другой человек, не в военном синем камуфляже, а в чёрной робе с белым бумажным значком, на котором значилось " Иванов Сергей Петрович, отряд №1".
– Чего ты так стоишь? – Воскликнул он, увидев Борю.
– Что не так в моей позе?
– Ты меня что, зарезать хочешь? – Не унимался тот, что в чёрной робе, – У тебя что, заточка в кармане что ли?
– Нет, ничего.
– Тогда стой нормально, чтоб у меня подозрений не было насчёт тебя.
Боря так и не понял, что от него хотят все сотрудники тюрьмы, но руки в карманах на всякий случай больше не держал. Работник же продолжил:
– Присаживайся на стул, правую руку положи на стол ладонью вверх.
Боря выполнил все его указания, а тот в свою очередь взял с помощью шприца у него кровь из вены. Потом Боре велели подняться, и всё тот же работник, велел ему раздеваться по пояс. Потом он повёл его к огромной машине, где попросил приложиться грудью к какой-то железяке.
|
|
|
– Вдохнуть! Не дышать! – Повелел работник.
Услышав знакомые слова, Боря догадался: " Флюорография, наверное". Потом ему разрешили одеться, и двое в синих камуфляжах повели его в следующую комнату. По дороге один из них объяснил Боре:
– Любые передвижения по тюрьме нужно осуществлять, держа руки за спиной. Чтобы мы были уверены, что ты не буйный, и не собираешься нас атаковать. В противном случае наручники оденем.
– Простите, я не знал.
Боря закинул руки за спину, сложил их одна в другую, и в такой позе пошёл вслед за двумя сотрудниками. Там перед ним открылась ещё одна комната, в которой Боре предложили сесть. Здесь другой человек в чёрной робе что-то мазал на столе. Он попросил у Бори сначала одну руку, которую всю измазал чёрными чернилами, и начал прикладывать к бумаге. Всего процедура снятия отпечатков пальцев, кистей рук и ладоней заняла около 15 минут, после чего ему выдали хозяйственное мыло и предложили отмыть руки. " А вот друг мне рассказывал, что в милиции сканируют отпечатки пальцев на компьютер" – вспомнил Боря рассказ одного из однокашников. Ему велели подняться, он сложил руки за спиной, и стал ожидать распоряжение сотрудников куда ему теперь двигаться.
– Так-то лучше, – Похвалил конвойный новоявленного арестанта, за правильную позу принятую при хождении. – Запомни, мы – не менты, не полицейские. Мы не будем на тебя надевать наручники почём зря. Мы УФСИНовцы, учреждение Федеральной Службы Исполнения Наказаний. Мы даже к министерству внутренних дел не относимся, наше учреждение подконтрольно Минюсту. Вот как зайдёшь в хату, так будет всё равно где у тебя руки, а пока ходишь под конвоем по продолу, держи руки за спиной.
– По чему?
– По продолу. Ты в тюрьме, здесь нет коридоров здесь продолы, разделённые локалками.
– Чем разделены? – Он такого количества незнакомых слов, у Бори начал " кипеть мозг".
|
|
|
– Ну видишь прутья железные, которые мы ключом сводим универсальным открываем? Зеки их, почему-то, " локалками" называют. А мы не против.
Он открыл камеру (" хату" ), и пригласил Боре следовать в неё. Боря вошёл внутрь, оглядел присутствующих, и молча прошёл в глубь, присев на лавочку. Прежде чем сотрудник тюрьмы успел закрыть дверь в камеру, один из арестантов, обратился к уфсиновцу:
– Погоди, старшой, не запирай тормоза. Когда нас в хату поведут? Я уже с утра на этой сборке торчу!
– Не ко мне вопрос. Единственное, что могу гарантировать, что к ночи вас всех точно распределят по хатам.
Дверь (" Тормоза" ) закрылась с сильным грохотом. В камере находилось примерно человек десять-пятнадцать. По лицу многих можно было догадаться, кто сидит в первый раз, а кто уже опытный зек. Тот арестант, который приставал к старшому, обратился теперь к вновь прибывшему:
– Вась, ты за собой ничего не чувствуешь?
Боря не понял не только вопроса, но и того, что обратились именно к нему. Арестант подошёл к нему поближе, и сказал погромче:
– Вася, я к тебе обращаюсь?
– Не грузи его! – Крикнул другой арестант, внешностью чуть постарше. – Ты не видишь что ли? Он первоход, ничего не знает ещё.
– Понятно, что он с воли пришёл. Но, тем не менее, вежливости его должны были научить. Поздоровался бы хоть для начала.
– Простите! – Начал Боря, осмелев, и наконец-то сумев раскрыть рот. Он впервые в жизни общался с настоящими зеками. – Я действительно в тюрьме в первый раз. Я не просто правил не знаю, я даже языка тюремного ещё не понимаю. Вы могли бы оба меня сейчас не грузить, а просто объяснить чего я сделал не так?
– Дружище, – обратился к Боре тот арестант, что был постарше. – Леший имел в виду, что когда в любую хату заходишь, и видишь незнакомых зеков, надо ко всем подойти и пожать руку. Не важно, что мы с тобой не знакомы, здороваться надо всегда. Хоть ты ещё не в жилой хате, а на сборке, но правила уже нужно соблюдать.
– Знаешь, – Решил добавить Леший, который выглядел лет на девятнадцать, но, судя по повадкам, в местах лишения свободы находился не в первый раз. – А даже не обязательно всем руки пожимать, можно просто сказать " Здравствуйте, ребята". Так как ты вошёл, заходят в хату только петухи, обиженные, крысы, ну и суки ещё.
Для Бори всё перечисленное " Лешим" было ничего не значащими оскорблениями, разницы между которыми он не видел. Но, чтобы убедить остальных, что ни к кому из них он точно не относится, он решил всё-таки продолжить играть роль " первохода", и даже жалел о том, что мало слушал Толика с ИВС.
|
|
|
– Ладно, – вымолвил Боря. – Признаю, что с приветствием я был неправ. Надо было вас поприветствовать, а я не сделал этого. Хорошо, а можете тогда объяснить, а то я ваших вопросов не понимаю? Что значит " чувствовать за собой"? И в чём разница между петухами, крысами и суками? Хотя " петухи", я догадываюсь, кого так называют.
– Тебя как зовут, Вася? – спросил зек, который был старше " Лешего".
– Борис. На свободе погоняло было " Брюс".
– Так вот, Боря, ты в тюрьме. Здесь немного другой язык, и люди, попавшие сюда, становятся другими. Во-первых: не " на свободе", а на воле. Слово " свобода" произносят только мусора, судьи, адвокаты, прокуроры, и прочие юристы, а мы говорим " воля". А во-вторых: что за словечко такое " погоняло"? Тебя что, погоняли на воле?
– Так ведь клички только у собак бывают, – вспомнил Боря школьную поговорку. – Как ещё назвать мне мой никнейм?
– А погоняла только у шнырей бывают, понял? – Не унимался зек. – Если ты хочешь выбрать себе тюремное имя, то называй это " погремуха". Так принято говорить здесь.
– Меня, например, Лёха зовут, – подал голос первый арестант, который изначально пристал к Боре. – " Леший" погремуха моя, тюремное имя. Во-первых: созвучно с Лёшей, а во-вторых: я в лесу прятался, когда меня поймали. Кстати, если будешь выбирать тюремное имя, есть один проверенный способ. Ночью нужно подойти к решке…
– К чему? – Опять незнакомое слово поставило Борю в тупик.
– Решётка – решка. Учи уже тюремные слова-то. Так о чём я? Ах, да. Подходишь к решке, и кричишь на улицу, чтобы все хаты тебя слышали: " Тюрьма-старушка, дай погремушку! ". И первое, что тебе скажут будет твоей погремухой.
Дружный спех прервал первый арестант, который был постарше:
– Плохая идея. Так только малолеток и первоходов разводят. Вдруг первым попавшимся словом " Педераст" будет, и что возьмёшь себе такое имя? Если предложат в хате тебе такой способ, не соглашайся. Или соглашайся, но чтобы после каждого слова, которое тебе не нравится отвечать " Не катит! ". Тогда предложений будет много, и какое из них тебе понравится, просто скажешь " Катит! " и всё. Это не единственный способ себе тюремное имя выбирать, а просто один из самых известных.
Арестанты закурили, соглашаясь с высказанным.
– А у меня нет тюремного имени. – Продолжил своё повествование арестант, который выглядел намного старше " Лешего". – Просто Саша и всё. Санёк, если хочешь. Вот ты интересуешься, что значит " чувствовать за собой". А знаешь, это так просто не объяснить. Ты не видишь разницы между " петухами", " крысами" и " суками"? Хотя знаешь, в принципе ты прав. Это все люди, которые чем-то отличились, и по понятиям у них серьёзные косяки. И, соответственно, особой разницы между ними нет. Но несущественная разница всё-таки между ними есть, и нельзя без обоснования петуха назвать сукой. Петухи – это, как ты понимаешь, педерасты. Но это не те, которых наказали тем, что изнасиловали. Братва уже много лет запрещает такой вид наказания, и спрос идёт не только с петуха, а ещё и с того, кто его таковым сделал. Петухи – это те, кто добровольно занимались гомосексуализмом на воле, и зарабатывают этим делом себе на жизнь в тюрьме. С ними нельзя за руки здороваться, нельзя есть из их посуды, носить их одежду. Для того, чтобы не было гашённых по незнанке, желательно тачковать их посуду.
– Что значит " тачковать"? Помечать что-ли?
– Метят собаки, – проявил активность " Леший". – А пацаны – " тачкуют".
– Обычно в тарелках пробивают дно, чтобы было ясно, что из такой тарелки петух ел. Есть ещё обиженные. Это те, кого за косяки по понятиям объявили педерастами, но они в очко не долбятся. Получается нерабочие, то есть не петухи. Но все правила на обиженных распространяются так же. Если ты поешь из петуховой тарелки, оденешь их футболку или поздороваешься с одним из петухов за руку, то станешь не педерастом, а обиженным. И много чего тебе после этого станет нельзя.
– Нельзя за дубок садиться – " Лешего" похоже, заставить молчать было невозможно. Впрочем, никто и не пытался: – На шконке спать нельзя, со всеми ездить нельзя. Много чего нельзя петухам и обиженным.
Саша не попытался даже остановить поток речей Лешего, хотя и свои объяснения продолжил:
– Другое дело " Крысы". Это тоже люди, с которыми лично я никогда за руку здороваться не буду. Вот у тебя какая статья?
– Сто шестьдесят первая. Я Макдоналдс ограбил.
– Вот видишь. Ты украл у огромной ресторанной сети. Это нормально, многие здесь так и живут. Но вот есть особые люди, которые крадут у зеков. А это по понятиям запрещено. Красть у вора – заподло, так делают только крысы. А суки, или ссученные – это те, кто кого-то когда-либо сдал. Причём не просто сдал, а продолжает работать на администрацию и стучать.
– То есть суки и стукачи – одно и то же? – Решил уточнить Боря и вспомнил, что понятие «ссученный» ему уже растолковывали и адвокат, и Толик с ИВС.
Александр кивнул:
– Так вот фраза " чувствовать за собой" – означает, что есть в твоей биографии что-либо такое, за что тебя можно объявить сукой, крысой, или, не дай боже, обиженным. А если за тобой ничего такого нет, и по воровским понятиям ты – чист, значит, ты за собой ничего не чувствуешь. Так и отвечай.
" Тормоза" открылись и в " хату" вошёл новенький. У него были длинные волосы, и он живо и весело всех поприветствовал.
– Откуда ты такой весёлый? – спросил у вновь прибывшего " Леший", которому, похоже, не сиделось на месте, и всё было интересно.
– Ну как " откуда"!? С воли, естественно! – Ответил волосатый. – Слушайте, ребята, я первоход и в тюрьме в первый раз. Пожалуйста, не грузите меня! Если моя причёска не нравится, то не переживайте, побреюсь я налысо. Я же понимаю, что теперь в тюрьме нахожусь.
– А откуда ты такое слово знаешь: " первоход"? – Решил уточнить арестант Александр.
– А то, как же? – изумился волосатый. – Первая ходка, вторая ходка, третья ходка. Это все, по-моему, знают. И на воле тоже. Я даже в интернете тюремный кодекс почитывал, чтобы немного ориентироваться в местности.
– Красавчик! – Воскликнул " Леший", и его тут же перебил патлатый арестант:
– А вот внешности попрошу не касаться! Предупреждаю заранее: моё очко предназначено исключительно для того, чтобы справлять большую нужду.
– Да нет! – Воскликнул Саша, – ты не понял! Красавчик – это тюремное слово. По фене, или по понятиям, " Красавчик" – это что-то типа молодец, так держать и тому подобное. Мы здесь не говорим " молодец", потому что молодцы сосут концы…
После этой фразы раздался дружный смех на всю сборную камеру. Которая, к слову пополнялась, но не думала опустошаться. Прибыл ещё один арестант:
– Здарово, ребята!
– Ты откуда такой, – первее всех поинтересовался " Леший".
– С суда. На продлёнку ездил.
– Чё, продлили, да?
– Ну а как ещё? Я уже год так таскаюсь по судам. Раз в два месяца возят в суд и продляют, а дело никак раскрыть не могут.
И многие другие подробности пребывания в СИЗО Боре ещё предстояло узнать. Сюда прибывали и те, кто уже давно сидит здесь, они прибывали с баулами, и собирались на этап в колонию для отбытия наказания. " Везёт кому-то, – подумал Боря. – Кто-то уже отсудился, срок получил, а я ещё не знаю, чем всё закончится. И зачем я только в этот " Мак" попёрся? ". Впрочем к Боре уже все давно потеряли интерес. Он же приобрёл интерес рассматривать сборную камеру. Здесь было что-то вроде параши, куда можно было справить нужду, многие зеки уже этим воспользовались, заранее извинившись перед остальными. Тут было окно, сквозь которое виден забор, а за ним воля. Какой-то многоэтажный дом.
Прибыли люди с баулами, которые оказалось едут издалека. Их этапом пересылали из Тулы в Кострому, а поскольку прямого поезда " Тула – Кострома" нет, временно оставили их в Москве. Они спросили:
– Ребят, мы даже не знаем, в каком мы городе? Что за централ это?
– Успокойтесь, ребята! – Обратился к ним " Леший". – Вы в Бутырке.
– А где тут пересыльных держут? В транзитной хате?
– Ага! – Ответил всё тот же " Леший". – Я с вами скорей всего. Сам с " Серпов" только приехал.
– То есть ты сам ещё здесь ничего не знаешь?
– Ну как " не знаю"? Я уже полтора года сижу. Меня закрыли в Серпухове. Быстро осудили, дали срок, в зону отправили этапом в Кострому. И тут раз! Оказывается, что на меня второе уголовное дело открыли. Вернули меня обратно в Серпухов из Костромы, добавили ещё два года. Теперь не знаю, когда выйду. Может, пока сижу, ещё что-нибудь откопают. Так-то надоело уже за добавкой ездить. Зато пока ездил туда-обратно уже два раза здесь, на Бутырке побывал.
Боря прослушал разговор и понял что он в Бутырской тюрьме. Той самой, где " судьба ломается" и " душа так мается". Осознав это, он решил продолжить осмотр помещения сборной камеры, которую зеки сокращённо именовали " Сборка". Здесь был высокий потолок. Настолько высокий, что если бы Боря встал на плечи равного себе, то смог бы дотянуться до потолка лишь кончиками пальцев вытянутой руки. На стенах было куча надписей. Превалировала везде аббревиатура " А. У. Е. ". Арестанты были заняты разговором, и некогда было поинтересоваться у них, как она расшифровывается. На стене, прямо над Борей, кто-то из зеков набил стихотворение, видать заточкой:
Больше не на чём писать,
Остаются стены.
Но на них порассуждать
Лишь возможно с теми,
Кто потом сюда придёт
Без клочка бумаги.
Что потом произойдёт,
Не увидят сами.
Кто напишет о себе,
О своём районе.
Кто винит в голубизне
Не в другом вагоне.
Может кто строку зачнёт
Сочинять стихами.
Что потом произойдёт?
Лишены тех знаний.
Нарисуют на стене
Ради смеха морду.
И получится вполне
Знак протеста гордый.
Каждый раз меняя люд
Карантинной сборки,
Люди старшие прочтут
О себе все строки.
Кто-то будет отмывать
От рисунков стены.
А другие повторять,
Оставляя смену.
А удачная мысля
Выйдет за пределы,
Претендентов веселя
На закрытом деле.
Рядом с этим стихотворением кто-то подписал более короткий и чуть менее складный стишок: " Будь проклят тот, кто век от века, решил тюрьмой исправить человека". Боря находился в таком состоянии, что был согласен с любым из тех, кто писал на стенах. Открылись " тормоза", и уфсиновец объявил:
– Кто на этап? – Поднялись четыре человека. – Выходите.
– Счастливо, ребята! – Попрощались этапники. И на сборке стало менее людно. Затем дверь открывалась ещё раз. " Старшой" назвал шесть фамилий. И люди пошли, с ними и " Леший", и тульские. Оказалось что ведут пересыльных зеков, кто в Бутырке проездом. " Леший" обошёл всех арестантов, всем пожал руки, а Боре крикнул напутственные слова:
– Бывай, Боря! Не бойся, ты не один здесь по статье сто шестьдесят первой. И не паникуй, что в тюрьме оказался. Пол-России побывало в тюрьме, а знаешь где вторая половина?
– Не знаю. – Не понял намёка Борис.
– Как " не знаю". Вторая половина в милиции работает.
Под дружный смех арестантов пересыльные удалились. Затем пришёл ещё один старшой, опять назвал много фамилий. На этот раз оказалось, что он пришёл за теми, кто сидит в Бутырке уже давно, а ездил в город на суд, на следственные действия, и на прочие характерные для зеков выезды. Осталось в камере лишь пять зеков, которые были вновь прибывшими, и к которым только-только применили санкцию на арест. Среди них был и тот, у кого длинные волосы. Было бы логично если бы этот патлатый чем-нибудь походил на того Лёшу Тарханова, что с профкома, с которым пиво пил накануне задержания. Однако, нет, этот волосатик выглядел иначе, и разговаривал по-другому. По его речи, скорее можно было принять за гопника, нежели нефора. Но, несмотря на это, одет он всё же, как типичный неформал: длинные волосы, косуха и берцы. Боря принялся и дальше изучать надписи на стенах. Его зацепила ещё одна: " Кто не был – не знает, кто был – не забудет". Точнее не скажешь о пребывании в тюрьме.
Волосатый арестант подошёл к Боре с вопросом:
– У тебя есть сигареты?
– Я не курю – ответил Боря.
– Ничего страшного! – Решил для себя его собеседник, – В тюрьме закуришь. У тебя, что за беда?
– В смысле " беда"?
– " Беда" – это номер статьи. Так, по крайней мере, в тюремном словаре написано. Зеки обычно так и спрашивают: " Ты по какой беде заехал? ".
– Сто шестьдесят первая у меня – Дошло, наконец, до Бори. – Грабёж – зачем-то уточнил он. А про себя Боря подумал: " Как же так? Этот нефор не только разговаривает как гопник, но ещё и о тюремной жизни осведомлён получше меня"
– Понятно, – Отозвался волосатик. – А у меня сто пятьдесят девятая. Мошенничество. Людей на бабки развёл. Сорок " лямов" украл. Меня Игорь зовут.
– Брюс, – представился Боря, надеясь, что именно так он себе заслужит необходимую " погремушку".
Разговор с патлатым Игорем не склеился, и Боря принялся ожидать, когда же всех пятерых первоходов заберут туда, где можно прилечь, поспать, и покушать. Эх, томительны же эти часы ожидания в так называемой " Сборке". Но правильно поётся в песне про Бутырскую тюрьму: " Жизнь не кончается. Тюрьма стоит, столица спит, земля вращается". А раз жизнь не кончается, значит, и унывать не стоит.
|
|
|
