История Билли

В биографии шотландского комика Билли Коннолли его жена Памела Стивенсон описывает классический пример такого детства, наполненного жестоким обращением (Стивенсон, 2002). Матерью Билли была совсем юная мать из очень бедной семьи, которая ощущала себя крайне подавленной и в ужасной изоляции, когда столь же юный муж оставил ее с двумя детьми и отправился на войну. Она оказалась не готова к тому, чтобы нести ответственность за детей, и справлялась с этим грузом, преимущественно игнорируя их нужды. О Билли и его сестре Флоренс не заботились и оставляли играть одних на улице с момента, когда они научились ходить. К четырехлетнему возрасту Билли трижды перенес пневмонию. А потом однажды их мать просто «закрыла за собой дверь и больше никогда не возвращалась назад», оставив их в квартире одних. Соседи узнали об этом, услышав детские плач и крики. Больше ни разу за свое детство они не видели мать. После некоторых семейных междоусобиц их в конце концов забрали на воспитание тетушки со стороны отца. Несмотря на их добрые намерения, эти тетушки тоже были не в состоянии заниматься детьми. Тетя Мона вымещала на Билли все свои печали и расстройства, как пишет Памела Стивенсон:

Сначала оскорбления были словесными. Она называла его «ленивым, ни на что не годным пустым местом», утверждала, что он «ничего не добьется» и что день, когда она его встретила, был «самым печальным». Вскоре она начала унижать Билли, ее самым любимым способом было взять его за шкирку и вытирать ему лицо его грязными трусами. Затем она расширила свой репертуар и стала колотить его по ногам, бить его мокрым полотенцем, толкать и шпынять его, бить его по голове своими туфлями на каблуках. Она обычно дожидалась, пока они оставались вдвоем, загоняла его в угол и била его четыре-пять раз в неделю, и это продолжалось годами.

Билли же поучаствовал в нескольких стычках на школьном дворе и решил, что несколько ударов в лицо – это не так уж и больно. Чем большую физическую боль он испытывал, тем больше он мог переносить. «Что самое плохое, что она может сделать мне? – спрашивал он себя. – Она может обрушиться на меня и выбить из меня все дерьмо… Но пару ребят уже проделывали это со мной, и ничего… я ж не умер». В сущности, чем большее насилие он испытывал – физическое, словесное, эмоциональное, – тем более ожидаемым оно становилось, в конце концов заставляя поверить тому, что они говорили: что он был бесполезным, ненужным и глупым, вызывая в нем тот страх, который и сейчас таится в темном углу его души (с. 44).

Из книги видно, как мало ребенок получил адекватной регуляции; он страдал от стресса с самого младенчества. В ответ на это он стал дерзким, демонстративно неповинующимся и придерживался принципа – «всяк за себя». Как он говорил своей жене, ему стала привычна физическая (неизбежно и эмоциональная) боль. На физиологическом уровне, как я полагаю, возможно в головном мозге таких детей, происходит следующее: организм привыкает к высоким уровням кортизола и подавляет, блокирует рецепторы на основании того, что они больше не нужны. Так как стресс за каждым углом, нет никакой необходимости «поддавать жару», повергая организм в состояние боязненного ожидания, как это происходит с депрессивно настроенными людьми, он и так всегда в таком состоянии. Низкий уровень кортизола был обнаружен у тех мальчиков, которые подвергались насилию с самого раннего возраста (МакБернетт и др., 2002), увеличивая вероятность того, что результатом хронического плохого обращения станет агрессивное поведение.

Билли Коннолли привык жить на грани. Он стал рисковым парнем. Одна из его детских игр называлась «самоубийственный прыжок» со здания на здание. Он разыгрывал жестокие шутки, которые могли повлечь физические увечья, например ударяя других людей электрическим током. Все выглядело так, как будто он пытался проиграть те ощущения, которые он испытывал при общении с другими людьми, пытался удостовериться, что его тело не было для него помехой и он мог вынести любое насилие. Но неизбежно получалось так, что и к телам других людей он не испытывал никакого уважения, способный задать жару и жестко ответить людям, в случае если его провоцировали, что случалось нередко, если верить Стивенсон. Другими словами, он был беспокойным забиякой. История Билли типична для преступной личности.

Так почему же Билли Коннолли стал известным комедийным актером, а не отъявленным головорезом? Возможно, его отчуждение от людей смягчалось эмоциональными инвестициями других людей в него. Так, его теплые и любящие отношения с его старшей сестрой Флоренс подарили ему человеческую доброту. Она всегда его защищала. Он также занимался мужскими видами деятельности, которые находились в рамках закона, – он тренировался вместе со скаутами, что для него было очень важно. Через скаутов он познакомился с мужчиной, представителем среднего класса, который искренне и с удовольствием болтал с ним, пока Билли чистил его ботинки; он чувствовал себя нужным. У него были учителя, которыми он восхищался, они были веселыми и умными. Во время профессиональной практики в подростковом возрасте он познакомился с пожилыми сварщиками, работавшими на верфи, которые были остры на язык и весело шутили; его собственные способности вовремя находить нужное слово явно развились в ходе такого общения, даровав ему положительное внимание со стороны других людей. Включая теплые взаимоотношения с Флоренс, такой опыт оказался достаточным для того, чтобы Билли смог выстроить связи с другими людьми. Раннее ощущение отвергнутости, которое было потенциальным источником антисоциального поведения, смягчилось этими позитивными взаимоотношениями.

История диджея Голди пестрит похожими событиями. Оставленный своей тяжело пьющей матерью в трехлетнем возрасте, скитавшийся между детскими домами и интернатами, Голди рассказывал журналистке Линн Барбер, что на месте его детства зияет пустота и что он в какой-то момент переключился в «режим выживания», нападая на всех и все подвергая сомнению, в то время как он под маской этого гнева «был ужастно напуган, потому что у тебя совершенно никого нет». В отличие от своего брата, который закончил свои дни в тюрьме, Голди спасся благодаря «Шепчущим Колесам», катку, где он обрел «нормальную жизнь», потому что «нормальную жизнь в социальных учреждениях ты и не видишь, а выходя на каток, ты получаешь достаточно свободы, чтобы у тебя могла родиться мысль, чтобы можно было представить себе, что где-то есть что-то хорошее». Он играл в хоккей на роликовых коньках за команду «Инглиш Би», затем сам научился брейк-дансу. Потом он стал художником граффити и познакомился с кинематографистами, которые взяли его в Нью-Йорк, чтобы познакомиться с другими художниками граффити. Эти события открыли ему путь к альтернативе криминальному миру.

Находясь в состоянии бессилия и стресса, и Билли Коннолли, и Голди нашли альтернативный источник персональной власти и личностной ценности. Они выстроили на этих фрагментах своих жизней то, что дало им надежду, что позволило им вновь обрести связи с другими людьми. Однако карьера Билли как комедийного актера содержала в себе антисоциальный элемент. Его шутки были таковы, что одновременно и развлекали, и шокировали. Он перешел границы, шутя о мастурбации и пукании задолго до того, как это стало привычным элементом поп-культуры. Благодаря своему незаурядному уму, он избегал аляповатости и пошлости, превращая истории своей жизни в какие-то мифические рассказы. Но словесная грубость была уникальным спасением для него – возможностью выместить весь тот гнев, злость, которые копились в нем с детства, не вредя другим людям, – возможно, даже создавая отдушину для многих из тех, кто сам в детстве был обижен и разозлен.

Но все-таки, по словам его жены Памелы Стивенсон, в своей жизни Билли Коннолли сильно страдал от последствий лишений и плохого обращения в детстве. Так, например, стресс в раннем возрасте мог повлиять на его способность к удерживанию информации в памяти. Несмотря на свою любовь к чтению, он испытывал сложности в учебе в школе. Поражение гиппокампа в ходе длительного стресса является вполне обычным, что может негативно сказаться на хранении воспоминаний. Стивенсон также описывает, что, когда они только познакомились, Билли всегда был взвинченным и супербдительным. Он не выносил чужих прикосновений, вздрагивал от резких движений других людей, неосознанно опасаясь, что его ударят. Он чрезвычайно болезненно реагировал на критику. Как печально, что личность человека, настолько милого и умного, подверглась таким ужасным трансформациям. Мы с гораздо менее теплыми чувствами думаем о Роберте Томпсоне и Джоне Венаблсе или о Яне Брейди [прим. переводчика: Ян Брейди и Мира Хиндли – болотные убийцы, совершившие в период с июля 1963-го по октябрь 1965 г. убийства пятерых детей в возрасте от 10 до 16 лет, над четверыми из которых они сексуально надругались; – источник Wikipedia], хотя на них воздействовали те же силы.

Нам известно, что агрессия и антисоциальное поведение, которые начинаются в детстве, наиболее губительны для общества. Они более всего склонны выражаться на протяжении всей жизни, в наибольшей степени связаны с преступностью и употреблением наркотиков, а также насилием в браке (Скотт и др., 2001). И несмотря на то что преступность всегда на повестке дня у политиков и работа с поведением антисоциально настроенных мальчиков и молодых людей считается первой задачей многих инициатив, очень мало встречается попыток рассмотреть причину такого поведения в плохом обращении в детском возрасте. Вместо того чтобы признать, что корни уходят в младенчество и раннее детство, все фокусируются на том, чтобы что-то сделать с текущим проблемным поведением. По сути, в моду входит жесткое обращение с теми, кто нарушает общественный порядок, попытки обучить их вести себя лучше, принуждение к ответственности за их действия. Одна либерально настроенная журналистка писала, что с хулиганов нужно «сбить спесь» и что ее уже тошнит от этого психологического раздутого пузыря об их низкой самооценке (Тойнби, 2001). Другими словами, она не смогла найти в себе никакого сочувствия к людям, которые причиняют так много вреда и несчастий другим людям. Хотя это именно то отношение, к которому привыкли эти мальчики. Их проблема в том, что они никогда не получали сочувствия от родителей. Их чувства и потребности всегда игнорировались. Их били и оскорбляли, когда они вступали в любой конфликт с родителями. Им пришлось подавлять свой гнев, имея таких властных родителей.

Именно в этом гневе и ярости таится проблема для общества, им некуда выплеснуться. Если гнев не находит выражения, им не управляют, если он не переключен на что-то другое в нужное время, он не может просто испариться. Он остается в организме и ждет своего времени. Когда новые обстоятельства вызывают ярость и ее можно более безопасно выразить, так как ее провокатор менее силен и могуществен, чем родитель, ярость находит выход. Чрезмерно сильные реакции, выбирающие в качестве жертв сверстников или более слабых взрослых, проявляются потому, что ребенка никогда не учили управлять такими чувствами и они никогда не были под надежным контролем.

Билли Коннолли все время находился в состоянии внутренней борьбы с целью контролировать свои чувства и однажды нашел утешение в алкоголе. Существует значительное пересечение между совершением преступлений и употреблением алкоголя или наркотиков, так как это все растормаживает поведение. Но ребенок, с которым плохо обращались или которым пренебрегали, не научен сдерживать чувства с целью сохранения наиболее ценных для него взаимоотношений или самооценки, которой недостает. Он не чувствует, что его ценят другие, не сдерживаем оценками со стороны других людей. Он сдерживает чувства только в случае страха, и когда он перестает испытывать страх, то позволяет им проявиться.

Печально известный болотный убийца Ян Брейди убивал детей, с которыми он знакомился просто на улице. В своей переписке с писателем Колином Уилсоном он пишет о своей жажде мести. Он был незаконнорожденным и был отдан матерью на усыновление. Это раннее отвержение, а также несчастливая жизнь в приемной семье и создали фон жизни Брейди. Очень умный, он всегда чувствовал себя чем-то второсортным и неспособным раскрыть свой потенциал. Он считал, что мир к нему несправедлив, особенно после того, как ему было вынесено условное наказание за помощь другу на фруктовом рынке в загрузке грузовика, которая на самом деле оказалась воровством. Согласно Уилсону, эта несправедливость превратила его в настоящего ненавистника всего и вся, который не верил ни во что хорошее. Когда он убил первого ребенка из числа своих многочисленных жертв, он выкрикнул в небеса: «На, получи, мерзавец! », как если бы Бог предал его, и он вымещал таким образом всю свою месть (Уилсон, 2001).

Пока ребенок зависим от родителей, он не может в полной мере мстить им, так как риск потери родителей угрожает существованию, но также важна и его психологическая зависимость. Пока ребенок зависим, он не может в полной мере осознать себя как личность. В то время как большинство из нас формируют представление о себе через взаимодействие с другими людьми и исходя из их реакций на нас, и из того, что они нам говорят, чувство «я» ребенка, которое только возникает, в гораздо большей степени настроено на тех взрослых, которые играют наиболее важную роль в его жизни. Психологическое выживание зависит от сохранения взаимоотношений с этими людьми любой ценой и от принятия их представления о нас, неважно, насколько оно негативно. Даже мягкие формы отказа могут оказывать продолжительное воздействие на развивающееся самосознание ребенка. Мать одного моего клиента говорила, что она любит его, как это делают все матери, но он ей не нравится. Это окрашивало его чувства о себе самом на протяжении всей его молодости и вплоть до зрелого возраста. Другой моей клиентке говорили, что она не та личность, которая вызывает теплоту в окружающих. Оба эти клиента страдали от хронической депрессии во взрослом возрасте. Но когда родители бьют своих детей или обращаются с ними с открытой враждебностью, как это было в случае Билли Коннолли, они явным образом доносят до ребенка сообщение о том, что он бесполезен и плох, как об этом и свидетельствовал Билли.

Некоторые недавние исследования Мэри Ротбарт предполагают, что ребенок, который становится агрессивным в ответ на плохое обращение со стороны родителей, может быть младенцем с более направленным во внешний мир темпераментом (Ротбарт и др., 2000). Это дети, которые более склонны стремиться к другим людям, изучать какие-то предметы, улыбчивые и смешливые активные младенцы. Их порывы могут быть сильными, контроль над которыми возможен только в случае хороших отношений с родителями. Если такие дети выстраивают надежную привязанность со своими родителями, они научаются принимать ценности родителей и сдерживать себя. Как мы знаем, положительная связь также способствует формированию способности мозга к сдерживанию.

В негативных взаимоотношениях такие дети становятся беспокойными, не способными настойчиво продолжать исполнение задачи, гиперактивными – так как их энергия выплескивается наружу в разные стороны, не находя какого-то конкретного направления. Когда другие пытаются направить или контролировать их в манере принуждения и страха, они терпят неудачу, так как такие дети относительно бесстрашны и становятся очень негативно настроенными. Как я уже говорила ранее, если такие дети не овладевают навыками самоконтроля к трехлетнему возрасту, их поведение будет иметь тенденцию оставаться проблемным на протяжении всего детства, и существует большая вероятность того, что и в дальнейшем они будут совершать правонарушения (Каспи и др., 1996).

Исследования Ротбарт также показывают, что те дети, которые более осторожны в сближении с другими людьми и с опаской подходят к новым предметам, легче подавляют свои импульсы и в меньшей степени склонны становиться нарушителями общественного порядка. Эти дети гораздо более управляемы страхом, потому что они чувствительны ко всему незнакомому и неприятному. В рамках тонких детско-родительских отношений, которые предполагают бережное отношение, такие дети могут стать наименее строптивыми и самыми эмпатичными личностями. Если же их привязанность ненадежна, то они могут стать беспокойными и склонными к грусти, как некоторые из моих клиентов, страдающих от депрессии, либо они могут стать демонстративно дерзкими и демонстрировать оппозиционное, вызывающее поведение (Ротбарт и др., 2000).

Антисоциальное поведение по сути своей – это стремление достигать своих целей без оглядки на других людей. Оно предполагает отчуждение от других людей и неверие в приятные человеческие взаимоотношения. Это не может быть определено генетически, как не может определяться генетически недостаточный самоконтроль. Все, что могут гены, – предоставить сырой материал: это может быть импульсивный, направленный вовне тип личности, или осторожный, чувствительный тип личности, или какая-то комбинация этих наклонностей. Но вот что действительно важно: удается ли родителю соответствовать той или иной наклонности темперамента, которая соответствует потребности ребенка, и может ли родитель установить надежные, любящие отношения, которые смогут стать для ребенка основой для построения дальнейшей социальной дисциплины. Ребенок, который хочет разрешить свой конфликт с папой или подождать мороженого, чтобы доставить удовольствие маме, это ребенок, который уверен в своих взаимоотношениях с родителями. Этот ребенок вряд ли будет нуждаться в социализации через страх и наказание, так как он уже в этом возрасте учится понимать, какое воздействие он оказывает на других людей, и учится думать об их чувствах. Это происходит от того, что взрослые, которые о нем заботятся, откликались на его чувства и убедили его в том, что их взаимоотношения – источник удовольствия и комфорта и потому об их сохранении лучше позаботиться.