Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Глава 1. Эмоции в разных культурах




Аннотация

 

Что играет решающую роль в управлении поведением? Что читается по лицам и определяет качество нашей жизни? Что лежит в основе эффективного общения? Что мы испытываем с самого раннего детства? На все эти вопросы ответ один – эмоции. Эмоции явные, скрытые, контролируемые. Распознавать, оценивать, корректировать их на ранних стадиях у себя и у других научит новая книга Пола Экмана, книга–справочник, книга tour de force. Написанная просто и увлекательно, эта книга изобилует интересными фактами, случаями из жизни и полезными практическими рекомендациями. А удачная подборка фотографий превосходного качества не оставит равнодушными даже самых строгих читателей.

Откройте для себя мир лиц и эмоций Пола Экмана, чтобы понимать себя и просчитывать других, чтобы успешно общаться дома и в офисе, чтобы не ошибаться, а побеждать. Побеждать и быть в курсе!


Психология эмоций. Я знаю, что ты чувствуешь

 

Благодарности

 

Некоторые из сотрудников Национального института психического здоровья, упомянутых в числе тех, кому посвящена эта книга, начали проявлять интерес к моим научным изысканиям еще в 1955 г., когда я пришел в эту организацию после окончания университета. С другими же я познакомился во время работы в институте позднее. Период с 1955 по 2002 г. был удивительным – я получал от своих старших коллег ободрение и полезные советы, а сам испытывал, особенно в первые годы, безграничную веру в возможности науки. Без их помощи я не стал бы психологом–исследователем и профессором университета и не узнал бы всего того, о чем написал в моих книгах.

Я также посвящаю эту книгу двум моим дядям по материнской линии – Лео Сигелу и ныне покойному Роберту Симеру. Когда я был неопытным восемнадцатилетним юношей, впервые вступившим во взрослый мир, они помогли мне продолжить образование. Sine qua non (обязательное условие).

С Уолли Фризеном мы проработали вместе двадцать пять лет. Почти все исследования, о которых я рассказывал в своих книгах, являются результатом наших совместных усилий. Я благодарен ему за его помощь и за его дружбу. Дэвид Литшвагер давал мне полезные советы по проведению фотографических съемок и изготовлению фотографий Евы, представленных в главах с 5–й по 9–ю. Моя дочь Ева проявила недюжинные терпение и талант для того, чтобы придавать своему лицу все те выражения, которые вы можете увидеть в этой книге, а кроме них еще тысячи других, заснятых мной на пленку. Ванда Матсубаяши, проработавшая моей помощницей более двадцати пяти лет, занималась компоновкой текста и сбором справочных материалов. Дэвид Роджерс обрабатывал снимки с помощью программы Photoshop и оказал мне огромную помощь в получении разрешений на использование фотографий, сделанных профессионалами–фотожурналистами.

Психологи Ричард Лазарус и Филип Шейвер обеспечили мне ценную обратную связь во время работы над первой половиной книги.

Фил также помогал мне в первичном редактировании текста и ставил передо мной интересные задачи. Философ Хелена Кронин стимулировала мое мышление. Психиатр Боб Райнерсон и психологи Нэнси Эккофф и Берилл Шиф давали мне полезные советы на начальном этапе работы над книгой. Среди многих ученых, обеспечивавших мне необходимую обратную связь, я хотел бы особо выделить Дженни Бирс и Гретхен Ловас, щедро расходовавших на меня свое драгоценное время. Мои друзья Билл Уильямс и Пол Кауфман направляли мне не только свои предложения, но и полезные критические замечания.

Тоби Манди, возглавляющий в настоящее время лондонское издательство Atlantic Press, активно поощрял меня к расширению охватываемых в этой книге тем и к рассмотрению тех вопросов, которые изложены мной в главах со 2–й по 4–ю. Клаудиа Сорсби давала полезные советы, делала критические замечания и оказывала помощь в редактировании рукописи, а Робин Деннис, мой редактор в издательстве Times Books, указывал мне на необходимость рассмотрения вопросов, которые я иногда оставлял без внимания, и выполнил окончательное редактирование книги. Мой агент Роберт Лешер всегда готов был ободрить меня и дать мне полезный совет.

 

Введение

 

Эмоции определяют качество нашей жизни. Мы проявляем свои эмоции на работе, при общении с друзьями, в наших контактах с родственниками и в наших скрытых от посторонних глаз отношениях с собой и близкими нам людьми – т. е. во всем, что нам дорого и о чем мы искренне заботимся. Эмоции могут спасти нам жизнь, но они могут и причинить нам серьезный вред. Под их влиянием мы можем выполнять действия, которые будут казаться нам обоснованными и уместными, но под их влиянием мы можем совершать и такие поступки, о которых будем впоследствии горько сожалеть.

Если бы ваша начальница раскритиковала ваш отчет, за который, как вы рассчитывали, она должна была бы вас похвалить, то как бы вы себя повели: испугались и проявили покорность или же стали бы защищать свою работу? Спасло бы это вас от еще более тяжелых последствий или же вы не совсем поняли, что она замышляла? Могли бы вы скрыть свои чувства и действовать «как профессионал»? Почему ваша начальница улыбнулась в начале разговора? Предчувствовала ли она наслаждение от возможности стереть вас в порошок или же эта улыбка отражала ее замешательство? Хотела ли она этой улыбкой подбодрить вас? А может, все ее улыбки имеют одно и то же значение?

Если бы вам пришлось иметь неприятный разговор с супругом, после того как вы обнаружили, что он сделал дорогостоящую покупку, предварительно не обсудив ее с вами, то смогли бы вы узнать, проявляет ли он на лице гнев либо отвращение или же придает лицу привычное выражение, помогающее ему безопасно переждать минуты вашего «чрезмерно эмоционального поведения»? Ощущаете ли вы свои эмоции так же, как он и как другие люди? Вызывают ли у вас гнев, страх или печаль те ситуации, которые, по–видимому, оставляют равнодушными других людей, и можете ли вы что–то сделать со своими эмоциями?

Разгневались бы вы, если бы услышали, что ваша шестнадцатилетняя дочь возвращается ночью домой через два часа после наступления «комендантского часа для несовершеннолетних»?

Чтобы спровоцировало ваш гнев: страх, который вы испытывали всякий раз, когда смотрели на часы и понимали, что она не позвонила вам и не предупредила об опоздании, или же необходимость ждать возвращения дочери, вместо того чтобы спокойно спать в своей постели? Беседуя с ней на следующее утро об этом событии, станете вы контролировать свой гнев настолько, чтобы она действительно подумала, что вас не волнует проблема нарушения «комендантского часа», или же она увидит ваш едва сдерживаемый гнев и предпочтет занять круговую оборону? Сможете ли вы понять, взглянув на ее лицо, что на нем написано: смущение, чувство вины или вызов?

Я написал эту книгу, чтобы дать ответы на многие подобные вопросы. Моя цель состояла в том, чтобы помочь читателям лучше понять свою эмоциональную жизнь и сделать ее более комфортной. Меня по–прежнему удивляет, что до недавнего времени мы – как ученые, так и обычные люди – так мало знали о наших эмоциях, особенно с учетом важности той роли, которую они играют в нашей жизни.

Но, как я объясняю в этой книге, именно из–за самой природы эмоции мы до конца не знаем, как влияют на нас эмоции и как распознать их признаки в себе и в других людях.

Эмоции могут возникать и часто действительно возникают очень быстро, причем настолько быстро, что наше сознательное «я» не принимает участия в формировании в нашей психике того, что дает импульс к возникновению эмоции в какой–то момент времени – или даже не регистрирует источник этого импульса. Такая быстрота может помочь человеку спастись в экстренной ситуации, но она может также и погубить его жизнь, если его эмоциональная реакция окажется чрезмерной. Обычно мы не имеем возможности управлять событием, заставляющим нас испытывать эмоции, но мы можем, хотя это также непросто, изменять то, что приводит в действие наши эмоции, и то, как мы себя ведем в минуты, когда испытываем эмоции.

Я изучал эмоции более сорока лет, уделяя основное внимание выражению эмоций, а в последнее время и физиологии эмоций. Я обследовал пациентов психиатрических клиник, нормальных, здоровых взрослых и детей в США и во многих других странах, наблюдая, как эти люди проявляют чрезмерную, недостаточную или неадекватную эмоциональную реакцию, как они лгут и как говорят правду.

В главе 1 «Эмоции в разных культурах» излагаются результаты этих исследований, образующих фундамент для моих дальнейших рассуждений.

В главе 2 я задаю вопрос: «Почему мы становимся эмоционально возбужденными?» Если мы собираемся изменять то, что вызывает наше эмоциональное возбуждение, мы должны знать ответ на этот вопрос. Что приводит в действие каждую эмоцию? Можем ли мы устранить каждый такой триггер (эмоциональный раздражитель. – Примеч. науч. ред.)? Если вы ведете машину, а ваша жена говорит вам, что вы выбрали не самый удачный маршрут, то вы можете испытать приступ раздражения или даже гнева из–за того, что она пытается руководить вашими действиями и критикует ваши навыки водителя. Почему мы не можем спокойно воспринимать информацию, не впадая в эмоциональное возбуждение? Почему оно охватывает нас? Можем ли мы изменить себя таким образом, чтобы не перевозбуждаться по пустякам? Эти вопросы рассматриваются в главе 2 «Когда мы начинаем испытывать эмоции?».

В главе 3 объясняется, как и когда мы можем изменить то, что вызывает наши эмоции. Первый шаг заключается в выявлении тех триггеров, под воздействием которых мы совершаем поступки, не вызывающие у нас впоследствии ничего, кроме горьких сожалений. Нам нужно также уметь определять, будет ли конкретный триггер затруднять проведение изменения или же его действие может быть ослаблено. Мы не всегда добиваемся здесь успеха, но за счет понимания того, как возникают триггеры эмоций, мы можем повысить вероятность изменения того, что вызывает наши эмоции.

В главе 4 объясняется, как организуются наши эмоциональные реакции – выражения лица, действия и мысли. Можем ли мы контролировать наше раздражение настолько, чтобы оно не проявлялось в нашем голосе или на нашем лице? Почему иногда наши эмоции нарастают подобно лавине, и мы не в состоянии управлять ими? У нас не будет возможности контролировать эмоции, если мы не научимся лучше понимать, когда мы действуем под их влиянием; очень часто мы не знаем этого до тех пор, пока кто–нибудь не выскажется против нашего эмоционального поведения или пока мы сами не задумаемся о своих поступках позднее. В главе 4 рассказывается, как мы можем стать более внимательными к возникающим у нас эмоциям и таким образом направлять наше эмоциональное поведение в конструктивное русло.

Чтобы сократить число деструктивных и увеличить число конструктивных случаев эмоционального поведения, нам нужно знать предысторию и причину возникновения каждой эмоции. Изучение триггеров как наших внутренних эмоций, так и тех эмоций, которыми мы обмениваемся с другими людьми, позволит нам ослабить действие этих триггеров или, по крайней мере, узнать, почему некоторые из них настолько сильны, что могут затруднять любые попытки ослабить их влияние на нашу жизнь. Каждая эмоция порождает также уникальный набор ощущений в нашем теле. Лучше понимая эти ощущения, мы можем заранее узнавать о наших эмоциональных реакциях, чтобы по собственному усмотрению решать вопрос о том, воздействовать или не воздействовать на возникающую эмоцию.

Каждая эмоция имеет также свои уникальные сигналы, которые наиболее отчетливо проявляются у нас на лице и в нашем голосе. Необходимо провести еще немало исследований голосовых сигналов эмоций, но фотографии в главах книги, посвященных отдельным эмоциям, показывают наиболее тонкие и малозаметные выражения лица, сигнализирующие о том, когда эмоция только начинает проявляться или когда она подавляется. За счет раннего обнаружения эмоций мы можем успешнее взаимодействовать с людьми в самых разных ситуациях и управлять нашими собственными эмоциональными реакциями на чувства других людей.

Отдельные главы посвящены печали и горю (глава 5), гневу (глава 6), удивлению и страху (глава 7), отвращению и презрению (глава 8) и различным проявлениям удовольствия (глава 9); в каждой из этих глав имеются разделы, посвященные:

• наиболее типичным триггерам эмоций;

• функции эмоции: что эта эмоция дает нам и как она может создать нам неприятности;

• роли эмоции в различных психических расстройствах;

• упражнениям, помогающим читателям лучше узнать о своих телесных ощущениях, связанных с возникновением эмоций, и повысить вероятность того, что читатели смогут выбирать, как им следует действовать в моменты эмоционального возбуждения;

• фотографиям самых тонких проявлений эмоций на лицах других людей, позволяющие читателям лучше разбираться в чужих чувствах;

• объяснениям того, как использовать информацию о чувствах других людей – коллег по работе, членов семьи и друзей.

В приложении содержится тест, который вы можете выполнить прежде, чем приступать к чтению книги, чтобы выяснить, насколько хорошо вы умеете распознавать самые тонкие выражения лица. Вы можете выполнить тест еще раз, когда закончите чтение книги, чтобы оценить достигнутый вами прогресс.

Возможно, вы захотите спросить, почему какая–то из эмоций, представляющих для вас интерес, не рассмотрена в этой книге. На это я могу ответить, что решил рассматривать лишь те эмоции, которые мы знаем как универсальные, т. е. испытываемые всеми людьми. Смущение, вину, стыд и зависть, вероятно, испытывают все люди, но я сконцентрировался на тех эмоциях, которые имеют очевидные универсальные проявления. Я рассматриваю любовь в главе, посвященной эмоциям, доставляющим удовольствие, а ярость, ненависть и ревность – в главе, посвященной гневу.

Наука по–прежнему занимается изучением того, как каждый из нас переживает те или иные эмоции – почему кто–то имеет более насыщенный эмоциональный опыт или быстро приходит в состояние эмоционального возбуждения, и я завершаю книгу рассказом о том, что мы изучаем, что мы можем изучать и как мы можем использовать эту информацию в нашей собственной жизни.

Трудно переоценить то значение, которое имеют для нас наши эмоции. Мой наставник, покойный Сильван Томкинс, говорил, что эмоции мотивируют нашу жизнь. Мы организуем свою жизнь таким образом, чтобы максимизировать опыт позитивных эмоций и минимизировать опыт негативных эмоций. Нам это не всегда удается, но именно так мы стараемся поступать. Он утверждал, что эмоции мотивируют выбор всех наших самых важных начинаний. Это утверждение, сделанное в 1962 г., когда бихевиоральные науки полностью игнорировали эмоции, носит преувеличенный характер, так как для нашего выбора могут быть и другие мотивы. Но тем не менее эмоции играют важную, и очень важную, роль в нашей жизни.

Эмоции могут оказаться сильнее того, что большинство психологов наивно считают более сильными основополагающими мотивами, направляющими ход нашей жизни: голода, полового влечения и стремления к выживанию. Люди не станут принимать пищу, которая вызывает у них отвращение. Они могут даже умереть от голода, если им не дадут ничего другого, хотя кому–то та же самая пища может показаться очень аппетитной. Таким образом, эмоции могут пересилить стремление утолить голод! Половое влечение печально известно своей уязвимостью к влиянию эмоций. Из–за испытываемого страха или отвращения человек может никогда не решиться вступить в интимные отношения или же постоянно оказываться не в состоянии довести половой акт до завершения. Эмоции способны пересилить половое влечение! А отчаяние способно подавить желание жить и привести человека к самоубийству. Эмоции способны пересилить стремление к жизни!

Проще говоря, люди хотят быть счастливыми, и большинство из нас не желает испытывать страх, гнев, отвращение, печаль или горе, если только эти негативные чувства не вызывают у нас герои спектакля, который мы смотрим, или романа, который мы читаем. Однако, как будет показано позднее, мы не можем прожить без таких эмоций; вопрос заключается в том, как жить с ними, нанося себе как можно меньше вреда.

 

Предисловие ко второму изданию

 

Я особенно рад тому, что это, второе, издание «Психологии эмоций» дает мне возможность поделиться новыми идеями, догадками и результатами исследований, которые могут помочь читателю сделать его эмоциональную жизнь более комфортной. С момента выхода первого издания книги прошло уже четыре года. Я обновил выводы и послесловие и добавил новую 10–ю главу, посвященную лжи и эмоциям, в которой попытался дополнить последние размышления о роли эмоций в выявлении лжи своими наблюдениями за тем, как признаки эмоций помогают оценить правдивость слов человека. Эта глава отражает мой опыт исследований последних нескольких лет, в ходе которых я уделял много времени вопросам возможности использования полученных результатов в решении задач повышения национальной безопасности.

Моя цель при написании «Психологии эмоций» состояла в том, чтобы помочь людям усовершенствовать четыре важных навыка, и поэтому я включил в эту книгу предложения и упражнения, которые, как я надеюсь, вы найдете и полезными, и стимулирующими ваши дальнейшие усилия. Этими четырьмя навыками являются:

1. Умение осознавать, когда вы начинаете испытывать эмоцию, до того как вы начинаете говорить или действовать. Приобрести этот навык труднее всего; в главе 2 объясняется, почему это так, а упражнения, призванные помочь вам улучшать осознание испытываемых вами эмоций, содержатся в главе 3 и в соответствующих разделах глав с 5–й по 8–ю, посвященных конкретным эмоциям. Выработка этого навыка позволит вам лучше понимать, когда вы начинаете испытывать эмоциональное возбуждение.

2. Умение выбирать, как вести себя, когда вы испытываете эмоцию, чтобы достигать своих целей, не причиняя вреда другим людям. Назначение каждого эмоционального эпизода состоит в том, чтобы помочь нам быстро достичь наших целей, например убедить других людей в необходимости утешить нас, напугать нападающего на нас преступника или добиться многих других желаемых результатов. Самые удачные эмоциональные эпизоды не причиняют вреда и не создают проблем тем людям, с которыми мы имеем дело. Выработать это умение также непросто, но благодаря постоянной тренировке оно может стать частью вашего Я. (Информация по этой теме и необходимые упражнения содержатся в главах с 4–й по 8–ю.)

3. Умение чувствовать, какие эмоции испытывают другие люди. Так как эмоции лежат в основе всех самых важных отношений, возникающих у нас с другими людьми, то мы должны быть восприимчивы к чувствам других людей. Если вы захотите узнать больше, чем написано в этой книге, то вы можете воспользоваться моими разработками, которые помогут вам быстро развить это умение. Информацию о них смотрите на веб–сайте http://www.paulekman.com

4. Умение правильно использовать получаемую вами информацию о том, что чувствуют другие люди. Иногда это означает задавание человеку вопросов о замеченной вами эмоции, признание того, что он чувствует, или корректировку вашей реакции в свете того, что вы выяснили. Ваша реакция будут зависеть от того, кем является другой человек и какова история ваших отношений с ним. Как может варьироваться ваша реакция в отношениях с членами семьи, коллегами по работе и друзьями, объясняется в последних разделах глав с 5–й по 8–ю.

 

Глава 1. Эмоции в разных культурах

 

Я включил в эту книгу всё, что узнал об эмоциях за последние сорок лет и что, по моему убеждению, может помочь человеку улучшить его эмоциональную жизнь. Большая часть написанного мной – но не всё – подкрепляется результатами исследований других ученых, занимающихся изучением эмоций. Особая цель моих собственных исследований состояла в выработке профессионального умения читать и измерять проявления эмоций на лице. Обладая таким умением, я смог бы различать на лицах незнакомцев, друзей и членов семьи те нюансы, которые не замечают большинство людей, и благодаря этому я бы узнавал о них намного больше и вдобавок имел бы время для проверки своих идей с помощью экспериментов. Когда то, что я пишу, основывается на моих собственных наблюдениях, я подчеркиваю этот факт такими словами, как «по моим наблюдениям», «я уверен», «мне кажется…» А когда то, что я пишу, основывается на результатах научных экспериментов, я даю ссылку на конкретных источник, подкрепляющий мои слова.

Значительная часть того, что написано в этой книге, появилось под влиянием результатов моих межкультурных исследований выражений лица. Они навсегда изменили мой взгляд на психологию в целом и на эмоции в частности. Эти результаты, полученные в таких разных странах, как Папуа–Новая Гвинея, США, Япония, Бразилия, Аргентина, Индонезия и бывший Советский Союз, способствовали генерированию моих собственных идей о природе эмоций.

В ходе моих первых научных исследований, проведенных в конце 1950–х гг., я не проявлял вообще никакого интереса к выражениям лица. Все мое внимание было приковано к движениям рук. Мой метод классификации жестов позволял различать невротически и психотически депрессивных пациентов и оценивать, насколько улучшилось их состояние после лечения.[1] В начале 1960–х гг. ещё даже не было метода для непосредственного точного измерения сложных, часто очень быстрых движений лица, которые демонстрировали депрессивные пациенты. Я не имел представления о том, с чего начать, и не предпринял никаких реальных действий в этом направлении. Четверть века спустя, когда я разработал метод измерения движений лица, я вернулся к кинопленкам, на которых были сняты эти пациенты, и сумел сделать важные открытия, описанные в главе 5.

Я не думаю, что в 1965 г. я перевел бы фокус моих исследований на изучение выражений лица и эмоций, если бы не два благоприятных события. Во–первых, Агентство передовых исследовательских проектов (АРМА) при министерстве обороны США выделило мне грант на исследование невербального поведения в разных культурах. Я не претендовал на получение этого гранта, но в результате разразившегося скандала главный исследовательский проект APRA (фактически служивший прикрытием для поддержки повстанцев в одной из южных стран) был прикрыт и выделенные на него деньги необходимо было потратить где–нибудь за рубежом на проведение исследований, неспособных вызвать никаких подозрений. По счастливому стечению обстоятельств я оказался в нужный момент в кабинете того человека, который должен был потратить эти деньги. Он был женат на уроженке Таиланда и находился под впечатлением от того, насколько отличались ее невербальные коммуникации от тех, которые были привычны ему. По этой причине он хотел, чтобы я выяснил, что в таких коммуникациях является универсальным, а что характерным только для конкретных культур. Поначалу эта перспектива меня не обрадовала, но я решил не отступать и доказать свою способность справиться и с этой задачей.

Я приступил к работе над проектом в полной уверенности в том, что выражения лица и жесты являются результатом социального научения и меняются от культуры к культуре, и так же считали те специалисты, к которым я первоначально обратился за консультацией: Маргарет Мид, Грегори Бейтсон, Эдвард Холл, Рэй Бердвистел и Чарльз Осгуд. Я вспомнил, что Чарльз Дарвин придерживался противоположного мнения, но был настолько уверен в его неправоте, что не дал себе труда прочитать его книгу, посвященную этому вопросу.

Во–вторых, большой удачей оказалась моя встреча с Сильваном Томкинсом. Он только что написал две книги об эмоциях, в которых утверждал, что выражения лица являются врожденными и универсальными для нашего биологического вида, но не имел доказательств в поддержку своих утверждений. Я не думаю, что когда–нибудь прочитал бы его книги или встретился с ним самим, если бы мы оба одновременно не представили в один и тот же научный журнал наши собственные статьи: он – об исследовании лица, а я – об исследовании движений тела.[2]

На меня произвели огромное впечатление глубина и широта мышления Сильвана, но я считал, что он, подобно Дарвину, придерживался ошибочного представления о врожденности, а значит, и универсальности выражений лица. Я был рад тому, что в спор вступил еще один участник и что теперь не только Дарвин, написавший свою работу сто лет тому назад, оппонировал Мид, Бэйтсону, Бердвистелу и Холлу. Дело принимало новый оборот. Возник реальный научный спор между знаменитыми учеными, и я, едва перешагнувший тридцатилетний рубеж, получил возможность, подкрепленную реальным финансированием, попытаться разрешить его раз и навсегда, дав ответ на следующий вопрос: являются ли выражения лица универсальными или же они, подобно языкам, специфичны для каждой конкретной культуры? Перед такой перспективой нельзя было устоять! Меня не волновало, кто окажется прав, хотя я не думал, что прав будет Сильван.[3]

В ходе моего первого исследования я показывал фотографии людям из пяти стран (культур) – Чили, Аргентины, Бразилии, Японии и США – и просил их оценить, какие эмоции отображались каждым выражением лица. Большинство людей в каждой культуре соглашались с тем, что выражения эмоций действительно могут быть универсальными.[4] Кэррол Изард, еще один психолог, которого консультировал Сильван и который работал в других культурах, провел практически тот же эксперимент и получил те же самые результаты.[5] Томкинс ничего не сказал мне об Изарде, а Изарду – обо мне. Сначала мы оба были недовольны тем, что практически одно и то же исследование одновременно выполняли два разных ученых, но для науки было особенно ценно, что два независимых исследователя пришли к одному и тому же выводу. По–видимому, Дарвин был прав.

Но как мы смогли установить, что люди из многих разных культур соглашались по поводу того, какая эмоция показывалась им на снимке, в то время как большое число умных людей придерживались совершенно противоположного мнения? Это были не просто путешественники, утверждавшие, что выражения лиц японцев, или китайцев, или представителей иных культур имеют разные значения. Бердвистел, уважаемый антрополог, специализировавшийся на изучении выражений лица и жестов (протеже Маргарет Мид), писал, что он отверг идеи Дарвина, когда обнаружил, что во многих культурах люди улыбаются, даже чувствуя себя несчастными.[6] Утверждение Бердвистела соответствовало точке зрения, доминировавшей в антропологии культур и по большей части в психологии в целом, согласно которой все имеющее социальную важность должно быть продуктом научения и, таким образом, изменяться от культуры к культуре.

Я примирил наши выводы об универсальности выражений эмоций с утверждениями Бердвистела о различии этих выражений в разных культурах с помощью идеи о правилах отображения. Эти правила, усваиваемые в результате социального научения и часто изменяющиеся от культуры к культуре, определяют, как следует управлять выражениями лица и кто, когда и кому может показывать свою ту или иную эмоцию. Именно благодаря этим правилам на большинстве публичных спортивных соревнований проигравший не показывает на лице печали или разочарования, которые он в действительности испытывает. Правила отображения воплощаются в типичном приказании родителей: «Убери эту самодовольную улыбку с лица». Такие правила могут требовать, чтобы мы ослабляли, усиливали, полностью скрывали или маскировали выражение той эмоции, которую мы в действительности испытываем.[7]

Я проверил эту формулировку в ряде исследований, которые показали, что японцы и американцы имели одинаковые выражения лица, когда они в одиночку смотрели фильмы о хирургических операциях и катастрофах, но когда они смотрели те же фильмы в присутствии исследователя, то японцы в большей степени, чем американцы, маскировали выражение негативных эмоций на лице с помощью улыбки. Таким образом, наедине с собой человек показывает врожденные выражения эмоций, а на людях – управляемые выражения.[8] Так как антропологи и большинство путешественников наблюдали именно публичное поведение, то я имел собственные объяснения и доказательства его использования. Напротив, символические жесты, такие как утвердительные или отрицательные покачивания головой или поднятый в знак одобрения большой палец сжатой в кулак руки, безусловно, являются специфическими для данной культуры.[9] В этом Бердвистел, Мид и большинство других исследователей поведения человека были, безусловно, правы, хотя они и заблуждались в отношении выражения эмоций на лице.

Но здесь имелась одна лазейка, и если ее смог увидеть я, то смогли бы увидеть и Мид с Бердвистелом, которые, как мне было известно, искали любой способ поставить под сомнение мои результаты. Все люди, которых приходилось обследовать мне (и Изарду), могли усвоить западную манеру выражения эмоций на лице благодаря виденным им на кино–и телеэкране фильмам с участием Чарли Чаплина и Джона Уэйна. Научение через масс–медиа или контакты с представителями других культур могло объяснить, почему люди из разных культур одинаково оценивали эмоции на показываемых им фотографиях. Мне нужна была визуально изолированная от остального мира культура, представители которой никогда бы не видели ни кинофильмов, ни телепередач, ни журналов, а по возможности, и вообще никаких людей из другого общества. Если бы они оценивали выражения эмоций на показываемых им фотографиях точно так же, как жители Чили, Аргентины, Бразилии, Японии и США, то я бы оказался на коне.

Человеком, познакомившим меня с культурой каменного века, был невропатолог Карлтон Гайдусек, проработавший более десяти лет в самых глухих уголках Новой Гвинеи. Он пытался найти причину странной болезни под названием куру, которая уничтожила около половины представителей одного из таких малочисленных народов. Люди верили, что эта болезнь была наслана на них злым волшебником. К тому моменту, когда я впервые приехал на остров, Гайдусек уже выяснил, что причиной болезни был вирус замедленного действия с длительным инкубационным периодом. У местных жителей симптомы болезни, вызванной этим вирусом, начинали проявляться спустя несколько лет после заражения (подобным образом действует вирус, вызывающий СПИД). Но Гайдусек еще не знал, каким образом передается этот вирус. (Оказалось, что вирус передавался вследствие привычки к каннибализму. Эти люди не съедали своих врагов, которые погибали в сражении и, как предполагалось, были здоровыми и сильными. Они съедали только своих друзей, умерших от какой–нибудь болезни, в частности от куру. Они ели мясо сырым, и поэтому болезнь распространялась очень быстро. Через несколько лет за открытие медленных вирусов Гайдусек был удостоен Нобелевской премии.)

К счастью, Гайдусек понимал, что культуры каменного века вскоре полностью исчезнут, и поэтому израсходовал более сотни тысяч футов пленки на съемки нескольких фильмов о повседневной жизни представителей двух вымирающих культур. Сам он ни разу не видел своих фильмов: ведь для просмотра всех отснятых им кинопленок потребовалось бы почти шесть недель. Таким было положение дел, когда на сцене появился я.

Обрадованный тем, что хотя бы у кого–то возник научный интерес к его фильмам, Гайдусек предоставил в мое распоряжение отснятые им кинопленки, и мы с моим коллегой Уолли Фризеном потратили на их тщательное изучение целых полгода. Фильмы содержали два очень убедительных доказательства универсальности выражения эмоций на лице. Прежде всего нам ни разу не пришлось увидеть незнакомых выражений. Если бы выражения лица усваивались исключительно посредством научения, то тогда эти полностью изолированные от остального мира люди демонстрировали бы новые выражения, которых мы никогда не видели прежде. Но таких выражений мы не увидели.

Однако по–прежнему сохранялась возможность того, что эти знакомые нам выражения лица сигнализируют о совсем других эмоциях. Но, хотя из фильмов не всегда было понятно, что происходило с человеком до и после того, как у него на лице появлялось какое–то выражение, опрошенные нами местные жители подтвердили правильность наших интерпретаций. Если бы выражения лица сигнализировали о разных эмоциях в разных культурах, то тогда постороннему человеку, абсолютно незнакомому с данной культурой, было бы невозможно правильно интерпретировать увиденные им выражения.

Я пытался думать о том, как Бердвистел и Мид стали бы оспаривать это утверждение. Я представил себе, как они заявляют: «Совершенно не важно, что вы не увидели новых выражений; просто те, которые вы видели, имеют в действительности другой смысл. Вы правильно их отгадали потому, что получили подсказку из социального контекста, в котором они возникли. Вы никогда не видели выражение, которое было бы изолировано от того, что происходило прежде, после или в тот же самый момент. Но если бы вы его увидели, то не смогли бы определить, что оно означает». Чтобы закрыть эту лазейку, я пригласил Сильвана, проживавшего на Восточном побережье, провести неделю в моей лаборатории.

До его приезда мы отредактировали фильмы таким образом, чтобы он мог видеть только сами выражения, вычлененные из их социального контекста, т. е. фактически только лица, снятые крупным планом. Но Сильван не испытал никаких проблем. Каждая из его интерпретаций хорошо соответствовала социальному контексту, которого он не видел. Более того, он в точности знал, как он получал информацию. Мы с Уолли могли лишь почувствовать, что за эмоциональное сообщение передавалось каждым выражением, но наши оценки носили интуитивный характер; как правило, мы не могли в точности сказать, какое послание направляло лицо, если только на лице не появлялась улыбка. Сильван же уверенно подходил к экрану и точно указывал, какие конкретные движения мышц лица сигнализировали о выражении данной эмоции.

Мы также захотели узнать его общее впечатление об этих двух культурах. Он заявил, что одна группа выглядела вполне дружелюбно. Члены второй группы были по характеру вспыльчивыми, очень подозрительными и имели гомосексуальные наклонности. Такими словами он описал представителей племени анга. Его оценки хорошо соответствовали тому, что нам рассказывал Гайдусек, работавший с этими людьми. Они периодически атаковали австралийских официальных лиц, пытавшихся основать поблизости государственную овцеводческую ферму. Это племя, по словам его соседей, отличалось крайней подозрительностью. А его мужская половина до вступления в брак имела только гомосексуальные связи. Через несколько лет этнологу Ирениусу Эйбл–Эйбесфельдту, попытавшемуся работать с этим племенем, пришлось в буквальном смысле спасать свою жизнь бегством.

После этой встречи я решил посвятить себя изучению выражений лица. Я должен был отправиться в Новую Гвинею и попытаться найти факты, подтверждающие то, что я считал верным: что по крайней мере некоторые выражения эмоций на лице являются универсальными. И я должен был разработать беспристрастный метод измерения изменений лица, чтобы любой другой ученый мог объективно узнать по движениям лица все то, что Сильван узнавал благодаря своей проницательности.

В конце 1967 г. я отправился на юго–восточное плоскогорье острова Новая Гвинея для обследования туземцев племени форе, которые жили в маленьких деревеньках, расположенных на высоте семи тысяч футов над уровнем моря. Я не знал языка форе, но с помощью нескольких местных юношей, учивших язык пиджин в миссионерской школе, я мог обеспечить перевод слов с английского на пиджин и далее на форе, а также обратный перевод. Я привез с собой фотографии разных выражений лица, большую часть которых дал мне Сильван для проведения исследований среди грамотных людей. (На с. 28 приведены три таких снимка.) Я также взял несколько фотографий люде<

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...