лекция шестая
Смесь Турции с Германией
Итак, в декабре 1989 года после 15 лет отсутствия я прилетел в СССР. Результатом моих впечатлений, того что я увидел за три недели, явилась книга «Иностранец в смутное время», написанная в 1990 году, она была издана Омским областным издательством общим тиражом не менее 300 тысяч экземпляров, но прошла мимо столичного читателя и критиков. А жаль, там содержалось множество оригинальных наблюдений. Многое я увидел свежим взглядом свалившегося с Луны, ведь за 15 лет я полностью отвык от страны и населения. Сейчас я вновь привык к соотечественникам и многое уже не вижу. Тогда я обратил внимание на распущенное своеволие соотечественников, на волчьи лица в Шереметьево, когда вдруг выходишь из внутренних помещений аэропорта в толпу. Покойный Юлиан Семёнов, это ему я обязан этим первым поучительным визитом, поселил меня в гигантской гостинице «Украина». «Украину» я увидел старинным осыпающимся германским храмом, а себя археологом Индианой (исходя из фильма об Индиане Джонсе, его отлично играет актер Харрисон Форд). Среди прочего я тогда разглядел, как много в русских – турецкого, как много в России от Турции. Повсюду в русских квартирах, в том числе и в квартире моих родителей в Харькове, было неумеренное обилие ковров. Ну ладно, ковры лежали на полу, но они висели и на стенах, придавая квартирам безошибочно мусульманский колорит. Квартиры же оказались очень тёмными, ибо население завешивало свои окна плотными шторами, даже двумя рядами штор – лёгкими и толстыми. Добрая половина квартир имела перестроенные под комнатёнки‑ пеналы, – бывшие лоджии и балконы. И на окнах этих пеналов были шторы, так что солнце и небо напрочь отсутствовали в квартирах. В русских квартирах царил мусульманский полумрак, как в гаремах. Отсутствие света безусловно негативно сказывается на росте детей, на настроении детей и родителей, на количестве жизненной энергии в квартире.
Другим несомненным атрибутом Турции были бесчисленные тусклые абажуры с кистями. Чаще всего кофейного, оранжевого или даже красного цвета. А ещё – по большей части молчаливые женщины, подававшие еду и не ввязывающиеся в разговоры мужчин. Женщины‑ тени. Подобное патриархальное общество я увидел позднее в Абхазии в 1992 году. Не нужно думать, что Россия далеко ушла от Абхазии, только потому, что у нас поют Алла Пугачёва, Ветлицкая или Земфира. Турецкость моих соотечественников проявлялась и в том, как охотно они были облачены все в шаровары – турецкого производства спортивные штаны. У гостиницы «Украина» молодые парни сидели на корточках возле своих автомобилей. Позднее на вокзалах, на перрoнах, на остановках автобусов я лицезрел тысячи этих рассевшихся очень мусульманских птице‑ человеков. (Впрочем, отчасти это и тюремная привычка. ) Сограждане оказались турками. Германии в России оказалось ничуть не меньше. Низкие, приземистые, казарменные здания, обыкновенно жёлтые или охровые, зелёные крыши – узнаваемо немецкие. У Владислава Ходасевича есть строки:
«Жди: резкий ветер дунет в окарино По скважинам громоздкого Берлина И грубый день взойдёт из‑ за домов Над мачехой российских городов».
Не ручаюсь за точность всей цитаты, но за «мачеху российских городов» ручаюсь. Ходасевич подметил верно. Когда едешь из Франции в южную Германию на поезде, то вдруг перед границей поезд ныряет в длинный тоннель и появляется на свет уже на совсем другом пейзаже. Романтическая Франция, её круглые деревья, её двускатные крыши красноватой черепицы, остаётся сзади за горой, а здесь обнаруживается плоская и прямоугольная страна жёлтых стен, казарменного типа зданий. Поэты всё это подмечали острым глазом. Мандельштам:
«Над желтизной правительственных зданий Кружилась долго мутная метель Ленивый правовед садится в сани Широким жестом запахнув шинель».
Это о Санкт‑ Петербурге, построенном Петром и Екатериной с германских образцов. А вот что писал тот же Мандельштам о Франции:
«Франция, как жалости и милости Я хочу твоей земли и жимолости Правду горлинок твоих и кривду карликовых Виноградарей твоих в повязках марлевых…»
Отметив, что строфа эта похожа на беглый взгляд на страницу журнала «Нейшнл Джеографик», скажу что, в пейзаже Франции бросается в глаза обилие деталей, отсюда точно применённые сложные буквы «ж», «круглые» слова: «горлинок», «карликовых» и реалистическая деталь марлевых повязок. Пейзаж же Германии категорически иной, он более общий, более пустой, он светлее, здания – жёлтые, крыши – зелёно‑ салатные. (В то время как во Франции сельские крыши краснокирпичные. И французские деревья острижены кругло. ) Интересно, что Бисмарк, я только что прочёл в тюремной библиотеке книгу о нём, будучи послом в России, восхищался зеленью российских крыш. Они напоминали ему родину – Пруссию, Берлин. Кутузовский проспект, в самом начале его у Москвы‑ реки стоит крепость «Украины», весь в снегу предстал передо мною парадным, германским, тогда в 1989. «Иностранец в Смутное время» начинается со сцены, когда тринадцать снегоуборочных бульдозеров идут свиноголовым германским строем по ночному Кутузовскому. В русских, кажется, равно существуют эти два элемента: германскость и турецкость. Тотально правы новые ревизионисты, блестящие учёные Фоменко и Носовский. Никакому набегу слаборазвитых монголов XIII века Русь не подвергалась, она испокон веков была смешанной тюркско‑ славянской державой. Мы родились в шароварах, – потому у нас висят наши ковры, абажуры, известна лень наших мужчин (всегда валяются на койках), прожорливость наших пухлых женщин, потому близки по значению слова «терем» и «гарем». Фоменко/Носовский ещё утверждают, что Орда была постоянным войском Восточной Руси, что «Оттомания» – оттоманская Турция – всего лишь отколовшаяся от нас поздно южная Русь – «Атамания», что Батый всего лишь – «Батько», а «Мамай» – мамкин; но суть видна, мы родились в шароварах. Глупо это отрицать. А уж потом пришёл Пётр Великий и насильно привил нам немецкую шинель. Так что перефразируя Виктора Шкловского, литературоведа («Все мы вышли из „Шинели“ Гоголя») с полным правом нужно утверждать, что все мы вышли из шаровар и из шинели.
Тогда, в декабре 1989 года я ежедневно видел десятки доказательств того, что мы смесь Турции с Германией. Сегодня мне это меньше бросается в глаза. Однако тюремный замок Лефортово – германской модели и производства XVIII века. Я сижу, положив на дубок тетрадь, и пишу, политический заключённый, эти строки, внутри здания, той его части что составляет букву «К» в имени немецкой принцессы. Привет Германии! Дойчланд убер аллес! И Оттомания, Атамания – моя другая рука! Когда германскость прибыла в Россию? Несомненно, что с Петром I. Во всяком случае государственная германскость, во всяком случае организация государства, его администрация, шинели военных и чиновников. Однако, разве не приходила она уже с поляками, опосредованная, в Смутное время? Не приходила ли она уже ещё раньше, со шведами? Ведь мы воевали с ними так рано как в XIII веке, ведь Ледовое побоище (НБП празднует его как День Нации с 1996 года) случилось в седой древности 5 апреля 1242 года. Приходило, конечно. Более того, ранние, IX и X веков белые храмы в городе Владимире, я их лично осматривал, как две капли воды похожи на подобные аскетические сооружения в Великобритании, оставленные саксами, я их лично осматривал в 1980 году. Объясняется эта идентичность храмов не норманской теорией, но чрезвычайным сходством славянских и германских племён. Великий англичанин Чемберлен, нет не премьер‑ министр, отдавший Гитлеру Чехословакию, но тот Чемберлен, который ещё в 1923 году предсказал Гитлеру Великую судьбу, Чемберлен – германофил, исследователь судеб народов, историк, утверждал сходство славян и германцев и называл их Великими расами. Внешнее сходство также несомненно. Но я хочу сказать, что возможно германскость – есть естественное свойство русских (или по меньшей мере части русских), доставшееся нам генетически. Ведь на самом деле русские вовсе не холерики и истерики, какими их видят западные режиссёры, постановщики спектаклей по романам Достоевского. Мы – довольно угрюмый, северный народ, из нас слова не вытянешь, и нас потому так всегда тянуло к цыганам, что они наша полная противоположность – жгуче южные как перец. Русский в натуральном виде необщителен и угрюм. Не так уж мы далеки от скандинавов и их прославленной в анекдотах о «горячих парнях» – флегматичности. А если вспомнить, что многие славянские племена на восток за Эльбой были онемечены и стали пруссами, то вообще можно поставить знак равенства между нами. Русские = Германцы.
Как обращаться с найденными мною корнями, с этой обнаруженной новой идентификацией России? А так, что не надо отвергать свою турецкость и не надо отвергать свою германскость. Это в нас уже есть, и надо с этим жить. И вряд ли мы от этого так быстро избавимся. Это часть наследия предков – русского «адата», его самая глубинная часть. (Об «адате» я уже говорил в главе «Откуда берутся старухи? ») К несчастью помимо этих двух частей: турецкости и германскости, есть ещё и третья, это психология крепостных крестьян: фатализм, покорность судьбе, плаксивость («Святая Русь, страдалица! » и прочие стенания, «Почему мы такие несчастные! Почему все страны – как страны, а мы…»). Вот эту часть «адата» нужно отвергать и вытаптывать в себе и в стране. Психология крепостных приобретена отрицательным опытом, опытом крепостного права, более четырёх веков ломавшего психоструктуру крестьянина и простолюдина‑ смерда. А случилось так, что после ужасающих потерь, нанесённых господствующим классам, с 1917 года практически все мы – современные русские – потомки крестьян и простолюдинов. Отдельные умники утверждают, что, дескать, рабству научила русских советская власть. Э нет, советская власть поначалу как раз возглавила восстание рабов против господ. И лишь позднее не устояла перед соблазном использовать многовековой опыт покорности населения для своих целей. Школу рабства Россия прошла даже не у монголов, каковых, парадоксально, наших якобы завоевателей, в природе не существовало, как это блестяще доказывают фундаментальные исследования профессоров Фоменко и Носовского. Школу рабства Русь проходила в руках собственных князей, князьков и вождей военных дружин (по современному – боевиков). То, что творилось в Чечне в 1991–1999 годах, в XV–XVIII веках происходило на территории России. И только последние сто лет это было относительно цивилизованное рабство.
Вглядитесь в лица большинства наших пенсионеров или работяг: это смирившиеся, смиренные, покорные, усталые лица. Послушайте, что говорят в ответах на опросы, в рейтингах народные массы: скепсис, неверие, мрачный пессимизм, отрицательные мнения, фатализм, «не знаю», «не интересуюсь», «не имею мнения…» Такой результат получается если 15‑ 20 поколений избивать ежедневно, гонять на тяжелые работы, продавать и дарить, насиловать и убивать. Итак диагноз: слишком длительное крепостное право, отсюда слишком склонённые выи. Тут уже их не выпрямят ни шаровары, ни шинель.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|