лекция шестнадцатая

Город – враг

Согласно Дарвину и Марксу‑ Энгельсу, пересказанным советскими учебниками, – оседлый образ жизни, культивирование съедобных растений на полях, их сбор и употребление в пищу является более передовым этапом «развития» человеческого общества, сравнительно с кочевым, скотоводческим этапом развития. В пику советским учебникам существует более циничная и правдоподобная версия «развития». Осёдлые племена куда легче контролировать. В самом конце 50‑ х годов XX века именно по этой причине Хрущёв окончательно посадил на землю цыган, презрев их национальные обычаи, кибитки и всё такое прочее. Мальчиком, в 1955 или 1956 году, помню, мне довелось увидеть в дубовой роще в сентябре цыганский табор. Это не были сегодняшние цыгане на колёсах УАЗиков. Но то был традиционный, испепеляюще красивый real then life табор. Сытые, крепко пахнущие кони, смуглые мужчины в красочных шёлковых рубахах, в картузах и с серьгами, женщины в шелках. Спустя полсотни лет я отчётливо всё это вижу, такое было яркое впечатление. После войны жизнь в Харькове была некрасивая, тёмные, заплатанные одежды. А тут – такая красота! Цыгане, помню, варили кукурузу и нас угощали, детей с пионерскими галстуками.

Так вот: оседлые племена было куда легче контролировать, потому феодалы, окружённые активистами‑ боевиками, предпочитали сажать племена на землю. С полем‑ то не убежишь, это с конями и быками легче убежать. (Хотя вот с овцами, как я узнал в Сербии, – далеко не убежишь. Если ты угнал стадо, то тебе придётся его бросить, так как овцы всё равно останавливаются щипать траву, хоть ты их убей. Если ты, конечно, украл десяток овец и мчишься в автомобиле, тогда другое дело. ) Я верю циничной гипотезе власти. Племена сажали на землю насильно, чтобы облагать данью, чтобы контролировать. И в соответствии с этим ограничением уже и приспосабливались смерды‑ поселяне. Кочевое скотоводство приходилось сворачивать (лошадей, наверное, оставляли им в обрез, только для пахоты), – занимались выгонным скотоводством, коров, свиней, вместо лошадей, а ещё перестраивались, начинали больше возделывать поля и сеять полевые культуры. Если же рассуждать согласно Марксу‑ Энгельсу, то получается, что ячмень, пшеница, рожь прогрессивнее мяса и молока? Бред, чепуха!

Посадить на землю – играло ту же роль, какую играло при советской власти (и продолжает выполнять эту роль) закабаление квартирой. Посадив гражданина на цепь квартиры, его легко можно контролировать. И его успешно контролировали и контролируют квартирой. В стране где девять месяцев зима и непогода, каждая квартира – это тёплый ковчег, в котором семья плывёт по бушующему океану жизни. Прописка – это уже как бы письменный документ закабаления.

Искать объяснение тем или иным социальным или экономическим условиям прошлого, объяснения изменениям этих условий, следует прежде всего во власти. Власть, сила, агрессия – создавали устройство мира в прошлом и создают сейчас. А не соображения «прогрессивности», не арифметика прибыли или абстрактные критерии «развитости» или «отсталости».

Посадив племя на определённой земле, хан, князь, принц знал, где его искать, когда приходил срок собирать дань: шкуры, пищевые припасы или девушек. А кочевое племя – ищи‑ свищи его, куда оно откочевало. В известном смысле хан, князь, предводитель отряда был нужен и племени: осуществлял роль «крыши», защищал своих данников от других князей или от солдат удачи. Первые города возникли из этих же соображений. Князь строил себе укреплённое гнездо – замок, а к его стенам или даже внутрь них приселялись данники князя – прежде всего торговцы и ремесленники. И крестьяне селились поближе. Так и образовались города. Зимой 1974/75 года я видел одряхлевшие средневековые городки в Южной Италии, не развившись в современные города, они однако служили отличным учебным пособием по урбанизму. Обыкновенно обширный замок, куда, по‑ видимому, в экстренных случаях вбегало всё окрестное население, относительно небольшой городок, где дома приобрели со временем этакую скалистость, качество пещерных жилищ, так они сплавились воедино от времени, затем поля и виноградники. В концентрических кругах, удаляясь от ядра замка, постепенно уменьшалась плотность населения.

Таким образом, по сути своей город был непосредственно следствием власти князя, принца, курфюрста, объектом владения, а его население – субъектами, на которых распространялась власть. Потому изначально носителя власти и субъектов, которых он защищал, одновременно эксплуатируя, связывали криминальные отношения.

Сотни лет спустя ничего не изменилось. Суть отношений осталась та же. Протекторат в обмен на эксплуатацию, – вот что несёт городская цивилизация. Изменились лишь детали. Предводитель‑ бандит, сильный аристократ с бригадой боевиков уступил место выборному бандиту с бригадой администраторов. (Все они сегодня представители третьего сословия – буржуазии. ) Отдельные города по сути своей уже являются государствами вполне приличных размеров (вспомним, что в древности появились и существовали первые города, они же государства, в Месопотамии и Греции. Ур, Афины, Спарта – известны нам с детских лет). Такие города как Мехико‑ Сити или Москва – просто гигантские государства. Сеть городов связанных коммуникациями образует современное государство. (Коммуникации чрезвычайно важны. Чтобы разрушить Россию наверняка, следует разрушить единую железнодорожную сеть России, МПС, – куда эффективнее, чем взвинчивать десятилетиями сепаратистские чувства в гражданах регионов. ) Города неотъемлемы от традиционной обывательской цивилизации, этого не поняли большевики, они не уничтожили города, и в этом ещё один провал революции 1917 года. В городах можно жить только по правилам прошлого, в городах прошлое накоплено и выставлено напоказ: церкви, архитектурные постройки XIX века – всё предлагает неравенство и несвободу. А спальные районы, – чудовищные в своей муравьино‑ пчелиной сути, эдакие бетонные соты, по утрам извергающие человеческую начинку, к вечеру вбирающие её вовнутрь – это ужё совсем бесцеремонная современная манера рабства, нового крепостничества. Кажется, это понимали Красные Кхмеры, возможно, они сделали неуклюжую и кровавую попытку, но они в своё время ликвидировали город Пномпень. Город – средоточие политической власти, экономической власти и полицейской власти, недаром государство так настаивает на своих прописках и регистрациях. В горах и лесах особенно регистрацией не поразмахиваешь. Города как центры загрязнения и экологического убийства планеты – есть ненавидимая цель и для экологов.

Их отдалённая цель есть рассредоточение населения из городов. Но для нас, для революционного движения борьба против города должна стать приоритетной. Города как основной вид человеческого поселения (именно города диктуют нам цивилизационные привычки) должны быть ликвидированы.

(Ну, разве что можно использовать большие помещения, такие как театры, музеи, церкви для размещения коммун. Временно, конечно. )

Города в любом случае паразитируют на country side – на сельской местности. Тридцати миллионный конгломерат Мехико‑ сити, двенадцатимиллионная Москва не сеют ни зёрнышка, и ни единой курицы не растят. И производят они мало что, в основном они осуществляют управление и контроль над своим народонаселением и народонаселением страны. (Ну ещё водку там льют, или хлеб пекут из завезённого из country side сырья). Город однако не бесполезен – он вреден. Он производит, как уже было сказано: власть и контроль. В городе‑ столице сосредоточены все системы подавления граждан: все виды полиций, специальные службы, системы административного контроля, политическая власть страны, её экономическая власть – банки. Красные Кхмеры отнеслись к революции серьёзно: ликвидировали город. Если же его не ликвидировать, вся революция сведётся к тому, что бедные переместятся в богатые кварталы, а богатых оттеснят в бедные.

Разительно выглядит и многое объясняет о власти города мистическая троица: Россия – Москва – Кремль. Россия – единственная страна в мире, у которой власть (ядро её) размещается в средневековом замке‑ крепости. Все три компонента взаимозаменяемы. (Запад любил и любит варьировать свои коммюнике и сообщения сентенциями: Kremlin said (Кремль сказал) или Moscow said (Москва сказала), имея ввиду некогда СССР, а сейчас Россию. ) После революции, эвакуировавшись из Петербурга, коммунистическая власть поселилась в Кремле! Хуже придумать было ничего нельзя. Терема, палаты, арки и своды ежедневно и верно как чахотка подрывали силы революции. Надо было основать новую столицу; если уж непременно хотели иметь её, настроить зданий Татлина и Мельникова. Вместо этого красные командиры ходили на службу в узкие, затхлые терема, в музей по сути говоря. Но в музее нет не только революции, но и живой жизни нет. Недавно исследователи установили, что даже цвет стен детской комнаты, где новорожденные проводят первые месяцы жизни, отражается потом навсегда на их темпераменте. В то, что кремлёвские крылечки, палаты и шишечки со всей этой бабьей резьбой отражались на душах и действиях красных командиров, я убеждённо верю. В Кремль сажать новую революционную власть нельзя было.

Или вот ещё о городах. В 1945, в апреле‑ мае, захватив Берлин, надо было на развалинах немедленно делать там столицу Империи. И сегодня всё было бы по‑ другому. И дел бы хватило от 1945 года поныне всем. И энтузиазм бы родился гигантский. А Москву надо было сделать музеем уже в 1917‑ ом. Это мёрзлый, некрасивый, унылый город без достопримечательностей, где старые здания – комоды и новые здания – почтовые ящики и посылки. (Это не Париж, там я жил на рядовой улочке, упоминаемой в летописи в 1233 году, на rue des Ecouffes! ) Российские города как правило – сборище мерзлых бараков, их и жалеть нечего будет.

Кремль перестроил Павел Павлович Бородин. Пуфики, софы, кушетки с точёными ножками на которых сидит президент. Как в Елисейском дворце, как у королевы в Лондоне! Рабочий, мощный, мускулистый президент не будет на кушеточке с точёными ножками! Ему это противно будет! Кушеточки – это не традиции государственности, это традиции мещанства, кружевного зонтика только не хватало. В 1943 меня, младенца, мать, уходя на военный завод, укладывала в снарядный ящик и задвигала под стол, отец усилил стол досками. На всякий случай, немцы долетали до тех мест. Вот это традиция!

Города же быстро зарастают травой. Я видел разрушенный Вуковар, дымящееся Сараево, Бендеры, где на площадях блевотиной шлёпались мины, видел спалённые Гагры, где на скоростном шоссе, вспоров его изнутри, выросли травы в пояс человеку, я видел заросшие травой до самой кромки прилива пляжи некогда шикарных курортов. Природа быстро завоёвывает оставленные города. Я убедился, что я люблю разрушенные города больше, чем живые. И вашему поколению предстоит убедиться в том, что разрушенные города красивее, чем живые.

Загляните в Историю, полистайте её страницы. Первое же действие революций новейшей истории – строительство баррикад. Разрушают брусчатку мостовой, вырывают камни и перегораживают ими улицу. Останавливают автомобили, автобусы, заваливают улицу кирпичами. А ещё атакуют, грабят, разрушают и поджигают мэрию, административные здания, президентский дворец, парламент, магазины и склады. У толпы – верный инстинкт. Она хотела бы разрушить город – цитадель власти политической и экономической – основную причину своих несчастий. Толпу останавливают те, у кого есть планы на здания мэрии, на президентский дворец. Мы не станем останавливать толпу.