 |
Лекция 13. Психофизическая проблема. Формулировка проблемы. Принципы психофизического взаимодействия и психофизического параллелизма: доводы «за» и «против». Предлагаемое решение проблемы: «D-мир», «М-мир» и «Синдром Пигмалиона» (по Дж. Сингу); точка зрен
|
|
|
|
Лекция 13
Психофизическая проблема
Формулировка проблемы. Принципы психофизического взаимодействия и психофизического параллелизма: доводы «за» и «против». Предлагаемое решение проблемы: «D-мир», «М-мир» и «Синдром Пигмалиона» (по Дж. Сингу); точка зрения «марсианина»; снятие проблемы. Ограничения объяснения психического со стороны физиологии. Собственные единицы анализа. Закономерности психологической науки
Материалистический взгляд на психику, зародившийся в представлениях древних философов, все более утверждался в научном и обыденном сознании и в настоящее время является аксиомой, поскольку вряд ли можно всерьез подвергать сомнению связь между «мозгом» и «психикой».
На изучение «физиологических основ» психики, или «физиологических механизмов» психики, направлены усилия представителей многих дисциплин: медицины, физиологии, психофизиологии, нейропсихологии и др. На этот счет накоплен уже Монблан фактов, и их число продолжает умножаться. Однако и в наши дни продолжает дискутироваться одна проблема, которая имеет не конкретно-научный, а методологический характер. В истории естествознания она получила название психофизической, а с конца XIX в. – психофизиологической проблемы. Эти два названия употребляются и сейчас как синонимы.
Вы должны познакомиться с этой проблемой, потому что она имеет отношение к решению ряда фундаментальных методологических вопросов, таких как предмет психологии, способы научного объяснения в психологии, проблема редукционизма в психологии и др.
Нужно сразу сказать, что до сих пор нет окончательного и общепринятого решения психофизиологической проблемы. Это связано с ее чрезвычайной сложностью.
|
|
|
В чем суть этой проблемы? Формально она может быть выражена в виде вопроса: как соотносятся физиологические и психические процессы? На этот вопрос предлагалось два основных варианта решения.
Первое получило название принципа психофизического взаимодействия. В наивной форме оно было изложено еще Р. Декартом. Он считал, что в головном мозге имеется шишковидная железа, через которую душа воздействует на животных духов, а животные духи – на душу.
Второе решение известно как принцип психофизического параллелизма. Суть его состоит в утверждении невозможности причинного взаимодействия между психическими и физиологическими процессами.
На позициях психофизического параллелизма стояла психология сознания (В. Вундт), имевшая в качестве своего необходимого дополнения (дополнения, а не органической части) физиологическую психологию. Это была отрасль науки, занимавшаяся физиологическими процессами, которые сопровождают психические процессы, или сопутствуют им, но в которых психология не должна искать своих законов.
Рассмотрим доводы «за» и «против» каждого из этих решений.
Итак, согласно принципу, или теории, психофизического взаимодействия физиологические процессы непосредственно влияют на психические, а психические – на физиологические. И действительно, казалось бы, фактов взаимодействия психических и физиологических процессов более чем достаточно.
Приведу примеры очевидного влияния мозга на психику. Их сколько угодно: это любые нарушения психических процессов (памяти, мышления, речи) в результате мозговой патологии – мозговых травм, опухолей и др.; психические следствия различных фармакологических воздействий на мозг – алкоголя, наркотиков и др.; психические феномены (ощущения, образы воспоминаний, эмоциональные состояния), возникающие при непосредственном раздражении мозговых центров и т. п.
|
|
|
Фактов, как будто свидетельствующих об обратных влияниях – психики на физиологические процессы, не меньше. Это прежде всего все произвольные движения (захотел – и поднял руку); психосоматические заболевания (язвы желудка, инфаркты); все психотерапевтические эффекты – излечение болезней в результате внушения, собственно психотерапии и т. п.
Несмотря на кажущуюся очевидность фактов взаимодействия психических и физиологических процессов, теория взаимодействия наталкивается на серьезные возражения.
Одно из них заключается в обращении к фундаментальному закону природы – закону сохранения количества энергии. В самом деле, если бы материальные процессы вызывались идеальной, психической, причиной, то это означало бы возникновение энергии из ничего. Наоборот, превращение материального процесса в психический (нематериальный) означало бы исчезновение энергии.
Есть несколько способов ответить на это возражение или обойти его. Во-первых, пренебречь законом и сказать: «Ну, что же, тем хуже для закона, раз он не выдерживает очевидных фактов». Но почему-то в литературе такого хода нет или его можно встретить очень редко. Другой способ состоит в том, чтобы ввести особую форму энергии – «психическую энергию».
Наконец, третий, наиболее распространенный, способ состоит в отказе от полного отождествления психического и идеального. Согласно этой точке зрения, следует различать два плана анализа: онтологический и гносеологический. Онтологический план – это план бытия, объективного существования. Гносеологический план – план познания, отражения.
Если имеется объективно существующий предмет и его сознательный образ, то с гносеологической точки зрения этот образ – идеальная сущность: ведь в человеческой голове нет второго материального предмета, а есть лишь отражение первого, объективно существующего. Однако с онтологической точки зрения образ – это материальный процесс, т. е. процесс в мозговом веществе. Таким образом, во всех случаях, когда налицо влияние тела на психику и психики на тело, происходит взаимодействие не материального с идеальным, а материального с материальным же.
|
|
|
Так, мое намерение поднять руку есть факт сознания и в то же время мозговой физиологический процесс. Этот процесс может, если я окончательно решусь поднять и опустить на кого-то руку, перейти в моторные центры, затем в мышцы и выразиться в физическом действии. Но, может быть, нравственные соображения заставят меня воздержаться от этого действия. Нравственные соображения – это тоже материальный мозговой процесс, который вступил во взаимодействие с первым и затормозил его.
Аналогичное рассуждение можно провести для любого психосоматического явления. Итак, с трудностями принципа психофизиологического взаимодействия мы обходимся относительно просто, заменяя его принципом материальных взаимодействий.
Казалось бы, проблема решена! Но почему-то она продолжает беспокоить. Беспокойство это можно выразить следующим рассуждением. Допустим, все процессы материальны, но они все равно выступают в двух резко разных качествах, или формах: в субъективной (прежде всего в виде явлений, или фактов, сознания) и в объективной (в виде биохимических, электрических и других процессов в мозговом веществе).
Все равно существует два рода явлений, или два непрерывных потока: поток сознания и поток физиологических процессов. Как же соотносятся эти «потоки» между собой? Возобновив, таким образом, основной вопрос и имея в виду все высказанные выше соображения, вы, по-видимому, ответите более осторожно. Вы теперь не будете утверждать, что процессы из одного ряда переходят в другой ряд. Скорее, вы будете готовы сказать, что процессы в обоих рядах соответствуют друг другу.
Так вы сделаете шаг в направлении второго классического решения – психофизического параллелизма.
Вообще говоря, параллелистических решений существует несколько. Они различаются по некоторым, иногда важным, но все-таки дополнительным утверждениям.
Так, дуалистический параллелизм исходит из признания самостоятельной сущности духовного и материального начал. Монистический параллелизм видит в психических и физиологических процессах две стороны одного процесса.
|
|
|
Главное же, что объединяет все эти решения – это утверждение, что психические и физиологические процессы протекают параллельно и независимо друг от друга. То, что происходит в сознании, соответствует, но не зависит от того, что происходит в мозговом веществе, и, наоборот, процессы в мозге соответствуют, но не зависят от того, что происходит в сознании.
Нужно понять глубокие основания для этого главного «параллелистического» утверждения. Ведь пока что нет ни одного факта или соображения, которые хотя бы на шаг приблизили нас к пониманию того, как физиологический процесс превращается в факт сознания. Больше того, по словам одного из современных психологов, наука до сих пор не видит не только решения этого вопроса, но даже подступов к этому решению.
А если невозможно представить себе процесс перехода одного состояния (события) в другое, то как можно говорить об их взаимодействии?
Может быть, самым правильным будет утверждение параллельного протекания и независимого соответствия указанных процессов?
Но сразу же вслед за принятием такой, казалось бы, вполне приемлемой и обоснованной точки зрения начинаются недоумения и неприятности.
Главное из них состоит в отрицании функции психики.
Рассуждение здесь идет примерно следующим образом.
Имеется материальный мозговой процесс. Он чаще всего запускается толчком извне: внешняя энергия (световые лучи, звуковые волны, механические воздействия) трансформируется в физиологический процесс, который, преобразуясь в проводящих путях и центрах, облекается в форму реакций, действий, поведенческих актов. Наряду с ним, никак не влияя на него, развертываются события в плане сознания – образы, желания, намерения. Но материальному процессу, так сказать, все равно, существуют эти субъективные явления или нет. Независимо от существования и содержания плана сознания физиологический процесс идет своим ходом.
Психический процесс не может повлиять на физиологический, так же как, по образному сравнению В. Джемса, мелодия, льющаяся со струн арфы, не может повлиять на частоту их колебаний или как тень пешехода – на скорость его движения. Психика – это эпифеномен, т. е. побочное явление, никак не влияющее на ход материального процесса.
Один из важнейших научно-практических или, точнее, научно-стратегических выводов из этого представления состоит в следующем. Если течение физиологических процессов не зависит от психических процессов, то всю жизнедеятельность человека можно описать средствами физиологии.
|
|
|
В прошлом эта точка зрения носила название теории автоматизма. В. Джемс иллюстрирует ее следующим примером.
«Согласно теории автоматизма, – пишет он, – если бы мы знали в совершенстве нервную систему Шекспира и абсолютно все условия окружавшей его среды, то мы могли бы показать, почему в известный период его жизни рука его исчертила какими-то неразборчивыми мелкими черными значками известное число листков, которые мы для краткости называем рукописью «Гамлета».
Мы могли бы объяснить причину каждой помарки и переделки: мы все бы это поняли, не предполагая при всем том в голове Шекспира решительно никакого сознания.
Подобным же образом теория автоматизма утверждает, что можно написать подробнейшую биографию тех 200 фунтов или около того тепловатой массы организованного вещества, которое называлось Мартин Лютер, не предполагая, что она когда-либо что-либо ощущала» (32, с. 203).
Таким образом, параллелистическое решение влечет за собой взгляд на психику как на эпифеномен, а этот взгляд, последовательно проведенный до конца, приводит к таким абсурдным утверждениям, будто можно понять творчество Шекспира, не предполагая у него вовсе каких-либо чувств, переживаний, мыслей, сознания вообще.
Но если даже найдутся горячие головы, которые скажут: «Да, в принципе физиология когда-нибудь (пусть очень не скоро) опишет и объяснит на своем языке течение чувств, мыслей и других сознательных явлений», останется еще критический вопрос: а зачем тогда возникло сознание?
Как замечает Ж. Пиаже, с эпифеноменалистической точки зрения сознание должно рассматриваться как результат случайной мутации. Но тогда становится необъяснимым неуклонное развитие психики в филогенезе и бурное развитие в онтогенезе, наконец прогресс сознательных форм отражения в историческом развитии человечества, который обнаруживается хотя бы в неуклонном развитии научных знаний. Таким образом, несмотря на самые оптимистические надежды физиологов, необходимость объяснения полезной функции психики остается.
Итак, подытожим трудности, на которые наталкиваются два основных решения психофизической проблемы.
Теория взаимодействия оказывается несостоятельной, во-первых, по «энергетическим» соображениям: если психический процесс понимается как нематериальный, то данная теория вынуждена признать возникновение материи из ничего и превращение материи в ничто. Во-вторых (если за психическими процессами признать материальную природу), остается принципиальная невозможность проследить последовательный переход психического процесса в физиологический и наоборот.
Перед лицом этих трудностей более приемлемым кажется параллелистическое решение в варианте материалистического монизма. Оно исходит из представления о существовании единого материального процесса, который имеет две стороны: физиологическую и психическую. Эти стороны просто соответствуют друг другу. Однако в таком случае психика оказывается в роли эпифеномена: физиологический процесс от начала до конца идет сам по себе и не нуждается в участии психики. Сознание оказывается безработным, пассивным созерцателем.
Признание же полезной функции сознания (и психики вообще) возвращает к идее взаимодействия. В самом деле, что значит утверждение о том, что сознание имеет полезную функцию? Это значит, что без него процессы жизнедеятельности в целом не могут осуществляться, что процессы сознания «вставлены» в процесс жизнедеятельности в качестве необходимого звена. А из этого и следует, что они оказываются причиной некоторых физических действий: например, «я испугался и поэтому побежал».
Так мы снова приходим к тому, с чего начали, т. е. как бы попадаем в заколдованный круг или заходим в тупик. А теперь попробуем выбраться из этого тупика.
Я хочу предложить вам решение психофизической проблемы, которое представляется мне наиболее удачным. Как вы увидите, оно включает в себя целый ряд идей, высказанных учеными разных специальностей в очень разное время, и является их оригинальным синтезом. [12]
Оно начинается так же, как и монитический вариант параллелистического решения: имеется единый материальный процесс, и то, что называется физиологическим и психическим – это просто две различные стороны единого процесса.
Однако чтобы дальше размежеваться с параллелистическим решением, чтобы не впасть в его трудности и заблуждения, нужно более глубоко и более четко понять, что это за единый процесс и что представляют собой его различные стороны.
Для этого необходимо сделать отступление в некоторые более общие вопросы и вспомнить о существовании онтологической и гносеологической точек зрения.
Существуют внешний материальный мир – это одно; и существуют наши знания о нем – это, конечно, другое. Наши знания далеко неполны, неточны, часто неверны. Мир гораздо сложнее, разнообразнее, богаче наших представлений о нем – в этом мы убеждаемся на каждом шагу. Развитие наших знаний о мире представляет бесконечный процесс.
Если присмотреться к этому процессу, то можно обнаружить ряд интересных, не совсем обычных его свойств.
Прежде всего довольно очевидно, что мы подходим к познанию мира с разных сторон, выделяя в нем разные свойства, отношения, взаимосвязи. И каждый тип отношений, связей становится достоянием отдельной науки – ее предметом. Это, повторяю, стало уже очевидным или довольно привычным представлением.
Но сделаем следующий шаг и присмотримся к тому, что происходит в пределах отдельной науки. Мы обнаруживаем, что в каждой науке вырабатывается система представлений о закономерностях мира именно с той стороны, которая выделена данной наукой. Эти представления составляют теории сегодняшнего дня.
Но далее выясняется и следующее: как в масштабах науки, так и в голове отдельных ученых происходит онтологизация тех представлений о мире, которые они в данный момент имеют, т. е. объект объявляется тем, что о нем сейчас думают. Если бы, например, физика прошлого века спросили, что есть любой предмет, то, вероятно, он ответил бы: совокупность далее неделимых атомов и ничто другое.
Современный математик Дж. Синг вводит для описания тенденции онтологизировать научные знания о мире специальные термины (101). Он предлагает обозначать реально существующий мир «D-миром» (т. е. действительным миром), а наши представления, теории, о нем – «М-миром» (т. е. модельным миром). Процесс онтологизации он описывает как превращение «М-мира» в «D-мир», а ошибку, в которую при этом невольно впадают ученые, называет «синдромом Пигмалиона»[13]. Дж. Синг замечает далее, что с тех пор, как он открыл для себя существование этого синдрома, он стал просвечивать на него своих коллег-физиков, и его опасения в большинстве случаев оправдались: почти все они оказались в большей или меньшей степени зараженными этим синдромом.
Немного позже, после изложения теории относительности, которую Дж. Синг обозначает, как «М 2-мир», отводя обозначение «M 1-мир» для ньютоновской физики, он признается, что сам, по-видимому, безнадежно болен «синдромом Пигмалиона». К этому выводу его приводит попытка ответить на вопрос: «Что есть самое реальное, т. е. самое глубокое и фундаментальное, в мире, который его окружают? »
«Вот я смотрю вокруг себя, – пишет Дж. Синг, – я вижу: стол, книги, пишущую машинку… Они, конечно, реальные вещи, но сказать это – слишком тривиально. Самое реальное и фундаментальное, что лежит в основе этих и всех других вещей, – это метрический тензор! » [14] (101, с. 85).
Нужно признать, что онтологизация научных представлений и теорий (синдром Пигмалиона) – процесс естественный и необходимый в науке. Без него почва, на которой стоит ученый, стала бы слишком зыбкой, психологически неустойчивой. Нельзя оглядываться на каждом шагу, напоминая себе, что наше представление условно и верно только относительно. От этого все равно не изменятся локальные и конкретные шаги в науке.
Однако в критические периоды развития науки (в периоды смены теорий) или перед лицом критических проблем разграничение реальности и того, что мы представляем о ней, бывает полезным.
К таким критическим проблемам и относится психофизическая проблема.
Вернемся теперь к поставленным вопросам: (1) сторонами какого единого процесса является то, что называется физиологическим и психическим процессами? и (2) в каком смысле нужно понимать их лишь как стороны единого процесса?
На первый вопрос – вопрос о характере единого процесса – ответить очень трудно и, строго говоря, невозможно. Ведь для того чтобы описать какой-то процесс, нужно уже выбрать систему понятий, связанных и согласующихся между собой, т. е. уже выделить какой-то аспект или сторону процесса.
Но все же, чтобы хоть частично преодолеть эту трудность, примем возможно более общую и в то же время непривычную для человека точку зрения – точку зрения гипотетического «марсианина».
Предположим, что какой-то необычный космический житель смотрит в определенную точку пространства, где находится планета Земля, и обнаруживает там флуктуирующие тепловатые массы. Он обнаруживает, что эти массы (т. е. люди) существуют во времени и пространстве, что они имеют определенные границы, что они постоянно передвигаются, поддерживают постоянный обмен веществ со средой, взаимодействуют между собой и т. п.
Если бы марсианин спустился и подслушал, как называют весь этот процесс сами тепловатые массы, то он услышал бы слова вроде: «процесс жизнедеятельности», «процесс уравновешивания со средой», «борьба за реализацию потребного будущего» и т. д.
Но, вероятно, с его точки зрения, все эти слова были бы скудны и бедны для обозначения осуществляющегося процесса! Потому что, будучи необыкновенным существом, он имел бы необыкновенные «фильтры», через которые рассматривал бы этот процесс. И вот, взяв один фильтр, он обнаружил бы, что массы наполнены какими-то состояниями: гневом, радостью, ненавистью, восторгом – и что эти состояния распространяются на другие массы, заражают их, влияют на их функционирование. Взяв другой фильтр, он увидел бы совсем другое, например распределение информации: сгустки информации, каналы передачи информации и т. п. Он увидел бы, что плотность информации не соответствует плотности распределения самих масс, что информация скапливается и оседает в одних местах (например, в библиотеках), рождается в других (в головах ученых) и т. д. Через третий фильтр он увидел бы только биохимические процессы и больше ничего, а через четвертый – трансформацию метрических тензоров. И все это, повторяю, он увидел бы, наблюдая один и тот же процесс – существование в пространстве и времени сгустков высокоорганизованной материи. Что же, он мог бы назвать его процессом жизнедеятельности человека (или человечества), понимая, однако, необыкновенное богатство и разносторонность его.
Необходимо постараться принять точку зрения марсианина. И это не так уж трудно сделать, потому что в его «волшебных фильтрах» можно увидеть замечательную способность научного мышления выделять в одних и тех же объектах очень разные аспекты, стороны или отношения.
Образ марсианина просто помогает несколько раскрепостить наше мышление, избавиться от подстерегающего соблазна заключить мир в прокрустово ложе обыденных представлений. Он помогает осознать, что в процессе, который нас интересует, имеется гораздо больше сторон, чем это диктует хотя бы та же психофизическая проблема.
Дело обстоит не так, что существует мозговой физиологический процесс и в качестве его отсвета, или эпифеномена, психический процесс. И мозговые, и психические «процессы» (процессы в кавычках, ибо они не имеют самостоятельного существования) – это лишь две разные стороны из многих сторон, выделяемых нами, обобщенно говоря, в процессе жизнедеятельности.
«Фильтры», с помощью которых выделяются эти стороны, – это прежде всего методы познания: физиологическая сторона выявляется, например, методом погружения электродов в мозговое вещество, методами биохимии и т. д., психологическая сторона (пусть пока речь идет о сознательных процессах) – непосредственной констатацией внутреннего опыта, явлений сознания.
Итак, мы составили несколько более полное представление о том, что физиологические и психические процессы в действительности есть просто разные стороны одного и того же процесса. Главная опасность, которой следует избегать, – это онтологизация указанных сторон.
Теперь вернемся к основному вопросу: как же соотносятся физиологические и психические процессы? Из сказанного должно быть ясно, что названные процессы не могут ни взаимодействовать, ни прямо соотноситься друг с другом.
Так, например, не может взаимодействовать красота человеческого тела с подробностями устройства и функционирования его внутренних органов. То, что выделяет скульптор и физиолог, – это разные стороны одного объекта, человеческого тела, которые обнаруживаются благодаря разным точкам зрения на него.
Воспользуемся другим примером, заимствованным у Э. Титченера.
Он сравнивает то, что «видит» физиология мозга, и то, что открывается сознанию, с разными видами на один и тот же город – с запада и с востока. Очевидно, что вид города с запада не может взаимодействовать с видом города с востока. Первый не может быть также и причиной второго. Но если из-за общих условий изменится один, то изменится и другой. Например, вид города с запада при солнечном свете и при луне будет разным, город будет выглядеть различно при солнце и при луне также и со стороны востока.
Подставим в эту последнюю часть сравнения какой-нибудь пример. Предположим, картина города с запада при лунном свете – это течение мозговых процессов в нормальном состоянии, а вид с той же западной стороны при солнце – это течение мозговых процессов после принятия какого-нибудь возбуждающего средства, например кофеина. Тогда нормальное состояние психики можно сравнить с восточным видом города при луне, а состояние повышенного возбуждения психики – с видом с востока при солнечном освещении. На этом примере хорошо видно, как видимые случаи «взаимодействия души» и тела могут быть проинтерпретированы совершенно иначе – просто как два разных проявления одной общей причины, стоит только принять меры против онтологизации разных сторон одного процесса.
Итак, психофизическая проблема решается или, лучше сказать, снимается по крайней мере в той части, которая относится к вопросу о соотношении физиологических и психических процессов.
Вариант монистического параллелизма в решении этой проблемы очень часто связывается с другим ходом мысли, а именно с утверждением, что любой психический процесс может быть описан с физиологической стороны, и не только описан, но и объяснен! Надо сказать, что этого мнения (а иногда и убеждения) придерживаются многие физиологи и в наши дни.
Несколько лет тому назад в одной дискуссии на факультете психологии выступили два профессора. Один из них очень эмоционально говорил о том, что психология имеет свой предмет и должна искать свои законы. Другой профессор запальчиво возражал примерно так: «Что бы здесь ни говорили, а наука о мозге будет отвоевывать у психологии все большие и большие области. И этот процесс никто не остановит! »
Убеждение, что все психическое может быть, и действительно будет, объяснено с развитием «науки о мозге», обозначается как позиция физиологического редукционизма в психологии. Необходимо разобраться с этой позицией, понять ее правомерность или ошибочность.
Итак, действительно ли физиология рано или поздно сможет объяснить все психические явления и процессы? Я собираюсь показать, что подобные надежды или претензии физиологии несостоятельны. Она принципиально не сможет описать и тем более объяснить процессы психической деятельности только с одной своей стороны.
Для начала воспользуемся теперь уже знакомыми вам представлениями из области физиологии движений.
Зададим себе вопрос: описание уровней построения движения – это задача физиологии? Конечно, да. Для того чтобы описать уровни, на которых строится движение, нужно выявить рецепторные поверхности, с которых идут сигналы обратной связи, проводящие пути, моторные центры, мозговые структуры, где замыкаются кольца управления и т. п., т. е. описать ход процесса управления движением внутри организма. А что необходимо для всего этого?
Вы уже знаете (и в этом состоит одно из замечательных открытий Н. А. Бернштейна), что такое физиологическое описание не сможет состояться, если не привлечь одного фундаментального понятия – «задача»! Без него нельзя узнать, через какие центры пойдет управление движением, какие кинематические характеристики будет оно иметь, какими сигналами оно будет афферентироваться. Теперь я вас спрошу: а из какого арсенала взято это понятие – «задача»? Это физиологический термин? Нет. Вспомните, А. Н. Леонтьев замечает, что задача, по Н. А. Бернштейну, – это то же, что цель в его терминологии, т. е. сознательная цель. Таким образом, двигательная задача – это самая настоящая психологическая категория.
Итак, чтобы решить сугубо физиологический вопрос, необходимо привлечь эту категорию.
Но тут физиолог может возразить. «Подождите, – скажет он, – вы же сами говорили, что всякая цель закодирована в материальном процессе, что имеется мозговой код модели потребного будущего, значит, вашу «фундаментальную психологическую категорию» – сознательную цель – можно тоже переложить на физиологический язык! »
И здесь я решительно отвечу: нет, нельзя. Что же из того, что за целью стоит материальный процесс? Да, стоит, но описать его своими средствами физиологи не смогут. Из первого – существования – вовсе не следует второе – возможность исчерпывающего описания! И вот почему.
Давайте задумаемся: физиолог собирается описать через процессы в мозговых клетках задачу, или цель, движения, притом любого движения.
Возьмем предметное действие уровня D. Что такое цель движения на этом уровне? Это представление о том, каким должен стать предмет (или предметная ситуация) в результате движения, правда? Значит, для того чтобы выразить эту цель через материальный мозговой процесс, что нужно закодировать? Нужно закодировать «потребное» состояние предмета! Вдумайтесь, речь идет уже не о состояниях организма (как, например, в случае акцептора действия акта чихания), а об описании на физиологическом языке состояния объекта, а для всей совокупности движений уровня D – всего предметного мира. Эта задача совершенно абсурдна, не говоря уже о том, что она просто невыполнима. О движениях уровня Е и о социальных целях можно уже и не говорить! Другое дело, если я опишу движения уровня А или В – улыбку, потягивание, координацию движений конечностей и т. д. Вот там цель движений будет представлена закодированными состояниями организма, будущим состоянием его двигательного аппарата. Такая задача уже вполне посильна для физиологии. Она, правда, далека еще от разрешения, но по крайней мере для описания состояний организма, процессов в нем физиологический язык как раз и предназначен.
Однако, повторяю, как только мы выходим за пределы организма и начинаем обсуждать, например, движения, соотнесенные с внешним пространством или тем более с предметным миром, так возможности физиологического языка кончаются!
Кстати, Н. А. Бернштейн это отлично понимал. Он писал, что, поднимаясь постепенно по лестнице уровней, мы неощутимо попадаем вместе с ними в область психологии.
Таким образом, физиологическая концепция Н. А. Бернштейна убедительно демонстрирует ограниченные возможности собственно физиологических описаний (в духе классической физиологии) процессов деятельности человека, конкретно его движений.
Но обсуждение отношений психологии и физиологии можно продолжить.
Если открыть современные руководства по психофизиологии, то можно увидеть на каждой странице физиологическую интерпретацию психических явлений. Там можно прочесть, что такие-то физиологические процессы обеспечивают определенные психические процессы, что они реализуют психические процессы, что они лежат в основе психических процессов, составляют их механизмы.
Как относиться к этим словам: «обеспечивают», «реализуют», «лежат в основе»? Как все эти термины (которые в данном контексте употребляются как синонимы) соотносятся с термином «объясняют»? Можно ли, раскрывая физиологические механизмы, объяснить психические процессы? Одно ли это и то же? И если нет, то в чем разница?
Я начну ответ с примера, который заимствую у Сократа. В диалоге «Федон» Сократ среди прочих вопросов поднимает и тот, который нас сейчас интересует.
«Кто-нибудь, – говорит он, – принявшись обсуждать мои действия, мог бы сказать: «Сократ сейчас сидит здесь (это значит в афинской тюрьме), потому что его тело состоит из костей и сухожилий… Кости свободно ходят в своих суставах, сухожилия, растягиваясь и напрягаясь, позволяют Сократу сгибать руки и ноги. Вот по этой-то причине он и сидит теперь здесь, согнувшись» (87, т. 2, с. 68). Говорить так, продолжает Сократ, значит «не различать между истинной причиной и тем, без чего причина не могла бы быть причиной» < …>, «без костей, сухожилий и всего прочего, чем я владею» < …>, «я бы не мог делать то, что считаю нужным» (87, т. 2, с. 69). Нужным же Сократ считает принять наказание, которое ему назначило государство. Это действие он считает «более справедливым и более прекрасным», чем бежать из тюрьмы и скрываться, как предлагали ему друзья.
Таким образом, истинная причина действий Сократа – это мотив гражданского долга, кстати вполне осознанный им.
Комментируя этот пример Сократа, Л. С. Выготский пишет, что вопрос: «Почему Сократ сидит в афинской темнице? » – прототип всех вопросов, поставленных перед современной психологией и требующих от психологии причинного объяснения.
К этому можно добавить, что критика Сократом псевдоответа на поставленный вопрос может служить образцом критики любых современных попыток объяснить целиком психологические факты физиологическими средствами (т. е. попыток редукционизма ). Приведу еще один более близкий нам, т. е. более современный пример.
Когда вы через некоторое время будете более подробно знакомиться с процессами внимания, то в специальных руководствах прочтете, что феномен внимания физиологически объясняется активирующими влияниями на кору больших полушарий со стороны неспецифической системы мозга (ретикулярной формации). В коре создается очаг повышенного возбуждения, при оптимальном уровне которого обеспечивается ясность и четкость соответствующих воспринимаемых содержаний. Исходя из этих же представлений, избирательность внимания объясняется локальностью неспецифических влияний, а отвлечение внимания – возникновением другого очага возбуждения, вызванного новым стимулом.
Но наряду с этими сведениями вы получите и другие. Вы узнаете, что эффекты внимания непосредственно связаны со структурой и динамикой деятельности. Например, что в поле внимания всегда оказывается содержание, соответствующее цели действия. Так что, если вы хотите направить внимание на предмет, вы не должны «таращить» на него глаза, а стать деятельным в отношении него.
Вот вам два объяснения или две причины: внимательны потому, что в таком-то участке головного мозга у вас создался очаг возбуждения, – и внимательны потому, что в отношении данного содержания поставлена цель и вы начали действовать в направлении реализации этой цели.
Какая из этих двух причин более истинна? По-моему, вторая. Я отвечаю так не из-за пристрастного отношения к психологии и психологическому типу объяснения, а из того простого соображения, что только анализ деятельности может объяснить также и то, почему данный очаг возбуждения вообще возник и возник именно в данном участке мозга. Динамика «очага», рассматриваемая в пределах одного мозга будет оставаться непонятной и, что весьма существенно, недоступной управлению.
Итак, и к этому примеру вполне подходит мысль Сократа. Одно, т. е. структура и ход деятельности, – истинная причина; другое, т. е. физиологические механизмы, – то, без чего причина не могла бы быть причиной. И добавляю еще словами Сократа: «Это последнее толпа, как бы ощупью шаря в потемках, называет причиной – чуждым, как мне кажется именем» (87, с. 69).
Разберем еще один вопрос: ну а хоть какие-нибудь психологические факты физиология объясняет? Вот, например, у человека болит голова, он ничего не может понять. И не нужно высоких материй для объяснения: не спал ночь (допустим, к зачету готовился), вот клетки и отказывают!
Или возьмем более академический пример: человек посмотрел на яркую лампу, перевел глаза на стену и видит подвижное черное пятно – это так называемый последовательный образ. Психофизиологи очень хорошо объясняют этот феномен: под действием яркого света «утомились» соответствующие рецепторы сетчатки (явление «утомления» тоже может быть раскрыто через анализ определенных биохимических процессов), вот они и не реагируют на световые лучи, поступающие на них. А через некоторое время нормальное состояние рецепторов восстановится, и тогда последовательный образ исчезнет. О
|
|
|
