 |
Мы дали негласные обещания
|
|
|
|
ГРЕЙС
Мы с Тати общались на Вашингтон-сквер все время после полудня. Нам следовало репетировать, но мы выкурили косяк, и я рассказала подруге все детали прошлой ночи. Ее реакция была следующей:
— Поверить не могу, что у тебя был оргазм. Это как переступить десять шагов и сразу перейти к статусу «и трахаются они годами».
Мое лицо окрасилось в десять разных оттенков розового.
Погода быстро испортилась, стало холодно и пасмурно, и когда я оставила Тати в парке, то почувствовала каплю дождя на своей щеке. Твою мать. Мне нужно было пройти шесть кварталов без зонта и денег на такси, зато с гигантской виолончелью на плечах.
По дороге в «ФотоХат» небеса разверзлись, и я промокла до нитки за считаные минуты. Добежав до магазина, я толкнула дверь, но Мэтта не было за стойкой.
— Грейси, я здесь! — закричал он из подсобки.
— Как ты понял, что это я? — прокричала я в ответ.
Я обогнула стойку и обнаружила Мэтта сидящим за столом с маленькой настольной лампой. Он оглянулся через плечо и улыбнулся.
— Просто знал и все.
— Докажи.
Мэтт рассмеялся.
— Ты распахиваешь дверь до самого конца, чтобы в проем прошла виолончель, даже когда та не с тобой. Колокольчики звенели на секунду дольше, чем во время визита обычного покупателя. — Он оторвал взгляд от его тускло освещенного стола и увидел меня. — Господи. Ты замерзнешь, Грейс.
Он поднялся и поторопился ко мне, забирая виолончель из моих рук.
— Там дождливо, — сказала я, после чего все мое тело сотрясла очевидная дрожь. Онемевшими пальцами было невозможно расстегнуть пуговицы пальто. Мэтт быстро справился с ними вместо меня и сам стянул верхнюю одежду с моих плеч, роняя ее на пол. Он крепко обнял меня, и уже через секунду я согрелась.
|
|
|
— Я была в парке с Тати, а потом начался дождь.
— Ш-ш-ш, ты промокла, тебе нужно раздеться. — Он отпустил меня и начал обыскивать кабинет, пока я проверяла, не проникла ли вода внутрь чехла.
Он подошел ко мне с полотенцем.
— Я знал, что оно где-то здесь. Хочешь снять свитер и бросить его в сушку?
— Здесь есть сушка?
— Ну, это, скорее, конвейерная печь для сушки фотографий. Она похожа на большой горячий каток, но ты, по крайне мере, не замерзнешь.
— Я могу просто пойти домой.
Он нахмурился.
— Не смотри на меня так.
— Тебе не кажется, что нам нужно поговорить?
— Думаю, нужно, — ответила я с сомнением в голосе. Я начала стягивать свитер через голову и заметила, что Мэтт наблюдал за мной. — Отвернись, — попросила я.
— Я видел тебя голой, Грейс.
— И что? Отвернись, чудик.
Он сделал мне одолжение, но рассмеялся.
— Мужлан.
Я сняла свитер и бросила его на голову Мэтта, после чего незамедлительно завернулась в полотенце. Мэтт направился за угол и приступил к настраиванию конвейерной ленты, пока я каталась на одном из стульев на колесиках, раскручивая себя вокруг своей оси все быстрее и быстрее.
Когда он закончил, то нашел еще один стул, оттолкнулся и покатился ко мне по линолеуму через все помещение.
— Игра в электрокарты[6]! — завопил он перед тем, как врезался в меня и повалил нас обоих на пол.
— Это так, по-твоему, мы должны поговорить? — уточнила я, когда он навис надо мной с озорной улыбкой.
Мэтт наклонился, поцеловал меня в кончик носа и встал на ноги, предлагая руку помощи. Я вцепилась в полотенце и снова уселась в стул. В его движениях не было неуклюжести, он всегда был уверен в себе. Я считала это невероятно сексуальным.
Подкатываясь ко мне на стуле, чтобы мы оказались лицом к лицу, он снова ухмыльнулся.
— Ты поедешь со мной в Калифорнию на Рождество или планируешь отправиться домой к родителям?
|
|
|
— Я не могу себе позволить ни то, ни другое. — Я опустила взгляд на руки, покоившиеся на коленях. Несмотря на то, что он знал о моих проблемах, на меня все равно накатывало чувство стыда.
— Я оплачу тебе полет домой, чтобы ты увиделась с родителями. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы ты поехала со мной, но не хочу быть эгоистом.
Я желала быть с ним, и, хотя скучала по семье, чувствовала, что если мы разлучимся на три недели, то по нему буду скучать куда сильнее.
— Ты правда хочешь, чтобы я познакомилась с твоими родителями?
— Да, Грейс. Хочу.
— Будет круто увидеть Калифорнию. Я никогда там не была.
— Тогда решено. Ох, и еще одно. — Он ухмыльнулся уголком губ. — Прошлой ночью ты просила заняться с тобой сексом. Помнишь?
Я сразу же покраснела.
— Конечно, помню. Я была не настолько пьяна.
— Значит… кем это делает нас?
— А ты как думаешь? — ответила я, не медля.
— Хочешь встречаться? Или ты просто в поисках кого-то, с кем ты могла бы лишиться девственности?
Я зажала полотенце под руками, откинулась на стуле и посмотрела прямо на него.
— Ну, разве нет определений для друзей, у которых происходит что-то непонятное?
— Да, их называют девушка и парень. — На его лице возникло странное выражение, словно он ждал моей реакции.
— Но мы должны оставаться прежними, хорошо?
— Еще бы, нам обоим нужно много учиться, к тому же этим летом я уезжаю, а ты собираешься вгрызаться в гранит науки.
Все вдруг застыло.
— Ты уезжаешь? — Какого черта я не знала об этом?
— Ага. — Он встал и подошел к стойке, чтобы взять какой-то лист и протянуть его мне. Это было письмо из «Нэшнл Джиогрэфик», в котором Мэтта информировали о приеме в интернатуру.
Я перечитала его дважды, после чего подняла взгляд и увидела на лице Мэтта широченную, горделивую улыбку. Несмотря на то, что мои глаза заволокли предательские слезы, я поднялась и обняла его.
— Я так рада за тебя! Поздравляю, Мэтт, я не могу поверить. То есть, могу, потому что ты потрясающий, но это такая возможность. Боже… быть единственным выбранным выпускником.
— Знаю, я был шокирован. Такая возможность дается раз в жизни. Прости, что не рассказал тебе раньше, просто не хотел сглазить.
Я снова посмотрела на письмо.
|
|
|
— Это так замечательно! Я на самом деле горжусь тобой.
— Я уеду этим летом, а когда вернусь, ты будешь аспирантом. Если все пойдет, как я планирую, то, надеюсь, у меня уже будет работа.
Мне не верилось, что Мэтт уедет. У меня были смешанные чувства, но я знала, что для него это грандиозная возможность.
— В общем, пока… мы все оставим как обычно?
— Я не хочу встречаться с кем-то другим, и не хочу однажды увидеть, как ты пристаешь к кому-то в коридоре, но мы можем называть это «как обычно», если тебе так угодно, — ответил он.
— Хорошо.
— Что «хорошо», Грейс?
— Мне тоже никто другой не нужен. — Никогда.
В помещение просочился странный запах. Я принюхалась, и мои глаза расширились. Горелая шерсть.
— Мой свитер!
— Твою мать! — Мэтт подорвался и побежал к печи. Он ударил по кнопке и вытащил то, что осталось от моего любимого предмета одежды. — Ох, черт, тебе придется остаться здесь голой. — Он попытался сдержать смешок.
— Это не смешно, Мэтт. Это был мой любимый свитер.
Он бросил его на стол и притянул меня в свои объятия.
— Он тебе не нужен. — Отбрасывая полотенце в сторону, он начал целовать мое плечо, передвигаясь к шее. Я наклонила голову, чтобы упростить ему задачу, и в этот момент над входной дверью зазвенели колокольчики.
— Черт! — Я отпрыгнула от Мэтта и подобрала с пола полотенце, а Мэтт отправился в главный зал. Я услышала знакомый голос. Это был Дэн.
Я прислонилась к стене и стала прислушиваться к разговору.
— Здравствуй, Маттиас.
— Я Мэтт.
— Здравствуй, Мэтт. Татьяна сказала, что я могу найти Грейс здесь.
— Да, эм… сейчас она в некотором роде занята.
— Мне нужно поговорить с ней всего минуту.
Я не знала, что было написано у Мэтта на лице, но, если пришлось бы угадывать, я бы сказала — веселость.
— Чувак, она в подсобке наполовину голая.
— Эм… какого… — Дэн не мог вымолвить ни слова.
Мэтт все-таки сжалился над ним.
— Она пришла сюда, вымокшая до нитки, так что сейчас она сидит в подсобке в полотенце и ждет, пока высохнет ее одежда.
Я изогнула брови. И ничего, что мы вот-вот должны были поцеловаться.
|
|
|
— Ой.
— Привет, Дэн! — закричала я.
— Привет, Грейс. Думаю, нам следует поговорить.
— Это может подождать до занятий в пятницу?
— Думаю, может. — Последовала долгая пауза. Интересно, оценивает ли его сейчас Мэтт. — Так и поступим. До встречи.
Они попрощались друг с другом очень даже дружелюбно, а затем я вновь услышала дверные колокольчики. Спустя минуту вернулся Мэтт, а я стояла все так же: во влажных джинсах и с белым полотенцем, укрывавшим плечи, словно то был нарядный платок.
— Мне скоро нужно закрываться. — Он хлопнул в ладоши. — Так что мы решили?
— Думаю, мы решили, что будем делать то, что посчитаем правильным. — Он кивнул. И я продолжила: — Только друг с другом… пока ты не уедешь.
Звуки, что издавали машины, исчезли. Наступила абсолютная тишина.
— Друзья навек, да? — Он изучал мое лицо, и было похоже, будто он запечатлевал его для своей памятной коллекции.
Отвернуться было невозможно.
Может, выражение «друзья навек» и претенциозное, но в его устах оно прозвучало как поэзия. Я знала, что он подразумевал нечто иное. Знала, что он имел в виду: «Мне нужно, чтобы ты была частью моей жизни». Я пыталась обнаружить в его словах долю юмора, но ничего такого в них не было… просто просьба. Мы стояли, такие молодые и уверенные друг в друге. Внезапно холодная и промозглая комната наполнилась светом. В глазах Мэтта отразилось мерцание, и я ощутила головокружение от теплоты, растекшейся по моему телу, от макушки и до самых кончиков пальцев. Он распахнул руки, потянувшись ко мне, приглашая в свои объятия, но я не могла пошевелиться. Я воплощала собой мешанину эмоций, и это лишь от одного взгляда на его лицо.
Вы не можете переписать мгновение, когда в первый раз поклялись кому-то в любви или когда впервые почувствовали чью-то любовь к себе. Вы не сможете заново пережить тот же страх, восторг, уверенность, страсть и желание, слившиеся воедино, потому что дважды такое не происходит. Вы гонитесь за этим ощущением, как за первым кайфом, всю свою жизнь. Это не значит, что вы не будете способны любить или жить дальше. Это значит только то, что тот спонтанный момент, те доли секунды, когда вы отваживаетесь на риск, когда ваше сердце выпрыгивает из груди, а в мыслях роятся миллионы «Что если?» — вот этот момент — никогда не повторится в точности, как в первый раз. Никогда не будет того же глубокого чувства. Во всяком случае, так это помнится мне. Именно поэтому мама всегда говорила хранить воспоминания. В них все кажется лучше.
— Да, навек, — ответила я наконец.
|
|
|
