Когда-то мы были любовниками
⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 7
ГРЕЙС
Каждый раз, когда я натыкалась взглядом на Мэтта, во мне конфликтовало два чувства: шок от того, какой он привлекательный — подтянутый, сильный и с годами ставший еще сексуальнее, — и неверие в то, что он вообще был здесь. Я была убеждена, что проснусь, и все будет так, как прежде. Но рядом с ним мне хотелось быть сильной. Я неделю рыдала из-за того, как он воспринял новость. Я достаточно настрадалась. Откровенно говоря, мне надоело переживать из-за всего этого дерьма: я так делала на протяжении полутора десятка лет. Если ему угодно винить меня в том, что сделала его бывшая жена-психопатка, то так тому и быть. Я достаточно плакала и достаточно извинялась. Уверенно направившись к нему, я обратила внимание на то, что он осматривал меня с ног до головы. На мне были шорты, шелковая ночная рубашка и во взгляде читалось — «пускай дьявол переживает». Я забрала пакет из его рук. — Шоколадный и с арахисовым маслом? — уточнила я. Он кивнул. — Спасибо. — Пожалуйста. — Ладно, ну, уже поздно. Он моргнул и уставился на свои тапочки. — Эм… хорошо, мне надо идти домой. — Ладушки. Он пошел к двери, а я последовала за ним, чтобы закрыть ее. Но прежде чем выйти за дверь, он обернулся, положил руку на покрытое шелком бедро и поцеловал меня прямо под ухом. Я взвизгнула. — Спокойной, Грейси, — прошептал он и был таков. Я стояла в дверном проеме еще несколько мгновений и пыталась восстановить дыхание. У меня только получилось держать себя в руках… *** На следующий день после школы я отправилась в центр «Зеленые просторы», название которого не совсем соответствовало правде. Это был оздоровительный дом престарелых очень низкого качества, находившийся в Бронксе; дочь Орвина поместила его туда после того, как его жена скончалась несколько лет назад. Место на самом деле нуждалось в ремонте. Стены были окрашены в отвратительные оттенки рвотно-зеленого цвета из фильма «Экзорцист», а из находившейся рядом хлебопекарной фабрики несло прогнившими дрожжами. «Зеленые просторы» были кошмарными. Я забирала Орвина отсюда хотя бы раз в неделю. Мы шли в ближайший парк и играли в шахматы, и, невзирая на то, что он больше не мог вспомнить мое имя, я была уверена, что он знал, кто я такая.
Когда мы устроились в парке, то стали прислушиваться к завываниям ветра между деревьями. — Вы все еще слушаете? — спросила я его. — Что, куколка? — Музыку. — Да. Слушаю. Я всегда ее слышу. — Как думаете, что значит, если я больше ее не слышу? Он взял моего второго коня. — Шах. Я не знаю, что это значит. Может, ты слушаешь недостаточно старательно. Как ему удается выигрывать у меня каждый раз? Я пошла королем. — Я слушаю. — Нет, ты слишком занята жалостью к себе. — Я никогда не жалею себя. — Может, раньше не жалела, а сейчас жалеешь. Шах и мат. Я расставила фигуры по-новой. Мы играли на старой пластиковой доске, которая складывалась, чтобы я могла убирать ее в сумку. — Я не жалею себя. Я просто устала, и мне немного грустно. — Почему тебе грустно? Я изучала лицо Орвина. Сложно было не замечать, насколько «Зеленые просторы» были не его местом, ведь Орвин выглядел таким живым, таким настороженным. В то же время он часто забывал вообще все и спрашивал, когда ему нужно быть в магазине, который, к несчастью, закрылся больше десяти лет назад. Сейчас был один из его хороших дней, но он с легкостью мог ускользнуть в забытье. — Вам когда-нибудь хотелось, чтобы вы не застревали в «Зеленых просторах»? — Моя дорогая Грейс, позволь мне поделиться с тобой пословицей. Я была поражена. Он не называл меня по имени вот уже… даже не могу вспомнить, как давно.
— Хорошо. — Я считал, что беден, потому что у меня не было обуви, а затем я встретил человека без ног. Я робко улыбнулась. — Я жалею себя, так ведь? — Более того. Ты стала неблагодарной. У тебя есть мужчина, которого ты всегда желала видеть в своей жизни, есть прекрасная дочь и замечательная работа. — Да, но я не нужна этому мужчине. — Будешь нужна. Просто будь собой. Отыщи музыку. *** Тем вечером мы с Эш пошли ужинать к Тати. Тати пыталась все устроить по-домашнему: она встретила мужчину, с которым хотела встречаться, и была полна решимости произвести на него впечатление. Мы с Эш не в первый раз были ее подопытными кроликами, хотя не могу сказать, что нам это нравилось. Тати ужасно готовила. Всегда. Тати подошла к столу с огромной тарелкой. — Таджин из ягненка и марокканский кускус! — Ох, Тати, не хочу есть ягненка. Тати выглядела обиженной. — Почему? — Они слишком милые, чтобы их есть. — Ну, этот больше не милый. Я покачала головой и взяла маленькую порцию. Эш сморщила носик и взяла кусочек еще меньше, пока Тати бегала кругами в поисках штопора. — Можно мне вина? — поинтересовалась Эш. — Нет, — ответили мы с Тати одновременно. — Только глоточек? Папа на ужине сказал, что позволит мне выпить вина у него дома. — Ты уже зовешь его папой? — спросила Тати. — Ну, не в лицо, но как еще мне его звать? Мэтт? Не его вина, что он не мог быть мне отцом. — Он хочет, чтобы ты звала его папой? — спросила я у нее осторожно. — Не думаю, что для него это имеет значение. Он хочет приходить в школу и познакомиться с моими друзьями. — Думаю, ему будет приятно это слышать. У бедного парня украли твое детство, — сказала Тати. Я ощетинилась. — Что случилось с мужененавистницей в твоем лице? — огрызнулась я. — Я перевернула страницу. И тебе следует. — Зови его папой, если хочешь, — сказала я Эш и протянула ей бокал вина. — Только один глоток. Она глотнула немного и сморщила нос. — Фу. Тати тоскливо посмотрела в потолок. — Мне нравилось, как он одевался. Я закатила глаза. — Вы с моим папой дружили, когда учились в университете? — спросила Эш у Тати. — Конечно. Твои мама с папой были неразлучны. Если я после занятий хотела увидеться с Грейс, то мне приходилось видеться и с твоим отцом тоже. Но мы ладили, тогда было весело. — Тати повернулась ко мне. — Кстати, говоря о старых деньках, думаю, на этой неделе тебе после школы стоит зайти к нам и порепетировать.
— С чего бы вдруг? — решила я уточнить с набитым кускусом ртом. — Мы ищем виолончелиста. — Сходи, мам. Я после школы могу пойти в папе. Сейчас он работает из дома и звал меня к себе после школы, когда я захочу. — Даже не знаю, Тати. Не думаю, что сейчас так же хороша. — А еще я беспокоилась, что Эш приняла Мэтта так легко. Благодаря этому я поняла, как же сильно ей не хватало Дэна. — И, Эш, как так вышло, что тебе так уютно с твоим отцом? Ты же едва его знаешь. — Я не знаю, — ответила она. — Я боюсь, что ты так реагируешь, потому что пытаешься заполнить брешь, — заявила я. — Мне кажется, ты переусердствуешь с анализом, мам. Я смотрю на него и вижу себя. Мне просто уютно с ним. Плюс, он очень милый и хочет быть частью мой жизни. Не разрушай все только потому, что у вас с ним не получилось. — Я притворюсь, что ты сейчас не была нахалкой. — Хотя она, наверное, была права. Мы продолжили раскладывать ягненка и кускус по тарелкам. Еда была на вкус такой же кошмарной, как и на вид. Наконец Тати опустила вилку. — Итак, хотите бургер или чего-то еще? Мы с Эш яростно закивали. — Тебе стоит сосредоточиться на спагетти, — сказала Эш. — Они у тебя получаются. — Они были навынос, Эш, — сказала я, а Тати расхохоталась. — Ой, — пискнула Эш, покраснев. — Идем, — встряла Тати. — Вперед за бургерами. *** До конца недели я после школы ходила репетировать с Тати и нью-йоркским филармоническим оркестром. Эш каждый день ходила к Мэтту, а каждый вечер, прежде чем отправиться в постель, в деталях пересказывала, как они проводили время. Она влюбилась в него, как только дочери могут влюбляться в своих отцов. Да и почему бы ей не влюбиться? Я была рада за нее, но мне все еще было паршиво из-за наших с Мэттом взаимоотношений. В субботу Тати предложила сводить Эш в кино, так что я пошла ужинать в итальянское бистро в одиночестве, где официант уболтал меня взять целую бутылку вина.
— Вы можете выпить всего бокал, а остальное забрать с собой. Мы упакуем бутылку для вас, — сказал он. Я согласилась, но все закончилось тем, что я осталась на два часа и выпила, по меньшей мере, три четверти бутылки. Благодаря маленьким мерцающим лампочкам, свисавшим с навеса, я видела проходивших по улице людей, державшихся за руки и целовавшихся на углу. Музыка как из «Крестного отца» и тепло от наружного обогревателя стали клонить меня ко сну. — Мэм? — подошел ко мне официант и потянулся к бутылке. — Могу я упаковать ее для вас? Должно быть, это намек на то, что пора уходить. Время подвыпившей даме убираться. — Да, это было бы замечательно. — Там осталось, наверное, всего на один бокал, но я все равно заберу ее с собой. Расплатившись, я прошла четыре квартала по направлению к своему дому, но когда проходила мимо улицы Мэтта, то решила свернуть. С другой стороны улицы мне был виден его лофт. Он был дома, сидел на диване, смотрел перед собой. Я стояла внизу, в темноте, наблюдала за ним и думала, как же все странно между ним, мной и Эш; мы все этим вечером были по отдельности. Он потягивал вино и задумчиво смотрел на что-то, а, может, и просто в никуда. Мне стало интересно, какую музыку он слушает. Мэтт поднялся и подошел к окну. Я попятилась, чтобы скрыться в тени, не давая ему возможности меня увидеть. Он стоял, просто застыв, и наблюдал за редкими проезжавшими машины. О чем он думает? Наконец, я сказала: «К черту». Пересекла улицу и позвонила в звонок его квартиры. Он ответил довольно быстро. — Кто это? — Это Грейс. — Моя нервозность терроризировала желудок. — Поднимайся. Когда двери лифта открылись, он стоял внутри и ждал. Я посмотрела на его голые ноги, подняла взгляд к его черным джинсам, затем глянула на ремень, на белую футболку, подняла глаза выше, устремив взгляд на его рот, на его шею, на его длинные, соблазнительные волосы, собранные сзади. — Привет. — Я протянула ему бумажный пакет, и он взял его. Мэтт вытащил бутылку из пакета и рассмеялся, после чего посмотрел на меня с кривоватой улыбкой. — Спасибо, Грейс. Мне еще никогда не вручали практически пустую бутылку вина. Выражение моего лица было непроницаемым. — Оно правда хорошее. Я оставила тебе бокал. Он посмотрел на меня настороженно, вероятно, оценивая мой уровень опьянения. — Где сегодня Эш? — С Тати. Ох, блин, мне нужно узнать, когда они будут дома. Мэтт достал свой телефон из заднего кармана и протянул мне его. Я набрала номер Тати. Фильм, наверное, уже закончился, а мне не хотелось, чтобы Эш приходила в пустой дом.
— Алло? — Голос Тати звучал странно, а затем я поняла, что она не знает номер. — Тати, это я. Ты где? — Мы едим мороженое. Все хорошо? Чей это номер? — Мэтта. Не сказав ни слова, Тати убрала трубку от лица, и я услышала, как она обращается к Эш: — Эй, может, возьмем фильм напрокат, вредной еды и пойдем ко мне? Твоя мама сказала, что можно. — Хорошо, — раздался ответ Эш. Тати вернулась к разговору и прошептала: — Ты прикрыта. Увидимся утром. Я завершила звонок и вернула телефон Мэтту. — Что она сказала? — Что они в порядке. Эш останется у Тати. — А Тати хорошо на нее влияет? — спросил он, глядя на меня искоса. — Нам больше не двадцать один, Мэтт. Она не курит травку сутки напролет. Она музыкант мирового класса и независимая, образованная женщина. Как ты думаешь? — Да, ты права, — признал он сразу же. На секунду я ощутила вину, осознав, что он пытался поступить так, как поступают отцы. — Итак, чем обязан такому визиту? Все пошло не по плану. — Я не знаю… мне просто нужно… — Что? — Он поставил бутылку и направился ко мне. — Что тебе нужно? — Я не могла сказать, был ли он соблазнительным, раздраженным или одновременно и таким, и таким. Когда Мэтт подошел ближе, я ощутила его тепло и запах его геля для душа с кардамоном и сандаловым деревом. — Ты только что принимал душ? Он моргнул. — А что? Он не двигался, не давая мне и намека на язык тела, который бы мог поведать о его отношении ко мне, но, кажется, я все еще чувствовала гнев и возмущение под его маской. И я была достаточно пьяна, чтобы заговорить с ним об этом. — На кого ты злишься, Мэтт? Он не колебался. — На тебя. Элизабет. Дэна… себя. — С чего бы тебе злиться на Дэна? Его голос был сдержанным. — Я ревную к нему. — Мэтт посмотрел мне в глаза. — Он получил все то, чего хотел я. Он получил то, что было моим. — Но это не его вина. Я это приняла, и тебе бы следовало. Мэтт подошел всего на дюйм и посмотрел мне прямо в глаза. — Может. Сколько вина ты выпила? — Я уже трезвая. — Хочешь, чтобы я проводил тебя домой? — Я не потому пришла сюда. — Что тебе нужно, Грейс? Я потянулась к нему на носочках и поцеловала. Поначалу поцелуй казался хрупким, словно мы распадемся на миллионы осколков, если будем действовать слишком быстро или напористо. Но всего через секунды один уже срывал одежду с другого, после чего мы руками запутались в волосах друг друга. Мы упали на кровать нагими, целуясь и обнимаясь. Когда он сел, я забралась к нему на колени и ввела его член в себя. Из его груди вырвался стон, Мэтт схватил меня за талию, я невольно изогнула спину, и он ртом приник к моей груди. — Такая прекрасная, — прошептал он между поцелуями, лаская сосок и играя с ним языком. Мэтт был терпеливым, но настойчивым, каким-то образом он знал, где должны быть его руки, куда нужно надавить, куда нужно меня целовать. Он уничтожил меня для других мужчин. Он в эту секунду уничтожал меня. Мэтт развернул меня, поставив на четвереньки, притянул мои бедра к своему телу и проник в меня с силой. Я чувствовала, как он вымещал на мне свой гнев, но по некой причине хотела, чтобы он это делал. — Тебе больно? — Нет. Не останавливайся. Я хотела чувствовать его. Мне нужно было ощущать, как он избавляется от всего плохого. Когда мы кончили, он обнял меня, и я спиной чувствовала биение его сердца. Он не говорил ни слова, просто держал меня, пока его сердце не прекратило вырываться из груди. Когда он отпустил меня, я тут же оробела и вырвалась, чтобы собрать свою одежду. — Постой, иди сюда, — произнес он, садясь на край кровати. — Я хочу посмотреть на тебя. — И притянул меня к себе. Даже в едва освещенной комнате я смущалась. Он указательным пальцем стал выводить круги на нежной коже внизу моего живота. На бедрах остались потускневшие растяжки, к которым он приник, чтобы поцеловать. — Каково это было? — Что? — Рожать Эш. Я рассмеялась. — Тебе не захочется узнать о рождении ребенка прямо сейчас. — Я хотел спросить, вы обе были в порядке? — Мэтт рукой провел вверх по внутренней части моего бедра и взглянул на меня. — Ты хорошая мама, Грейс. — Спасибо. — Нам всем иногда нужно слышать подобное? Что мы хорошие матери, друзья, дочери или жены? — Ты была счастлива? — Его голос дрожал. — В день, когда родилась Эш, ты была счастлива? — Это был счастливейший день в моей жизни, — выпалила я. Мэтт начал тихонько плакать. — Хотел бы я быть там, — сказал он, а затем его тело сотряслось в рыданиях, и он лицом прижался к моему животу. Я обнимала его, гладя по голове и плечам. — Я знаю, все хорошо, — повторяла я снова и снова, но боялась, что ничто не сможет исцелить нас. Шрамы были слишком глубокими. — Мне кажется, я живу в кошмаре, будто я только что очнулся от комы и понял, что пролетело пятнадцать лет моей жизни. Все происходило без моего участия. Я пропустил все. Я обнимала Мэтта всю ночь и рассказывала ему о том, как рожала Эш. — Мы были в Венеции, когда отошли воды. Они отвезли меня на водном такси в больницу. Я помню, как смотрела на каналы и думала о тебе, надеясь, что ты в безопасности. Для того времени года было нехарактерно тепло, настолько тепло, что было возможно ощутить исходящий от поверхности воды жар. Когда я думаю о том дне, то вспоминаю, что тогда как будто солнце целовало землю, словно Бог заявлял о своем присутствии. Мне повезло. Роды были легкими, все так говорили. Поначалу я не верила в происходящее; все, что я могла делать, это пялиться на ее маленькое дрожащее тельце, вертящееся у меня на груди и покрытое кровью и белой штуковиной. Мне не верилось, что это я ее родила. Когда она успокоилась и начала есть, Дэн сказал, что это было прекрасно, что мы обе были прекрасны. — Я уверен, так и было, — прокомментировал Мэтт, а затем вздохнул и устремил взгляд в окно. Может, он рисовал все в своем воображении и наконец чувствовал себя частью произошедшего. — Приехав в больницу, мы не знали, как ее назвать. Мы с Дэном были просто друзьями, так что решение лежало на моих плечах, несмотря на то, что у меня не было ни единой мысли. Но внезапно, там, в больнице, я поняла, как поступить. Кода я увидела ее, то не могла думать ни о чем, кроме нас, — о тебе и обо мне, — и что она была свидетельством того, что мы были вместе. После того дня я никогда не вспоминала о прошлом в университете без радости, потому что то время подарило мне Эш, и она была идеальной… поэзия в реальности — свидетельство того, что жизнь пылает ясно и ярко. Все знали, почему я назвала ее Эш. Тати какое-то время была в ярости, она ненавидела тебя за то, что ты не вернулся, но потом пережила это. Дэн понял. Эш первые несколько месяцев была суетливым ребенком, а еще мы много путешествовали. Было непросто. Я была новоявленной мамочкой, пытавшейся разобраться, что к чему. В конце концов, мы вернулись в Нью-Йорк и осели. Дэн настоял, чтобы мы жили в его доме, как мы и поступили. Это была удача, потому что Эш получила постоянство, определенность и двух взрослых, приглядывавших за ней. Мэтт издал звук, похоже, болезненно отреагировав на последнее предложение, но я продолжила. — Характер у Эш всегда был неспокойным. Она была сердитым младенцем с пышными светлыми волосами и прелестными, теплыми карими глазами, как у тебя. Она довольно рано заговорила, пошла и стала есть самостоятельно. — Ну еще бы. Я рассмеялась. — Да, она твой ребенок, так что все ей давалось легко. Но вскоре она стала личностью, и я меньше думала о значении ее имени и все больше о ее индивидуальности. У нее прекрасная душа, она отличается от нас с тобой. — Я это знаю. Понял, когда встретил ее, — прошептал он. — Смерть Дэна на нее сильно повлияла? — Она была сильной, но я знала, что ей это далось нелегко. Он был хорошим, терпеливым отцом, и он любил ее без меры. Я благодарна, что у нас было время подготовиться. Мы решили совершить поездку и на месяц остановились в пляжном домике в Кейп-Коде. Там он и умер, слушая океан, когда мы с Эш были рядом. Он провел свои последние дни, сидя в кресле, и наблюдая за тем, как мы играли на пляже. Вечерами мы разжигали костер, и Эш читала нам истории в свете огня. Дэн казался счастливым, несмотря на то, что ему недолго оставалось. — Я начала плакать. Мэтт подвинулся на кровати и заключил меня в объятия. — Продолжай. — Был вторник, когда он умер, обычный скучный вторник. Еще утром все было хорошо. Мы передвинули его больничную койку к краю дворика, чтобы он мог смотреть на воду. Там был работник хосписа. Мы завернулись в одеяла и наблюдали за тем, как волны бились о берег, когда Дэн сделал свой последний вдох. Эш поплакала несколько минут и все. Совсем все. Я никогда больше не видела, чтобы она плакала по нему. — А ты? — Ну, ты меня знаешь. Я почти все время расклеиваюсь. — Ты такой не была. — Я знаю, — подтвердила я. Мэтт убрал мои волосы назад и утер с моих щек слезы. — Почему у вас больше не было детей? — Мы думали об этом, но Дэн заболел, и в этом больше не было смысла. Эш была бы замечательной старшей сестрой. — Да, замечательной, — сонно ответил Мэтт. Мы заснули уже ранним утром. Около одиннадцати я получила от Тати сообщение о том, что они с Эш сходят на ланч, после чего Тати отведет ее домой. Я тихонько ускользнула из квартиры Мэтта, чтобы вернуться в дом до появления Эш. После той ночи ни один из нас не писал и не звонил другому долгие и долгие дни.
Вернись ко мне
ГРЕЙС
Эш взяла за привычку строить планы с отцом и не ставить меня о них в известность, и поступала так уже неделю. Когда я отругала ее за это, она заявила: — Родители должны общаться друг с другом. Даже не женатые. В этом была вся Эш, которая всегда вела себя по-взрослому. Я знала Мэтта и не могла пытаться решить с ним все, будучи на взводе. Мы заслуживали большего друг от друга, но я не была уверена, что хоть один из нас был готов. В конце концов, как-то в полдень Мэтт пришел, чтобы забрать Эш. Я открыла ему дверь и пригласила войти. Он встал в проходе на кухню и стал наблюдать за тем, как я мою и протираю посуду. — Как ты? — спросил он немного формально, но не скованно. — Хорошо. Репетирую с филармоническим оркестром после школы. Вообще, я могу занять место их виолончелиста, но тогда мне придется уехать на две недели летом. Не уверена, что хочу оставлять Эш так надолго. — Это же фантастика, Грейс! Я могу взять Эш, мы можем спланировать на это время поездку в Калифорнию. Эш закричала со второго этажа: — Еще пять минут, пап! — Хорошо, — крикнул он ей в ответ. — Куда вы идете? — спросила я, не поднимая взгляд. — В «Метрополитен», а потом ужинать. Я глянула на часы, на них было пять пятнадцать. — Вы ни за что не успеете туда до закрытия. — По пятницам они открыты до девяти. — Ох, тогда хорошо. Внезапно я поняла, что это был наш самый нормальный разговор: двое людей беседовали, обсуждая ежедневную рутину. Эш зашла на кухню в топе без рукавов, отчего мои глаза стали размером с блюдца. — Прошу прощения, ты же наденешь наверх свитер? Эш закатила глаза. — Это закатывание глаз должно прекратиться. Мать только что задала тебе вопрос, — резко проговорил Мэтт. Ого-го. Давно у меня не было такой поддержки. — Я знаю, пап, просто… — Не-а. Поднимись наверх и возьми кофту. Эш фыркнула и отправилась в комнату. Мы с Мэттом несколько секунд смотрели друг на друга, и затем он подошел ко мне. — Ты выглядишь иначе. Счастливее. Я и не думала об этом, но, кажется, он прав. — Да, наверное. — Можешь пойти с нами, если хочешь. — Все нормально. У меня есть кое-какие дела. Мэтт некоторое время спокойно смотрел на меня, а потом просто пожал плечами. — Хорошо, еще увидимся. — Он наклонился и поцеловал меня в щеку так, будто уже миллион раз так делал. Когда Эш спустилась, я проследовала за ними до входной двери и не сводила с них глаз, пока они шли к метро. Они хохотали… и этот звук был подобен музыке. Отчасти мне хотелось присоединиться к ним, но часть меня уговаривала меня остаться дома. Хоть мне и нравилось видеть Мэтта и понравилось проводить время в его квартире, нескончаемые отказы на протяжении всех этих лет и то, как он воспринял новость об Эш, пугали меня настолько, что было сложно поверить в то, что он наконец был с нами, как я о том и мечтала. Я никогда по-настоящему не сомневалась в его любви ко мне, но меня настораживало то, что он держал дистанцию. Мне нужно было защитить себя. *** Мы стали делить выходные. Эш отправлялась к Мэтту в пятницу или субботу, а воскресенья мы чередовали. Нью-Йоркский филармонический оркестр сделал мне официальное предложение стать их виолончелисткой на две недели, так что, репетируя и готовясь к двухнедельной поездке заграницу, я стала проводить меньше времени с Эш. Эш завершила первый год старшей школы с феноменальными отметками и получила грамоту за выдающиеся успехи. Мы с Мэттом оба были на церемонии, и он все время светился, как истинный гордящийся отец, каким он и был. Когда мы покинули аудиторию, он надолго обнял меня и прошептал: — Ты хорошо с ней поработала. Спасибо. Я так горжусь моими девочками. У меня сердце защемило от его слов. Не уверена, говорил ли мне кто-нибудь, что гордится мной, но ни от кого я не хотела бы услышать это больше, чем от него. Уже началось лето, и мне было известно, что Эш заскучает, потому записала ее на летние курсы фотографии. Как только Мэтт прознал об этом, так сразу же записался сам. Я знала, что он сам мог бы вести подобные курсы, но ему просто хотелось проводить время с дочерью. Эш рассказала, что как только ее однокурсникам стало ясно, кто ее отец, так Мэтт мгновенно стал для всех них рок-звездой, в том числе и для инструктора. Она также рассказала, что он внес в документальную съемку артистизм, что и сделало его знаменитым. Было странно, как мы с Мэттом вновь находили себя, будто начали с того места, где остановились, и продолжили изучать наши страсти с новыми силами. Отчасти я понимала, что жила именно так, как и хотела. Единственная проблема была в том, что мы с Мэттом были, в общем-то, не вместе. Мы неслись параллельными путями. Однажды вечером я заметила, что Эш выглядела подавленной. — Что случилось, дорогая? — спросила я. — Ничего, — ответила она ровным голосом. — Поговори со мной. — Я подсела к ней на кровать. — Папа сказал мне, что принял предложение «Нэшнл Джиогрэфик» о работе в Сингапуре. Он должен переехать этой осенью. У меня глаза расширились от шока. — Что? Когда он рассказал тебе это? — Я и представить себе не могла, чтобы Мэтт уехал после того, как настолько сблизился с Эш, и когда все наконец наладилось. Эш начала плакать. — Уже давно. В день, когда мы познакомились, но теперь мне от этой мысли грустно. — Что? Я даже не… когда он… — Мне в голову не приходил ответ. — Я поговорю с ним. Эш вытерла слезы и встала. — Мне так надоело, как вы пляшете вокруг друг-друга, будто вы в младших классах. У меня есть друзья, у которых более зрелые отношения, чем у вас двоих. — Достаточно, — остановила я ее грубо. Эш притопнула ногой. — Нет, мне осточертело. Вам нужен толчок. — Эш, не тебе решать. — Ну, может, если бы вы разобрались между собой, папа бы никуда не уезжал. Она выбежала в коридор, умчалась в ванную и захлопнула за собой дверь. — Эш, вернись! Я подошла к ванной и постучалась, но она не открыла. Через несколько минут я сдалась и ушла к себе в комнату. Я была в ярости. Раздавлена. Сбита с толку. Он на самом деле уезжал? Как он мог поступить так с нами? Со мной? В конце концов, я услышала, как Эш вышла из ванной и отправилась к себе в комнату. Когда я пришла проведать ее часом позже, то обнаружила спящей. Я позвонила Тати, попросив ее прийти. — Сейчас десять часов, — возмутилась она вяло. — Мне нужно сходить к Мэтту, и я не знаю, сколько пробуду у него. — Ты не можешь просто позвонить ему? — Нет, потому что мне нужно врезать ему по морде. — Ох, боже мой. Теперь что? — Эш сказала, что он может принять предложение о работе в Сингапуре. Мы с ней только что сильно поссорились, и я не знаю, что, черт подери, делать. Просто приезжай, пожалуйста. — Поняла. Буду через двадцать минут. Как только Тати пришла, я пронеслась несколько кварталов до дома Мэтта, кипя от ярости. Я жала на кнопку звонка, не прекращая. — Да? — ответил Мэтт в динамик. — Это мать твоего ребенка. Впусти меня. Я услышала его смех. — Поднимайся. Когда я очутилась у лофта, он открыл дверь настежь, улыбаясь. — Грейси. — Не называй меня так, мерзавец. — Я прошла мимо него, бросив сумочку на пол и скрестив руки на груди. Мэтт выглядел напуганным. — Какого хера, Мэтт? Да что с тобой не так? Он оперся о стену, возможно, чтобы быть от меня подальше. — О чем ты говоришь? — Наша бедная дочь обливается слезами, потому что ты сказал ей, что переезжаешь в Сингапур. Это правда? Потому что если так… — Грейс, стой. Послушай меня. — Было похоже, будто он размышлял над тем, что сказать. — Я упомянул о том, что получил предложение о работе, но уже давно, когда мы едва знали друг друга. — Ну и? — Я сказал боссу, что не могу его принять. Я прищурилась. — Когда? — После той ночи, когда ты приходила. Я никуда не собирался, я просто был в прострации. Я отправлял запрос на работу в полях еще до того, как связался с тобой и познакомился с Эш. — Он был искренним, умоляющим. — Мне жаль, что она заострила на этом внимание. — Ага, знаешь, дети так делают. Мэтт подошел ко мне и потянулся, чтобы взять меня за руки. — Я еще учусь, Грейс. Я опустила взгляд и покачала головой. — Я знаю, прости. Я переборщила. Просто ей было так больно. Я не могла смотреть, как она проходит через то, через что прошла я… В его глазах как будто объявились призраки прошлого. — Я никогда не брошу вас. Ты должна мне верить, Грейси. Должна. Я уставилась на него. — Так заставь меня поверить. Он большим пальцем провел по моей губе. — Заставлю, даже если это займет гребаную вечность. И затем его губы коснулись моих, и мы сосредоточились на поцелуе, выдернутые из прошлого и стремительно мчавшиеся в будущее.
Наше время
ГРЕЙС
Следующие несколько вечеров Мэтт, Эш и я ужинали вместе. Все, кажется, по-настоящему начало налаживаться. В пятницу на той же неделе я увидела Мэтта перед школьными воротами, где он ждал меня. Эш утром попросила меня одеться посимпатичнее, и теперь я понимала, что ее мысли были сходны с мыслями Мэтта. Я не понимала, что происходит, но решила плыть по течению. — Что ты здесь делаешь? Он улыбнулся, после чего наклонился и поцеловал меня в щеку. — Рад тебя видеть, Грейси. Кажется, наша дочь что-то спланировала для нас. — Ну еще бы. — Он был в нарядных брюках и застегнутой до верха рубашке. Я посмотрела на его блестящие черные «Конверсы». Наряднее я Мэтта еще не видела. — Хорошо выглядишь, — сказала я ему. Он окинул взглядом мое простое платье в цветочек и сандалии. — Как и ты. Ты выглядишь прелестно. Я усмехнулась. — Итак, к чему все это, как думаешь? — Без понятия. — Он протянул мне руку. — Идем? — Откуда ты знаешь, куда идти? — поинтересовалась я. — Эш сказала мне встретить тебя у ворот и сопроводить в аудиторию. Я кивнула. — Тогда идем. В аудитории мы нашли Эш, Тати, моих учеников и несколько знакомых лиц из филармонического оркестра, которые ждали нас. За исключением Эш, все они сидели в креслах со своими инструментами, как будто собирались что-то играть. Эш подбежала к нам вприпрыжку. — Я подумала, что мы могли бы сегодня повеселиться. Все мы. Я взмахом обвела всех. — Это ты собрала всех? — Я помогала. Тати подошла к нам, и я почувствовала, как у меня сдавило горло. — Вы готовы? Ваша дочь очень старалась, чтобы организовать кое-что особенное для вас. Проходите и рассаживайтесь. Мы сели на гостевые стулья перед нашим личным оркестром. Тати была дирижером, что мне показалось особенно увлекательным. Мэтт взял меня за руку, и полилась музыка. Я узнала ее с первой ноты: «Hallelujah». Он сжал мою руку и не отпускал до самого конца песни. В конце я встала и зааплодировала, как маньяк, крича: «Браво!». Мэтт свистел и хлопал, а Эш снова подбежала к нам. — Это было потрясающе? — спросила она. — Ох, Эш, спасибо, милая. Это было так продуманно. — Стойте, это еще не все, это только начало. — Она протянула мне манильский конверт. Я открыла его и вытащила черно-белое фото восемь на десять, на котором были запечатлены мы с Мэттом в университете. Мы были в комнате отдыха в общежитии. Снимок сделала Тати, а я помнила о нем очень смутно. — Прочти на обороте, — попросила Эш. Мэтт стоял у меня за спиной и смотрел за тем, как я переворачивала фото. Мы оба прочитали строки вслух:
«Вы обрели друг друга, Аллилуйя… Теперь найдите место встречи, Что была первой на выпускном курсе».
Тати подошла к Эш. — Дайте нам фору десять минут, — сказала она. Мэтт рассмеялся. — Хорошо, увидимся там. Мы попрощались с музыкантами и поблагодарили их за прекрасное выступление. Как только Эш и Тати забрались в такси, Мэтт взял меня за руку. — Хочешь пройтись? — Давай. Был теплый и солнечный день. Район казался еще более спокойным, чем обычно. Пока мы шли по улице, Мэтт раскачивал наши руки. Когда мы дошли до общежития для выпускников, то меня охватило ощущение сюрреализма и ностальгия. Здание выглядело немного иначе, но казалось прежним. Тати и Эш стояли на ступеньках. — Идите сюда! — закричала Тати. На третьем этаже мы дошли до моей старой комнаты. Там было пусто, не считая моей виолончели, приставленной к стулу у окна. Я взглянула на Эш и улыбнулась. — Сыграй для папы, мам. — Она протянула Мэтту старую камеру, и я узнала фотоаппарат времен университета. — Пленка в нем есть, он готов. Он улыбнулся. — Спасибо тебе, Эш. — Так, ребята, на подоконнике для вас лежит конверт, — сказала Тати. — Как вы пробрались в комнату? — поинтересовалась я. — Мы рассказали летнему наставнику вашу историю, и он дал нам ключ. Сейчас лето, и никто сюда не заселился, — засмеявшись, проговорила Эш. — Сколько у нас времени? — уточнил Мэтт. — Будьте на следующем месте через час. — Эш привстала на цыпочки и поцеловала отца в щеку, после чего повернулась ко мне. — Повеселитесь. Когда они ушли, Мэтт закрыл двери. Практически сразу же я услышала звук закрывающегося затвора: он сфотографировал меня со спины. Я подошла к виолончели и села. — Пожелания? Мэтт убрал камеру от лица. — «Fake Plastic Trees»? — Ты помнишь? — Как я мог забыть? — Его взгляд стал тяжелее. В нем появились теплота и желание, но еще в нем читалось небольшое сожаление, и я прекрасно знала, что оно никуда не денется. Я тоже его чувствовала, особенно в этой комнате. Я начала исполнять сложную композицию, перемежая обычную игру смычком с приемом вибрато[24]. Мэтт прекратил фотографировать меня и начал просто смотреть. Когда песня закончилась, я подняла на него глаза и увидела, что он улыбался. — Почему ты перестал снимать? — Некоторые вещи лучше сохранять здесь. — Мэтт постучал пальцем по голове. — Согласна, — прошептала я. Мэтт был от меня в двух шагах. Когда я встала, он схватил мое лицо и с силой поцеловал. Мы оторвались друг от друга всего на одну секунду. Мэтт поставил фотоаппарат на подоконник и открыл затвор. Таймер был включен, и Мэтт вернулся к поцелую, во время которого раздался щелчок закрывшегося затвора, оповестившего нас о том, что мгновение запечатлено. Я почувствовала руки Мэтта под платьем, и, прежде чем поняла, ощутила, как он стянул с меня белье. — Сними их, — приказал он, едва дыша. — Но здесь нет постели. — Раньше нас это не останавливало. Я сняла с себя трусики и отшвырнула их в сторону. Когда я подняла взгляд, то увидела, что ремень Мэтта уже расстегнут. Он приподнял меня, чтобы я ногами обвила его талию, и сел на стул. Он оказался во мне уже через секунду, не прерывая поцелуй. — Я люблю тебя, Грейси. — Из-за его мягкого голоса, раздавшегося у моего уха, я едва не достигла пика в первые же мгновения. Он признался мне в любви, но я об этом и так знала. Мы двигались медленно и нежно, и этого было достаточно. Наши стоны были тихими и спокойными, и мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. После всего мы долго обнимались. В конверте на подоконнике был снимок. Это была старая цветная фотография, на которой были запечатлены мы с Мэттом в пижамах, а за нашими спинами тянулось застывшее во времени дорожное движение. — Как же круто. Я никогда не видела этой фотографии. — Я проявил ее, когда мы снова встретились. Переверни ее, давай посмотрим подсказку.
«На квартал восточнее седьмой, Оттуда еще три на юг, А там найдете рай небольшой». Мы ушли из общежития с широки
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|