 |
Когда-то мы были любовниками
|
|
|
|
ГРЕЙС
Каждый раз, когда я натыкалась взглядом на Мэтта, во мне конфликтовало два чувства: шок от того, какой он привлекательный — подтянутый, сильный и с годами ставший еще сексуальнее, — и неверие в то, что он вообще был здесь. Я была убеждена, что проснусь, и все будет так, как прежде.
Но рядом с ним мне хотелось быть сильной. Я неделю рыдала из-за того, как он воспринял новость. Я достаточно настрадалась. Откровенно говоря, мне надоело переживать из-за всего этого дерьма: я так делала на протяжении полутора десятка лет. Если ему угодно винить меня в том, что сделала его бывшая жена-психопатка, то так тому и быть. Я достаточно плакала и достаточно извинялась.
Уверенно направившись к нему, я обратила внимание на то, что он осматривал меня с ног до головы. На мне были шорты, шелковая ночная рубашка и во взгляде читалось — «пускай дьявол переживает». Я забрала пакет из его рук.
— Шоколадный и с арахисовым маслом? — уточнила я. Он кивнул. — Спасибо.
— Пожалуйста.
— Ладно, ну, уже поздно.
Он моргнул и уставился на свои тапочки.
— Эм… хорошо, мне надо идти домой.
— Ладушки.
Он пошел к двери, а я последовала за ним, чтобы закрыть ее. Но прежде чем выйти за дверь, он обернулся, положил руку на покрытое шелком бедро и поцеловал меня прямо под ухом. Я взвизгнула.
— Спокойной, Грейси, — прошептал он и был таков.
Я стояла в дверном проеме еще несколько мгновений и пыталась восстановить дыхание. У меня только получилось держать себя в руках…
***
На следующий день после школы я отправилась в центр «Зеленые просторы», название которого не совсем соответствовало правде. Это был оздоровительный дом престарелых очень низкого качества, находившийся в Бронксе; дочь Орвина поместила его туда после того, как его жена скончалась несколько лет назад. Место на самом деле нуждалось в ремонте. Стены были окрашены в отвратительные оттенки рвотно-зеленого цвета из фильма «Экзорцист», а из находившейся рядом хлебопекарной фабрики несло прогнившими дрожжами. «Зеленые просторы» были кошмарными. Я забирала Орвина отсюда хотя бы раз в неделю. Мы шли в ближайший парк и играли в шахматы, и, невзирая на то, что он больше не мог вспомнить мое имя, я была уверена, что он знал, кто я такая.
|
|
|
Когда мы устроились в парке, то стали прислушиваться к завываниям ветра между деревьями.
— Вы все еще слушаете? — спросила я его.
— Что, куколка?
— Музыку.
— Да. Слушаю. Я всегда ее слышу.
— Как думаете, что значит, если я больше ее не слышу?
Он взял моего второго коня.
— Шах. Я не знаю, что это значит. Может, ты слушаешь недостаточно старательно.
Как ему удается выигрывать у меня каждый раз? Я пошла королем.
— Я слушаю.
— Нет, ты слишком занята жалостью к себе.
— Я никогда не жалею себя.
— Может, раньше не жалела, а сейчас жалеешь. Шах и мат.
Я расставила фигуры по-новой. Мы играли на старой пластиковой доске, которая складывалась, чтобы я могла убирать ее в сумку.
— Я не жалею себя. Я просто устала, и мне немного грустно.
— Почему тебе грустно?
Я изучала лицо Орвина. Сложно было не замечать, насколько «Зеленые просторы» были не его местом, ведь Орвин выглядел таким живым, таким настороженным. В то же время он часто забывал вообще все и спрашивал, когда ему нужно быть в магазине, который, к несчастью, закрылся больше десяти лет назад. Сейчас был один из его хороших дней, но он с легкостью мог ускользнуть в забытье.
— Вам когда-нибудь хотелось, чтобы вы не застревали в «Зеленых просторах»?
— Моя дорогая Грейс, позволь мне поделиться с тобой пословицей.
Я была поражена. Он не называл меня по имени вот уже… даже не могу вспомнить, как давно.
|
|
|
— Хорошо.
— Я считал, что беден, потому что у меня не было обуви, а затем я встретил человека без ног.
Я робко улыбнулась.
— Я жалею себя, так ведь?
— Более того. Ты стала неблагодарной. У тебя есть мужчина, которого ты всегда желала видеть в своей жизни, есть прекрасная дочь и замечательная работа.
— Да, но я не нужна этому мужчине.
— Будешь нужна. Просто будь собой. Отыщи музыку.
***
Тем вечером мы с Эш пошли ужинать к Тати. Тати пыталась все устроить по-домашнему: она встретила мужчину, с которым хотела встречаться, и была полна решимости произвести на него впечатление. Мы с Эш не в первый раз были ее подопытными кроликами, хотя не могу сказать, что нам это нравилось. Тати ужасно готовила. Всегда.
Тати подошла к столу с огромной тарелкой.
— Таджин из ягненка и марокканский кускус!
— Ох, Тати, не хочу есть ягненка.
Тати выглядела обиженной.
— Почему?
— Они слишком милые, чтобы их есть.
— Ну, этот больше не милый.
Я покачала головой и взяла маленькую порцию. Эш сморщила носик и взяла кусочек еще меньше, пока Тати бегала кругами в поисках штопора.
— Можно мне вина? — поинтересовалась Эш.
— Нет, — ответили мы с Тати одновременно.
— Только глоточек? Папа на ужине сказал, что позволит мне выпить вина у него дома.
— Ты уже зовешь его папой? — спросила Тати.
— Ну, не в лицо, но как еще мне его звать? Мэтт? Не его вина, что он не мог быть мне отцом.
— Он хочет, чтобы ты звала его папой? — спросила я у нее осторожно.
— Не думаю, что для него это имеет значение. Он хочет приходить в школу и познакомиться с моими друзьями.
— Думаю, ему будет приятно это слышать. У бедного парня украли твое детство, — сказала Тати.
Я ощетинилась.
— Что случилось с мужененавистницей в твоем лице? — огрызнулась я.
— Я перевернула страницу. И тебе следует.
— Зови его папой, если хочешь, — сказала я Эш и протянула ей бокал вина. — Только один глоток.
Она глотнула немного и сморщила нос.
— Фу.
Тати тоскливо посмотрела в потолок.
— Мне нравилось, как он одевался.
Я закатила глаза.
— Вы с моим папой дружили, когда учились в университете? — спросила Эш у Тати.
— Конечно. Твои мама с папой были неразлучны. Если я после занятий хотела увидеться с Грейс, то мне приходилось видеться и с твоим отцом тоже. Но мы ладили, тогда было весело. — Тати повернулась ко мне. — Кстати, говоря о старых деньках, думаю, на этой неделе тебе после школы стоит зайти к нам и порепетировать.
|
|
|
— С чего бы вдруг? — решила я уточнить с набитым кускусом ртом.
— Мы ищем виолончелиста.
— Сходи, мам. Я после школы могу пойти в папе. Сейчас он работает из дома и звал меня к себе после школы, когда я захочу.
— Даже не знаю, Тати. Не думаю, что сейчас так же хороша. — А еще я беспокоилась, что Эш приняла Мэтта так легко. Благодаря этому я поняла, как же сильно ей не хватало Дэна. — И, Эш, как так вышло, что тебе так уютно с твоим отцом? Ты же едва его знаешь.
— Я не знаю, — ответила она.
— Я боюсь, что ты так реагируешь, потому что пытаешься заполнить брешь, — заявила я.
— Мне кажется, ты переусердствуешь с анализом, мам. Я смотрю на него и вижу себя. Мне просто уютно с ним. Плюс, он очень милый и хочет быть частью мой жизни. Не разрушай все только потому, что у вас с ним не получилось.
— Я притворюсь, что ты сейчас не была нахалкой. — Хотя она, наверное, была права.
Мы продолжили раскладывать ягненка и кускус по тарелкам. Еда была на вкус такой же кошмарной, как и на вид. Наконец Тати опустила вилку.
— Итак, хотите бургер или чего-то еще?
Мы с Эш яростно закивали.
— Тебе стоит сосредоточиться на спагетти, — сказала Эш. — Они у тебя получаются.
— Они были навынос, Эш, — сказала я, а Тати расхохоталась.
— Ой, — пискнула Эш, покраснев.
— Идем, — встряла Тати. — Вперед за бургерами.
***
До конца недели я после школы ходила репетировать с Тати и нью-йоркским филармоническим оркестром. Эш каждый день ходила к Мэтту, а каждый вечер, прежде чем отправиться в постель, в деталях пересказывала, как они проводили время. Она влюбилась в него, как только дочери могут влюбляться в своих отцов. Да и почему бы ей не влюбиться? Я была рада за нее, но мне все еще было паршиво из-за наших с Мэттом взаимоотношений.
В субботу Тати предложила сводить Эш в кино, так что я пошла ужинать в итальянское бистро в одиночестве, где официант уболтал меня взять целую бутылку вина.
|
|
|
— Вы можете выпить всего бокал, а остальное забрать с собой. Мы упакуем бутылку для вас, — сказал он.
Я согласилась, но все закончилось тем, что я осталась на два часа и выпила, по меньшей мере, три четверти бутылки. Благодаря маленьким мерцающим лампочкам, свисавшим с навеса, я видела проходивших по улице людей, державшихся за руки и целовавшихся на углу. Музыка как из «Крестного отца» и тепло от наружного обогревателя стали клонить меня ко сну.
— Мэм? — подошел ко мне официант и потянулся к бутылке. — Могу я упаковать ее для вас?
Должно быть, это намек на то, что пора уходить. Время подвыпившей даме убираться.
— Да, это было бы замечательно. — Там осталось, наверное, всего на один бокал, но я все равно заберу ее с собой.
Расплатившись, я прошла четыре квартала по направлению к своему дому, но когда проходила мимо улицы Мэтта, то решила свернуть.
С другой стороны улицы мне был виден его лофт. Он был дома, сидел на диване, смотрел перед собой. Я стояла внизу, в темноте, наблюдала за ним и думала, как же все странно между ним, мной и Эш; мы все этим вечером были по отдельности. Он потягивал вино и задумчиво смотрел на что-то, а, может, и просто в никуда. Мне стало интересно, какую музыку он слушает. Мэтт поднялся и подошел к окну. Я попятилась, чтобы скрыться в тени, не давая ему возможности меня увидеть. Он стоял, просто застыв, и наблюдал за редкими проезжавшими машины.
О чем он думает?
Наконец, я сказала: «К черту». Пересекла улицу и позвонила в звонок его квартиры. Он ответил довольно быстро.
— Кто это?
— Это Грейс. — Моя нервозность терроризировала желудок.
— Поднимайся.
Когда двери лифта открылись, он стоял внутри и ждал. Я посмотрела на его голые ноги, подняла взгляд к его черным джинсам, затем глянула на ремень, на белую футболку, подняла глаза выше, устремив взгляд на его рот, на его шею, на его длинные, соблазнительные волосы, собранные сзади.
— Привет. — Я протянула ему бумажный пакет, и он взял его.
Мэтт вытащил бутылку из пакета и рассмеялся, после чего посмотрел на меня с кривоватой улыбкой.
— Спасибо, Грейс. Мне еще никогда не вручали практически пустую бутылку вина.
Выражение моего лица было непроницаемым.
— Оно правда хорошее. Я оставила тебе бокал.
Он посмотрел на меня настороженно, вероятно, оценивая мой уровень опьянения.
— Где сегодня Эш?
— С Тати. Ох, блин, мне нужно узнать, когда они будут дома.
Мэтт достал свой телефон из заднего кармана и протянул мне его. Я набрала номер Тати. Фильм, наверное, уже закончился, а мне не хотелось, чтобы Эш приходила в пустой дом.
|
|
|
— Алло? — Голос Тати звучал странно, а затем я поняла, что она не знает номер.
— Тати, это я. Ты где?
— Мы едим мороженое. Все хорошо? Чей это номер?
— Мэтта.
Не сказав ни слова, Тати убрала трубку от лица, и я услышала, как она обращается к Эш:
— Эй, может, возьмем фильм напрокат, вредной еды и пойдем ко мне? Твоя мама сказала, что можно.
— Хорошо, — раздался ответ Эш.
Тати вернулась к разговору и прошептала:
— Ты прикрыта. Увидимся утром.
Я завершила звонок и вернула телефон Мэтту.
— Что она сказала?
— Что они в порядке. Эш останется у Тати.
— А Тати хорошо на нее влияет? — спросил он, глядя на меня искоса.
— Нам больше не двадцать один, Мэтт. Она не курит травку сутки напролет. Она музыкант мирового класса и независимая, образованная женщина. Как ты думаешь?
— Да, ты права, — признал он сразу же. На секунду я ощутила вину, осознав, что он пытался поступить так, как поступают отцы. — Итак, чем обязан такому визиту?
Все пошло не по плану.
— Я не знаю… мне просто нужно…
— Что? — Он поставил бутылку и направился ко мне. — Что тебе нужно? — Я не могла сказать, был ли он соблазнительным, раздраженным или одновременно и таким, и таким.
Когда Мэтт подошел ближе, я ощутила его тепло и запах его геля для душа с кардамоном и сандаловым деревом.
— Ты только что принимал душ?
Он моргнул.
— А что?
Он не двигался, не давая мне и намека на язык тела, который бы мог поведать о его отношении ко мне, но, кажется, я все еще чувствовала гнев и возмущение под его маской. И я была достаточно пьяна, чтобы заговорить с ним об этом.
— На кого ты злишься, Мэтт?
Он не колебался.
— На тебя. Элизабет. Дэна… себя.
— С чего бы тебе злиться на Дэна?
Его голос был сдержанным.
— Я ревную к нему. — Мэтт посмотрел мне в глаза. — Он получил все то, чего хотел я. Он получил то, что было моим.
— Но это не его вина. Я это приняла, и тебе бы следовало.
Мэтт подошел всего на дюйм и посмотрел мне прямо в глаза.
— Может. Сколько вина ты выпила?
— Я уже трезвая.
— Хочешь, чтобы я проводил тебя домой?
— Я не потому пришла сюда.
— Что тебе нужно, Грейс?
Я потянулась к нему на носочках и поцеловала. Поначалу поцелуй казался хрупким, словно мы распадемся на миллионы осколков, если будем действовать слишком быстро или напористо. Но всего через секунды один уже срывал одежду с другого, после чего мы руками запутались в волосах друг друга.
Мы упали на кровать нагими, целуясь и обнимаясь. Когда он сел, я забралась к нему на колени и ввела его член в себя. Из его груди вырвался стон, Мэтт схватил меня за талию, я невольно изогнула спину, и он ртом приник к моей груди.
— Такая прекрасная, — прошептал он между поцелуями, лаская сосок и играя с ним языком.
Мэтт был терпеливым, но настойчивым, каким-то образом он знал, где должны быть его руки, куда нужно надавить, куда нужно меня целовать.
Он уничтожил меня для других мужчин. Он в эту секунду уничтожал меня.
Мэтт развернул меня, поставив на четвереньки, притянул мои бедра к своему телу и проник в меня с силой. Я чувствовала, как он вымещал на мне свой гнев, но по некой причине хотела, чтобы он это делал.
— Тебе больно?
— Нет. Не останавливайся.
Я хотела чувствовать его. Мне нужно было ощущать, как он избавляется от всего плохого.
Когда мы кончили, он обнял меня, и я спиной чувствовала биение его сердца. Он не говорил ни слова, просто держал меня, пока его сердце не прекратило вырываться из груди. Когда он отпустил меня, я тут же оробела и вырвалась, чтобы собрать свою одежду.
— Постой, иди сюда, — произнес он, садясь на край кровати. — Я хочу посмотреть на тебя. — И притянул меня к себе. Даже в едва освещенной комнате я смущалась. Он указательным пальцем стал выводить круги на нежной коже внизу моего живота. На бедрах остались потускневшие растяжки, к которым он приник, чтобы поцеловать. — Каково это было?
— Что?
— Рожать Эш.
Я рассмеялась.
— Тебе не захочется узнать о рождении ребенка прямо сейчас.
— Я хотел спросить, вы обе были в порядке? — Мэтт рукой провел вверх по внутренней части моего бедра и взглянул на меня. — Ты хорошая мама, Грейс.
— Спасибо. — Нам всем иногда нужно слышать подобное? Что мы хорошие матери, друзья, дочери или жены?
— Ты была счастлива? — Его голос дрожал. — В день, когда родилась Эш, ты была счастлива?
— Это был счастливейший день в моей жизни, — выпалила я.
Мэтт начал тихонько плакать.
— Хотел бы я быть там, — сказал он, а затем его тело сотряслось в рыданиях, и он лицом прижался к моему животу.
Я обнимала его, гладя по голове и плечам.
— Я знаю, все хорошо, — повторяла я снова и снова, но боялась, что ничто не сможет исцелить нас. Шрамы были слишком глубокими.
— Мне кажется, я живу в кошмаре, будто я только что очнулся от комы и понял, что пролетело пятнадцать лет моей жизни. Все происходило без моего участия. Я пропустил все.
Я обнимала Мэтта всю ночь и рассказывала ему о том, как рожала Эш.
— Мы были в Венеции, когда отошли воды. Они отвезли меня на водном такси в больницу. Я помню, как смотрела на каналы и думала о тебе, надеясь, что ты в безопасности. Для того времени года было нехарактерно тепло, настолько тепло, что было возможно ощутить исходящий от поверхности воды жар. Когда я думаю о том дне, то вспоминаю, что тогда как будто солнце целовало землю, словно Бог заявлял о своем присутствии.
Мне повезло. Роды были легкими, все так говорили. Поначалу я не верила в происходящее; все, что я могла делать, это пялиться на ее маленькое дрожащее тельце, вертящееся у меня на груди и покрытое кровью и белой штуковиной. Мне не верилось, что это я ее родила. Когда она успокоилась и начала есть, Дэн сказал, что это было прекрасно, что мы обе были прекрасны.
— Я уверен, так и было, — прокомментировал Мэтт, а затем вздохнул и устремил взгляд в окно. Может, он рисовал все в своем воображении и наконец чувствовал себя частью произошедшего.
— Приехав в больницу, мы не знали, как ее назвать. Мы с Дэном были просто друзьями, так что решение лежало на моих плечах, несмотря на то, что у меня не было ни единой мысли. Но внезапно, там, в больнице, я поняла, как поступить. Кода я увидела ее, то не могла думать ни о чем, кроме нас, — о тебе и обо мне, — и что она была свидетельством того, что мы были вместе. После того дня я никогда не вспоминала о прошлом в университете без радости, потому что то время подарило мне Эш, и она была идеальной… поэзия в реальности — свидетельство того, что жизнь пылает ясно и ярко. Все знали, почему я назвала ее Эш. Тати какое-то время была в ярости, она ненавидела тебя за то, что ты не вернулся, но потом пережила это. Дэн понял.
Эш первые несколько месяцев была суетливым ребенком, а еще мы много путешествовали. Было непросто. Я была новоявленной мамочкой, пытавшейся разобраться, что к чему. В конце концов, мы вернулись в Нью-Йорк и осели. Дэн настоял, чтобы мы жили в его доме, как мы и поступили. Это была удача, потому что Эш получила постоянство, определенность и двух взрослых, приглядывавших за ней.
Мэтт издал звук, похоже, болезненно отреагировав на последнее предложение, но я продолжила.
— Характер у Эш всегда был неспокойным. Она была сердитым младенцем с пышными светлыми волосами и прелестными, теплыми карими глазами, как у тебя. Она довольно рано заговорила, пошла и стала есть самостоятельно.
— Ну еще бы.
Я рассмеялась.
— Да, она твой ребенок, так что все ей давалось легко. Но вскоре она стала личностью, и я меньше думала о значении ее имени и все больше о ее индивидуальности. У нее прекрасная душа, она отличается от нас с тобой.
— Я это знаю. Понял, когда встретил ее, — прошептал он. — Смерть Дэна на нее сильно повлияла?
— Она была сильной, но я знала, что ей это далось нелегко. Он был хорошим, терпеливым отцом, и он любил ее без меры. Я благодарна, что у нас было время подготовиться. Мы решили совершить поездку и на месяц остановились в пляжном домике в Кейп-Коде. Там он и умер, слушая океан, когда мы с Эш были рядом. Он провел свои последние дни, сидя в кресле, и наблюдая за тем, как мы играли на пляже. Вечерами мы разжигали костер, и Эш читала нам истории в свете огня. Дэн казался счастливым, несмотря на то, что ему недолго оставалось. — Я начала плакать.
Мэтт подвинулся на кровати и заключил меня в объятия.
— Продолжай.
— Был вторник, когда он умер, обычный скучный вторник. Еще утром все было хорошо. Мы передвинули его больничную койку к краю дворика, чтобы он мог смотреть на воду. Там был работник хосписа. Мы завернулись в одеяла и наблюдали за тем, как волны бились о берег, когда Дэн сделал свой последний вдох. Эш поплакала несколько минут и все. Совсем все. Я никогда больше не видела, чтобы она плакала по нему.
— А ты?
— Ну, ты меня знаешь. Я почти все время расклеиваюсь.
— Ты такой не была.
— Я знаю, — подтвердила я.
Мэтт убрал мои волосы назад и утер с моих щек слезы.
— Почему у вас больше не было детей?
— Мы думали об этом, но Дэн заболел, и в этом больше не было смысла. Эш была бы замечательной старшей сестрой.
— Да, замечательной, — сонно ответил Мэтт.
Мы заснули уже ранним утром. Около одиннадцати я получила от Тати сообщение о том, что они с Эш сходят на ланч, после чего Тати отведет ее домой. Я тихонько ускользнула из квартиры Мэтта, чтобы вернуться в дом до появления Эш.
После той ночи ни один из нас не писал и не звонил другому долгие и долгие дни.
Вернись ко мне
ГРЕЙС
Эш взяла за привычку строить планы с отцом и не ставить меня о них в известность, и поступала так уже неделю. Когда я отругала ее за это, она заявила:
— Родители должны общаться друг с другом. Даже не женатые.
В этом была вся Эш, которая всегда вела себя по-взрослому.
Я знала Мэтта и не могла пытаться решить с ним все, будучи на взводе. Мы заслуживали большего друг от друга, но я не была уверена, что хоть один из нас был готов.
В конце концов, как-то в полдень Мэтт пришел, чтобы забрать Эш. Я открыла ему дверь и пригласила войти. Он встал в проходе на кухню и стал наблюдать за тем, как я мою и протираю посуду.
— Как ты? — спросил он немного формально, но не скованно.
— Хорошо. Репетирую с филармоническим оркестром после школы. Вообще, я могу занять место их виолончелиста, но тогда мне придется уехать на две недели летом. Не уверена, что хочу оставлять Эш так надолго.
— Это же фантастика, Грейс! Я могу взять Эш, мы можем спланировать на это время поездку в Калифорнию.
Эш закричала со второго этажа:
— Еще пять минут, пап!
— Хорошо, — крикнул он ей в ответ.
— Куда вы идете? — спросила я, не поднимая взгляд.
— В «Метрополитен», а потом ужинать.
Я глянула на часы, на них было пять пятнадцать.
— Вы ни за что не успеете туда до закрытия.
— По пятницам они открыты до девяти.
— Ох, тогда хорошо.
Внезапно я поняла, что это был наш самый нормальный разговор: двое людей беседовали, обсуждая ежедневную рутину.
Эш зашла на кухню в топе без рукавов, отчего мои глаза стали размером с блюдца.
— Прошу прощения, ты же наденешь наверх свитер?
Эш закатила глаза.
— Это закатывание глаз должно прекратиться. Мать только что задала тебе вопрос, — резко проговорил Мэтт.
Ого-го. Давно у меня не было такой поддержки.
— Я знаю, пап, просто…
— Не-а. Поднимись наверх и возьми кофту.
Эш фыркнула и отправилась в комнату. Мы с Мэттом несколько секунд смотрели друг на друга, и затем он подошел ко мне.
— Ты выглядишь иначе. Счастливее.
Я и не думала об этом, но, кажется, он прав.
— Да, наверное.
— Можешь пойти с нами, если хочешь.
— Все нормально. У меня есть кое-какие дела.
Мэтт некоторое время спокойно смотрел на меня, а потом просто пожал плечами.
— Хорошо, еще увидимся. — Он наклонился и поцеловал меня в щеку так, будто уже миллион раз так делал.
Когда Эш спустилась, я проследовала за ними до входной двери и не сводила с них глаз, пока они шли к метро. Они хохотали… и этот звук был подобен музыке. Отчасти мне хотелось присоединиться к ним, но часть меня уговаривала меня остаться дома. Хоть мне и нравилось видеть Мэтта и понравилось проводить время в его квартире, нескончаемые отказы на протяжении всех этих лет и то, как он воспринял новость об Эш, пугали меня настолько, что было сложно поверить в то, что он наконец был с нами, как я о том и мечтала.
Я никогда по-настоящему не сомневалась в его любви ко мне, но меня настораживало то, что он держал дистанцию. Мне нужно было защитить себя.
***
Мы стали делить выходные. Эш отправлялась к Мэтту в пятницу или субботу, а воскресенья мы чередовали.
Нью-Йоркский филармонический оркестр сделал мне официальное предложение стать их виолончелисткой на две недели, так что, репетируя и готовясь к двухнедельной поездке заграницу, я стала проводить меньше времени с Эш.
Эш завершила первый год старшей школы с феноменальными отметками и получила грамоту за выдающиеся успехи. Мы с Мэттом оба были на церемонии, и он все время светился, как истинный гордящийся отец, каким он и был. Когда мы покинули аудиторию, он надолго обнял меня и прошептал:
— Ты хорошо с ней поработала. Спасибо. Я так горжусь моими девочками.
У меня сердце защемило от его слов. Не уверена, говорил ли мне кто-нибудь, что гордится мной, но ни от кого я не хотела бы услышать это больше, чем от него.
Уже началось лето, и мне было известно, что Эш заскучает, потому записала ее на летние курсы фотографии. Как только Мэтт прознал об этом, так сразу же записался сам. Я знала, что он сам мог бы вести подобные курсы, но ему просто хотелось проводить время с дочерью. Эш рассказала, что как только ее однокурсникам стало ясно, кто ее отец, так Мэтт мгновенно стал для всех них рок-звездой, в том числе и для инструктора. Она также рассказала, что он внес в документальную съемку артистизм, что и сделало его знаменитым.
Было странно, как мы с Мэттом вновь находили себя, будто начали с того места, где остановились, и продолжили изучать наши страсти с новыми силами. Отчасти я понимала, что жила именно так, как и хотела. Единственная проблема была в том, что мы с Мэттом были, в общем-то, не вместе. Мы неслись параллельными путями.
Однажды вечером я заметила, что Эш выглядела подавленной.
— Что случилось, дорогая? — спросила я.
— Ничего, — ответила она ровным голосом.
— Поговори со мной. — Я подсела к ней на кровать.
— Папа сказал мне, что принял предложение «Нэшнл Джиогрэфик» о работе в Сингапуре. Он должен переехать этой осенью.
У меня глаза расширились от шока.
— Что? Когда он рассказал тебе это? — Я и представить себе не могла, чтобы Мэтт уехал после того, как настолько сблизился с Эш, и когда все наконец наладилось.
Эш начала плакать.
— Уже давно. В день, когда мы познакомились, но теперь мне от этой мысли грустно.
— Что? Я даже не… когда он… — Мне в голову не приходил ответ. — Я поговорю с ним.
Эш вытерла слезы и встала.
— Мне так надоело, как вы пляшете вокруг друг-друга, будто вы в младших классах. У меня есть друзья, у которых более зрелые отношения, чем у вас двоих.
— Достаточно, — остановила я ее грубо.
Эш притопнула ногой.
— Нет, мне осточертело. Вам нужен толчок.
— Эш, не тебе решать.
— Ну, может, если бы вы разобрались между собой, папа бы никуда не уезжал.
Она выбежала в коридор, умчалась в ванную и захлопнула за собой дверь.
— Эш, вернись!
Я подошла к ванной и постучалась, но она не открыла. Через несколько минут я сдалась и ушла к себе в комнату. Я была в ярости. Раздавлена. Сбита с толку. Он на самом деле уезжал? Как он мог поступить так с нами? Со мной?
В конце концов, я услышала, как Эш вышла из ванной и отправилась к себе в комнату. Когда я пришла проведать ее часом позже, то обнаружила спящей.
Я позвонила Тати, попросив ее прийти.
— Сейчас десять часов, — возмутилась она вяло.
— Мне нужно сходить к Мэтту, и я не знаю, сколько пробуду у него.
— Ты не можешь просто позвонить ему?
— Нет, потому что мне нужно врезать ему по морде.
— Ох, боже мой. Теперь что?
— Эш сказала, что он может принять предложение о работе в Сингапуре. Мы с ней только что сильно поссорились, и я не знаю, что, черт подери, делать. Просто приезжай, пожалуйста.
— Поняла. Буду через двадцать минут.
Как только Тати пришла, я пронеслась несколько кварталов до дома Мэтта, кипя от ярости. Я жала на кнопку звонка, не прекращая.
— Да? — ответил Мэтт в динамик.
— Это мать твоего ребенка. Впусти меня.
Я услышала его смех.
— Поднимайся.
Когда я очутилась у лофта, он открыл дверь настежь, улыбаясь.
— Грейси.
— Не называй меня так, мерзавец. — Я прошла мимо него, бросив сумочку на пол и скрестив руки на груди. Мэтт выглядел напуганным. — Какого хера, Мэтт? Да что с тобой не так?
Он оперся о стену, возможно, чтобы быть от меня подальше.
— О чем ты говоришь?
— Наша бедная дочь обливается слезами, потому что ты сказал ей, что переезжаешь в Сингапур. Это правда? Потому что если так…
— Грейс, стой. Послушай меня. — Было похоже, будто он размышлял над тем, что сказать. — Я упомянул о том, что получил предложение о работе, но уже давно, когда мы едва знали друг друга.
— Ну и?
— Я сказал боссу, что не могу его принять.
Я прищурилась.
— Когда?
— После той ночи, когда ты приходила. Я никуда не собирался, я просто был в прострации. Я отправлял запрос на работу в полях еще до того, как связался с тобой и познакомился с Эш. — Он был искренним, умоляющим. — Мне жаль, что она заострила на этом внимание.
— Ага, знаешь, дети так делают.
Мэтт подошел ко мне и потянулся, чтобы взять меня за руки.
— Я еще учусь, Грейс.
Я опустила взгляд и покачала головой.
— Я знаю, прости. Я переборщила. Просто ей было так больно. Я не могла смотреть, как она проходит через то, через что прошла я…
В его глазах как будто объявились призраки прошлого.
— Я никогда не брошу вас. Ты должна мне верить, Грейси. Должна.
Я уставилась на него.
— Так заставь меня поверить.
Он большим пальцем провел по моей губе.
— Заставлю, даже если это займет гребаную вечность.
И затем его губы коснулись моих, и мы сосредоточились на поцелуе, выдернутые из прошлого и стремительно мчавшиеся в будущее.
Наше время
ГРЕЙС
Следующие несколько вечеров Мэтт, Эш и я ужинали вместе. Все, кажется, по-настоящему начало налаживаться.
В пятницу на той же неделе я увидела Мэтта перед школьными воротами, где он ждал меня. Эш утром попросила меня одеться посимпатичнее, и теперь я понимала, что ее мысли были сходны с мыслями Мэтта. Я не понимала, что происходит, но решила плыть по течению.
— Что ты здесь делаешь?
Он улыбнулся, после чего наклонился и поцеловал меня в щеку.
— Рад тебя видеть, Грейси. Кажется, наша дочь что-то спланировала для нас.
— Ну еще бы. — Он был в нарядных брюках и застегнутой до верха рубашке. Я посмотрела на его блестящие черные «Конверсы». Наряднее я Мэтта еще не видела. — Хорошо выглядишь, — сказала я ему.
Он окинул взглядом мое простое платье в цветочек и сандалии.
— Как и ты. Ты выглядишь прелестно.
Я усмехнулась.
— Итак, к чему все это, как думаешь?
— Без понятия. — Он протянул мне руку. — Идем?
— Откуда ты знаешь, куда идти? — поинтересовалась я.
— Эш сказала мне встретить тебя у ворот и сопроводить в аудиторию.
Я кивнула.
— Тогда идем.
В аудитории мы нашли Эш, Тати, моих учеников и несколько знакомых лиц из филармонического оркестра, которые ждали нас. За исключением Эш, все они сидели в креслах со своими инструментами, как будто собирались что-то играть.
Эш подбежала к нам вприпрыжку.
— Я подумала, что мы могли бы сегодня повеселиться. Все мы.
Я взмахом обвела всех.
— Это ты собрала всех?
— Я помогала.
Тати подошла к нам, и я почувствовала, как у меня сдавило горло.
— Вы готовы? Ваша дочь очень старалась, чтобы организовать кое-что особенное для вас. Проходите и рассаживайтесь.
Мы сели на гостевые стулья перед нашим личным оркестром. Тати была дирижером, что мне показалось особенно увлекательным. Мэтт взял меня за руку, и полилась музыка. Я узнала ее с первой ноты: «Hallelujah». Он сжал мою руку и не отпускал до самого конца песни.
В конце я встала и зааплодировала, как маньяк, крича: «Браво!». Мэтт свистел и хлопал, а Эш снова подбежала к нам.
— Это было потрясающе? — спросила она.
— Ох, Эш, спасибо, милая. Это было так продуманно.
— Стойте, это еще не все, это только начало. — Она протянула мне манильский конверт. Я открыла его и вытащила черно-белое фото восемь на десять, на котором были запечатлены мы с Мэттом в университете. Мы были в комнате отдыха в общежитии. Снимок сделала Тати, а я помнила о нем очень смутно. — Прочти на обороте, — попросила Эш.
Мэтт стоял у меня за спиной и смотрел за тем, как я переворачивала фото. Мы оба прочитали строки вслух:
«Вы обрели друг друга, Аллилуйя…
Теперь найдите место встречи,
Что была первой на выпускном курсе».
Тати подошла к Эш.
— Дайте нам фору десять минут, — сказала она.
Мэтт рассмеялся.
— Хорошо, увидимся там.
Мы попрощались с музыкантами и поблагодарили их за прекрасное выступление. Как только Эш и Тати забрались в такси, Мэтт взял меня за руку.
— Хочешь пройтись?
— Давай.
Был теплый и солнечный день. Район казался еще более спокойным, чем обычно. Пока мы шли по улице, Мэтт раскачивал наши руки.
Когда мы дошли до общежития для выпускников, то меня охватило ощущение сюрреализма и ностальгия. Здание выглядело немного иначе, но казалось прежним. Тати и Эш стояли на ступеньках.
— Идите сюда! — закричала Тати.
На третьем этаже мы дошли до моей старой комнаты. Там было пусто, не считая моей виолончели, приставленной к стулу у окна. Я взглянула на Эш и улыбнулась.
— Сыграй для папы, мам. — Она протянула Мэтту старую камеру, и я узнала фотоаппарат времен университета. — Пленка в нем есть, он готов.
Он улыбнулся.
— Спасибо тебе, Эш.
— Так, ребята, на подоконнике для вас лежит конверт, — сказала Тати.
— Как вы пробрались в комнату? — поинтересовалась я.
— Мы рассказали летнему наставнику вашу историю, и он дал нам ключ. Сейчас лето, и никто сюда не заселился, — засмеявшись, проговорила Эш.
— Сколько у нас времени? — уточнил Мэтт.
— Будьте на следующем месте через час. — Эш привстала на цыпочки и поцеловала отца в щеку, после чего повернулась ко мне. — Повеселитесь.
Когда они ушли, Мэтт закрыл двери. Практически сразу же я услышала звук закрывающегося затвора: он сфотографировал меня со спины. Я подошла к виолончели и села.
— Пожелания?
Мэтт убрал камеру от лица.
— «Fake Plastic Trees»?
— Ты помнишь?
— Как я мог забыть? — Его взгляд стал тяжелее. В нем появились теплота и желание, но еще в нем читалось небольшое сожаление, и я прекрасно знала, что оно никуда не денется. Я тоже его чувствовала, особенно в этой комнате.
Я начала исполнять сложную композицию, перемежая обычную игру смычком с приемом вибрато[24]. Мэтт прекратил фотографировать меня и начал просто смотреть. Когда песня закончилась, я подняла на него глаза и увидела, что он улыбался.
— Почему ты перестал снимать?
— Некоторые вещи лучше сохранять здесь. — Мэтт постучал пальцем по голове.
— Согласна, — прошептала я.
Мэтт был от меня в двух шагах. Когда я встала, он схватил мое лицо и с силой поцеловал. Мы оторвались друг от друга всего на одну секунду. Мэтт поставил фотоаппарат на подоконник и открыл затвор. Таймер был включен, и Мэтт вернулся к поцелую, во время которого раздался щелчок закрывшегося затвора, оповестившего нас о том, что мгновение запечатлено.
Я почувствовала руки Мэтта под платьем, и, прежде чем поняла, ощутила, как он стянул с меня белье.
— Сними их, — приказал он, едва дыша.
— Но здесь нет постели.
— Раньше нас это не останавливало.
Я сняла с себя трусики и отшвырнула их в сторону. Когда я подняла взгляд, то увидела, что ремень Мэтта уже расстегнут. Он приподнял меня, чтобы я ногами обвила его талию, и сел на стул. Он оказался во мне уже через секунду, не прерывая поцелуй.
— Я люблю тебя, Грейси. — Из-за его мягкого голоса, раздавшегося у моего уха, я едва не достигла пика в первые же мгновения. Он признался мне в любви, но я об этом и так знала.
Мы двигались медленно и нежно, и этого было достаточно. Наши стоны были тихими и спокойными, и мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. После всего мы долго обнимались.
В конверте на подоконнике был снимок. Это была старая цветная фотография, на которой были запечатлены мы с Мэттом в пижамах, а за нашими спинами тянулось застывшее во времени дорожное движение.
— Как же круто. Я никогда не видела этой фотографии.
— Я проявил ее, когда мы снова встретились. Переверни ее, давай посмотрим подсказку.
«На квартал восточнее седьмой,
Оттуда еще три на юг,
А там найдете рай небольшой».
Мы ушли из общежития с широки
|
|
|
