 |
ЛЮБОВЬ ЗЛА 1 страница
|
|
|
|
ПИСЬМО
Э ту историю мне рассказал работник Управления загранкадров Минрыбхоза СССР. В порыве какой-то душевной безысходности, нервного истощения, отчаяния, бессилия от творящегося в стране бардака он принял решение перейти из престижных загранкадров союзного министерства к нам, в простой отдел кадров Всесоюзное объединение «Рыбзагранпоставка». На более низкий уровень службы и зарплаты. А потом и вообще уехал обратно к себе на Север, где люди гораздо лучше, как он сказал.
По всей видимости, это был человек чести, порядочный, принципиальный, болеющий за своё дело. А система таких выдавливала.
Помните, был расстрелян за хищения в особо крупных размерах министр рыбного хозяйства, а начальник Первого отдела министерства застрелился? За то, что чёрную икру продавали своим людям по цене сельди и в банках с этикетками сельди. А вскрылось это случайно при поставках сельди или икры на экспорт. Этикетки случайно перепутали. Открывают, скажем, во Франции банку с русской селёдкой, а там – ба! – икра отборная чёрная. Икринка к икринке.
Или вот, по словам кадровика, например, заместитель министра получал за назначение на должность капитана крупного судна 1 тысячу долларов. По тем временам- огромная сумма. И ее надо было «отмыть», «отбить» воровским путем. Так и образовывались преступные цепочки. Но не все люди хотели ходить по криминальным дорожкам.
Прошло несколько лет после расстрела министра. И вдруг всплыла такая история, о которой знали единицы.
На одном предприятии по добыче и переработке чёрной икры «Рыбакколхозсоюз», а попросту, на рыбзаводе на Каспии, работал ветеран, инвалид Великой Отечественной войны. На его глазах икру разворовывали, а он этому противился как мог.
|
|
|
– За что, спрашивается, мы проливали кровь в борьбе с фашистами, махали саблями в гражданскую и шли на эшафот при царизме?! – любил он провозглашать.
А боролся он с казнокрадами и расхитителями государственной собственности так: выступал на партсобраниях в коллективе и в райкоме партии, писал в районные и областные газеты и органы партии и ОБХСС. Наконец терпение у местных партийных и государственных властей кончилось и его... нет, не убили. Зачем привлекать внимание? Тогда ещё остерегались таких крутых мер по отношению к борцам за справедливость. Его просто успокоили тем, что он, мол, своё дело большое сделал и за это ему большое спасибо. Выдали денежную премию и отравили на пенсию. Хотя он пенсионного возраста и не достиг, сослались на состояние его здоровья.
Но ветеран узнал, что работницам этого предприятия дают деньги за молчание о творящихся там преступлениях. Или запугивали. А воровство росло, внедрялись широко пересортица, фальсификация товара и так далее.
Ветеран изложил все эти факты и отправил письма в областные ведомства. Вновь приглашают старика в горком партии на беседу, где нелицеприятно вдалбливают в его седую голову, что ветерану с простреленной грудью и на протезе не к лицу жаловаться «наверх», минуя свои местные власти, на своих односельчан, соседей и вообще на руководящий состав нашей родной местной партии и родного местного правительства.
Герой войны, фронтовик тем не менее предпринял ещё несколько попыток написать в более высокие инстанции. Его снова вызвали в горком и снова отругали.
– Вот вы, уважаемый Иван Степанович, всё пишете, всё жалуетесь, кляузничаете. А страна строит, пашет, добывает, в космос рвётся, развивается. А ваши грязные пасквили – вот они у нас! И что с вами делать? Ни одна ваша жалоба не подтвердилась. Вы вообще-то нормальный человек? Или умом тронулись? Да хорошо, если только в областные инстанции. Так нет же! Вам этого мало. Вы обращаетесь в союзный ОБХСС, Минрыбхоз. Сколько важных и ответственных людей потревожили из-за каких-о там пяти тонн икры, которую нерадивые работники не так упаковали, сорта перепутали. Такая мелочёвка, ерунда! Мы всё учли и исправили. Виновных наказали. Как вам не стыдно! Нас, коммунистов, позорите перед народом! А я вот беру все ваши доносы и кляузы и, знаете, что с ними сделаю? – берёт стопку бумаг и кидает её в камин. – Хорошо горит?
|
|
|
– Вы все и есть мафия! Все!
–Вы, Иван Степанович, насмотрелись, наверное, разных американских и итальянских фильмов, «Спрут», например, про американскую, итальянскую мафию. В советской стране по определению априори не может быть мафии, потому что у нас всё народное. Вот если бы СССР стал, предположим с испугу, капиталистической страной, с олигархами, латифундистами, как в странах Латинской Америки, о которых писал известный нам герой социалистической Кубы Че Гевара, к примеру, то тогда, согласен с Вами, и у нас было бы много разных мафий: банковская, строительная, финансовая, фискальная, латифундисткая, дорожная, торговая, винная, наркомафия и много прочих. Но мы же с вами в Советском Союзе живём, в соцстране, голубчик вы мой.
– Я вам не голубчик! – сверкнул глазами ветеран. – Вы и есть мафия. Самая натуральная мафия.
Ветеран схватился за грудь – прихватило сердечко.
– Беречь своё здоровьице вам надо, а то надорвётесь, – секретарь даже не колыхнулся, чтобы налить воды старику. Но фронтовик собрался и, стуча гневно костылём по горкомовскому паркету, ушёл. И снова собрал компромат. Да ещё какой! Да ещё сколько! Пошёл на почту, купил большой конверт, вложил в него все бумаги. Накупил марок по весу, чтобы пакет дошёл до Москвы, обклеил весь конверт марками с изображением плотин, комбайнов, шахтёров, доярок, космонавтов и даже самого Брежнева. Стараясь, чтобы не дрожала рука, аккуратно, букву за буквой вывел в графе «Получатель» слова: «Москва. Мавзолей. Владимиру Ильичу Ленину! ». Заклеил конверт канцелярским клеем и отдал девушке в окошке. Та, не глядя, кинула конверт в стопку писем на отправку.
А через две-три недели на Каспии высадился «десант» из Прокуратуры СССР, КГБ СССР, Следственного комитета СССР, ОБХСС СССР, Народного контроля СССР. В тюрьмы, лагеря, колонии, на урановые рудники, на стройки пятилетки на долгие годы загремел не один десяток любителей много кушать и много сбывать налево чёрную икру.
|
|
|
– А как Иван Степанович? – спросил я кадровика.
– Данные на сей счёт мне не поступали.
ОПЕРАЦИЯ
В операционной на столе лежит мужчина, накрытый простынёй. Рядом стоят анестезиолог, пожилой мужчина пенсионного возраста, немного косящий глазом, и очень молодая сексуальной внешности операционная сестра, кокетливая, привлекательная девушка.
Анестезиолог и медсестра в полной растерянности.
– Зачем нам его сюда привезли? – удивлённо спросил анестезиолог.
– Не знаю. Ума не приложу, – пожав плечами, отвечает медсестра.
– Было бы что прикладывать, – бормочет себе под нос анестезиолог.
В операционную вбегает молодой человек лет двадцати пяти. Все трое – в зелёных операционных комбинезонах, в шапочках, бахилах. У всех на лицах маски. Медсестра удивлённо и игриво смотрит на вошедшего:
– А вы зачем здесь? Вы же невропатолог.
– А вам что, хирург не нужен? У нас в больнице другой хирург разве есть? Нашего хирурга «уплотнили» с другой больницей. Вот он и бегает. День здесь, день там. Сегодня он у нас не оперирует, понятно? То-то же. Быстро, быстро за работу! Что с ним?
– Огнестрельная ранка в животик, – елейно произносит, жеманясь, медсестра. – Из охотничьего ружья. По ошибке или по пьянке охотник выстрелил в своего приятеля. Засадил ему заряд дроби.
– Сейчас посмотрим. Так, наркоз, вижу, уже дали. Отлично. Молодцы! Да он и так, впрочем, без сознания. Сестра, скальпель! Внимание, приступаем! Салфетку! Марлю!.. Ой, сколько же крови! Я весь испачкался! Сестра вытрите мне кровь на очках! Живо! А то я не там резать начал. Зажим! Не мне, а себе! Ладно, и мне один дайте. Да зашивайте уж там, где я случайно разрезал. Вот здесь. Внизу! Так, как там приборы? Что показывают?
– Все приборы что-то показывают!
|
|
|
– Отлично!
Хирург режет живот пациенту. Сестра зашивает разрез, где аппендицит.
Анестезиолог следит за приборами:
– Наркоза может не хватить.
– Это почему? – хмуро взглянул хирург на анестезиолога.
Анестезиолог широко разводит руками и хмурится, что-то припоминая:
– Забыл долить сюда этого… как это называется…
– Как?! – рычит хирург.
– Не помню. Знал, но забыл. С кем не бывает! У меня же болезнь Альцгеймера.
– Так мне и вас ещё оперировать надо? Увольте, бога ради! Только не сегодня!
– Может, димедрол? – робко предлагает медсестра.
– Вполне возможно, – соглашается анестезиолог, – только его ещё найти надо.
– Чего стоите? Бегите! Принесите ещё этого, как вы там его назвали… – командует самопровозглашённый хирург.
– Я не называл, – возразил анестезиолог, – это всё медсестра.
– А я здесь при чём? Я не анестезиолог.
– Как при чём? – возмутился хирург. – Вы, медсестра, не знаете, что необходимо, чтобы ввести в состояние наркоза?
– А откуда мне знать-то? Мне самой наркоз никогда не делали. Вот спиртом, водкой поили. Было дело, чего скрывать. По молодости чего не бывает!
– Хватит вам базарить своим длинным язычком. Это всё-таки операционная, – сердится хирург, – и у нас операция, а не телешоу! Это вам не шутки! Занимайтесь делом. Итак, что мы видим? Мы с вами видим, что кишечник этого субъекта просто нашпигован мелким свинцом. Как мне определить, где кишки зашивать? Сестра, у нас в больнице рентген есть?
– Уже нет. Отдали рентген в ЦКБ. Там, говорят, он нужнее.
– А как я, вы полагаете, определю, в каком месте у пациента дырки? Я же молодой специалист. Без операционной практики. Что вы на меня так смотрите? Ладно, ставьте, сестра, в общем, рядом с оперируемым табуретку, а на неё – таз с кипячёной водой. И слегка добавьте марганцовки. Для дезинфекции.
– Кипячёной нет.
В операционную входит вразвалочку анестезиолог. У него в руках ёмкость с жидкостью.
– Ладно, насыпьте марганцовки в обычную воду. Из-под крана… А вот и наш родной анестезиолог объявился, – хирург смотрит на наручные часы, – надо же, и часа не прошло. Почему мне часы перед операцией никто не снял? Это ж инфекции и бациллы! Сестра, налейте мне на часы спирт! Анестезиолог, твою мать! Извини, не твою! Принесли мне то, не знаете что?
Сестра набирает в таз воду из-под крана. Насыпает в него марганцовку.
– Принёс. Правда, что принес, как не знал, так и не знаю, – анестезиолог показывает что-то хирургу.
–Поставьте склянку с неизвестно чем вон туда, – Он указывает скальпелем на стеклянный стол, – Это на самый крайний случай. Если вам нечем здесь заняться, то помогайте пока медсестре. Или мне кофейку принесите. Ладно, кофе потом попью. В крайнем случае пациента спиртом накачаем. Видели фильм «Война и мир»? Там ногу солдату отрезали. А перед операцией дали ему спирта. Чем мы хуже? Мы такие же профессионалы. И со спиртом отрежем больному ногу. Сестра, спирт у нас есть?
|
|
|
– Есть. Но у оперируемого нога вроде в порядке. Её лучше пока не резать. Брюшная полость…. А там, как вы решите.
– У кого брюшная полость? Это ещё что за новости? Это ещё, кроме желудка? Ну, попали! Так, кстати, о спирте. Его много?
– Много. Вам хватит.
– Не фальсификат? Не палёный?
– А кто ж его знает? Я немного хлебнула… перед операцией. Для храбрости.
– Для храбрости-это правильно. Дайте-ка тогда и мне попробовать. Раз вы ещё живы.
Сестра наливает спирт в ложечку и, отодвинув маску, даёт хирургу попробовать.
– Мало. Не понял. Вон в неё, – хирург показывает глазамина мензурку.
Сестра наливает спирт в двухсот граммовую мензурку.
– Лейте мне медленно в рот.
Сестра льёт спирт в рот хирургу. Хирурга передёргивает:
– Нормальный! Годится. О, хорошо! Веселей оперировать! Если наркоз кончится, вставьте в зубы клиенту деревянную палку, чтобы не орал.
– Так где ж её взять, палку-то?
– Тогда вот тот круглый инструмент. Из нержавейки. Такой он не сгрызёт!
Хирург выкладывает в таз все кишки пациента. А их о-го-го сколько, целых семь метров! Начинает их промывать и зрительно, на ощупь, искать отверстия в стенках кишок.
Руки, комбинезоны – всё в слизи, в крови. Пейзаж натуральный.
– Не получается на ощупь, – вздыхает хирург, – ничего не получается. Никак дырки не нащупаю…. А, придумал! Я сделаю вот как. Надо прокачать кишки насосом. Да-да, сестра, обычным велосипедным насосом.
– А откуда здесь насос-то? – широко открыла глаза медсестра. – У нас такого реквизита нет. Не выписывали мы насоса. Зачем он нам без велосипеда?
– Безобразие. Как вы тут работаете без насоса? Тогда вот что! Сбегайте во двор. Там велосипед стоит. Прикованный цепью к забору. Я там насос видел. Тащите быстро! И трубку, трубку не забудьте!
– Артур Романович! Ну что Вы право все время о делах и о делах. А я между прочим в вас влюбленная и смотрите, какая открыта и доступная. Медсестра хочет расстегнуть халат, но хирург ее останавливает:
– А кто против? Но операционная не самое место для занятий любовью, да и момент вы выбрали, согласитесь Оленька, не самый удачный. Трубку тащите быстрее! Трубку я сказал!
– Хорошо, любимый подожду немного, когда ты будешь в духе.
Медсестра убегает.
– А как там у вас с наркозом? – спрашивает хирург анестезиолога.
– Заканчивается.
– А от кого здесь так алкоголем разит?
– От вас и разит, – робко сказал анестезиолог.
– А-а-а… А то я было подумал, что кто-то в операционной напился.
Сестра вбегает с насосом.
– Прокалите его на огне! – распорядился хирург. – А потом положите насос в таз со спиртом!
Медсестра прокаливает насос на спиртовой горелке. Обжигает себе руки. Анестезиолог стоит, скрестив руки и закрыв глаза.
– Хватит спать, – хирург теребит локтем анестезиолога, – лучше вон перевяжите руку сестре. Чего стоите и мечтаете, как Лермонтов у причала?
– А вот оскорблять меня в служебном положении не надо! Лермонтов не у причала стоял. Вы думаете, я все забыл на свете и ничегошеньки не помню? Дудки! Помню! Он дупле дуба в усадьбе своей бабушки сидел. Это Пушкин на утесе стоял.
– Извиняюсь. Не подумал. Спасайте медсестре руку, а то нам скоро обниматься надо будет. И резиновую перчатку ей наденьте. Да не на ногу, бог ты мой, а на руку. Да, да на обожженную руку! Бестолковый!
Анестезиолог наскоро перебинтовывает медсестре руку бормоча себе под нос:
– Сам бестолковый! Обниматься ему, ишь, рука помешает. Мне в свое в время руки не мешали, а ему, вишь, мешает.
Сестра тем временем после ее лечения анестезиологом наливает в таз спирт из бутыли. Опускает в таз со спиртом насос.
– Я вот здесь кишку обрезал. Сестра, видите? Когда все дырки заделаем, потом кишку, два её конца, сошьёте вместе. Понятно?
Хирург вставляет резиновую трубку насоса в конец кишечника. Медсестра качает насосом, а хирург перебирает кишки под водой. Ищет дырки.
– Старина, будь добр, почеши мне за правым ухом.
Анестезиолог подходит к хирургу и чешет ему за ухом.
– Может, хватит?
– Ещё разочек. Ладно, всё. Как там наркоз?
– Не знаю. Я вам за ухом чесал. Сейчас гляну. Нормально. Почти на нуле.
– Сестра, видите дырки, откуда идут пузырьки воздуха? Штопайте.
– Чем штопать-то?
– Да вон длинная капроновая нитка лежит на полу. Да не этой иглой! Боже мой, куда я попал? Кривой иглой, вон той, гнутой! Так! Все кишки прокачаем и по очереди все дырки штопаем. Да потихоньку, чёрт вас подери, качайте! Потихоньку, а то кишки лопнут. Это вам не велосипедная шина, думать надо! Видите, там струйка пузырьков? И там струйка. А сейчас… Ух, ну и дырища! Где нитки?! Держатель где?! Дайте я сам заштопаю. Иглу с ниткой! Подкачайте немного. Та-ак! Хорошо! Отложите в сторону насос! Штопайте теперь сами! Все дырки заштопали?
– Не знаю. Не видно в этой красной мути ни хрена.
– Только попрошу здесь без мата! Ладно, на сегодня хватит! Если что, потом доделаем. Завтра. Сшивайте, сестра, концы кишок. Сшили? Отличненько!
Хирург укладывает кишки обратно в живот. Нежно их расправляет:
– Вот так, поровнее. Чтоб красиво было! Ладно уж, живот сам зашью. Вам такое доверить… Что загрустили? Думаете, он не выживет? Ещё как выживет! Верите?
– Конечно, верим! Вы замечательный природный хирург. От Бога...
– Вот и очнулся наш охотник. Видите, улыбается? Уже и встать пытается. А если бы наркоза ещё дали, лежал бы полдня как бревно. Правда, больной?
– Он не улыбается. И встать не пытается. Вам это показалось. Это Вам весело! А ему еще нет! Ему не до веселья! Лежит, как полено. Не видите? А Вы приглядитесь! Пить надо меньше на операции, – осмелел анестезиолог.
– Не улыбается, говорите? А вы-то чего, как Буратино, рот растянули до ушей? Вы считаете, я пил? Да вы не знаете, как я пью по-настоящему. Ладно, пусть полежит ещё. Отдохнёт немного от нас. А мы от него. Шутка.
Хирург обнимает за плечи медсестру и жмёт руку анестезиологу. Сестра прижимается к хирургу:
– Вы замечательный природный хирург! От Бога! Я Вас хочу!
– Оленька, только не здесь и не сейчас. Потерпите.
– Потерплю.
– Благодарю за службу Отечеству! Вы меня спросите, как я операцию так великолепно провёл? Кто мне разрешил? А что прикажете делать? Хирурга-то в нашей больнице по программе оптимизации «слили» с другой больницей. И что, мне умирающего не оперировать? Бросить? Пусть погибает? Так, да? А клятва Гиппократа на что?! Как увидел, что его везут, всех своих психов бросил к чертям собачьим и скорее к вам на помощь. А то, кто ж его, бедолагу, оперировал бы? Вы, уважаемый?
Хирург смотрит пристально на анестезиолога. Тот прячет глаза. Потом говорит победоносно повисшей на его шее восторженной медсестре:
– В том-то и дело! То-то же! А то б наверняка упустили мужика!
ЛЮБОВЬ ЗЛА
– А ты знаешь, кого я ещё пригласил на твой день рождения? Тольку.
– Не согласовав со мной?
– Извини, как-то так всё спонтанно получилось. Да ты его знаешь хорошо. Мы с ним вместе на Кубе год были. Он одичал совсем и много лет ни с кем не общался после той истории, которая с ним на Кубе приключилась. Тут я ему как-то позвонил, а он мне говорит, что буквально недавно женился.
– И где же он живёт?
– У жены, в её квартире. Столько лет без своей квартиры мыкался! Сначала – студенческая общага, потом – съёмные квартиры! Он же не москвич, а из Челябинска... Говорит, что счастлив. С радостью принял приглашение прийти. Да и нам всем, его приятелям по инязу, интересно посмотреть, каким он теперь стал, а то совсем от студенческих друзей отбился. Сколько лет один! Как бобыль. Он был заядлым и убеждённым холостяком. После бурного развода. Помнишь? В 1969-ом году. Я тебе рассказывал, ты просто забыла. Столько лет прошло. Ты не против, если они придут?
Зина садится рядом с мужем:
– Ради бога! Ты что-то такое рассказывал в своё время, припоминаю. Давно. Его какая-то баба обманула, все деньги отняла.
–Не деньги. Сертификаты. Душещипательная история с ним произошла. После института. Он тогда свою карьеру переводчиком начинал. Предложили ему поехать на год на Кубу. На электростанцию «Mariel» под Гаваной. Толя решил, что ему одному там дюже трудно будет, поэтому надо было срочно жениться. Ну и женился на хорошенькой куколке из какого-то НИИ. Ему все говорили: «Что ты делаешь? Одумайся! Она же подряд со всем НИИ! Все вокруг об этом знают! » А он отвечал: «Брехня! Завидуют! Не верю. Я её люблю. И она меня тоже. Она не такая. Когда я с ней познакомился, она просто ждала трамвая». А «не такая» уже на свадьбе нам с Серёгой глазки строила. Но помочь Толе мы с Сергеем уже ничем не могли. Оставалось только кричать «Горько! » И повёз Толя свою жену на остров Свободы. Куба встретила Таню экзотикой и отелем «Sierra Maestra», где тогда жили дипломаты всех мастей, набитые разной валютой. И Татьяна сразу загуляла с этими дипломатами. Пока Толик работает переводчиком с турбинистами, электриками и котельщиками на электростанции, жена купается, загорает, в баре сидит целыми днями, коктейль с ромом Daiquirí потягивает через соломинку. А о муже забыла совсем. Даже готовить ему перестала. Люди Толе рассказывают, как его Таня с дипломатами гуляет. Толик изнервничался весь. Поголодал один месяц, пососал лапу – другой. Терпел он это дел месяцев пять А потом, после очередного крутого объяснения с Татьяной, собрался с духом и пошёл в наше посольство. Там громогласно заявил, что, мол, моя жена, такая – сякая, меня фактически бросила, изменяет мне не только с первым встречным, но и с первым поперечным, променяла мои жёлтые сертификаты на зелёные доллары, есть мне не готовит, меня не обстирывает, со мной, извините за интимные подробности, не спит – морду воротит. Вышлите её, пожалуйста, с острова Свободы в 24 часа, как комсомолку, за её аморальное поведение в быту, так как оно, такое её поведение, отрицательно сказывается на моём производстве переводчика. А самолёты «Ту-114» в те времена на Кубу только раз в неделю летали. Умные головы в посольстве подумали и решили: какого хрена нам нужна такая советская семья на Кубе, член которой-«студентка, спортсменка, комсомолка и просто красавица», как говорили в «Кавказской пленнице», так позорит весь могучий Советский Союз. Взяли, да и выслали их обоих к «такой-то матери» в Союз ближайшим рейсом. Только не в двадцать четыре, а в девяносто шесть часов. К тому же бедного Толика его жёнушка ещё и обобрала. Отняла у него по наглому почти все честно им заработанные в поте лица хоть и не первосортные, бесполосные, а второсортные, жёлтые, но всё же сертификаты. Не побрезговала. Хотя это, конечно, была далеко не валюта, к которой её уже приучили иностранные дипломаты в отеле.
– И что же, он ей позволил вот так спокойно забрать все деньги?
– Она спрятала их у себя перед самым отъездом на груди, можно сказать, под самый что ни на есть лифчик. «Ты что, на беззащитную женщину с кулаками полезешь? А не я ли здесь почти полгода под таким ужасным тропическим солнцем парилась? Посмотри, как я обгорела у бассейна. Кожа так и дымится. Одни лохмотья от моей беленькой кожи остались. Ты женщину не сможешь обидеть! Каким после этого ты джентльменом будешь?! Да никаким! Уйди, не прикасайся ко мне! » – сказала Татьяна Толику. Он и не полез к ней под лифчик. В результате она смилостивилась и вернула ему немного. Ну очень мало, прямо кот наплакал, как говорится. А с остальными сертификатами по возвращении в Москву сразу направилась в «Берёзку», отоварилась там под самую что ни на есть макушку. Разоделась в пух и прах и улетела в Сочи – поправлять своё «подорванное» на Кубе здоровье, заголять своё холеное тело. Теперь уже на нашем отечественном юге.
– А Толя что?
– Что? Жалко его было. Очень. Он ведь страшно как любил её, стерву. Ждал её. Всё надеялся. Просил, умолял его простить, её прощал. Только она всё же развода потребовала. А он потом стал невыездным. На какое-то время. За то, что выслали с Кубы. Хотя его приятели, комсомольцы на Кубе, не дали вконец характеристику ему испортить, как того добивался секретарь комсомольской организации посольства, идейный киллер Петухов. Вот так с тех пор и сделался Толя ярым женоненавистником. И с нами почему-то все отношения порвал. Стыдился, что ли? Только чего? Мы же его и спасли, а то так бы на всю жизнь невыездным и остался. А мы ведь рисковали под гнев секретаря посольства попасть. В то время-это не шутка была. Могло и для нас всё плачевно закончиться…
Раздался звонок.
–О! И кто к нам первым пришёл? – муж, чмокнув жену в щёчку, вскочил и побежал открывать дверь гостям.
ПОД СЕНЬЮ КАРИБСКИХ ПАЛЬМ
П о проходу идет фигуристая стюардесса с маленьким подносом в руке. На нем стакан с соком. Самолет делает крен, стюардесса теряет равновесие, слегка облокачивается о плечо молодого человека в светлом костюме.
– Ой, простите, – Она заботливо разглаживает пиджак на его плече.
– Ничего… – Владимир ей любезно улыбается.
Стюардесса идет дальше. Владимир смотрит ей в след. Его взгляд перехватывает сосед через проход.
– Первый раз на острове Свободы? Там будут экземпляры поаппетитнее…
Владимир пожимает плечами, опускает голову к газете... Пассажир понимающе улыбается, удобнее устраивается в кресле, прикрывает глаза.
Владимир отрывается от газеты, смотрит в иллюминатор самолета на проплывающие внизу облака. В его воспоминаниях они превращаются в Политическую карту мира на стене кабинета в Главном Управлении кадров Министерства Обороны СССР…
Владимир в новенькой военной офицерской форме с погонами лейтенанта и еще четыре таких же, как и он, переводчика сидят в коридоре у кабинета с номером 327. Из кабинета с номером 329 выходят три молодых парня, но уже старшие лейтенанты. Они пунцовые от волнения, но довольные с интересом рассматривают медали на груди друг у друга. Один из лейтенантов встает с дивана, догоняет уходящих награжденных и что-то у них спрашивает. Возвращается к своим коллегам и радостно сообщает им только что узнанное.
– Это переводчики, – говорит его приятель по выпуску Бабаян, – Во Вьетнаме воевали ребята. И вот, они награждены медалями «За отвагу».
Молодые лейтенанты с восторгом смотрят вслед геройским коллегам. В это время дверь кабинета открывается и в приемную выходит лейтенант Корецкий. Он бледен. Владимир бросается к нему:
– Ну, что, Юра? Все в порядке?
– Резолюция: оставить пока без назначения.
Владимир оборачивается к двери, из кабинета доносятся голоса…
– Кто-то доложил, как мы звездочки лейтенантские бурно обмывали… и мне так ничего конкретного и не сказали. Сказали только ждать, ждать решения…
В кабинете, где проходит выездная комиссия во главе стола сидит генерал-лейтенант, справа от него копошится в бумагах генерал-майор и слева от него расположились генерал-майор и два полковника.
– Кто следующий? – спрашивает громадный генерал- лейтенант.
Полковник смотрит в папку:
– Лейтенант Ершов. Тоже из Военного института иностранных языков.
–Приглашайте. А Корецкий пусть пока поработает в Москве с делегациями. Посмотрим, как он будет себя вести.
В приемную выглядывает полковник и приглашает на комиссию Владимира. Ершов входит в кабинет. Он хочет было сделать несколько строевых шагов, но кабинет маленький, и он, сделав только один шаг, встает около свободного стула.
В этот момент генерал-майор отвечает генерал-лейтенанту:
– Так точно. До заграницы еще дорасти надо.
Генерал-лейтенант кивает, берет личное дело, которое кладет перед ним полковник и читает фамилию на обложке. Смотрит пристально и внимательно на Владимира.
– Товарищ генерал-лейтенант, лейтенант Ершов на заседание выездной комиссии прибыл.
– Садитесь, товарищ лейтенант.
Генерал-лейтенант открывает папку, просматривает ее содержимое. Владимир садится на краешек стула. Генерал-лейтенант листает личное дело лейтенанта, показывает запись в личном деле генерал-майору. Тот читает, водя пальцем по тексту. А по виску Владимира стекает капелька пота. Генерал-лейтенант удовлетворенно кивает головой, передает личное дело генерал-майору слева, тот внимательно его изучает.
– Товарищ лейтенант Ершов. Мы хотим направить вас на Кубу. Как вы на это смотрите?
Владимир вскакивает со стула.
– Есть ехать на Кубу! Я согласен.
Генерал-майор слева передает папку генерал-майору справа. Тот улыбается.
– Товарищ лейтенант!
Владимир вытягивается по стойке «смирно».
– Вы, – хриплым, стальным голосом, но доброжелательно говорит ему генерал-лейтенант, – направляетесь в качестве военного переводчика испанского языка в служебную командировку на Кубу. На два года
– Есть!
Генерал-лейтенант берет у генерал-майора отпечатанное назначение.
– Как? Не подведете нас?
Золотое перо зависает над назначением…
– Никак нет! Не подведу.
Генерал-лейтенант удовлетворенно хмыкает и размашисто подписывает назначение.
– Вопросы к нам есть?
Назначение подписывают и генерал-майоры.
– Никак нет.
– Вы свободны, товарищ лейтенант.
Владимир четко поворачивается кругом, выходит из кабинета. Полковник идет вслед за лейтенантом приглашать следующего.
Владимир смотрит на проплывающие внизу облака. Кто-то трогает его за локоть. Владимир оборачивается. Это сосед. Он дружелюбно улыбается, протягивает руку.
– Здравия желаю! Будем знакомы. Иван Иванович. Прохоров. Капитан царицы полей. Военспец, так сказать.
Владимир подозрительно изучает его, но все-таки привстает со своего кресла.
– Владимир Максимович Ершов.
Соседи пожимают друг другу руки.
– Очень приятно. Вы не будете возражать, если я к Вам пересяду?
– Пожалуйста. Садитесь.
Прохоров бросает взгляд вдоль прохода, достает из сумки плоскую бутылку коньяка, лимон, пластмассовый выдвижной стаканчик, встает и пересаживается вместе с сумкой на свободное место рядом с Владимиром. Эффектно махнув рукой, Прохоров раскрывает стаканчик, ставит его на откидной столик, наливает в стаканчик коньяк. Владимир неодобрительно наблюдает за его действиями. Прохоров понимает его взгляд.
– По маленькой. За знакомство! Нам столько лететь! Выветрится! По чуть-чуть. А, Владимир Максимыч? Или сразу будем на «ты»?
– Товарищ капитан…
|
|
|
