 |
Виды построения композиции.
|
|
|
|
Композиция по одному произведению.
Такие композиции рождаются по социально-эстетической потребности. С композициями, сделанными по монументальным произведениям художественной прозы или поэзии, выступали и выступают известные мастера художественного слова.
Существенными моментами переработки литературного источника являются: рамки, учитывается слуховое и активное зрительное восприятие действия, которое происходит на сцене; драматизация текста - композиция должна быть насыщена важными социальными конфликтами, построенными на крепкой сюжетной основе. Создавая композицию, следует ее выстраивать по частям, как пьесу по актам.
Этот вид композиции имеет определенные разновидности:
Сквозная композиция - в ней сохраняется сюжетная канва, последовательность сцен, но текст значительно сокращается. Сокращения следует делать очень осторожно, не нарушая стиль автора, его язык.
Композиция по одной линии - она создается путем выборки одной из тем или берется линия жизни одного героя /Наташа Ростова из романа Л. Толстого «Война и мир»/.
П. Композиция по нескольким произведениям. Это могут быть композиции по произведениям одного автора, или же по произведениям различных авторов на какую-то определенную тему.
Литературная композиция, монтаж являются и сегодня мобильной, живо откликающейся на события наших дней формой. Любую, волнующую тему, проблему чтецы-исполнители и любительские коллективы могут с помощью этого вида искусства отразить на сцене.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Артоболевский Г. Очерки по художественному чтению. М.,1953.
2. Аксенов В. Искусство художественного слова. М., Искусство! 954 3.Кнебель М. О. Слово в творчестве актера. ВТО.1970.
|
|
|
4. Комякова Г. Слово в драматическом театре. М. Искусство 1974.
5. Савкова З.В. Искусство литературной композиции. М.1985.
6. Яхонтов В. Театр одного актера. М: Искусство. 1958.
Приложение: пример композиции по одному произведению.
Г.Н.Сысоева
А ЗОРИ ЗДЕСЬ ТИХИЕ…
(композиция по повести Б.Васильева «А зори здесь тихие…»)
Действующие лица:
От автора.
Старшина Васков.
Рита Осянина.
Женя Комелькова.
Галя Четвертак.
Соня Гурвич.
Лиза Бричкина.
Майор.
Сержант Кирьянова.
Мария Никифоровна.
Девушки – солдаты.
(На сцене задник из маскировочной сетки и камень или пять ящиков из под боеприпасов. На авансцене пять пар кирзовых сапог. Погибая, после монолога каждая девушка кладет пилотку на свои сапоги, разворачивается и уходит со сцены.)
От автора. Шел май 1942 года… На западе в обе стороны, на два метра врывшись в землю, окончательно завязли в позиционной войне: на востоке немцы день и ночь бомбили канал и Мурманскую дорогу; на севере шла ожесточенная борьба за морские пути; на юге продолжал борьбу блокированный Ленинград.
(Появляется Майор, к нему подходит с раппортом в руках Васков.)
Васков. (докладывает) Комендант 171-го разъезда старшина Васков.
Майор. (прочитав раппорт) Чепушиной занимаетесь! Писанину развели! Не комендант, а писатель какой-то!...
Васков. Шлите непьющих. Непьющих и это… Чтоб, значит, насчет женского пола.
Майор. Евнухов, что ли?
Васков. Вам виднее.
Майор. Ладно, Васков!... Будут непьющие. И насчет женщин тоже будут, как положено. Но гляди, старшина, если ты с ними не справишься…
Васков. Так точно.
(смена эпизода, перестановка производится девушками – солдатами под песню «Эх, дороги», припев «Бьется пыль под сапогами…»)
Васков. Однако выполнить это обещание было не просто. За три дня не прибыло ни одного человека. Вопрос сложный. Два отделения это же почти что двадцать человек непьющих. Фронт перетряси, и то сомневаюсь.
|
|
|
Мария Никифоровна. Опасения ваши, Федот Евграфыч, однако напрасные… Зенитчики-то прибыли.
Васков. Прибыли!?
Мария Никифоровна. Прибыли, Федот Евграфыч, прибыли.
Васков. С командиром прибыли?
Мария Никифоровна. Не похоже, Федот Евграфыч.
Васков. Слава богу! Власть делить – это хуже нету.
Мария Никифоровна. Погодите радоваться.
Васков. Радоваться после войны будем.
(под звучание припева «Эх, дороги…» выходят девушки)
Кирьянова. Товарищ старшина, первое и второе отделение третьего взвода пятой роты отдельного зенитно-пулеметного батальона прибыли в ваше распоряжение для охраны объекта. Докладывает помкомвзвода, сержант Кирьянова.
Васков. Та-ак… Нашли значит непьющих… (проходит вдоль строя) Из расположения без моего слова ни ногой.
Комелькова. Даже за ягодами?
Васков. Ягод еще нет.
Кирьянова. А щавель можно собирать? Нам без приварка трудно, товарищ старшина, отощаем.
Васков. Не дальше речки. Аккурат в пойме прорва его. Так… Сержант Кирьянова, выделить наряд в караул!
Кирьянова. Люда, Вера, Катенька – в караул! Катя – разводящая.
(три девушки уходят)
Васков. Сержант Кирьянова! Разве это команда? Развод караулов полагается по всей строгости делать, по уставу. А это насмешка полная, это надо порушить.
Кирьянова. А у нас разрешение, товарищ старшина. От командующего лично.
Васков. Разойтись! (затемнение)… Да, дум набралось кубометра на два, не меньше.
Мария Никифоровна. Странное дело: до этого он жизнь свою удачливой считал. Ну не то чтобы уж совсем двадцать одно выходило, но жаловаться не стоило. Все таки он со своими четырьмя классами полковую школу окончил и за десять лет до старшинского звания дослужился.
Майор. После ранения получил старшина Васков свой теперешний пост. Спокойно ему служилось здесь… Почти до сего дня спокойно… (затемнение)
Осянина. (вбегая) Товарищ комендант! Товарищ старшина! Немцы в лесу!
Васков. Откуда известно?
Осянина. Сама видела. Двое, с автоматами, в маскировочных накидках.
Васков. Значит, по лесу босиком шастала, а сапоги за спиной носила, так теперь воюют? Тааак! Погоди тут! Кирьянову ко мне! (в телефон) Сосна! Сосна! Ах ты, мать честная! Либо спят, либо поломка. Сосна! Сосна! Семнадцатый говорит! Дай третьего! ЧП у меня!
|
|
|
Майор. Ты, Васков? Что там у тебя?
Васков. Так точно, товарищ третий. Немцы в лесу возле расположения. Обнаружены сегодня в количестве двух… Младшим сержантом Осяниной. Я тревогу объявил. Думаю лес прочесать.
Майор. Погоди Васков. Объект без прикрытия оставлять – тоже по головке не погладят. Как они выглядят, немцы твои?
Васков. Говорит в маскнакидках, с автоматами. Разведка…
Майор. Разведка? А что ей там разведывать у вас? Как ты с хозяйкой в обнимку спишь? Чего молчишь? О чем думаешь?
Васков. Думаю, надо ловить, товарищ третий. Пока далеко не ушли.
Майор. Правильно думаешь. Бери пять человек из команды и дуй, пока след не остыл. Кирьянову дай мне.
Кирьянова. Сержант Кирьянова слушает.
Майор. Выдели там Васкову пять человек. Сама останешься за старшую. Ясно?
Кирьянова. Так точно, товарищ третий.
Майор. Ну, все, отбой.
Кирьянова. Приказано выделить в ваше распоряжение пять человек.
Васков. Ты мне ту давай, которая видела.
Кирьянова. Осянина! Давай сюда и еще четверых возьми. Построены, товарищ старшина.
Осянина. Женя, Галя, Лиза, Соня.
Васков. Погодите, Осянина! Немцев идем ловить, не рыбу. Так чтоб хоть стрелять умели, что ли.
Осянина. Умеют, товарищ старшина.
Васков. Да, вот еще. Может, немецкий кто знает?
Гурвич. Я знаю.
Васков. Что – я? Что такое я? Докладывать надо!
Гурвич. Боец Гурвич.
Васков. Ох-хо-хо! Как по-ихнему «Руки вверх»?
Гурвич. Хенде Хох.
Васков. Точно. Ну, давай, Гурвич… Идем на двое суток, так надо считать. Взять сухой паек, патронов… по пять обойм. Подзаправиться. Ну, поесть, значит, плотно. Обуться по-человечески, в порядок себя привести, подготовиться. На все – сорок минут. Разойдись! Кирьянова и Осянина здесь останутся (достает карту). Значит, на этой дороге встретила? (к Осяниной)
Осянина. (показывая на карте) Вот тут. А прошли мимо меня, по направлению к шоссе.
Васков. К шоссе? А чего ты в лесу делала? В четыре часа утра?
|
|
|
Осянина. Просто по ночным делам…
Васков. Ночным? Для ночных дел я вам самолично нужник поставил. Или не вмещаетесь.
Кирьянова. Знаете, товарищ старшина, есть вопросы, на которые женщина отвечать не обязана.
Васков. Нету здесь женщин! Нету! Есть бойцы, и есть командиры, понятно? Война идет, и, покуда она не кончится, все в среднем роде ходить будем.
Кирьянова. То-то у вас хозяйкина постелька всегда распахнута, товарищ старшина среднего рода.
Васков. Ох и язва! Одно слово: петля! (Осяниной) К шоссе, говоришь, пошли?
Осянина. По направлению.
Васков. Черта им у шоссе делать: там по обе стороны еще в финскую лес сведен, там их живо прищучат. Нет, не к шоссе их тянуло. Тючки, говоришь у них? Мыслю я, тол они несли. А если тол, то маршрут у них совсем не на шоссе, а на железку. На Кировскую дорогу, значит. Пойдут лесами. А леса здесь погибельные: армия спрятаться может, а не то, что два человека.
Осянина. Если так… если так, то надо охране на железную дорогу сообщить.
Васков. Кирьянова сообщит. Мой доклад – в двадцать тридцать ежедневно, позывной «17». Ну, давайте собираться. Топать-то весь день придется. Заместителем назначаю младшего сержанта Осянину. Младшему сержанту проверить припас и готовность.
Осянина. Готовы!
Васков. Головной дозор, шагом марш!
(уходят со сцены: Осянина, Бричкина; через промежуток – Васков, Гурвич, а затем Камелькова и Четвертак)
Появляются все, перестановка под припев «Эх, дороги».
Васков. Противник силою до двух, вооруженных до зубов фрицев, движется в район Вопь – озера с целью тайно пробраться на Кировскую железную дорогу и Беломорско-Балтийский канал имени товарища Сталина. Нашему отряду поручено держать оборону Синюхиной гряды, где и захватить противника в плен. Я решил: встретить врага на основной позиции, не открывая огня, предложить ему сдаться в плен. В случае сопротивления одного убить, а второго все же взять живым. Боевые действия начинать только по моей команде. Своим заместителем назначаю младшего сержанта Осянину, а ежели и она выйдет из строя, то бойца Гурвич. Прошу пройти на позиции. Чтоб и не шевельнулся никто. Первым я с ними говорить буду.
Гурвич. По-немецки?
Васков. По-русски! А вы переведете ежели не поймут. Ясно говорю? Чтоб все лежали как мыши! Учтите, ежели вы в бою высовываться будете, то санбата по близости нету. И мамань тоже. С немцем хорошо издаля воевать. Пока вы свою трехлинеечку передерните, он из вас сито сделает. Поэтому категорически лежать приказываю. Лежать, пока лично «огонь» не скомандую. А то не погляжу, что женский род… Все, кончен инструктаж. Теперь по местам.
|
|
|
(девушки расходятся по своим местам)
Гурвич.
Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы – дети страшных лет России.
Забыть не в силах ничего.
Испепеляющие годы!
Безумья ль в нас, надежды ль весть?
От дней войны, от дней свободы
Кровавый отсвет в лицах есть…
Васков. (тихо подходя) Кому читаешь – то?
Гурвич. Никому. Себе.
Васков. А чего же в голос.
Гурвич. Так стихи ведь.
Васков. А-а… (листая книгу). Глаза портишь. И вот что, ты на камнях-то не сиди. Ты шинельку подстилай… Тятя с маманей живы у тебя? Иль сиротствуешь?
Гурвич. В Минске мои родители. Я в Москву учиться уехала, готовилась к сессии, а тут…
Васков. Известия имеешь. (Гурвич качает головой). Да… Родители еврейской национальности?
Гурвич. Естественно… Может уйти успели…
Васков. Ав голос все-таки не читай... Ввечеру воздух сырой тут, плотный, а зори здесь тихие, и потому слышно аж за пять верст. И поглядывай. Поглядывай, боец Гурвич.
(уходит к другому камню)
(у этого камня - Бричкина. Васков тихо подходит)
Васков. (присаживается) Откуда будешь, Бричкина?
Бричкина. СБрянщины, товарищ старшина.
Васков. В колхозе работала?
Бричкина. Работала. Абольше отцу помогала. Он лесник. На кордоне мы жили.
Васков. То-то сметливая. Ничего не заметила?
Бричкина. Пока тихо.
Васков. Ты все примечай, Бричкина. Кусты, не качаются ли, птицы, не шебуршатся ли. Человек ты лесной все понимаешь.
Бричкина. Понимаю.
Васков. Вот, вот... Лиза, Лиза. Лизавета, что ж не шлёшь ты мне привета, что ж ты дроле не поешь, аль твой дроля не пригож?... Это припевка в наших краях такая.
Бричкина. А у нас...
Васков. После споём с тобой, Лизавета. Вот выполним боевой приказ и споём.
Бричкина. Честное слово?
Васков. Ну, сказал ведь (поднимается, уходит).
Бричкина. Ну, глядите, товарищ старшина! Обещались...!
Васков (подходя к Четвертак). Ты чего скукожилась, товарищ боец? (трогает лоб) Да не рвись, господи. Лоб давай. Ну? Жар у тебя, товарищ боец. Чуешь? (достает флягу) Так примешь или разбавить?
Четвертак. Ачто это?
Васков. Микстура... Ну, спирт.
Четвертак. Ой, что вы, что вы...
Васков. Приказываю принять! Пей и водой сразу.
Четвертак. Нет, что вы...
Васков. Пей, без разговору!
Четвертак. Ну что вы у меня мама - медицинский работник.
Васков. Нету мамы. Война есть, немцы есть, я есть, старшина Васков. Амамы нету. Мамы у тех будут, кто войну переживёт. Ясно говорю?
Четвертак, (выпив) Голова у меня побежала!
Васков. Завтра догонишь (укрывает её своей шинелью). Отдыхай, товарищ боец.
Четвертак. Авы как же без шинели - то?
Васков. Я здоровый не боись. Выздоровей только к завтрему. Очень тебя прошу, выздоровей... (уходит к Осяниной).
Осянина. Вы бы поспали, товарищ старшина. На зорьке разбужу...
Васков. Погоди ты сосном, Осянина. Будет мне, понимаешь ли, вечный сон, ежели фрицев провороним.
Осянина. Аможет, они спят сейчас, Федот Евграфыч? Люди же они. Сами говорили, что Синюхина гряда – единственный удобный проход к железной дороге. Адо неё им...
Васков. Погоди, Осянина, погоди! Полста верст, это точно, даже больше. Да по незнакомой местности. Да каждого куста пугаясь... а? Так мыслю. Могли они свободное дело, и отдыхать заваливаться. В буреломе где-то. И спать будут до солнышка. Ас солнышком. А?Маргарита... Как по батюшке?
Осянина. Зовите просто Ритой, Федот Евграфыч.
Васков. Закурим, товарищ Рита.
Осянина. Я не курю.
Васков. Да, насчёт того, что и они тоже люди, это я как-то недопонял. Правильно подсказала: отдыхать должны. И ты ступай, Рита. Ступай. Приляг пока, ноги вытяни. Гудят с непривычки, небось.
Осянина. Ну, у меня как раз хорошая привычка, Федот Евграфыч.
Васков. Тише! Слышишь?
Осянина. Птицы кричат...
Васков. Сороки. Сороки - белобоки шебуршат, Рита. Значит, идёт кто-то беспокоит их. Крой, Осянина. Подымай бойцов. Мигом! Но скрытно, чтоб ни – ни.
(Осянина убегает, Васков ложится, смотрит в бинокль)
Гурвич. Здравствуйте, товарищ старшина.
Васков. Здорово. Будь рядом для связи. Только не высовывайся.
Гурвич. Не высунусь.(ложится рядом с Васковым)
Васков. Ну, идите же, идите, (долгая пауза).
Гурвич. (шепотом)
Три…четыре...пять...шесть...семь...восемь...девять...десять…
одиннадцать...двенадцать...тринадцать...четырнадцать...пятнадцать...
Шестнадцать (пауза). Шестнадцать товарищ старшина (пауза). Шестнадцать их, товарищ старшина.
Васков. Вижу... Давай в цепь, Гурвич. Осяниной скажешь, чтоб немедленно бойцов на запасную позицию отводила. Скрытно чтоб, скрытно. Стой, куда ты? Бричкину ко мне пришлёшь. Ползком, товарищ переводчик. Теперь, покуда что, ползком жить будем... Надо доложить... сейчас же, сию минуту доложить по команде, что обстановка переменилась, что своими силами нам уже не заслонить ни Кировской железной дороги, ни Беломорско - Балтийского канала... Нет у меня ни пулемётов, ни мужиков, а есть только пятёрка смешливых девчат, да по пять обойм на винтовку...
Бричкина. (подползая) Товарищ старшина, товарищ старшина...
Васков. Веселей, дыши, Бричкина. Это даже лучше, что их шестнадцать. Поняла? Дорогу назад хорошо помнишь?
Бричкина. Ага, товарищ старшина.
Васков. Гляди: левее фрицев сосняк тянется. Пройдёшь его, опушкой держи вдоль озера. Оттуда иди к протоке. Напрямик, там не собьёшься. Главное дело - болото, поняла? Бродок узкий, влево - вправо, трясина. Ориентир -берёза. От неё прямо на две сосны, что на острове. Там отдышись малость, сразу не лезь. Состровка целься на обгорелый пень, с которого я в топь сигал. Точно на него цель. Он хорошо виден. Доложишь Кирьяновой обстановку. Мы тут фрицев покружим маленько, но долго не продержимся, сама понимаешь. Винтовку, мешок, всё оставь. Налегке дуй.
От автора. Пока Осянина за бойцами бегала, Васков все близкие и дальние каменья на животе излазал. Высмотрел, выслушал, вынюхал все, но ни немцев, ни немецкого духу нигде не чуялось, и старшина маленько повеселел. Вот уже по всем расчетам выходило, что Лиза Бричкина вот-вот до разъезда доберется, доложит, и заплетется вокруг диверсантов невидимая сеть облавы. К вечеру – ну, самое позднее, к рассвету! – подойдет подмога, он поставит ее на след и … и отведет девчат за скалы. Подальше, чтоб мата не слыхали, потому как без рукопашной тут не обойдется.
И опять он своих бойцов издали определил. Вроде и не шумели, не брякали ничем, не шептались, а – поди ж ты! – комендант за добрую версту точно знал, что идут.
Курить до тоски хотелось, потому как третий, поди, час лазал он по скалам да рощицам, от соблазна кисет на валуне оставив у девчат.
(Входят девушки).
От автора. Встретил их, предупредил, чтоб помалкивали и про кисет спросил.
Гурвич. Забыла, Федот Евграфыч, миленький, забыла.
Васков. Ну, ничего, ладно уж. Махорка имеется. Сидор-то мой не забыли, случайно?
От автора. Сидор был на месте, и не махорки коменданту было жалко, а кисета, потому что кисет тот был подарок, и на нем было вышито: «ДОРОГОМУ ЗАЩИТНИКУ РОДИНЫ!» и не успел он расстройства своего скрыть, как Гурвич назад бросилась.
Гурвич. Я принесу! Я знаю, где он лежит!
Васков. Куда, боец Гурвич? Товарищ переводчик!
От автора. Какое там: только сапоги затопали…
(Все уходят).
От автора. А топали сапоги потому, что Соня Гурвич доселе никогда их не носила и по неопытности получила в каптерке на два номера больше. Когда сапоги по ноге, они не топают, а стучат: это любой кадровик знает. Но Сонина семья была штатской, сапог там вообще не водилось, и даже Сонин папа не знал, за какие уши их надо тянуть.
(Вбегает Соня.)
Монолог Сони Гурвич
На дверях нашего маленького домика за Немигой висела медная дощечка: «ДОКТОР МЕДИЦИНЫ СОЛОМОН АРОНОВИЧ ГУРВИЧ». И хотя папа был простым участковым врачом, а не доктором медицины, дощечку не снимали, так как ее подарил дедушка и сам привинтил к дверям. Привинтил потому, что его сын стал образованным человеком, и об этом теперь должен был знать весь город Минск.
Аещёвисела возле дверей ручка от звонка, её надо было всё время дёргать, чтобы звонок звонил. Днём и ночью, зимой и летом папа брал чемоданчик и в любую погоду шёл пешком, потому что извозчик стоил дорого. А,вернувшись, тихо рассказывал бабушке о туберкулёзах, ангинах и малярии, и бабушка поила его вишнёвой наливкой. У нас была очень дружная семья, и очень большая. В университете я донашивала платья сестёр: серые, глухие, как кольчуга. И долго не замечала их тяжести, потому что вместо танцев бегала в читалку и во МХТ, если удавалось достать билет на галёрку. Азаметила, сообразив, что очкастый сосед по лекциям совсем не случайно пропадает со мной в читальном зале. Это было уже спустя год, летом. А через пять месяцев после нашего единственного и незабываемого вечера в Парке культуры и отдыха имени Горького он подарил мне тоненькую книжечку стихов Блока и ушёл добровольцем на фронт. Тогда мы единственный раз поцеловались. Я тоже надела форму и сапоги на два номера больше (выстрел) как сапоги топают...
(После Сониного монолога выходят: Васков, Осянина, Комелькова и Четвертак).
Васков (подавая Сонины сапоги Четвертак). Обувайся и без переживаний давай: немцы ждать не будут.
Четвертак. Нет!...Нет, нет, нет! Нельзя так! Вредно! У меня мама - медицинский работник...
Осянина. Хватит врать! Хватит! Нет у тебя мамы! И не было! Подкидыш ты, и нечего тут выдумывать!... (Галя заплакала)
Комелькова. Ну, зачем же так, ну зачем? Нам без злобы надо, а то остервенеем. Как немцы остервенеем...
Васков. Это место на карте отметим... После войны памятник Соне поставим...
Комелькова. Товарищ старшина, а почему немцы откатились?
Васков. Не потому, конечно, что испугались, не ясность была,... Не понимают они, сколько нас здесь... Немцы могут или опять на нас выскочить, либо в леса утечь: ищи их тогда... Следует нам опять поиск начинать, опять на хвост им садиться, чтобы знать положение... В поиск сомной пойдёт боец Четвертак. Здесь - Осянина старшей. Задача: следом двигаться на большой дистанции. Ежели выстрелы услышите - затаиться и ждать покуда мы не подойдем. Ну а коли не подойдём - отходите, скрытно, через наши прежние позиции на запад. До первых людей: там доложите. (Четвертак) За мной идти, след в след. И чтобы не случилось, молчать и про слёзы забыть...
(Все уходят со сцены.)
От автора. Лиза Бричкина летела через лес, как на крыльях... «Споём с тобой Лизавета, - сказал ей старшина на прощание. - Вот выполним боевой приказ и споём...» Лиза думала о его словах и улыбалась, стесняясь того могучего незнакомого чувства, что нет - нет, да шевелилось в ней. И, думая о старшине, она проскочила мимо приметной сосны, а когда у болота вспомнила о слегах, возвращаться уже не хотелось. Здесь достаточно было бурелома, и Лиза быстро выбрала подходящую жердь... Она шагнула в болото. Жидкое месиво цеплялось за ноги, волоклось за ней, и Лиза с трудом, задыхаясь и раскачиваясь, шла вперёд. Но не грязь, не холод, не живая, дышащая под ногами почва не были ей страшны. Страшным было одиночество, мёртвая загробная тишина, повисшая над бурым болотом. И Лиза опять стала думать о Васкове и даже заулыбалась. Споют они, обязательно даже споют, когда выполнит комендант боевой приказ и вернётся опять на разъезд. Атам... Посмотрим кто кого. Она или квартирная хозяйка... Огромный пузырь вспучился перед ней. Это было так неожиданно, так быстро, и так близко от неё, что Лиза, не успев вскрикнуть, инстинктивно рванулось в сторону. Всего на шаг в сторону, а ноги сразу потеряли опору, повисли где-то в зыбкой пустоте, и топь мягкими тисками сдавила бёдра. Пытаясь удержаться, выкарабкаться на тропу, Лиза всей тяжестью навалилась на шест. Сухая жердина звонко хрустнула, и Лиза лицом вниз упала в холодную жидкую грязь. Земли не было. Ноги медленно тащило вниз, руки без толку гребли топь, и Лиза, задыхаясь, извивалась в жидком месиве. Атропа была где-то рядом: шаг, полшага от неё, но эти полшага уже невозможно было сделать.
Монолог Лизы Бричкиной
Все восемнадцать лет я прожила в ощущении завтрашнего дня. Каждое утро меня обжигало нетерпеливое предчувствие ослепительного счастья. Оно скрывалось где-то в сияющем завтра, а пока обходило стороной этот затерянный в лесах кордон, но я твёрдо знала, что эта жизнь существует, что она предназначена для меня и что миновать её невозможно, как невозможно не дождаться завтрашнего дня. Аждать я умела. Счетырнадцати лет я начала учиться этому великому женскому искусству. Вырванная из школы болезнью матери, ждала сначала возвращения в класс, потом свидания с подружками, потом - редких свободных вечеров на пятачке возле клуба, потом...потом вдруг нечего оказалось ждать. Подружки либо ещё учились, либо уже работали, и жили вдали от неё, в своих интересах. Парни, с которыми когда- то так легко и просто можно было потолковать и посмеяться в клубе теперь стали чужими и насмешливыми. Я стала дичиться, обходить всех стороной, а потом и вовсе не сталаходить в клуб. Так уходило детство, и старые друзья, а новых не было потому, что никто, кроме дремучих лесников, не заворачивал к ним на кордон. Было горько и страшно и не понятно, что же приходит на смену детству. Один заезжий охотник, который гостил у нас, оставил записку: «Тебе учиться надо, Лиза. В лесу совсем одичаешь, в августе приезжай в город, в техникум устрою, с общежитием». Подпись и адрес. Но началась война и вместо города я попала на оборонные работы, а потом на 171 - вый разъезд.
Васков мне понравился сразу, понравились его твёрдые не многословие, крестьянская неторопливость, и та особая мужская основательность, которая воспринимается как гарантия незыблемости семейного очага... Я жила задыхаясь от застенчивости, а старшина - от службы, и никогда бы нам глазами не столкнуться, если бы ни этот случай, (голос Васкова) После споём с тобой Лизавета. Вот выполним боевой приказ и споем. Споём обязательно споём. Когда выполнит комендант боевой приказ и вернётся опять на разъезд только схитрить, схитрить придётся, и выманить его вечером в лес. А там... там посмотрим, кто сильнее: она или квартирная хозяйка...
От автора. Над деревьями медленно всплыло солнце, лучи упали на болото, и Лиза в последний раз увидела его свет - тёплый, нестерпимо яркий, как обещание завтрашнего дня. И до последнего мгновенья верила, что это завтра будет и для неё.
Васков. (идут) Четверых мы там прищучили Галя! Четверых. Стало быть, их уже двенадцать осталось, а это нам не страшно. Это нам считай пустяки! Верно?... Тихо... Ветка хрустнула... Спрячься здесь и замри! (оба прячутся за укрытия)... (выстрелы, неожиданно выскакивает Четвертак).
Монолог Четвертак. А-а-а-а... (выстрел)...
У меня мама - медицинский работник... А мамы у меня не было. Я действительно была подкидышем, и даже фамилию мне в детдоме дали: Четвертак. Потому что меньше всех ростом вышла. В четверть меньше. Занималась я всегда прилежно, возилась с октябрятами, и даже согласилась петь в хоре, хотя всю жизнь мечтала о сольных партиях, длинных платьях и всеобщих поклонениях. Тут и первая любовь настигла, окруженная таинственностью, записками, письмами, слезами и свиданиями. Война застала меня на третьем курсе библиотечного техникума. И в первый же понедельник вся группа в полном составе явилась в военкомат. Группу взяли - меня нет. Не подходила под армейские стандарты ни ростом, ни возрастом. Но я не сдалась, штурмовала военкомат и так беззастенчивости врала, что ошалевший от бессонницы подполковник окончательно запутался и в порядке исключения направил меня в зенитчицы. Реальный мир оказался суровым и жестоким, требовал не героического порыва, а неукоснительного исполнения воинских уставов. Будни были совсем не похожи на моёпредставление о фронте. Я растерялась, скисла, тайком плакала по ночам. Но тут появилась Женька, И мир снова завертелся быстро и радостно. И появилась на свет мама медицинский работник, в существование которой, я и сама поверила (выстрел).
Голова у меня побежала... (голос Васкова) Завтра догонишь.....
От автора. Соображать некогда было. И Васков главное решил: увести немцев. Увлечь их за собой, заманить, оттянуть от последних своих бойцов. Уж их то, последних, должен, обязан, перед мужской своей совестью и командирской... Хватит тех, что погибли. По горло хватит до конца жизни... (пауза). Давно так не бегал как в тот вечер. Метался по кустам юлил меж валунов падал, поднимался снова бежал и снова падал, уходя от пуль...а тут в руку ударило. Одно оставалось: к болотам уходить ног не жалея... и когда добежал он до цели, когда понял, что в безопасности, что немцы отошли, увидел у приметной сосны шесть вырубленных слег. Шесть, а это значило, что боец Бричкина полезла в топь трижды клятую, без опоры...
Теперь больше ничего не оставалось - даже надежд что помощь придет... Пора бой принимать. Последний, по всей видимости... Одно знал Васков в этом бою: не отступать... Как не тяжело как не безнадёжно - держать. Держать эту позицию. А то сомнут и всё тогда. И такое чувство у него было, словно именно за его спиной вся Россия сошлась, словно именно он Федот Евграфыч Васков был сейчас её последним сыном и защитником. И не было во всем мире больше никого: лишь он, враг и Россия, (выстрелы...)
Монолог Комельковой. ( Появляясь, с автоматом в руках ) Красивое белье моя слабость. От много я могла отказаться с легкостью, но, подаренные перед войной матерью гарнитуры, упорно таскала в армейском вещмешке.
Хоть и получала за это постоянные выговоры, наряды вне очереди и прочие солдатские неприятности... Особенно одна комбинашка была - с ума сойти. Даже отец фыркнул:
- Ну, Женька это чересчур. Куда готовишься?
- На вечер.
- На кабанов пойдёшь сомной?
- Не пущу - кричала мать- с ума сошёл - девочку на охоту таскать.
- Пусть привыкает - смеялся отец - дочка красного командира ничего не должна бояться.
- Ая ничего и не боялась. Скакала на лошадях, стреляла в тире, сидела с отцом в засаде на кабанов, гоняла на отцовском мотоцикле. Аещё танцевала на вечерах цыганочку и матчиш, пела под гитару и крутила романы с затянутыми в рюмочку лейтенантами.
- Женечка, нельзя же так. Знаешь, что о тебе в городке говорят?
- Пусть болтают, мамочка.
- Говорят тебя с полковником Лужиным видели. Аведь у него семья.
- Нужен мне Лужин!
АЛужин был красив, таинственен и героичен: за Халхин-Гол имел орден Красного Знамени, за Финскую - Звёздочку. Лужин - то и подобрал меня, когда я одна перешла фронт после гибели родителей. Подобрал, защитил, пригрел и прилепил к себе.Нужна мне была тогда эта опора, нужно было приткнуться, выплакаться, пожаловаться, приласкаться и снова найти себя в этом грозном военном мире.
От автора. Женька верила в себя. Верила и сейчас, уводя немцев от Осяниной и ни на мгновение не сомневалась, что всё кончиться благополучно. А немцы ранили её вслепую, сквозь листву, и она могла бы затаиться, переждать и, может быть уйти. Но она стреляла, пока были патроны. Стреляла лёжа, уже не пытаясь убежать, потому что вместе с кровью уходили и силы. И немцы добили её в упор, а потом долго смотрели на её прекрасное и после смерти гордое и прекрасное лицо...
Комелькова. Ведь так глупо, так несуразно и неправдоподобно умирать в девятнадцать лет.
(выходит Васков)
Васков. (с Осяниной) Чем?
Осянина. Граната...
Васков. (перебинтовывая) Ничего, Рита ничего. Он поверху прошёл: кишки целые. Заживёт...
Осянина. Женя погибла?
Васков. Да... Мешков наших нет. Ни мешков, ни винтовок. Либо с собой унесли, либо спрятали где.
Осянина. Женя сразу умерла?
Васков. Сразу... Они ушли... За взрывчаткой видно... Не победили они нас, понимаешь? Я ещё живой, меня ещё повалить надо!...Здесь у меня свербит, Рита! Здесь! Положил ведь я вас, всех пятерых положил, а за что? За десяток фрицев?
Осянина. Ну, зачем так... Все же понятно, война...
Васков. Пока война понятно. Апотом, когда мир будет? Будет понятно, почему вам умирать приходилось? Почему я фрицев дальше не пустил, почему такое решение принял? Что ответить, когда спросят: что ж это вы мужики, мам наших от пуль защитить не смогли? Что ж это сосмертью их оженили, а сами целенькие? Дорогу Кировскую берегли, да Беломорский канал имени товарища Сталина.
Осянина. Не надо... Родина ведь не с каналов начинается. А мы её защищали. Сначала её, а уж потом канал.
Васков. Ты полежи покуда, а я вокруг погляжу. А то наткнуться - и концы нам (даёт ей наган). Возьми. Два патрона, правда, осталось, но всё - таки спокойнее с ним.
Осянина. Погоди! Помнишь, на немцев я у разъезда наткнулась? Я тогда к маме в город бегала. Сыночек у меня там, три годика. Аликом зовут. Мама больна очень, долго не проживёт, а отец мой без вести пропал. А муж погиб в первом бою на границе.
Васков. Не тревожься, Рита. Понял я все.
Осянина. Спасибо тебе... Просьбу мою последнюю выполнишь?
Васков. Нет.
Осянина. Бессмысленно всё это. Все равно ведь умру. Только намучаюсь...
Васков. Я разведку произведу и вернусь. К ночи до своих доберёмся.
Осянина. Поцелуй меня... (Васков целует) Колючий какой... Иди... Завали меня ветками и иди... (Васков отходит, раздаётся выстрел)
Монолог Осяниной
Из всех довоенных событий Рита ярче всего помнила школьный вечер — встречу с героями-пограничниками. Рита помнила этот вечер так, словно он только-только окончился и застенчивый лейтенант Осянин все еще шагал рядом по гулким деревянным тротуарам маленького приграничного городка. Лейтенант еще никаким не был героем, в состав делегации попал случайно и ужасно стеснялся.
Рита тоже была не из бойких: сидела в зале, не участвуя ни в приветствиях, ни в самодеятельности, и скорее согласилась бы провалиться сквозь все этажи до крысиного подвала, чем первой заговорить с кем-либо из гостей моложе тридцати. Просто они с лейтенантом Осяниным случайно оказались рядом и сидели, боясь шевельнуться и глядя строго перед собой. А потом школьные затейники организовали игру, и им опять выпало быть вместе. А потом был общий фант: станцевать вальс — и они станцевали. А потом стояли у окна. А потом... Да, потом он пошел ее провожать.
И Рита страшно схитрила: повела его самой дальней дорогой. А он все равно молчал и только курил, каждый раз робко спрашивая у нее разрешения. И от этой робости сердце Риты падало прямо в коленки.
Они даже простились не за руку: просто кивнули друг другу, и все. Лейтенант уехал на заставу и каждую субботу писал ей очень короткое письмо. А она каждое воскресенье отвечала длинным. Так продолжалось до лета: в июне он приехал в городок на три дня, сказал, что на границе неспокойно, что отпусков больше не будет и поэтому им надо немедленно пойти в загс.
Рита
|
|
|
