Что же дальше? (Образ будущего и смысл жизни)

 

А интересно, черт возьми, Что будет после нас с людьми...

Н. Асеев

Современное состояние человека как биологи­ческого вида

можно сравнить с балансирова­нием между эволюционной

трансформацией и полным исчезновением.

Дж. Аллен, М.Нельсон

 

Верю, что когда-нибудь придет конец органи­ческой жизни,

но не организационной.

Ст. Ежи Лец

 

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит...

А.С.Пушкин

 

А эта, последняя беседа — для самых стойких. Даже, если угодно, мужественных. Потому что думающий человек не может не испытывать трепета, пытаясь заглянуть в будущее. Мне не раз советовали друзья, да и у самого возникал соблазн отсечь завершающую тему, остановиться на современности и "не травить душу". Все же, мне кажется, это было бы нечестно по отношению к собеседникам — показать гуманистическую сущность эволюционизма и проигнорировать наиболее уязви­мые, эмоционально тяжелые, но логически неизбежные следст­вия. Здесь тот случай, когда фигура умолчания — типично пропагандистский трюк, нацеленный на созидание очередной мифологии и унизительный для научного мышления...

На прошлой лекции мы уже сделали первые шаги по зыб­кой почве прогнозов, а точнее, сценариев будущего. Думаю, все согласились, что как возвратный путь, так и топтание на месте губительны, и только поэтому мы приняли за оптимум сценарий "прогрессивный". Поступательное развитие и прежде служило одним из средств выживания общества (а еще рань­ше — природы) в кризисных фазах. Похоже, сегодня движе­ние "вперед" сделалось единственной альтернативой гибели.

Но что все это значит на сей раз — "прогресс", "вперед"? Что может ждать человечество в том случае, если оно избежит военного, экономического, генетического коллапса? Мы гово­рили об эволюционных корреляциях, о том, как человеческая мораль, солидарность, милосердие вырастают из насилия и жестокости, выстраиваясь в самостоятельную линию разви­тия, о мудрости универсального интеллекта, наделили гипоте­тические "послекризисные" поколения замечательными нрав­ственно-психологическими качествами. Не заставил себя ждать вопрос насчет Храма, где нашим потомкам предстоит обрести навеки радостный покой. Значит, опять перед мыслен­ным взором замаячила лучезарная утопия, обычная спутница старого прогрессизма и предмет энергичной критики со сторо­ны его оппонентов. И все же тот, кто внимательно следил за ходом предыдущих рассуждений, должен был уже освоиться с суровой истиной, проходящей через них скрытым рефреном: "Бесплатный сыр бывает только в мышеловке...".

Увы, при всех раскладах грядущим счастливцам не светит то безоблачное будущее, что рисовалось вдохновенными идео­логами Нового времени и официальной советской фантасти­кой. Не суждено им быть ни "соляриями", жителями Города Солнца Т.Кампанеллы (наши отцы уже пережили эту идиллию в сталинском СССР), ни, соответственно, бердяевскими "вам­пирами". Сегодня можно в некоторых чертах "просчитать" те трудные проблемы, какие непременно встанут перед людьми в случае если удастся направить события по оптимальному руслу. Но прежде позволю себе краткий (хотя и очень далекий) исторический экскурс, дабы еще раз сконцентрировать ваше внимание на одном нетривиальном свойстве прогрессивного развития как такового.

Мы прежде могли заметить парадоксальное обстоятельство, состоящее в том, что эволюционные кризисы в отношениях между природой и обществом разрешаются очередным расши­рением дистанции между ними. Соответственно, исторически сменявшие друг друга типы цивилизаций последовательно уда­ляли человека от естественного состояния. Присваивающее хозяйство палеолита (охота, собирательство) естественнее про­изводящего, земледелие и скотоводство естественнее промыш­ленности, индустриальное производство естественнее информа­ционного. Сказанное относится, конечно, не только к способам хозяйствования, но и ко всей системе социального бытия. Отношение людей к миру опосредовалось усложнявшимися материальными технологиями, организационными связями и мыслительными процедурами, становясь таким образом все более "искусственным". Многократные попытки экологов, эт­нографов, историков указать примеры "нетехнологических" культур, альтернативных способов бытия давали результаты противоположные замыслу, ибо на поверку свидетельствовали

о неравномерности развития, о многообразии его путей, и вместе с тем — о неизменности эволюционного вектора.

Признав данный факт, некоторые ученые стали утверж­дать, что поздние гоминиды с непропорционально развитым мозгом, механически невыгодным положением тела и т.д. во­обще противоестественны. В известном смысле с этим можно согласиться. Но вот выводить отсюда, будто человек — патоло­гия природы, "червь в плоде", ошибка эволюции, ее позор и прочее в том же духе, станет только тот, кто не дает себе труда заглянуть подальше и поглубже. Разобравшись же, что пред­шествовало появлению на Земле гоминид, мы убедимся: после­дующие события органично вписываются в общую логику раз­вития.

Если под "естественным" понимать наиболее вероятное (по сути — энтропийное) состояние вещества, то оказывается, что уже сам по себе живой организм как крайне маловероятная, внутренне асимметричная молекулярная организация, актив­но сохраняющая неравновесие с абиотической средой, — доста­точно противоестествен. И мысленно поднимаясь по лестнице геологических эпох, мы на каждой ступени обнаруживаем все более разнообразные, сложно организованные, далекие от рав­новесия с физическим миром формы жизни. Миллиарды лет биосфера последовательно удалялась от наиболее "естественно­го", равновесного состояния. До тех пор пока в ней не образо­валась экологическая ниша для субъекта, так же радикально противопоставившего себя при помощи искусственных средств (культуры) остальной природе, как сама живая природа проти­востоит "косной" среде.

Тогда, может быть, правы те, кто полагает самое жизнь патологией, признаком старения и болезни Вселенной, "рако­вой опухолью на теле Материи"?

Но давайте заглянем еще дальше. Геофизики утверждают, что и до возникновения жизни эволюция двигалась "по пути все большего удаления природных минеральных объектов (по составу и структуре) от усредненных по земной коре"*. Форми­ровалась подвижная зона оруднения с признаками устойчивого неравновесия относительно окружающей среды и соответству­ющими механизмами защиты от уравновешивающего внешне­го давления. Иначе говоря, здесь также прослеживается век­тор изменений от более вероятной к мене вероятной организа­ции вещества.

Отбросим сразу и подозрения в адрес Земли как "аномаль­ного" космического объекта. У нас уже был случай отметить, что задолго до рождения нашей планеты в недрах звезд первого поколения синтезировались маловероятные, но устойчивые

 

* Голубев B.C. Эволюция: от геохимических систем до ноосферы. М., 1992, с. 6—7

 

композиции атомов, составляющие основу органических моле­кул (вспомните: "наши тела состоят и пепла давно угасших звезд..."). Наконец, согласно "стандартной" космологической модели — это наиболее принятая в сегодняшней космологии версия истории Метагалактики,— уже в первые секунды после Большого Взрыва начался синтез нуклонов из "моря кварков". Трудно себе представить, что даже атомарность вещества — не единственное из возможных состояний мироздания, хотя толь­ко оно могло обеспечить существование во Вселенной органи­ческих молекул и всего, что с ними связано.

Зная все это, примем ли мы постулаты об одряхлении Вселенной, о патологичности жизни, цивилизации или техно­логического пути развития? Чуть ли не с момента своего возникновения наш мир становился все более невероятным, а эволюционный вектор "удаления от естества" настолько уни­версален, что легче поверить в наличие предвечного замысла, нежели выставить человека вселенским выродком.

Разумеется, формулировки здесь умышленно заострены. На самом деле речь идет не о противоестественности происходяще­го, но о напряженной внутренней противоречивости законов природы, обеспечивающей потенциал процессов самоорганиза­ции с вектором развития от более вероятных к менее вероят­ным состояниям вещества. Но я позволил себе рискованный прием гротеска, чтобы, отвлекаясь от массы специальных дета­лей, резче выделить центральный вывод: коль скоро вектор "удаления от естества" пронизывает историю общества, живой природы. Земли и Вселенной в ретроспективе, то логич­но распространить его и на перспективу.

Чуть позже мы увидим, что учет интеллектуального вмеша­тельства в ход событий позволяет решительно пересмотреть долгосрочные космологические прогнозы. С этих же позиций приходится рассматривать и обозримое будущее цивилизации на крутом эволюционном витке. Тогда мы легче поймем, чем предстоит на сей раз расплачиваться человеку за новые дости­жения прогресса, какие жертвы принести на алтарь самосохра­нения.

В прошлых лекциях я упоминал о такой несомненно "гло­бальной" проблеме, как экспоненциальное накопление генети­ческого груза. Среди причин, запустивших и поддерживающих этот необратимый процесс, едва ли не главная — эффективная забота общества о каждой человеческой жизни. Тем не менее все мы согласились, что самый очевидный путь решения этой проблемы неприемлем как нравственно, так и сугубо прагмати­чески: восстановление в правах естественного отбора с упразд­нением медицины, намеренным снижением жизненных, гигие­нических стандартов, обречением слабых, больных на произ­вол судьбы и т.д. чревато катастрофическими последствиями. Но тогда люди могут противопоставить тенденции генетичес­кого вырождения только дальнейшее совершенствование тех­нологий.

А это — генная инженерия, трансплантации и искусствен­ные органы, количественное и качественное регулирование демографического воспроизводства, прогноз, отбор и направ­ленное конструирование геномов, вспомогательные, в том числе внеутробные средства вынашивания плода... Уже ведет­ся речь о таких способах продления активной индивидуальной жизни, как консервация клеток юного организма с последую­щей имплантацией в постаревший организм, в перспективе — о переносе "мэонных реплик сознания" на искусственно выра­щенные органические структуры (аналог бессмертия души?) и многом другом.

Некоторые из обсуждаемых и разрабатываемых средств на­стоятельно необходимы для выживания рода; другие выглядят как "роскошь", которая всего через сотню лет может стать такой же повседневностью, какой для нас с вами является современная медицина, транспорт, электронные средства связи. Не обходится, наверное, и без фантастики, хотя кто способен вынести окончательный вердикт? Во всяком случае дальнейшее развитие цивилизации сопряжено с углубляющим­ся вторжением инструментального интеллекта в стихию при­родных процессов, теперь уж вплоть до самых интимных основ бытия.

То, что такая перспектива чрезвычайно увеличивает опас­ность ошибок, злоупотреблений и требует адекватного совер­шенствования социального контроля, роста индивидуальной ответственности — не нужно специально доказывать. В общем это проявление уже известного нам закона эволюционных кор­реляций. Однако у данной проблемы имеется и другая сторона. Человек впервые становится существом, способным целена­правленно созидать свою телесную основу. И кто знает, в какой мере и до каких пор обладатель организма, освобождаю­щегося от диктата генетических программ, по своим внешним и, главное, душевным качествам будет отвечать нашему с вами представлению о "человеке"...

Но это, судя по всему, не единственная коллизия, с которой предстоит столкнуться нашим потомкам в том случае, если события станут развиваться по оптимальному — "прогрессив­ному" — сценарию. Еще более трудная задача связана с тем, что в жизнеобеспечении стремительно усложняющегося, динамич­ного, технологически могущественного общества будет неук­лонно расти роль автоматизированных систем хранения и переработки информации. Их внедрение во все сферы социаль­ной активности — необходимое условие для того, чтобы корен­ным образом повысить удельную эффективность производст­венных технологий, предотвращать и смягчать потенциальные политические конфликты, блокируя кровопролитные формы

их разрешения. В целом эта усиливающаяся тенденция образу­ет мощный антиэнтропийный фактор, стержневую предпосыл­ку преодоления глобальных кризисов, в перспективе — оче­редной прорыв в вечной борьбе разума против разрушения и смерти. Но и стоить эта победа будет недешево...

Еще на заре кибернетики крупнейший математик Дж. фон Нейман теоретически доказал, что количественное наращива­ние мощности и быстродействия ЭВМ рано или поздно приве­дет к непредсказуемым, а потому и неподконтрольным качест­венным эффектам. А в середине 80-х годов немецкий ученый В.Циммерли, обобщив опыт развития информационных техно­логий, заметил, что эта тенденция принимает уже вполне реальные очертания: контроль за функционированием ком­пьютерных сетей может быть обеспечен лишь посредством еще более сложных систем и, таким образом, искусственный интел­лект неуклонно обособляется от естественного.

Имеются и более специальные аргументы за то, что самообу­чающаяся система с рефлексивной семантической моделью мира, квазипотребностными механизмами автономного целеполагания, способная оценивать успешность действий, отно­шение между общими и частными задачами, испытывать ана­логи удовлетворенности и неудовлетворенности и т.д.— не вечно будет оставаться "машиной" в привычном понимании этого слова. Внедрение же в электронную конструкцию специ­ально выращиваемых генетиками белковых молекул (биочи­пов), ускоряющее искусственное формирование сенсорных ме­ханизмов, должно особенно впечатлить тех, кто склонен при­давать большее значение субстратным (органика — неоргани­ка), чем функциональным признакам.

Профессиональные программисты по-разному оценивают складывающуюся ситуацию. Одни упорно настаивают на том, что компьютерная программа всегда останется не более чем орудием, средством общения, усовершенствованным письмом. Другие говорят, что чуть не любая операция ЭВМ уже является "мышлением". Третьи — как, например, крупный специалист по мобильным работам из университета Карнеги (США) — заявляют: "Недалек тот час, когда наши механические рабы обретут душу"*. Здесь можно долго и интересно спорить о словах, но важно, чтобы это не заслонило существо проблемы. Едва ли кто-либо способен в точности указать момент, когда у искусственного творения человеческого ума обозначится собст­венное субъектное качество — суверенное отношение к миру и к человеку.

Каким бы термином мы ни зафиксировали это новое качест­во, его формирование ознаменует начало совершенно нового

* Моравек Г. Универсальный робот. // Если. Журнал футурологии и фантастики, 1992, № 5, с. 34

 

этапа в развитии цивилизации, разума. Вселенной. Переход к информационной цивилизации — очередной и, как всегда, не­безболезненный шаг на последовательном (бесконечном?) пути "удаления от естества", и носителем такой цивилизации по мере ее развития будет становиться все более "странный" субъект. Нарастающее теперь противоречие между человеком и искусственной средой как относительно самостоятельными партнерами — логическое продолжение оформившихся на прежних стадиях противоречий между живой и неживой при­родой, а затем между цивилизацией и биосферой.

О том, что высокоразвитые космические цивилизации могут иметь искусственное происхождение, неоднократно пи­сали такие авторитетные ученые, как И.С.Шкловский, Н.С.Кардашев и другие. При этом, однако, выступление на эволюционную арену производных форм разума полагалось делом очень далекого будущего. Между тем темпы развития нынешних тенденций заставляют говорить не о "миллионах лет", а о десятилетиях. Судя по всему, отношение между естественным и искусственным интеллектом— новое испыта­ние человека на терпимость — станет одной из ключевых проблем уже к концу XXI века.

Поскольку же речь идет об оптимальном сценарии, остается надеяться, что поколения, успевшие пройти через горнило нынешних кризисов, будут готовы к такому повороту событий. И что ретроградные, даже луддитские настроения, если и будут иметь место, то не возобладают. Человек, растущий как личность в постоянном контакте с компьютерами, сознающий, что само формирование его здорового организма не обошлось без участия лазерного луча, что его телесный комфорт и жиз­ненная перспектива обеспечиваются чутким контролем техно­логических систем, станет психологически восприимчивее к необходимости субъект-субъектных отношений с искусствен­ной средой. А встречное развитие поступательных тенденций: "денатурализация" живого тела (генная и прочая технология) и включение биотических компонентов в компьютерные сети, дальнейшее освобождение человеческого мышления от диктата природных программ и "психологизация" искусственного ин­теллекта, ассимиляция им духовного опыта человечества — должно обеспечить становление симбиозных типов цивилиза­ции с перспективой их последующей динамики.

Согласимся, что вырисовывающаяся перспектива не очень похожа на идиллические картины будущего из романов И.А.Ефремова. Куда приятнее представить потомков с каждым поколением все более умными, благородными, счастливыми, красивыми и, главное при этом, неизменно похожими на Меня. Откровенно говоря, в такой эгоцентрической футуроло­гии видится что-то довольно комичное. Но прежде чем перейти

к ценностным соображениям полезно еще раз показать, что изложенный сценарий действительно является оптимальным.

Мы уже убедились, что все прочие реалистические сцена­рии сопряжены с катаклизмами, которые, возможно, приведут к завершению эволюционного цикла на планете. Однако и варианты нереалистические, но все же опирающиеся на дан­ные современной науки, мало обнадеживают.

Есть сведения, что 95—99% когда либо существовавших на Земле животных и растительных видов по разным причинам вымерли еще до появления человека. Продолжительность су­ществования любого вида ограничена генетическими законами и обратно пропорциональна морфологической сложности орга­низма. По расчетам академика Н.П.Федоренко и профессора Н.Ф.Реймерса, если отвлечься от влияния разумной деятель­ности на будущие события (в этом и состоит элемент нереалис­тичности), то виду неоантропов теперь "за сорок" и в лучшем случае предстоит срок жизни порядка 30—40 тысяч лет. Име­ется, впрочем, и более жесткий расчет, который построен на посылке, что непропорционально развитый неоантроп пред­ставляет собой "ошибку природы", и оставляет ему от 20 до 50 поколений жизни.

Да и биосфера в целом, как теперь выяснилось, подчинена конечному геологическому циклу. Думать, будто все ее беды проистекают от человеческих действий, значит профанировать реальное положение вещей. Тенденция к глобальному экологи­ческому коллапсу началась около 100 млн. лет назад, когда, разумеется, гоминид не существовало в помине: с затуханием вулканической активности планеты стало сокращаться содер­жание углекислоты в атмосфере, и продуктивность биоты стала падать. Падение продуктивности до нуля должно про­изойти в пределах последующих 3—4 млн. лет. По планетар­ным масштабам это мизерный срок, так что, говоря словами известного эколога М.И.Будыко, появление человека на Земле застало "последние геологические секунды" умирающей био­сферы...

Таким образом, мысленно отсекая неизбежное вмешательст­во в ход событий активного внеприродного фактора, мы видим тусклую перспективу и для биологического вида homo, и для всей жизни на планете. То, что интеллектуальное вмешатель­ство способно приблизить катастрофу, сегодня очевидно для всех. Вместе с тем только оно дает шанс освободить эволюцион­ный процесс от пределов, навязанных естественными закона­ми, обеспечить безграничную перспективу развития.

Мы с вами неоднократно замечали, что цивилизация как неравновесная система сохраняет себя благодаря углубляюще­муся вмешательству в стихийные процессы (с соответствую­щим совершенствованием средств самоограничения), и я ус­ловно обозначил эту тенденцию как "удаление от естества".

 

Признав теперь, что эмпирический человек в его конкретном био-интеллектуальном качестве ни при каком раскладе не способен прорваться в будущее, мы вынуждены взглянуть на всю историю неоантропов как на конечную стадию потенци­ально бесконечной универсальной эволюции. Не менее, но и не более того. Ибо потенциалом беспредельности обладают исто­рический опыт, интеллект, культура, но не их конкретные формы и носители. Кроманьонцы ворвались в эволюционный процесс, когда цивилизация уже достигла определенного раз­вития, но, возможно, зашла в очередной тупик. Неоантроп силой вырвал эстафетную палочку культуры из ослабевших рук своего предшественника — неандертальца и вознес его на такую высоту, где и самому ему уже не хватает дыхания.

В этой аллегории гротескная формула Ж.П.Сартра: "Про­гресс — это восхождение ко Мне" — несколько преобразуется: восхождение через Меня из прошлого в будущее. Иначе Я оказываюсь той вершиной горы, за которой, сразу или чуть поодаль, дорога оборвется в бездонную пропасть.

Печальная аллегория? Готов еще и еще раз признать, что и сам предпочел бы образы более однозначные. Но знание не только множит скорбь — оно нравственно, очистительно и несет в себе зародыш спасения. Давайте задумаемся, какая из задач способна вдохновить в большей степени: временная от­срочка неминуемого конца или этернизация практического и духовного опыта человеческой истории ценой перерастания ее в новое, "послечеловеческое" качество?

Мне уже известно, что это вопрос не риторический — отве­чают на него по-разному. Предпочитающему первый вариант стоит напомнить, о чем мы говорили прошлый раз: способ­ность человечества в его нынешнем состоянии "дотянуть" до естественной смерти крайне сомнительна и, во всяком случае, это было бы сопряжено с мучительными катастрофами. Того же, кто как-то связывает смысл жизни с идеей вечности, это сугубо ценностное соображение должно эмоционально прими­рить с необходимостью великого перерождения. Если вмеша­тельство интеллекта дает шанс вызволить цивилизацию из-под гнета природных закономерностей, ограничивающих ее суще­ствование, то жертва качественной определенностью ее нынеш­него носителя — чрезвычайно высокая, но не запредельная плата за фактическое бессмертие...

"Конечность есть только эвфемизм для ничтожества". Это замечание Л.Фейербаха затрагивает очень глубокий мотив че­ловеческого бытия. С тех пор как мысль возвысилась до пони­мания (даже точнее: до подозрения о) конечности жизни, она стала искать контрдоводы бесконечности. Подобно тому как культура в целом изначально противостояла энтропии, хаосу, равновесию, смерти, ее духовная ипостась ориентирована на борьбу с идеей небытия. Трудно вообразить неандертальцев

специально размышляющими на подобные сюжеты, но инди­видуальные захоронения с орудиями, предметами быта, даже с цветами заставляют допустить, что рудиментарное представле­ние о смерти и посмертной жизни было не чуждо уже среднему палеолиту.

В неустанной погоне за бесконечностью смертные отделяли душу от тела, переселяли ее в иные миры. Платон открыл, что идеи обладают собственным бытием, более реальным, чем бытие вещного мира, и в их неуничтожимости, неподвержен­ности тлению — залог бессмертия. Но еще раньше владыки стремились увековечить свой земной путь высеченными на камне повествованиями о подвигах, подлинных или мнимых на наш просвещенных вкус (вспомните: "Страну я разорил, города сжег...").

Бессмертие через дела и мысли — концептуальная находка более изящная, чем исконно дарованное переселение души, хотя обе линии поиска часто переплетались. Тяга к бессмертию едва ли прямо зависит от интеллектуального развития индиви­да, однако чем мощнее ум, тем менее он довольствуется про­стыми решениями. Лучшие мыслители Нового времени, со­хранявшие религиозную веру, изобретали столь экзотические богословские доктрины, что очень часто уходили добровольно или наказывались отлучением от официальных церквей. Отка­зывавшиеся от религии искали опору в материалистических построениях, не способных, однако, избавиться от проклятия конечности. Ибо материализм издревле был мировоззрением пессимистическим, вынужденным признать в конечном счете предельность, обреченность на бесследное исчезновение любого эволюционного цикла, включая человеческую жизнь, культур­ное и духовное развитие. Из капкана цикличности не могли вырваться ни древние материалисты (недаром "Плачущим" назвали современники Гераклита), ни такие оптимистически настроенные мыслители, как Ж.Кондорсе, Ф.Энгельс, В.И.Вернадский. Последние, приняв за абсолют современное им научное знание, ограничивали возможное влияние "идеаль­ного" разума на материальные процессы и таким образом вынуждены были признать полную зависимость цивилизационной перспективы от естественно-научных прогнозов. Надо ли добавлять, что эти прогнозы всегда оказываются по большо­му счету безысходными: если прежде не столь активно обсуж­дали исчерпаемость планетарных ресурсов, то ограниченное время существования Земли как космического тела. Солнца как источника энергии и т.д. приходилось учитывать.

Неразрешимость проблемы бессмертия в контексте светско­го мировоззрения продолжает волновать и философов, и уче­ных, и так называемых "обывателей". Я специально подчерки­ваю в естественно-научных текстах, насыщенных формулами, неожиданно философические, даже ностальгически-поэтические

пассажи, чуть только речь заходит о невообразимо дале­ких, исчисляемых сотнями миллиардов лет (и, конечно, безра­достных для всего живого) прогнозах событий в макро- и микромире. Известный американский астрофизик Ст. Вайнберг не удержался от замечания совсем уж в духе фейербаховского: с универсальной точки зрения, пишет он, человеческое существование есть "фарс", которому только предвосхищение неизбежного конца придает смысл "высокой трагедии".

 

А польский психотерапевт К.Обуховский привел в качестве весьма характерного для его клиентов такое утверждение: "Каждый интеллигентный человек обязан видеть, что жизнь является нонсенсом...".

Трудно найти более простой путь к обретению жизненного смысла, чем представление о бессмертной душе, чьи земные страдания скрупулезно регистрируются в небесной канцеля­рии и искупятся в будущей бесплотной жизни. Ничего лучше­го не предложить смертельно больному ребенку. И хотя в том, как взрослый, образованный человек наслаждается самоощу­щением "раба божия", "дитя божие", мне видится нечто глубо­ко инфантильное и даже мазохистское, не одна только гордыня заставляет предпочесть позицию критического гуманизма. Го­раздо больше беспокоит меня то, о чем мы уже говорили в предыдущей лекции: массовое религиозное сознание неизбеж­но разделяет и противополагает людей, а сегодня это чревато общей гибелью. Надежды же на "единую общечеловеческую религию" я полагаю утопическими, поскольку такая религия противоречила бы сущности культового мышления, а также потому, что она вынуждена бы была мистифицировать реаль­ные задачи и условия выживания. Идеология, ориентирован­ная на признание высшей надчеловеческой воли, полезна в качестве консервативного фактора как антитеза технократи­ческому авантюризму, импульс для дополнительного осмысле­ния последствий (хотя едва ли незаменима и в этом качестве). Вместе с тем она становится решающим препятствием для мероприятий жизненно необходимых, но предполагающих це­ленаправленное вмешательство в естественные процессы: регу­лирование рождаемости, генетический контроль и многое дру­гое.

Стоит уточнить, что по большом счету религиозное мировоз­зрение вообще снимает как значимую задачу физическое вы­живание цивилизации. Для последовательного христианина, например, Страшный Суд, Апокалипсис выглядят осуществле­нием Божьего промысла, и переселение праведных (исключи­тельно праведных!) душ из греховного земного мира в мир вечного блаженства — не мировая трагедия, но, скорее, вожде­ленная, а то и злорадная мечта. Отрицать это может только "полурелигиозный" человек, соединяющий несоединимое —

веру в Бога и заботу о вечности посюстороннего бытия — путем риторических оговорок.

Чуть-чуть осовременив деистический взгляд, можно ска­зать, что у всемогущего Божества в распоряжении огромная Вселенная, Оно способно экспериментировать с планетарными цивилизациями, испытывать и отсеивать неудачные варианты при помощи всемирного потопа, тотальной войны, экологичес­кой катастрофы и массы прочих средств. У нас же с вами одна единственная планета, и мы ответственны за то, чтобы именно она сохранилась как носитель разума и очаг универсальной эволюции.

Современная наука, выявляя сквозные векторы развития и раскрывая механизмы творчества, дает основание считать пер­спективы цивилизации потенциально беспредельными. Вре­менные ограничения, накладываемые на ее существование ес­тественными законами биологии, геологии и космологии — от сотен до сотен миллиардов лет! — снимается тем обстоятельст­вом, что развитие Вселенной происходит по вектору "удаления от естества". Соответственно прогнозы, построенные на сугубо физикалистических эксптраполяциях, хотя сами по себе инте­ресны и полезны, но недостоверны по существу, поскольку игнорируют решающее влияние на ход событий "привходяще­го" интеллектуального фактора. Теоретически положительное решение вопроса о возможности бесконечного развития циви­лизации до предела заостряет другой вопрос: сумеет ли данная цивилизация этой потенциальной возможностью воспользо­ваться?

Ядро цивилизации при любых метаморфозах составляет духовная культура, а ее действительное содержание образуется совокупным опытом миллиардов живших и живущих людей. Пока длится культура, в ее смысловом поле присутствует каждый, кто как-то действовал, думал, страдал, радовался и творил. Со смертью культуры прекратится бытие не только современников Апокалипсиса, но и всех предшествующих по­колений. Неограниченное продолжение цивилизации, культу­ры, разума — какие бы трансформации ни претерпевали они по мер развития — единственно реальный путь к бессмертию личности. Рискну утверждать, что нет такой цены, какой бы эта цель не заслуживала...

Обсуждение лекции 10

— Ваша последняя лекция хрестоматийно иллю­стрирует: отказ от божественного есть отказ от человеческого. Ради того, чтобы подготовить при­шествие нелюдя, заменить жизнь автоматом, чело­века компьютером, не стоит ни работать, ни "выжи­вать".

Когда-то в ходу была известная фраза: "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях". Так вот, в ответ на такую картину будущего невольно подума­ешь: лучше умереть в естестве...

— Боюсь, мы попадаем в ловушку словесных коннотаций. Жизнь когда-то определяли (вспомним Ф.Энгельса) как способ существования белковых тел. Человека некоторые антрополо­ги до сих пор определяют через анатомические характеристи­ки — форма, объем черепа и т.д. Но кроме субстратных имеют­ся и функциональные определения, более емкие и гибкие. Не хотелось бы играть в слова, но, между прочим, на санскрите понятие "человек" тождественно понятию "разум". Можно, постаравшись, найти такую дефиницию, которая охватит кате­горией "человек" и питекантропов, и гипотетических инопла­нетян, и ненавистных "киборгов". И говорить не об "отказе от человеческого", но о расширении меры человеческого, ибо ре­альная бесконечность есть бесконечность мер. Мне представля­ется интересной предложенная известным физиком проф. Л.В.Лесковым формулировка о перерастании биологического вида homo sapiens в сверхбиологический вид homo sapiens autocreator — человек разумный самосозидающий. Что же ка­сается существа дела, в обозримом будущем речь идет не о вытеснении человека компьютером, а о становлении человеко-машинной цивилизации. Вероятно, в отдаленной перспективе встречные процессы "денатурализации" живого тела и "психологизации" информационных систем действительно поведут к последовательному освобождению от биотических компонен­тов, однако это уже будут совершенно иные эпохи, иные психо­логии, культуры, ценности. И понятие жизни станет иным...

Насчет того, что лучше — жить или не жить,— мы уже говорили. Но коль скоро вам вспомнились слова знаменитой Пассионарии (Долорес Ибарури), я вспомню другого испаноязычного автора, поэта Рубена Дарио (простите, в моем кустар­ном переводе):

Счастливы бесчувственные камни, Счастливы едва чувствующие деревья, Нет в мире худшего проклятия, чем жизнь, И не знает он бремени ужасней, чем сознание...

Вообще-то поэт слыл жизнелюбом, но и такие вот случаются состояния души. Ежегодно тысячи людей кончают самоубийст­вом, утомившись от жизни. Миллионы людей в патриархаль­ном обществе относятся к ней не столь активно-отрицательно, но приблизительно так, как предлагаете вы, с покорной обре­ченностью перед естественным (божественным) течением собы­тий. Когда врачи приходили в охваченные эпидемией села, крестьяне отказывались принимать помощь, подчас даже, под науськивание попов, калечили "безбожников" и продолжали, вопреки предупреждениям, по очереди целовать крест, распро­страняя инфекцию. Так бывало в старой России, чуть раньше в Европе и теперь еще происходит в восточных странах. Я был почти свидетелем эпизода (потом он описан в "Комсомольской правде"), когда советский рабочий в одной исламской стране, рискуя жизнью, вытащил из реки тонущего мальчика, сумел с трудом "откачать" его на берегу. Появившиеся, наконец, роди­тели обрушили на спасителя град проклятий: Аллах призвал ребенка к себе, а подлый гяур посмел воспрепятствовать Его воле! Русского парня пришлось срочно эвакуировать, спасая от возможного возмездия, а что сталось потом с ребенком — не знаю...

Это последовательно религиозная позиция, нормативное от­ношение патриархальных людей к жизни и смерти: Бог дал — Бог взял. Я уже предупреждал, что не могу "научно" доказать преимущество бытия перед небытием. Факты же напомнил просто для того, чтобы сориентировать ваш тезис в системе ценностных координат. Повторю, я совершенно согласен, что человеческое достоинство ценнее физического выживания. Но, по-моему, идея о подчиненности человеческой судьбы воле Хозяина более унизительна, нежели перспектива сознатель­ных целенаправленных преобразований, симбиозных цивили­заций. Человек, осознавший, что он не создан по чужому образу и подобию, приходит теперь к пониманию того, что он силою своего ума и духа способен творить нечто более совер­шенное, чем его первичная, "богоданная" форма...

Могу добавить, что издревле находились личности, испыты­вавшие дискомфорт от чувства унизительной "обремененнос­ти" духовного бытия материальным телом, ими создавались мистические теории и практики аскезы, достигались порази­тельные эффекты в волевом контроле над физиологическими процессами. Этот мотив пробивается из древних пластов куль­туры и в будущем может достичь кульминационного звучания.

 

— Но дает ли это основание говорить об "искусст­венном интеллекте", заведомо игнорируя кавычки? Многие психологи настаивают на том, что данное выражение некорректно.

- Я неоднократно обращал ваше вним

⇐ Предыдущая45678910111213

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: